ЛОТОСЫ

«Пристегните ремни» объявила стюардесса, и слова её повторили загоревшиеся транспаранты. Ту-104 пошёл на снижение и, пробив облака, затрясся по бетонке аэропорта Владивостока. Там за спиной осталось прошлое, а впереди уже манило заманчивое загадочное будущее.

 Жаркое солнце сорок третьей параллели было надёжно спрятано за низкой облачностью. Было тепло и сыро и не понятно, то ли это идёт мелкий дождь, то ли это в воздухе висят мельчайшие капли воды. Так неизведанная земля, манившая загадками морских глубин и романтическими приключениями, приветствовала группу аквалангистов, семерых парней и двух девушек.

 В здании аэровокзала их встретил Лев, руководитель экспедиции, приехавший во Владивосток заранее, чтобы подготовить базу для прибытия членов экспедиции.

— Профессионалы! – восхищенно сказал ему Егор. – Не представляю, как это при такой облачности, безошибочно зайти на посадку

— Работа у них такая! А другой погоды здесь в июле не бывает. Ближе к августу изредка будет светить солнце, а в сентябре наступит бархатный сезон. Если какой-нибудь тайфун не прорвётся и не перемутит этот бархат.

В грузовом отделении получили свой груз: акваланги, рюкзаки, тюки и мешки. И Лев отвёз их в пустое и гулкое студенческое общежитие университета, где ему удалось получить две комнаты для базы экспедиции. В общежитии обитаемым был только верхний этаж, на остальных этажах шёл ремонт. Гуляя с Егором по длинному пустому коридору, Лев, открытый и обстоятельный, докладывал:

— Договорился о встрече с доцентом кафедры истории Тюльпановым Андреем Викторовичем, решил не лезть вперёд, дождаться тебя. Встретился в институте океанографии с Ольгой Васильевной, тоже выпускница нашего университета. Милейший человек! Обещала помощь и поддержку. И помогла! Эти наши две комнаты получены по её рекомендации. А здесь, – он  показал на две опечатанные бумажкой комнаты, – здесь расположилась экспедиция какого-то московского института. Сейчас они работают на острове Путятин и, самое главное, у них есть компрессор. Самодельный, но компрессор! Они над ним трясутся, как Кощей над златом, и все мои попытки установить с ними сотрудничество по вопросу зарядки аквалангов сжатым воздухом, были ими проигнорированы. Придётся заряжаться воздухом в морском клубе во Владике. Туда, с Путятина, конечно, не наездишься, так, что со сжатым воздухом мы будем на голодном пайке.

— Главное – мы здесь. Наверное, у них конкретная работа, не будет компрессора – не будет работы, поэтому они дорожат своим оборудованием. Нам надо будет подробно познакомиться с их конструкцией и, за зиму попробовать самим его сделать, чтобы в будущем быть автономными. Раз в продаже не предвидится мобильных компрессоров.

Вечером они пошли прогуляться по вечернему Владивостоку.  На духоту воздуха, насыщенного влагой, ложились сиреневые краски сумерек. По горбатым улицам, мощенным брусчаткой, они прошли в центр, на главную улицу города. Как и везде, это была улица Ленина. Здесь бурлила жизнь большого портового города, и яркий людской поток тек по обеим её сторонам. Они задержались на смотровой площадке у памятника партизанам. Сквозь шумную суету улицы, идущей вдоль бухты Золотой Рог, слышны были звуки работы порта. Ни на минуту не стихающая музыка громадного порта, состоящая из гудков, сирен, звонков портовых кранов, лязга вагонов и голосов диспетчеров. Напряжённая какофония этих звуков, будоражила воображение предчувствием дальних странствий. На акватории бухты, в темноте быстро наступившей южной ночи чёрная вода залива множила гирлянды огней больших судов, суету сигнальных огней юрких катеров и яркую освещённость множества причалов. Океанский лайнер «Советский Союз», ярко освещённый, огромный и белоснежный, застыл посреди бухты, стремительный и прекрасный, как белая  океанская чайка, готовая взлететь, чтобы  заглянуть, что там, за горизонтом?  С моря веял лёгкий бриз. Было красиво и необычно.

Следующий день был адаптационный, и ребята, разбившись на группки, поспешили ознакомиться с окрестностями города. Кто поехал в бухту Шамора, кто на остров Русский, а кто на городской пляж.

Утром Егор был в музее института океанографии, где спросил у дежурной Ольгу Васильевну. Пока та звонила, разыскивая её, он с интересом рассматривал витрины музея, где богато были представлены обитатели Мирового океана.

Ольга Васильевна была уверенной в себе красивой женщиной, бальзаковского возраста, с приятной открытой улыбкой. Быстрым уверенным взглядом светской женщины она осмотрела Егора. Его внешний вид и открытый взгляд, похоже, ей понравились и, узнав, кто он и, что ему нужно она сказала:

— С Львом Борисовичем мы уже говорили. Чем можем, тем поможем. 

Потом спросила:

— Томск, как он там? Как наш университет?

— По-прежнему храм науки. Как сказал деревенский детектив Аниськин Виля Липатова : «в Томске брось палку в собаку, а попадёшь в учёного». Особенно в районе университетской рощи.

— Там и собаки учёные попадаются. – Рассмеялась Ольга Васильевна – Помню иду я по тем местам, а навстречу мне мальчик и спрашивает меня: «Вы мою учёную собаку не видели?»

— Да, что собаки, там и синицы учёные. Осенью, когда прилетают в город из леса, они первым делом каждого вежливо спросят: «Ты Сеню видел?». А весной, когда пригреет солнышко, ещё и посоветуют: «Скинь кафтан! Скинь кафтан!». А здесь?

— Здесь они молчаливые и деловые, как следователи на месте ДТП. Иногда, правда, что-то стрекочут.

— Бесподобные синицы. Я таких нигде больше не встречал. А здесь, говорят, и цветы не пахнут, и женщины не любят.

— Врут! – улыбнулась Ольга Васильевна. Она немного помолчала и перешла к делу:

— Значит, вам надо всё и сразу! Всё я вам дам, а сразу нет. Приходите часа через два. Вам будут готовы полбидона формалина и комплект определителей флоры и фауны Японского моря, чтобы вы могли ориентироваться в своих сборах. Книги с возвратом. Если вы голодны и экспонат, перед тем как его сунуть в формалин, вам очень нравится, то можете его съесть. Экспонатов у меня на всех хватит – она показала на витрины музея – и в запасниках – девать некуда. Интересные экземпляры нам везут рыбаки, рыболовные и исследовательские суда. Короче, что соберёте – то ваше, а что не соберёте, мы вам добавим. Не ешьте, ради бога, только рыбу собаку, фугу, как её называют японцы. Она очень ядовита. И бойтесь маленькую медузу крестовичка – гонионему. Ждать я вас не смогу, заберёте всё у дежурной.

  Егор возвратился в общежитие, взял с собой Льва, и они вместе поехали и забрали бидон и книги. Книги были хорошо иллюстрированы и весьма кстати. К книгам была приложена карта острова Путятин. Лев обрадовался карте и сказал:

— Вот спасибо! Теперь карта острова сокровищ у нас есть, а сокровища мы найдём сами.

После обеда на рейсовом катере они уплыли на Диомид. Егор на море был впервые. Впервые воочию видел морскую пену прибоя. Борясь с набегающей волной, игриво норовящей не пустить его в море, опрокинуть и выбросить на берег, он быстро приспособился, приседая пропускать над собой высокую волну, вошёл в море и поплыл, с наслаждением взлетая на гребни волн и падая с них. От морской воды першило в горле, в носу, щипало глаза.

— На Черном море был? – спросил Лев, проплывая рядом.

— Нет, а что?

— Здесь вода солоней почти в два раза, почти океанская. Около 35 промилле, против 18 на Черном море.

— Хорошо!

— Что хорошо?

— Селёдка должна быть малосольной!

— Сам ты малосольный!

Они плавали, наслаждаясь, как младенцы в колыбели, зыбкой ритмичностью волн, тёмной синевой моря, призрачным мерцанием его мутно-зелёных глубин, и матово серой краской невысокого безоблачного неба. Лев, интеллигентный добродушный аспирант физик, был любитель рисовать пейзажи, и дарить их своим приятелям. Вдоволь наплававшись, они вышли на берег, где Егор, глядя на низкое свинцово-серое небо, спросил:

— Мольберт, краски с собой взял? Но, по-моему, здесь годятся только оттенки серого цвета.

— Не скажи! Всё проходит, и даже непогода. От местных жителей я слышал, что остров Путятин – пуп Земли и на нём своя погода. Здесь сейчас пасмурно, а там, возможно, светит солнце. Так, что, я надеюсь, краски будут востребованы во всей своей палитре.

— Ну, тогда один пейзаж мой. День сегодня был удачный. Ольга Васильевна, спасибо ей, обеспечила нам надёжный тыл и решила половину наших проблем. Бидон же экспонатами мы заполним играючи. Главное помнить, что он не резиновый и не совать туда всё, что подвернётся, а только интересные оригинальные экземпляры. Как научный руководитель экспедиции, историка я тоже возьму на себя. По мере надобности подключу остальных. Остаётся проблема со сжатым воздухом, но, я думаю, что и она решаема.

— Будь с нами Вадим, он бы организовал спортивный лагерь с твёрдым распорядком дня, с плановыми заплывами и погружениями, с кроссом по пересечённой местности. С подъёмом клубного флага.

— Через месяц, нам на смену, приедут наши клубные спортсмены, пусть они и бегают по пересечённой местности. Наша цель иная. Сюда, на край земли, нас позвало желание познать новую для нас землю, новую среду обитания, увидеть её краски, услышать её звуки, собрать впечатления  и экспонаты, и отдохнуть для будущих свершений. И, чтобы в нашем лагере поселились радость и успех, я думаю, пусть каждый сам выберет свой режим работы и отдыха. А клубный флаг должен реять над лагерем, как наше объединяющее начало.

— А ты уверен, что в нашем лагере захотят поселиться радость и успех?

— Должны! Как меня учил мой дед – смыслом жизни всегда должна быть радость. И только радость! Поэтому живи с радостью. Мечтай – это родник цели и радости, работай – это путь к успеху и радости, люби – это истинная радость. Если жизнь почему-то не представляется тебе непрерывной радостью, то это значит, что твой ум где-то сбился с пути и ложно направлен.

— Значит наш курс на отдых, радость и успех?

— Это значит, что нам надо будет создать условия, чтобы мы и наши подопечные могли мечтать, работать, и любить. И, чтоб это всегда был их свободный выбор.

— Любить кого? Русалок?

— В данном случае любить это не вопрос – кого любить? Любить – это состояние души каждого, которое поможет нам создать атмосферу дружбы и товарищества, радости и успеха. И полноценного отдыха.

— Деньги на экспедицию университет выделил нам из фонда отдыха студентов. Биологи и историки нам посодействовали в этом, и в долгу перед ними, я думаю, мы не останемся. Так, что пусть ребята познают и отдыхают, как посчитают нужным. Море, остров, бухт на острове море – бегай, плавай, общайся, познавай!

— Но свободный выбор не надо будет путать с анархией. За тобой остаётся жёсткий контроль и разбор погружений. Дисциплина и единоначалие неоспоримы. Графики дежурств и поездок для зарядки аквалангов неукоснительны. В нашем шумном и весёлом прайде молодых беспечных львят, хочешь ты или не хочешь, но в целях их же безопасности и радости, тебе постоянно придется доказывать нам Лев ты или не Лев. И в этом всегда рассчитывай на мою поддержку.

— Но ты, Егор, имея такой мощный позитив в виде радости, никогда не был фонтаном радости?

Егор засмеялся.

— Это тот случай, про который Кузьма Прутков говорит «Если у тебя есть фонтан – заткни его». Но скучным, грустным или злобным, я думаю, ты меня тоже никогда не видел. Для меня истинная радость это не фонтан эмоций, а радость достигнутой цели. Иногда тихая, иногда бурная, но никогда не бьющая напоказ фонтаном. И она всегда моя, потому что, мечтая, я ставлю себе цели, думая и трудясь, веселясь и любя, я иду к ним каждый день. И каждый день дарит мне радость, истинную радость, от достижения какой-то промежуточной или конечной цели. Именно она позволяет мне постигать истины и принципы, формирующие меня, как личность.

— Постижение истины? Что удивительно – всё относительно! И истины, наверное, тоже все относительны. Поэтому истины они, вообще-то, существуют ли?

— Я недавно открыл для себя английского философа Бэкона, и он, во многом, стал для меня близким человеком. Масштабная личность! Очень жаль, что в России такая личность не могла появиться!

— Я, тоже проходил философию, но у меня сложилось впечатление о философах – сидят диогены, каждый в своей бочке, и вещают обрывки истин, которые всегда путаны и спорны. В философии Бэконов, по-моему, было двое. Расскажи, чем же тебе оказался близок твой Бэкон?

— Путано и спорно, но философы всё же создают ту картину мира, в котором мы живём. Формируют наше восприятие окружающего нас мира, наше мировоззрение. Френсис Бэкон был лордом, канцлером и философом. В отличие от других философов он твёрдо стоял на земле и обладал реальным влиянием и властью.

— За сто лет до Бэкона Томас Мор тоже был лордом, канцлером и философом. Он тоже твёрдо стоял на земле, но, увлёкшись коммунистическими утопическими идеями, он плохо кончил. По-моему, только верховная власть обладает реальным влиянием и силой. Могли бы состояться, как философы, Мор и Бэкон без «Великой хартии вольностей», дарованной своим подданным королём Иоанном ещё в 1215 году?

— Пока его брат Ричард Львиное Сердце воевал на Святой Земле?

— Да. И меня восхищает не дата подписания хартии, даже не её содержание, а место подписания. «Подписано на лугу у …». Сколько на Руси было царей Иоаннов? Сколько цветущих лугов у сёл? Но не нашлось ни одного Иоанна, ни одного села, ни одного луга, где российская власть поделилась бы своими полномочиями с подданными, чтобы вся страна превратилась в единый цветущий луг. И в чём же так не повезло России, из-за того, что она не могла иметь своего Бэкона?

— Россия всегда была страной рабов. Только одни были рабами господ, а сами господа были рабами царскими.

— «Прощай немытая Россия! Страна рабов, страна господ!» – Михаил Лермонтов это подтверждает.

— И, когда юный мечтатель, республиканец по убеждениям, царь Александр I, решил поделиться своими неограниченными полномочиями с подданными, подготовив для них лучшую в мире конституцию Сперанского, эти господа-рабы со всех сторон побежали к царю, убеждая его, что лучше самодержавия в мире ничего нет. Царь по-царски раздавал конституции своим подданным в Польше, Финляндии, Прибалтике. Даже в побежденной Франции, настоял на ограничении власти короля, но в самой России конституция так и не была принята.

— Если хочешь рассмешить бога – расскажи ему о своих планах!

— Да! Но рассмешил то он только православного бога. Наверное, потому что в Великой, Малой и Белой Руси среди подданных, находящихся не только в физическом рабстве у власти, но и в духовном рабстве церкви, не нашлось людей готовых стать гражданами.

— И мечте Александра I стать Александром Освободителем не суждено было сбыться?

— Русские офицеры, взявшие Париж и, впервые там познавшие слово свобода, лишь поверхностно прикоснулись к европейской культуре. Они не поняли её сути, не узрели её корней, не ощутили той философской почвы, труда, пота и крови, на которых выросло это сладкое слово – свобода.

— И у декабристов не было серьёзной философской базы, программы, цели, единства и они ни о чём не смогли договориться?

— И даже Пушкин, наше всё, сочувствуя декабристам, не понял ни сути их движения, ни сути их поражения. «Все это, видите ль, слова, слова, слова.  Иные, лучшие, мне дороги права; Иная, лучшая, потребна мне свобода: Зависеть от царя, зависеть от народа – Не все ли нам равно?»

— Все это слова, слова, слова.  И слово «свобода» утонуло среди слов? Обилие слов всегда мешает на сломе времён?

— В любом деле «В начале было Слово!» И среди «идолов разума», мешающих мышлению, Бэкон выделил «идолов рынка». Люди договариваются при помощи речи. Слова определяются общим пониманием и «идолами рынка» они назвались потому, что, как на рынке, они возникли из необходимости взаимной договоренности о значении слов между посетителями рынка, предлагающими товар и его покупающими. Плохой и неправильный выбор слов, плохой язык, мешает товарообороту, общению людей, достижению их целей, лишает их поступки смысла, возможности анализа. Лишают разума. Не точные, не верные слова насилуют разум, всё приводят в смятение и расстройство, и ведут к бесчисленным излишним спорам и идеям.

— Но, я считаю, что человек владеет словом! А не слово человеком.

— Не правда! Вначале бывает слово! Оно формирует каждого человека в отдельности и общество в целом. Оно объявляет разрушительные войны и созидательные проекты. Оно воспитывает, действует, работает, двигает людьми, созидает и разрушает.

— Плохой набор слов, плохой язык, позволяющий создавать немыслимые словесные конструкции, принимать двусмысленные решения, непроизвольно проникает в сознание и портит разум?

— Слова, язык должны быть конкретными, служить людям исключительно для того, чтобы искать и договариваться. В противном случае язык их полон словесного мусора, их рассуждения бессмысленны, общество аморфно, люди беспринципны, их дела, ещё не начавшись, обречены на провал. Они ленивы духом, не хотят искать истину и не умеют договариваться.

— Да! Слова, речь, язык – средство общения, культура – искусство общения. Словесный мусор затрудняет общение и убивает культуру. Создаёт мир глупых иллюзий и ложных ценностей. А «ложные ценности и слова безумия – это худшие чудовища для смертных, – долго дремлет и ждёт в них судьба». Говорил Заратустра, Ницше. И «идолы разума», слова паразиты, брань высасывают ум, честь и достоинство нации, обрекая её на нищенское существование, духовное рабство и унижение?

 — Плохая речь, скверные слова оскорбляют слух, унижают человека, убивают доверие, прорастают семенами вражды и обмана. Люди отчуждаются друг от друга, не верят друг другу. Каждый ждёт подвоха, обмана и, действительно, всегда бывает обманут. Для них не существует правды, и не может быть пророков в своём отечестве. Пожар своего тоскливого душевного одиночества и унижения они всегда готовы залить алкоголем. Верят только в то, что до бога высоко, а до царя далеко.

— И не услышанные ни богом, ни царём, в поисках потерянной общности, единства, мифического Мы, «правды» и «справедливости», они не видят будущего, обращены в прошлое, ленивы и не любопытны?

— Они, остро чувствующие добро и зло, правду и ложь, верят, что только бунт, бессмысленный и беспощадный решит их проблемы. Но, рабы, унижающие друг друга, они не могут слышать друг друга и никогда не договорятся между собой. Лишённые цели, надежды и действия, они безмолвствуют на сломе времён и ждут очередного властителя, как вздорная невеста ждёт своего суженного, чтоб обвинять его во всех грехах. Власть и народ в России всегда чужды друг другу, это всегда параллельные миры. Власть берётся силой или хитростью, силой держит рабов в повиновении и вынуждена существовать в атмосфере вражды и недоверия. Пока в русской речи используются слова паразиты, унижающие честь и достоинство человека, не может быть духовного единства, общественного согласия, общественного договора и материального прогресса

— Величие и могущество русского языка отлито в бронзе великими русскими писателями, где каждое слово взвешено и нашло своё место. Но в живой речи богатейшая лексика русского языка, возможность легко и свободно выразить свою мысль, свои эмоции десятками способов, в том числе и нецензурной бранью, увлекают, завораживают, мутят разум, подменяют понятия свободы, обесценивают вечные ценности, создают ложные, стирают грань между словом и делом? Повышают социальный статус разного рода болтунов, изощрённых в словоблудии, которые, в свою очередь, внушают обществу извращённое отношение к труду, извращённые понятия чести, достоинства и личной ответственности за происходящее, уводят от поиска истины и достойной цели?

— «Идолы разума», словесный мусор, изощрения в словоблудии, выводят на передовые рубежи общественной жизни профессиональных демагогов, разного рода юродивых, разобщают общество, порождают политических извращенцев, в борьбе за власть делающих ставку на ложь и насилие.

— И наш великий мастер слова не понял, почему его друзья заговорщики не могли договориться между собой? «Наше всё», сам не верил в главенство языка и силу слов?

— «Зависеть от царя, зависеть от народа – Не все ли нам равно?» А раз всё равно то, вместо магистрали прогресса, шагай Россия по ухабам, по бездорожью, гордясь своими ворами, тиранами и дураками. Утопай в смятениях и расстройствах, в бесчисленных и излишних спорах, идеях и распрях.

— Зависеть от царя, зависеть от народа – мне это тоже как-то все равно. Но так жестоко зависеть от языка, речи, слова! Я об этом никогда не думал. Но, наверное, это так. И меня интересует, как это Френсис Бэкон, без конфликтов, революций, без лишних потрясений, переломил ситуацию разброда и шатания в своей стране? Из страны сумасбродных феодалов, разбойников и пиратов, создал тот образ добропорядочной Англии, который мы видим сейчас?

— Он жил в бурном шестнадцатом веке во время становления английской нации, когда только государственная религия на протяжении жизни одного поколения менялась пять раз. И в это бурное время люди мечтали о стабильности и справедливости, искали достойную цель и истину. Он сделал задел на долгие времена, создал философию, постигнув которую английские писатели очистили английский язык от словесного мусора, заставили его служить тому, чему он должен служить – искать и договариваться. В поисках смысла и цели каждой человеческой жизни, её величия, добра и красоты они наполнили высоким смыслом слова честь и достоинство, свобода и ответственность и создали великую английскую литературу, где герой владеет словом и делом, ценит себя, действует, ищет цель, стремится к ней, умеет договариваться. Его «Опыты» были среди немногих книг Шекспира.

— Я читал версию, что никакого Шекспира не было, а все его произведения написал Френсис Бэкон. Который тяготел к творчеству, но высокое положение ему не позволяло заниматься этим низким делом. Поэтому он, выдумал себе Шекспира.

— Бэкон и Шекспир реальные люди, существовавшие в период становления английской нации. И, как всегда, в период становления нации востребован театр, чтобы разъяснять массам, что такое добродетель и порок, добро и зло, какую роль играют долг и совесть, честь и достоинство в жизни людей. И почему добродетели так нужны людям. Шекспир служил конюхом в небольшом городке, когда познакомился с театром. Он увлёк его и, оставив семью, детей, в двадцать лет он отправился в Лондон, где играл в эпизодах, начал писать пьесы, стал совладельцем театра. Но отсутствие образования приводило к ляпам, что служило предметом шуток над Шекспиром в таверне, где собиралась театральная богема Лондона. Шутник Бен Джонсон, поэт более известный в своё время, чем Шекспир, не упускал случая посмеяться над Уильямом, например, над кораблекрушением в Богемии в его пьесе. Впрочем, тот же Джонсон напишет, что Шекспир – «поэт не века, а на все века!». Вопрос, мог ли эрудит Френсис Бэкон допустить кораблекрушение в Богемии?

— Нет, конечно. – Засмеялся Лев. – Канцлер, конечно, знал бы, что Богемия была исключительно сухопутная страна.

— Старик Оккам, с его бритвой Оккама, требующей бережливого отношения к словам, Френсис Бэкон с его «идолами разума», освобождающий разум от штампов, лживых слов, ложных ценностей и авторитетов, позволили Шекспиру, Джонсону и другим мастерам слова, создать великую английскую литературу на принципах добропорядочности и высокой нравственности. И во всём мире английское слово – «джентльмен» стало синонимом верности долгу и человеческой порядочности. В поисках истины английские учёные и инженеры отвергли власть «идолов пещеры» — ложных авторитетов, поставив во главу угла лишь то, что может быть подтверждено экспериментом, создали европейскую науку и условия для научно-технической революции. В поисках справедливости, английские власти, общественные и религиозные деятели научились уважать закон, права человека, свободу слова, слышать голос оппозиции, создали английский парламент и среду обитания, лишённую классовой ненависти, пригодную для свободного развития личности.

— Постигнув философию Бэкона, ты почувствовал себя свободным человеком?

— Нет, я только понял, как им можно стать. Для меня слово «джентльмен» — это сильный характер, сплав личной свободы, гражданской ответственности, созидательной воли и постоянного мужества, в деле безупречного служения обществу и достижения своих благородных целей. И в формировании этого характера, на мой взгляд, велика заслуга Бэкона и его «идолов разума», освободившись от которых, джентльменам стало легко и просто искать свой путь служения обществу и договариваться с другими джентльменами на языке свободном от слов безумия, ложных ценностей, ложных авторитетов и прочего словесного мусора.

— На этом языке консерваторы и либералы ведут непримиримые гражданские войны в стенах парламента, результатом которых является созидание, а не разрушение. И добропорядочная Англия, сохраняя традиции, смело смотрит в будущее?

— Все партии, как бы они себя не называли, по сути своей, это либо либеральные, либо консервативные. Либералы отстаивают свободу и ищут пути развития страны, консерваторы защищают традиции и духовные ценности народа. И эти два сильных здоровых крыла, либеральное и консервативное, жизненно необходимы любой стране, любому парламенту для целенаправленного полёта законотворческой мысли. Чтобы государство уверенно двигалось вперёд через бушующее море событий и творило свою историю во благо своего народа. Оставаясь свободным и национальным, становилось богаче и сильнее.

— И избегало участи стран с непредсказуемым прошлым?

— Ты имеешь в виду Россию? Беда России в том, что власть в ней всегда была монополией победившей партии, была реакционною и консервативною, и любой деятель, упомянувший про свободу и прогресс, объявлялся либералом, и власть поступала с ним, как церковь с еретиком. Поэтому либералы никогда не любили Россию, а Россия никогда не могла претендовать на то ведущее место в мире, к которому её обязывали её пространства, талант народа и природные богатства. У неё нет уверенности в будущем, и даже её прошлое всегда непредсказуемо

Лев долго смотрел на бегущие волны. Потом сказал с лёгкой завистью:

— Да, там, в Англии, как и сотни лет тому назад, королева царствует, правительство правит, парламент бушует, граждане защищены и работают, а страна, свято храня традиции, смело смотрит в будущее. Наверное, потому что там консервативные эсквайры традиционно бьют шулеров канделябрами, а либеральный джентльмен, единожды солгавший, никогда уже джентльменом слыть не будет. Но мы говорили об истине. Так, что же для лорда Френсиса Бэкона было истинно?

— Лорд, канцлер и свободный человек, он тоже считал, что всё удивительно и всё относительно. И даже истины. «Истина – дочь времени» – утверждал он и я с ним согласен. Поэтому надо ставить под сомнение все существующие истины, свергать власть «идолов разума» – привычек, пороков, заблуждений и ложных авторитетов, считая, что истиной может быть только то, что можно подтвердить опытом. На фундаменте этих истин построены все современные науки. Люди могут ошибаться, а наука – никогда. И я тоже хочу стать учёным, чтобы в поиске истины я мог бы выдвигать гипотезы и возводить их в теории, подтверждая их экспериментально.

— Наверное, такой подход пригоден только для естественных наук. Но в жизни существуют и психология, и общественные науки, где пока невозможна такая проверка истины?

— Трудно, конечно, установить закономерности, почему двадцать пять американцев – это биржа, двадцать пять англичан – это футбольный матч, двадцать пять японцев – экономическое чудо, а двадцать пять русских – драка или партсобрание. Хотя каждый русский, в отдельности, умный, прекрасный человек, ничем не хуже англичанина, американца, японца. Но, наверное, существуют общественные отношения, языковая среда, закономерности, создающие эти ситуации. А чтобы разобраться с ними, необходима свобода. Именно поэтому я хочу, чтобы здесь на краю земли, на отдыхе, хоть на короткое время, каждому из нас она была дарована. И при подъёме клубного флага было объявлено, что наш лагерь — это территория свободная от хамства, грубости и сквернословия.

Они снова отправились в море и когда они уже одевались на берегу, Лев спросил:

 — Значит, после знакомства с философией Бэкона про тебя тоже можно сказать, как в старину говаривали: «Да Вы, батенька мой, англоман».

Егор рассмеялся

— Нет! Я всего лишь бэконофил. Редкий пример того, как творческая мысль одного человека влияет на историю своей страны и мира в целом.

— И теперь твой путь – путь постижения истины? – Он немного помолчал и, не дождавшись ответа, продолжил – На Руси это всегда был путь блаженных и святых. И все они плохо кончали. – Он, осторожно взглянул на серое беспросветное небо, скрывавшее солнце, на серый горизонт с тускнеющим на горизонте свинцово серым морем, осторожно огляделся и, на правах бывалого человека, осторожно заметил: – будь осторожен! Солнца вроде бы и нет, кругом одна только серость, но обгоришь махом, если, не будешь осторожным и, соответственно одетым.

Вечером, когда все собрались, было много рассказов о посещении различных бухт и островов. Решили утром уехать на остров Путятин.

---

                 ***

Остров встретил их запахами водорослей, несвежей рыбы и рыбы жареной, вкусно пахнущей специями. Запахом, который иногда ветром приносило с рыбокомбината. Над его воротами висел смешной лозунг: «Товарищи консервщики, дадим стране 149977 условных банок консервов!». Почему условных и почему товарищи консервщики, изнемогая под тяжестью обязательств, не могли преодолеть эти 23 условные банки до заветных 150000, было неясно. Но таков был план, а супротив плана, всем известно, не попрёшь.

До намеченной бухты надо было идти по острову километра три. Экспедиционный груз лёгкий, когда его можно было по частям перенести на небольшие расстояния, теперь тяжким бременем лёг на плечи мужчин. Груз состоял из личных и экспедиционных вещей: аквалангов, гидро­костюмов, свинцовых грузовых поясов, мотков страховочных капроновых веревок – фалов, специально сплетенных, чтобы не запутыва­лись в воде, и многого другого, что необходимо для погружения в морские глубины.

Не слабый Егор закинул за спину свой рюкзак кило за тридцать, повесил на грудь акваланг двадцать три кило, взял в руки ведро с кухонными принадлежностями и почувствовал лёгкую тяжесть в ногах. Остальные несли второй акваланг, молочный бидон с формалином, палатки, продукты и прочее. Всем досталось! И тяжело груженый караван вьючных аквалангистов, гордых, как корабли пустыни верблюды, отправился в путь. Медленно они прошли улицы поселка широкие и чистые, с аккуратными канавками по краям, белыми домами в зелени палисадников и вышли на просёлочную дорогу. Дорога шла по холмам, вверх – вниз. Было жарко, они сгибались под тяжестью груза, кровь стучала в висках, а пот заливал глаза. Но всё это не мешало с интересом любоваться  яркостью красок окружающего их нового мира и наслаждаться свежестью изумрудной зелени холмов, красотой огромных парусников – бабочек махаонов летящих над лугами, совершенством грациозных оленей под сенью прозрачного леса. Прошли километра два, и Лев скомандовал: «Привал». Подождав растянувшийся караван и, посовещавшись, они решили часть груза оставить на дороге, а остальным идти в бухту и, разгрузившись, вернуться, чтобы забрать оставшийся груз.

После того, как были установлены палатки, поднят флаг и разгорелся костёр, Егор осмотрел окрестности. Бухта, которую они облюбовали, Лев назвал Восточной. Серповидный песчано-каменный пляж был достаточно широк, чтобы в безопасном удалении от прибоя установить палатки. На горячем песке лежали черные раковины мидий, светлые хрупкие коробочки-скелеты морских ежей и длинные валы сухих водорослей, выбеленные кристалликами соли. Кухтыли, стеклянные поплавки рыбачьих сетей, выброшенные на берег, вспыхивали, как яркие звезды.

В северной его части глубокая узкая расселина, отделившая от крутого скального берега одинокую скалу в виде высокого каменного пера, выводила к небольшому уютному пляжу в окружении отвесных скал. Пляжик был невелик, с десяток квадратных метров. Перед ним в море лежал огромный обкатанный волнами обломок скалы – язык, о который разбивалась прибойная волна и вокруг которого крутились водовороты и рыбьи стаи. Там, где был спуск на пляж, был небольшой ручей, впадающий в море полоской влажного песка. Выше берега из него можно было набрать достаточное количество пресной воды.

Пообедав, он, как и все, стал готовиться к своему первому выходу в море, достал самодельную резиновую рубаху, склеенную из сырой резины, свитер, ласты, маску. Просмотрел определители флоры. Как он считал, водоросли – это нача­ло всех начал в море: они и кормят, и укрывают обитателей моря, обогащают воду кислородом. Создают то жизненное пространство, где вершатся рождения, жизнь и смерть обитателей моря. Поэтому свой первый выход в море он решил посвятить знакомству с бухтой и с водорослями. Отдохнув, он поспешил в воду. В резиновой рубахе, надетой поверх свитера, он мог находиться в воде долго. Но воздух свитера под резиной, создавал дополнительную плавучесть и мешал нырять свободно. Пришлось с нетерпением ждать, пока вода не промочит свитер и не вытеснит лишний воздух. Наконец, он ушёл под воду и поплыл исследовать морские глубины.

В центре бухты песчаное дно оказалось почти пустынным: на белом песке, как елочные украшения, лежали редкие морские звезды, да заросли морской травы – зостеры, похожей на осоку. Ближе к скалам появились камни и густой лес водорослей. Здесь кипела жизнь. Вот похожая на салат зеленая ульва. А это красная дазия и кодиум похожий на зеленые оленьи рожки. Немного подальше лежали обломки скал с гривами ярко-зеленой двухметровой травы филлоспадикс. Водоросли получают необходимые вещества прямо из воды и, вместо корней, имеют похожие на корни присоски. Поэтому водоросли встречаются главным образом на твердых грунтах. Лишь морской лен – филлоспадикс и морская осока – зостера, растения, приспособившиеся к жизни в море, имеют корневую систему. Но зостера предпочитает илисто-песчаный грунт, а филлоспадикс селится в трещинах на камнях. Тонкие, как нити, лиловато-коричневые раскидистые веточки анфельции были собраны в пушистый кустик, сантиметров десяти высотой. Местами кустики анфельции сплетались и образовывали на дне рыхлые пласты. На глубине трех или четырех метров появились бурые шнуры хорды, поднимающиеся к поверхности с темного дна. Проплывая мимо, он видел, как со дна поднимались длинные и пушистые бурые водоросли с пузырьками воздуха, похожими на гроздья винограда, поддерживающими эти водоросли в толще воды. Это были саргассы.

Знакомясь с растительностью бухты, Егор не стремился узнать сотни видов водорослей. Пытливый и обстоятельный, он хотел знать их основные виды создающие не только жизненный ресурс моря, но и образующих красоту подводного мира, его пейзаж, на фоне которого протекает жизнь и смерть обитателей моря. И не только их!

Внезапная мысль заставила его вернуться к саргассам. Он нырнул и, придавив рукой ко дну кустик водоросли, мысленно приказал:

— Обвиняемый, встать! Суд идёт!

Отпущенный кустик при помощи пузырьков воздуха послушно принял вертикальное положение.

— В чём моя вина, Ваша честь? – мысленно пропищал кустик.

— Вы обвиняетесь в создании криминальной зоны известной миру как Бермудский треугольник, в нераскрытых, до сих пор, похищениях сотен кораблей и в убийстве тысяч людей.

— Слишком тяжкие обвинения для меня, Ваша честь! Я не виновен! Я всего лишь простая морская водоросль!

— Хороша себе простая водоросль, поглотившая атмосферный воздух, и создавшая вокруг себя губительную отрицательную плавучесть! Вы, хоть представляете себе, что согнанные ветрами и течениями вы, простые водоросли саргассы, образуете плавучие острова, в толще которых удерживаются мириады пузырьков воздуха? Создаёте зону отрицательной плавучести, в которой плотность воды, из-за обилия пузырьков воздуха, удерживаемых вами, значительно ниже плотности окружающей морской воды? Формируете воздушную яму, в которую проваливается груженое судно, не успев подать сигнал бедствия?

— Я не виновен! Я всего лишь простая водоросль, Ваша честь! – упрямо твердил кустик – А в создании криминальной зоны известной Вам как Бермудский треугольник, прошу винить ветра и течения, оторвавшие нас, простых саргассов, от родного дома и насильно согнавшие в эту зону.

Аргумент был веский, и Егор вынужден был освободить саргасс прямо в зале суда, тем более что у кустика был в запасе воздух, а у Егора он уже кончился.

Пора было плыть к берегу. По дороге к берегу, он соображал: винить веточки саргассов в создании отрицательной плавучести и гибели судов в море, все равно, что обвинять в этом нефтяную плёнку в порту – слишком они тонки. Да, но это только в тихую погоду. А шторма и ураганы, гигантские волны, поднятые ими, рвут плавучие острова саргассов, делая из них толстый слой воздушного коктейля, в котором мгновенно тонет груженое судно. И почему всё-таки этот чертов Бермудский треугольник, расположен именно в Саргассовом море? Во всяком случае, эта версия имеет право на существование и дальнейшее развитие, решил он.

На берегу кипели страсти. Каждый из своего первого знакомства с бухтой что-то принёс: кто краба, кто морскую звезду, кто раковину. Каждый гордился своей добычей, и все хотели от Егора быстрого и чёткого определения их трофеев. Вместе они до вечера листали определители и знакомились с обитателями моря. И первые экспонаты отправились в формалин.

Рано утром, когда он вылез из палатки, дежурные уже суетились у костра. Он пошёл на берег. Ветер усилился и зеленые, мутные валы шли на приступ песчаного берега. Он делал зарядку, наблюдая за семейкой куликов. Изящные птички на тонких и длинных ножках бежали вдоль берега, увёртываясь от набегающих волн, и благодарно кланялись морю, подбирая его дары.

Желающих лезть в мутное беспокойное море не было, и все решили познакомиться с островом поближе. Они пересекли остров, и вышли на его западное побережье. По пути Лев рассказывал:

— Остров получил своё название в честь адмирала Путятина, возглавившего в 1852 году первую русскую экспедицию из Кронштадта к берегам Японии.

С невысокого холма видна была синяя полоса моря, а за ней – мрачные, скалистые обрывы высокого острова Аскольд. Чуть севернее белые чайки кружились над морем у камней Унковского. На севере были видны бухта Назимова с белыми домиками поселка на берегу и высокая сопка Старцева, а на юг уходили скалистые берега, тёмные с белой оторочкой из бахромы пенного прибоя. Его накат был, несомненно, сильнее, чем в бухте Восточной.

Они спустились с холма и по тропинке, пришли к озеру, на котором ветер шевелил островки громадных листьев невиданного ранее лотоса.

В посёлке зашли в магазин, где познакомились с перечнем товаров, узнали о режиме работы магазина, сейнеров, о графике прибытия и отправления катеров и о том, как пройти на вершину сопки Старцева. И отправились туда, чтобы с её вершины увидеть весь остров.

Стоя на вершине сопки, можно было видеть, что от материка остров отделял четырехкилометровый пролив. Протяженность острова составляла километров пятнадцать при максимальной ширине километров пять и минимальной менее километра. Включив воображение, можно было увидеть, что остров Путятин с вершины сопки выглядел, как восточный дракон, атаковавший материк с юга. Дракон пробил в нём глубокую брешь в виде залива Стрелóк и сломал себе крылья. Чётко просматривалась голова, слегка вытянутая и округлая, уходящая в залив, представляющая собой северную часть острова с сопкой Старцева и шея дракона между бухтами Широкая и Назимова. Дальше шли туловище с остатками сломанных крыльев, на котором расположились озеро и посёлок, и узкий длинный хвост, кончающийся далеко на юге высокой сопкой. Стоящие в море скалы Пять пальцев и одинокая скала Ирецкого, белые от птичьего помёта, взметнувшиеся над морем у южной оконечности острова, выглядели как окаменевшие искры той яростной атаки.

Погода на острове удивляла. Когда они вернулись в лагерь, море было спокойное, тихо и ласково плескалось у ног.

Достали акваланги, бросили жребий, установили время пребывания в воде – не больше пятнадцати минут. И первая пара, заботливо одетая при помощи всей команды в гидрокостюмы, стравив из них излишек воздуха и, отрегулировав плавучесть свинцовыми грузами, получила инструкции и напутствие, ушла под воду. Разноцветные буи заскользили по бухте. И романтика, как неодолимая тяга в неведомые дали, приобрела точный адрес: остров Путятин, бухта Восточная.

Погружение с аквалангом — это не кратковременное вторжение в глубины с запасом воздуха в лёгких. Оно всегда волнует, и море щедро дарит возможность наблюдать красоту ранее недоступного мира, радость достижения поставленной цели, острые ощущения новизны и риска, необычные краски голубого безмолвия, интересные трофеи и сцены из жизни подводного животного мира.

Егор, по жребию, был вторым. Он решил, что гидрокостюм одевать слишком долго, а за короткое время, отведённое на погружение, он не успеет замёрзнуть. Поэтому, приготовив ласты, маску он надел свитер и резиновую рубаху и плескался в море, стравливая воздух из-под рубахи, с нетерпением ожидая своей очереди. Вышедшие из моря, Юрий и Виктор сказали, что лучше погружаться у скал, где животный мир гораздо богаче. Егор это уже знал, по обилию там водорослей. И следующая пара аквалангистов ушла с каменного языка бухточки. 

Входить в воду и выходить из нее надо во время отлива волны. Иначе тебя подхватит гребень водяного вала и потащит на скалы. Но, преодолев эти препятствия, и нырнув в клокочущую стихию, он попал в призрачно-голубой подводный мир, и почувствовал себя в безопасности. Вокруг плавно колыхались водоросли, звуки были приглушены и стайки рыб приглашали в глубину.

Аквалангистам морская стихия дарит глоток счастья – свободы и неповторимого чувства невесомости. Егор чувствовал себя свободным Ихтиандром, ластоногим человеком-рыбой, парящим в морской толще, без ощущения, что он вторгся в чуждую для себя среду. На мгновение он забыл, что на поясе у него несколько килограммов груза, а за спиной громоздкий аппарат, подаривший ему эту свободу. Освоившись в глубине, он стал с интересом разглядывать обитателей морских глубин. На камне целые поселения мелких водорос­лей, губок и актиний. Если актиний на камне несколько, то это уже был дом моделей, где манекенщицы, демонстрируют платья разных цветов и покроев. Платьев строгих и роскошных, решённых в ярких цветовых гаммах. У подножия камня примостилась семейка мидий. Створки черных раковин приоткрыты, между ними видны розовые края мантии и реснички, которыми моллюски загоняют воду внутрь, чтобы отцедить и усвоить все съедобное.

Как космонавты и лётчики, вторгшиеся в чуждую среду, своей окончательной целью, завершающей дело, считают приземление, как альпинисты своей главной целью считают благополучный спуск, так и аквалангисты благополучное всплытие. Из своего альпинистского прошлого он знал, что, в страну ослепительно белых снегов и тёмно-синего неба с ярким солнцем и холодными звёздами, в страну его мечты, его звали не только красота диких скал и ледяное безмолвие горных вершин, а возможность испытать себя в экстремальных условиях. Великий труд и великий риск. Пройти тропою риска между жизнью и смертью по гребню гор, как по острию ножа, достичь вершины, своей цели, чтобы обрести уверенность в себе. Но радость победы и радость возвращения из смертельно опасной и, в общем-то, придуманной страны, были бы невозможны без надёжного оборудования, без тяжёлых тренировок, дающих уверенность в себе. Без готовности придти на помощь к попавшим в беду. Уверенности в том, что товарищи сделают всё возможное, если ты оказался в опасности. Поэтому цель, риск, командный дух, чувство локтя и товарищества связывает в одну связку альпинистов, идущих на штурм вершины, где смертью, как чёрт серой, пахнут эгоизм и страх, гордыня и слабость, излишняя самоуверенность и неуверенность в команде. Этот командный дух и чувство локтя он нашёл и в клубе аквалангистов. Поэтому он здесь! И, освоившись в водной среде, он почувствовал острое чувство новизны, свободы и радости от достижения цели. Радости, как состояния души, когда на какое-то время душа перестает просить недостигнутого и всецело радуется моменту. Чувствуя ни с чем не сравнимое ощущение невесомости, полного освобождения от сил земного тяготения он легко и уверенно парил в толще воды, взмахом упругих ласт посылая вперед своё послушное сильное тело, плыл в призрачном иллюзорном мире, мерцающем и окрашенном в неземные цвета.

Уже с первых метров слоя воды, водная среда поглощала красную часть солнечного спектра. Затем исчезали оранжевые и желтые лучи. Дальше всего в толщу воды проникали лучи сине-зеленые и синие. На глубине трех-четырех метров он ещё видел красный, оранжевый и желтый цвет. Но в глубине, опустившись метров на пятнадцать, он обнаружил себя в холодном сине-зеленном, без четкой границы пространстве, висящим над зеленым ковром водорослей. Где-то высоко голубым пятном рябила поверхность моря. Голубое безмолвие, нарушаемое лишь бульканьем выдыхаемого воздуха, всхлипыванием редуктора при вдохе да перестрелкой раков щелкунов. В зеленом сумраке он поплыл из глубины к берегу, наблюдая, как постепенно оживают краски каменных глыб и сидящих на них морских обитателей. Здесь были десятки черных, отливающих пурпуром морских ежей с длинными иглами. Короткоиглые серые ежи теснились у подножия камней. На обломках скал лежали звезды разноцветные, как новогодние игрушки. Гроздья чёрных громадных мидий облепляли камни. Большие многоцветные актинии шевелили пышной бахромой щупалец. Мелкие крабы и раки-отшельники прятались в расщелинах. Много было интересного вокруг… Но пора было возвращаться назад, и он приступил к декомпрессии, начал медленное всплытие.

На берегу, он включился в команду, обеспечивающую безопасность погружений, следя за показаниями манометров неумолимо показывающих об окончании запасов воздуха.

Было решено, что завтра надо будет на утреннем катере сплавать во Владик, для зарядки аквалангов. Едут Лев, Егор и Виктор. Егор останется во Владивостоке для встречи с историком Тюльпановым.

                                ***

С Тюльпановым, как и договорились, они встретились на улице Ленина у памятника адмиралу Невельскому. Тюльпанов, высокий, тридцатилетний мужчина, в красивом стильном пиджаке на широких плечах, пришёл вместе с молодой красивой женщиной. Он внимательно, оценивающе оглядел Егора. Задержал взгляд своих внимательных серых глаз на глазах Егора, как бы, заглядывая внутрь. Егор выдержал его взгляд и Тюльпанов остался этим доволен.

— Андрей! – протянул он руку Егору.

— Егор Краснов! – ответил Егор и пожал протянутую руку.

— Чем могу быть полезен? – Спросил Тюльпанов

Егор рассказал ему о клубе, об экспедиции на Путятин, о желании альма матер иметь у себя в музее артефакты восточных культур и своём желании принять участие в археологической экспедиции, в качестве аквалангиста. Тюльпанов обещал подумать.

— А я Вас знаю – сказала женщина.

— Слава богу, хоть один человек нашёлся во Владивостоке, кто меня знает. — Удивился Егор

— Не лично Вас, а группу томских аквалангистов. Мы с вами дважды соседи, по общежитию и по острову.

— Так Вы из Москвы?

— Да из Москвы. Инна – представилась она. – А Вас, как звать я уже знаю. Андрюша, до встречи! Приезжай! Извините, но мне пора. До свиданья – простилась она с Егором.

— На Дальнем Востоке в первый раз? – спросил его Тюльпанов.

— Да.

— Наверное, хотелось бы познакомиться с городом поближе?

— Конечно.

— Владивосток, город закрытый, не туристический. Тем не менее, на его улицах, всё чаще и чаще появляются группы туристов и, как оказалось, нет подготовленных гидов. Мне, как историку и краеведу, крайкомом партии поручена работа по подготовке методических материалов для проведения экскурсий по городу и подготовки гидов. Материалы, в принципе, готовы и мне надо бы их обкатать и, если ты хочешь, то можешь стать первым туристом, получившим экскурсионное обслуживание в исторической части города из первых уст. Итак, чего желаете-с, сэр? – С улыбкой спросил Тюльпанов.

— Мне хотелось бы познакомиться с этим славным городом.

— Слово клиента – закон. Можно зайти к памятнику Лазо, здесь недалеко, но не люблю я его.

— Лазо?

— И Лазо, и памятник! Поставили каменного истукана молодого и неумного на чужой постамент, и он показывает, что он – герой, образец для подражания, и всем надо жить, равняясь на него.

— Почему неумного и почему на чужой постамент?

— Неумный, потому что экстремист. Когда в Москве, занятой своими проблемами, решили временно создать здесь Дальневосточную республику под иностранным контролем, он, пожалуй, единственный, кто боролся против этого. Казалось бы, это было его личное мнение, но за ним стояли партизанские командиры, мешавшие процессу. Большевики же, не привыкшие к инакомыслию, его и сдали. Японцы арестовали вместе с ним большевиков и важнее его, но всех их отпустили. Сдав его и создав из него образ героя мученика, они показали, что на свой пьедестал он так и не заработал. Когда-то там стоял памятник адмиралу Завойко, герою обороны Петропавловска Камчатского. Его убрали, а постамент использовали для установки памятника Лазо.

— Некрасиво! Тем более в портовом городе, где всё связано с морем. У него должны быть свои герои. А как мы здесь на краю земли оказались?

— Со времен Нерчинского договора 1689 года Амурский и Уссурийский края вплоть до моря составляли неотъемлемую принадлежность России, которая имела права на владение этими областями, но не использовала их вследствие неопределенности географических ориентиров.

— Не пропали труды несгибаемого протопопа Аввакума. Не зря он «зимами волочился за волоки, чрез хрепты», чтобы основать этот Нерчинск! Вот он, оказывается, какой край отгрохал! А, что значит неопределенность географических ориентиров?

— Нерчинский договор появился после тридцати лет борьбы за построенный беглыми казаками без царёва на то указа Албазинский острог. Всего-то десять соток! Маньчжуры его сжигали, а казаки вновь и вновь отстраивали. Маньчжуры уважали казаков за упорство и взятых в плен возвращали русским, кроме тех, кто принимал их предложение служить им, обещая службу, деньги и жену китаянку. А женщин у казаков было мало. Из этих албазинцев была сформирована элитная сотня императорской гвардии со своим православным священником. После Нерчинского договора, Албазин был срыт, а Россия, чтобы не создавать подобных инцидентов и не ввязаться в войну на далёкой окраине, предпочитала не осваивать этот край, вплоть до крымской войны, когда англичане проявили интерес к этим бесхозным территориям. Тогда, одинаково обеспокоенные Россия и Китай, недавно потерпевший унизительное поражение от Англии в ходе опиумных войн, вступили в переговоры о границах и заключили мирные договора, подтвердившие статус этих неосвоенных земель.

— А свет православия албазинцев развеял тьму конфуцианства?

— Нет, тьма конфуцианства оказалась кровавее. Албазинцы более двух веков служили Китаю и многие из китайцев становились православными. Но восстание боксёров, на заре ХХ века, имевших своим символом красный кровавый кулак, а идеологией ненависть ко всему европейскому, подвергло пыткам, издевательствам и казням всех христиан всех конфессий.

— Это, наверное, было страшнее, чем бесчинства хунвейбинов?

— Это так. Конфуцианство, как набор мудрых, но сугубо практических советов, лишено мировоззренческих концепций. По сути, это атеистическое учение, лишенное духа, кроме уважения духов предков. Обращённое в прошлое, оно чуждо любви и открыто для ненависти к прогрессу, вторгающемуся в устоявшуюся веками жизнь. Поэтому, наверное, борьба с конфуцианством один из главных лозунгов культурной революции Мао.

—  И реакции на вторжения прогресса в их устоявшуюся жизнь всегда были так жестоки и кровавы?

— Да. Мало, кто знает, что за время, прошедшее со дня восстания боксёров и по сей день, в беспрерывных восстаниях, войнах и революциях в Китае погибло народу много больше, чем за это время во всём остальном мире. Включая две мировых войны. И так было всегда на сломе времён в течении последних четырёх тысяч лет. Но всегда Китай выходил из этих испытаний единым и обновлённым.

— Такова, наверное, их плата за верность традициям, за консерватизм и отсутствие либерализма. Но вернёмся к нашему городу.

— Основателем города Владивосток, считается Николай Николаевич Муравьев, назначенный в 1847 году иркутским и енисейским генерал-губернатором и командующим войсками Восточной Сибири, прозванного Амурским, за активную деятельность по освоению Амурского края.

 После заключения Айгуньского договора в 1858 году, подтвердившему право России на Приамурье, в ноябре 1860 года был подписан дополнительный договор, предоставивший России права и на Уссурийский край. Муравьев-Амурский его не подписывал, но всей своей деятельностью его подготовил. В 1854 году он совершил первый сплав войск по Амуру. Еще два сплава были осуществлены в 1855 и в 1858 годах. Оценивая огромное значение Дальнего Востока для России, необходимость его развития и заселения, Муравьев-Амурский уделял особое внимание строительству порта для Сибирской флотилии. Летом 1859 году на пароходе «Америка» он прошел от устья Амура в залив Посьет. Обследуя берега залива Петра Великого, он обратил внимание на хорошо укрытую бухту и предложил назвать её Золотым Рогом. Приказал основать на берегах бухты военный пост, который он же, назвал Владивостоком.

В 1861 году он был отозван в Петербург и назначен членом Государственного совета. Выйдя в отставку, поселился в Париже, где и скончался в 1881 году. 

— Увидеть Париж и умереть?

— Яркий человек был! Везде успевал. Успел взять Варну, повоевать на Кавказе, усмирить Польшу, проездом через Париж влюбиться Катрин де Ришемон, стать губернатором Тулы и жениться на Катрин, отстроить Иркутск и Красноярск, организовать оборону Петропавловск-Камчатского, освоить Амур, плясать в Томске на свадьбе у своего родственника анархиста Бакунина и учредить Владивосток. Вернуться в Париж, и двадцать лет там умирать от скуки, приезжая из Парижа в Петербург на заседания Госсовета.

— Умирать от скуки в Париже?

— В Париже весело молодым и богатым. Он, за время своего губернаторства, исколесивший по своей губернии свыше ста тысяч километров, присоединивший к России край по площади, превышающий всю Западную Европу, был беден и стар. Даже на свою могилу он не заработал. Похоронен был в фамильном склепе графов де Ришемон, откуда перезахоронен после смерти его жены. После его губернии, вмещающей десятки Франций, после миллиона дел, Париж, наверное, казался ему маленькой скучной дырой на карте маленькой Франции.

— Он пропадал на Камчатке, Сахалине, на сплавах по Амуру, плавал по Японскому морю. Что делала в Сибири его жена француженка, графиня де Ришемон?

— Жена сопровождала мужа, разделяя с ним все лишения и невзгоды кочевой службы. В Красноярске, в Иркутске были прекрасные губернаторские резиденции, но она предпочитала всегда быть рядом с мужем. Струве, в молодости, служивший при Муравьеве, сопровождавший его на Камчатку, вспоминал, как Муравьёв попытался оставить измученную долгой дорогой жену в Якутске, но губернаторша, сдерживая слезы, усилием воли, села на лошадь и продолжила путь.

— Но она мучила не только себя, она, наверное, была обузой, сковывала мужчин в походах.

— Нет, она была членом единой команды и была всем необходима. Она была половинкой Муравьёва, причём его лучшей половинкой. Николай Николаевич был потомственный губернатор, его отец и дед были, в своё время, губернаторами Новгородской и Архангельской губерний. Само назначение Муравьёва на пост генерал губернатора Восточной Сибири, было связано с прошедшей в крае ревизией, которая показала, что в России воруют везде, но так нагло, как воруют в Восточной Сибири, не воруют нигде. И, прибыв в Иркутск на губернаторство, он не подал никому из чиновников руки и, имея в виду, декабристов Муравьевых, отрекомендовался: «Муравьёв. Но не из тех, кого вешали, а тот, который будет вешать». Энергичный, неподкупный, жёсткий он заставил аппарат работать, всё своё внимание, сосредоточив на Амуре. Старался быть справедливым, но на расправу был крут и скор. Чиновники его боялись, и копили ненависть, а народ уважал за честность, доступность, дух созидания, реальные дела на пользу края. Но не ошибается только тот, кто ничего не делает. И провинившийся шёл к Екатерине Николаевне, с просьбой о заступничестве, зная, что это единственный человек кому губернатор не сможет сказать: нет.

— Без единого выстрела присоединил к России край по своим размерам, превышающий всю Западную Европу. Он мечтал, думал, работал, жил с радостью и любовью, и его путь – путь к успеху. Благодаря таким энергичным и предприимчивым, полным любви и самоотдачи людям, и существует ещё Россия.  Как отблагодарили его потомки?

— Энергичный он, будучи ещё тульским губернатором, подал Николаю I прошение об отмене крепостного права. Может быть, и за это был отправлен в Сибирь, где крепостных не было. Никого он не вешал, ни в кого он не стрелял. Хотя выстрелы были, но это были выстрелы праздничного салюта в Пекине, по случаю заключения Айгунского договора. Царским указом возведён в графское достоинство с фамилией Муравьёв-Амурский. Его действия на пользу России, заставили таких революционеров, как Герцен и Бакунин, говорить о возможности «революции сверху», для России, когда там наберётся достаточно много деятелей, таких как граф Муравьёв-Амурский. Он ставил вопрос перед правительством о строительстве железной дороги через Сибирь, как острую экономическую и политическую необходимость. Побудь он ещё немного губернатором, и строительство Транссиба началось бы из Владивостока лет на двадцать пять раньше. Вокруг него уже крутились американцы с проектом железной дороги Владивосток – Чита. Может быть, за это он и был отправлен в отставку. Инициатива в России во все времена была наказуема. Большевики же разрушили все памятники, которые воздвигали в его честь благодарные жители края.

  Они находились на красивом искусственном холме, на котором стоял добротный памятник в виде чугунного двухглавого орла венчавшего высокую каменную стелу.

Указав на памятник, Андрей начал скороговоркой:

— Памятник адмиралу Невельскому был заложен в 1891 году в присутствии прибывшего в город цесаревича Николая Александровича, будущего императора Николая II. Открытие памятника состоялось 26 октября 1897 года под артиллерийские залпы береговых батарей и кораблей Сибирской флотилии. В советское время памятник адмиралу Невельскому был превращён в памятник жертвам революции. Двуглавый орёл, венчавший памятник, был демонтирован, а на его место водружен металлический шпиль с пятиконечной звездой. Были убраны бюст адмирала, мемориальные доски с описанием его заслуг, а перед памятником сооружена символическая братская могила «жертв революции». К столетию города памятник был восстановлен, но братская могила, как видишь, осталась.

Немного помолчал и решил напомнить, чем знаменит адмирал Невельской.

— Адмирал Геннадий Иванович Невельской сыграл большую роль в исследовании Нижнего Приамурья и Приморья. Потомственный моряк. В 1847 году, по договоренности с только, что назначенным губернатором Муравьевым, был переведён в Сибирскую флотилию. Летом 1849 года транспорт «Байкал» под его командованием подошел к Амурскому лиману и здесь им был открыт пролив, отделяющий Сахалин от материка. Экспедиция показала, что по обоим берегам от устья реки Амур до хребта Малый Хинган народы, обитающие по рекам Амур и Уссури, не подвластны китайскому правительству и не имеют с ним связей. Было доказано, что Нижнеамурский и Уссурийский края вплоть до моря составляют неотъемлемую принадлежность России. Умер в Петербурге. В 1897 году.

— С чего начался город?

— В 1860 году в бухту Золотой Рог прибыл транспорт «Маньчжур» под командованием капитан-лейтенанта Алексея Шефнера. На берег высадился отряд из 40 человек во главе с прапорщиком Комаровым. В тот же день на месте высадки был поднят государственный флаг Российской империи. На берегах Японского моря возник новый военный пост России Владивосток. Через месяц в бухту Золотой Рог пришёл винтовой корвет «Гридень» под командованием капитан-лейтенанта Эгершельда. Корвет должен был нести охрану поста Владивосток и обеспечивать гарнизон необходимыми припасами. В 1867 году во Владивостоке побывал путешественник Пржевальский. Он отметил, что число жителей вместе с войсками около пятисот человек.

В 1871 году принято решение перевести из Николаевска-на-Амуре во Владивосток порт с морскими учреждениями, резиденцию военного губернатора и главную базу Сибирской флотилии. С этого момента Владивосток растёт уже стремительно.

— По плану или стихийно. Я полагаю, что этот город никогда не был деревней.

— Общее направление Американской, в честь парохода «Америка», улицы было задано первым генеральным планом города в 1868 году, но в натуре улица была окончательно проложена лишь к началу 1900-х годов. Гладко было на бумаге… А овраги были широки и глубоки и выходили к заливу, деля заселяемое пространство на слободки. Матросская, Офицерская, Экипажная, Докторская – частный сектор, где селились люди, объединенные между собой чем-то общим. Сообщение между слободками осуществлялось по берегу моря, так как в оврагах росла тайга и хозяйничали тигры. Но овраги были засыпаны, и образовалась одна непрерывная улица. В 1907 году все пять улиц, объединяются в одну главную улицу города, которая унаследовала название – Светланская, в честь фрегата «Светлана». Это название естественно и прочно вошло в сознание и душу горожан. Улицу любовно называют Светланкой, даже сейчас, когда она стала улицей Ленина.

— Светланка! Тёплое светлое название для центральной официальной улицы города. Но мне кажется, будь Светланка чуть ближе к морю, она была бы набережной, и город гордился бы одной из красивейших улиц мира. Но, во Владивостоке, наверное, главными были интересы военных, которые и задавали требования к строительству? 

— Всю чётную правую сторону Светланской занимали военные сооружения. Офицерские флигеля, ремонтные мастерские, морской госпиталь были построены ближе к морю, образуя линию на всем протяжении улицы. Там, где строили военные, земля не продавалась. Зато левая сторона, тогда ещё Американской улицы, была продана заезжему американцу… за бутылку виски! И это была не продажа русской земли чиновником, желающим опохмелиться за казённый счёт, а трезвый коммерческий расчёт. Выставленные на торги на аукционах и биржах земельные участки Владивостока привлекли в порт иностранных коммерсантов и их капиталы. И земля стала дорожать с каждым днём, становясь объектом спекуляции, и все более желанной для тогдашних коммерсантов, мечтавших отстроиться на главной улице Владивостока.

— Я вижу, что дома на нечётной стороне выходят на улицу парадными фасадами – «лицом», а те, что на чётной– «спиной».  Для чего?

— Вся красота Светланки видна, если рассматривать её со стороны моря. Желание стоять лицом к океану, предопределяло манеру строительства. Город задумывался светлым, поднимающимся вверх, как поднимаются ввысь европейские средиземноморские города.  И если присмотреться к Светланской со стороны моря, мысленно удалив архитектуру советского времени, то понимаешь, что это действительно так. Особняки предпринимателей, почтамт, Успенский Собор, флигеля и памятники составляли единый архитектурный ансамбль, стелились вдоль бухты, создавая ощущение большого красивого европейского города, построенного с любовью.

— Дети, родившиеся на посту Владивосток, были ещё молодыми, когда вырос этот большой европейский город. Чему город обязан таким стремительным ростом?

— Поставив пост на Дальнем Востоке, в Петербурге, может быть, думали, что Владивосток прозябает где-то на краю света. Во Владивостоке же знали, что здесь начинается Россия. Близость огромных природных ресурсов, громадного китайского рынка рабочей силы и сбыта товаров, большой удобный порт и железная дорога делали его процветающим международным центром. Город имел статус «порто франко», который освобождал товары от таможенных сборов и способствовал торговле, промышленности, городскому строительству и привлечению предпринимателей. Как нигде в России, именно здесь появились возможности с чистого листа начать капиталистические отношения. И время способствовало появлению здесь человека энергичного, систему ценностей которого, независимо от расы, нации и религии, определяли свобода выбора, вера в себя, сила воли, деловитость и одаренность. И взлетом своим каждый из них был обязан только себе.

— Их взлёту и город обязан своим стремительным ростом?

— Просто диву даёшься, как европейские коммерсанты, вырванные из своей культуры, имеющие коммерческие интересы в Японии, Корее, Китае, восприняли появление на Дальнем Востоке русского порта Владивосток. Они были рады появлению здесь европейцев. Сложился своеобразный капиталистический интернационал, где каждый делал всё, чтобы город состоялся. Особенно мне интересен Адольф Даттан, немец, ставший русским подданным, совладелец фирмы «Кунст и Альберц», германский консул во Владивостоке женатый на японке. Гражданин мира! Но не было в городе такого общественного мероприятия, приюта или учреждения, куда бы Даттан не жертвовал деньги. Я считаю, что главный долг предпринимателя создавать рабочие места и преобразовывать окружающий нас мир, делая его безопасным, красивым, комфортным и, добиваясь успеха, платить налоги. Но и делиться, наверное, тоже надо.

— В этом, наверное, и радость жизни, что ты можешь помочь тому, кто, по тем или иным причинам, не в состоянии помочь себе сам. Я думаю, что ты хочешь показать мне, как эти деятельные люди, видели будущее края и своё будущее, запечатлённое в архитектуре их домов?

— Вот здание госбанка, построенное архитектором Плансоном в 1907 году – Показал он на нарядное двух этажное здание украшенное куполом со шпилем.

А это Ленинская, дом номер 69, горсовет, так называемый, дом Старцева. Алексей Дмитриевич Старцев, интересная личность. Смолоду был приучен к коммерции, знал французский и китайский языки. Поселившись в Тяньцзине, делал деньги на оптовой торговле чаем и строительных подрядах. Владел там десятками домов, богатейшей коллекцией буддистских предметов культа и огромной библиотекой. Посетил Владивосток, уже в зрелом возрасте, да так здесь и остался. Он построил себе этот пятиэтажный дом. Купил у казны тысячу десятин земли на острове Путятин, остальные взял в аренду на 99 лет. Построил там коневодческую ферму и оленеводческое хозяйство, кирпичный завод и фарфоровую фабрику. Заложил сады и проложил дороги. И назвал это всё «Родное».

Ленинская 67. Штаб Тихоокеанского пограничного округа. Новодел. Построен в 1944 году. Архитектор Порецков.

Ленинская 65 и 65а, как раз напротив нас. В 1886-1889 годах архитекторами Зеенштадтом и Жигаловским, был выстроен Владивостокский кафедральный собор Успения Пресвятой Богородицы, который стал ключевым звеном архитектурного ансамбля.

— Но его же нет!

— В 1937 году собор был снесён, а на его месте, по проекту архитектора Порецкова был выстроен пятиквартирный жилой дом для высшего руководства Приморского крайисполкома.

— В Томске, в центре, тоже был прекрасный Троицкий собор. Но кому-то помешал

— Дальше Ленинская 63. В 1939 году возведён четырёхэтажный жилой дом, с квартирами, которые заняли высшие партийные работники и старшие офицеры Тихоокеанского флота.

Светланская 61. Доходный дом Вальдена. Аксель Кириллович Вальден, уроженец Финляндии, аптекарь по образованию, поселился во Владивостоке в 1869 году и постепенно превратился в крупного предпринимателя и общественного деятеля.

Они прошли по Светланской, и по каждому дому, богато украшенному куполом или шпилем, красивыми орнаментами и богатой лепкой фронтонов у Тюльпанова была соответствующая информация о доме, архитекторе и владельце.

Потом свернули на Океанский проспект. Егор внимательно слушал, с удовольствием рассматривая лепку фасадов, устремлённость высь, в общем, то не высоких, особняков и доходных домов. Встречающиеся приземистые новоделы, серых унылых тонов улицы Ленинской явно не гармонировали с яркими, смело устремлёнными ввысь, в будущее, домами улицы Светланской. Чувствовалось, что когда-то это был единый архитектурный ансамбль, который распался на отдельные особняки из-за отсутствия его ключевого звена – снесённого большевиками величественного кафедрального собора

На Океанском проспекте задержались у дома, где Тюльпанов сообщил

— Доходные дома Хаим-Лейба Шимановича или Леонтия Соломоновича Скидельского, представителя торгово-промышленного капитала Владивостока, который за свою благотворительную деятельность был удостоен ордена Святой Анны. Один из многочисленных результатов его благотворительности находится рядом. – Он указал на здание. – Это Детская инфекционная больница, которая была построена на его средства.

Он задержался перед парком. Постоял молча.

— Океанская 44. Церковь Покрова Святой Богородицы и одноимённое кладбище, где похоронены почти все выдающиеся горожане Владивостока. В 1935 году церковь была разрушена, кладбище снесено и превращено в танцплощадку.

По Алеутской, пересекли Светланскую и двинулись к морскому порту. Остановились у светлого трёхэтажного ажурного здания, своими высокими стрельчатыми окнами легко и свободно устремлённого ввысь.

— Алеутская 15. Здесь родился Юл Бриннер, американский актёр, наверное, известный тебе по роли ковбоя Криса в вестерне «Великолепная семёрка». А это рабочие апартаменты его деда и отца, — показал он на соседнее большое четырёхэтажное здание. Здание конторы Торгового дома «Бринер, Кузнецов и Ко» построено в 1909-1910 годах архитектором Юнгхенделем. В настоящее время здесь располагается Дальневосточное морское пароходство. Как видишь, сделано на века и отделано светло и красиво. А это Алеутская 17 и 19, наши «Серые лошади», как называют горожане эти два серых многоэтажных жилых дома, построенных архитекторами Порецковым и Бигачёвым для НКВД и железнодорожников.

«Серые лошади», действительно производили впечатление серых, понурых и унылых лошадей, несмотря на показную помпезность, портики и скульптуры на их крышах.

— Прогулка закончилась. Как тебе моя экскурсия по старому Владивостоку?

— Спасибо! Для меня она была интересна и познавательна. Но акценты, по-моему, выбраны неверно. Твои работодатели, я думаю, тебя не поймут. Архитектура – это застывшая музыка эпох. И она звучит не во славу твоих работодателей. Я не большой знаток архитектуры, но серые здания барачного типа, с плоскими тяжёлыми крышами, олицетворяющие, наверное, торжество серости серых трудящихся масс, я не принимаю. Даже пусть у их архитекторов это называется авангардом, конструктивизмом или ещё как-нибудь. Мне по сердцу многотрудный опыт старожилов Светланки, получавших от жизни и архитекторов всё то, чего они хотели. Мне нравится их оптимизм, их радость жизни, их устремлённость в будущее застывшая в архитектуре их домов. На протяжении жизни одного поколения они построили большой чудесный город.

Тюльпанов, кажется, был доволен его ответом.

— Значит, осадок остался. Это хорошо!

— Какой осадок?

— Это, как в анекдоте. Звонит один товарищ своему старому другу и говорит:

— Ты к нам больше не приходи. Тот его спрашивает:

— А в чём дело?

— Знаешь, у нас серебряные ложки пропали. Друг начинает заикаться:

— Как ты мог подумать… Да мы с тобой… Да я…

— Да, что ты так переживаешь? Ложки то нашлись!

— А причём тогда я?

— Ложки нашлись, а осадок то остался! Так, что будем работать на осадок.

Он немного помолчал и, испытующе посмотрев на Егора, продолжил – А мои работодатели? Те, которые разрушали храмы и плодили серую убогость?  Они трижды предали этот город.

— Почему трижды?

— Если бы это был какой-нибудь Пупкинск, а не Владивосток, я бы так не говорил. Но это Владивосток, город рождённый владеть Востоком. Они предали его в русско-японскую войну, за японские деньги, нанявшись украсть у него победу. Второй раз в Первую мировую, за немецкие деньги, нанявшись перевести империалистическую войну в гражданскую, пагубную для России. Как результат гражданской войны этот город покинули смелые, инициативные люди. Те, которые остались, вынуждены были влачить жалкое существование. А третий раз – они предают его и сейчас. Восток – дело сложное и тонкое. Край многовековой и самобытной культуры. Им нельзя овладеть силой и наглостью. Любую силу и наглость он переждёт, перетерпит и перехитрит. Поэтому надо быть честным, инициативным, мудрым, и быть всегда впереди, предпочитая сотрудничество насилию. Основатели Владивостока были именно такими, и город стремительно рос. Если бы не было этих войн, этих предательств, город давно перевалил бы за миллион жителей. Был бы открытым портом мирового значения, центром финансовых операций для тихоокеанского региона, началом великой транспортной магистрали Европа – Азия. И, действительно, владел бы Востоком. Ему же во благо.

— Они предают его и сейчас. Каким образом?

— Ты попал сюда по пропуску? Не дай бог ты его потеряешь! Из Томска ты можешь уехать, куда-нибудь во Францию, Италию?

— Нет, конечно.

— Из этого следует, что ты живёшь в осажденной крепости, а я здесь в одной из сторожевых башен осаждённой крепости. Возможна ли здесь какая-нибудь частная инициатива или умное решение? Конечно, нет! А без этого мы не Владивосток, а Хай Шин Вэй – Бухта Голубого Трепанга, как называют Владивосток китайцы. Бухта, утыканная ракетами и ракетоносцами. Бухта, как ощетинившийся морской ёжик, демонстрирующий миру свою хрупкость, страх и бессилие.

Он помолчал.

— Чем будешь заниматься?

— Вечерним катером уеду на Путятин.

— По морю не ездят, по морю ходят. – улыбнулся Тюльпанов.

— Знаю одного, который ходил по водам. Правда, давненько это было. С тех пор, как я знаю, это чудо никто не повторил. – улыбнулся Егор.

— Мне скоро понадобится твоя помощь, при обследовании одного городища, вернее прилегающей к нему акватории. Акваланг пока не нужен, достаточно будет маски и ласт. Я найду тебя на Путятине. Я теперь там бываю довольно часто.

Они пожали друг другу руки и расстались довольные друг другом.

                  ***

На катере, идущем на остров Егор, увидел Инну. Он подошёл к ней и, памятуя о компрессоре, спросил:

— Давно из Москвы?

— Приехали в конце мая, пробудем здесь до конца сентября. Работа большая, большой объём опытов и наблюдений.

— С Владивостоком Вы, конечно, уже познакомились? Андрей провёл для меня экскурсию по городу. Экскурсию интересную и познавательную.

— Конечно, познакомилась с его центром. Красивый город. Вообще-то я люблю знакомиться с городами. Иногда я ночью уезжаю из Москвы в Ленинград, чтобы, после московской суеты, днём побродить по его улицам, музеям, подышать его воздухом, а вечерним поездом вернуться обратно в Москву. Вы были в Ленинграде зимой?

— Нет.

— Это чудо! Когда иней покрывает серебром кроны деревьев Летнего Сада, узоры чугунных оград, памятники, скульптуры, лепнину домов, шпили дворцов – попадаешь в сказку.

— Вас туда влечёт только его красота?

— Да, красота. И, может быть, петербургское прошлое моих предков. Которых уже нет.

— Вы сказали: «после московской суеты». Вы не любите Москву?

— Я понимаю подтекст Вашего вопроса. Провинциалы не любят Москву, как средоточие зла, разврата и навязываемого ею образа жизни для всей страны. Могу сказать, что и французы за это не любят Париж. В Москве живут мои друзья, там моя работа, с ней связана моя жизнь. А Москва? Москвичи? Сами по себе москвичи неплохие люди. Москвичей испортил не столько квартирный вопрос, сколько уличный. Большинство москвичей живёт в одной, а работает в другой части огромного города и тратит на дорогу до двух часов своего времени в один конец. Поэтому они бегут, из метро на автобус, из автобуса на трамвай, спешат, и перешагнут через упавшего, не потому что они злы и бесчувственны, а потому что им, действительно, некогда. Они всегда, куда-то опаздывают. И создаётся впечатление о суете и бесчеловечности большого города и заносчивости москвичей. Поэтому, иногда, и я убегаю из Москвы.

— Куда? В Ленинград? Это ведь тоже огромный город.

— Нет, не только в Ленинград.

— Там, что другие люди?

— Каждый город обладает своей архитектурой, своей сформировавшейся средой обитания, своей аурой. Например, Ленинград. После блокады в городе почти не осталось ленинградцев, старых петербуржцев, которые могли бы передать понятия красоты и нравы благородства и терпимости своим потомкам. Все они упокоились в братских могилах на Пискарёвском и Серафимовском кладбищах. Но город остался, остались красота его дворцов, его музеев, его архитектура, его аура, его улицы, которые заселило новое поколение ленинградцев бывших новгородских, псковских и тверских крестьян. И, на удивление, новое поколение оказалось достойно своих предшественников. Мне приятны их скромное обаяние, готовность прийти на помощь, когда ты, вдруг, оказался в затруднении. Их понимание красоты и ответственности за всё вокруг происходящее. К сожалению, уже на моей памяти, это всё мельчает.

Она помолчала, потом сказала:

— Что это мы всё на Вы, давай говорить друг другу ты.

— Ты, так одинока? – спросил Егор.

На мгновение она растерялась от такого неожиданного и наглого вторжения в её жизнь. Немного помолчала, и спросила:

— Твой Томск, я слышала, тоже обладает красотой и аурой?

— Да он красив. Красива его центральная часть улица Миллионная. Конечно, сейчас это улица Ленина. Она построена в те же времена, в том же стиле, что и строился Владивосток. Но в центре у нас преобладает бордовый цвет кирпичной кладки, тогда, как здесь у моря, на мой взгляд, правильно, отдано предпочтение светлым тонам и лепным украшениям фасадов. Но самым ценным украшением Томска служит обилие частных купеческих деревянных особняков, разбросанных по городу, высоких и светлых теремов, украшенных деревянной резьбой от конька крыши до фундамента. Резьбой нигде не повторяющейся.

— Наверное, как в Вологде!

— Наверное. Я не был в Вологде. Но знаю, что многие томские купцы старообрядцы, с родословной из вологодских краёв. Такие деревянные дома-шкатулки с обилием резьбы, украшение любого старого сибирского города. Они действительно создают ауру города, формирующую характер. Сибирский характер, не знавший крепостного права, если он не деформирован жестокими реалиями нашего времени, то он, действительно, создан архитектурой Сибири. Сибирский характер, он прямой и широкий как улицы сибирских городов, надёжный и тёплый как деревянный дом, твёрдый и терпеливый, как воля мастера резчика, и спокойный, как любимая работа созидателя. Но, как и везде, дома гниют, а характеры мельчают.

— Где дух не водит рукой художника, там умирает искусство.

Катер мягко ударился о причал, бросили сходни, и пассажиры стали сходить на берег. Егор взял груз, и они пошли в сторону зверосовхоза, где поселилась команда Инны.

Инна и её команда, состоящая из двух аквалангистов, молодых мужчин, занимала большой деревянный дом, сданный им зверосовхозом на время экспедиции. В доме, наверное, бывшем ещё недавно конторой, были четыре комнаты-кабинета, разделённые узким коридором. В одной комнате была лаборатория, где стояли лабораторные весы, микроскоп, набор лабораторной посуды и химикатов, в другой была кухня с плитой и холодильником, а остальные две комнаты занимали Инна и аквалангисты.

Инна представила им Егора и познакомила его с аквалангистами.

Заветный компрессор, представляющий собой электродвигатель, соединённый с явно авиационного происхождения нагнетательным агрегатом, стоял на улице под навесом закреплённый на массивном бревенчатом основании. На вопрос Егора, почему они такую ценную вещь выбросили на улицу, Александр улыбаясь, ответил:

— Курим в помещении и неизвестно чего он может засосать из кухни и лаборатории, а здесь гарантировано чистый воздух, полная безопасность и сохранность.

— Надёжная штука?

— Не жалуемся.

— Возьмёте на довольствие?

Александр замялся, потом неохотно выдавил:

— Посмотрим на поведение.

— Мы оплатим. Ведь во Владик за воздухом не набегаешься. А здесь, на месте, самый чистый воздух на всём Дальнем Востоке да, что там на Дальнем …  – просительно гнал тёплую волну лести, не скрывая своего хитрованства Егор.

Польщённый Александр улыбнулся и также неохотно, но с ноткой оптимизма повторил:

— Посмотрим на ваше поведение.

Егор заверил, что они послушные ребята и их поведение будет исключительно отличным. Они простились, и Егор вернулся в посёлок, где успел купить упаковку цемента. Упаковав её в мешок, подаренный продавщицей, вернулся в лагерь.

В тот же вечер Егор вместе с Юрой и Виктором, при помощи ножей и топоров, вскрыли поверхностный слой песка и камней вокруг родника, питающего ручей, соорудили накопительный бассейн, обложив края его крупными плоскими камнями, собранными на пляже и скреплёнными между собой цементным раствором. Сверху бассейна, на его внешней толстой стенке, выходящей в овражек, положили трубу из нержавеющей стали, подобранную на свалке возле посёлка. Поверх её, на цементе, положили слой из красивых цветных булыжников, специально отобранных для украшения поверхности. Перекрывать водоток не стали. Чтобы дать время схватиться цементу оставили внизу бассейна отверстие для свободного стока воды. Искупавшись в море, они отправились спать.

Рано утром он сделал зарядку и снова ходил по пляжу, сопровождаемый куликами. Потом он взял вёдра и пошёл к роднику за водой, опасаясь, как бы дежурные ненароком не повредили ещё не затвердевшую их вчерашнюю работу. Цемент, действительно еще не схватился окончательно, и надо было выдержать его, хотя бы сутки без нагрузки. После завтрака он взял уже пустой акваланг, свой водолазный комплект и пошёл в гости. «К москвичам», как он для себя назвал дом, где жила Инна. Не надеясь твёрдо на «посмотрим» Александра, он прихватил с собой свой водолазный комплект – уж один то раз не откажут поплавать вместе.

 Инна была в лаборатории, кивнув Егору в ответ на его приветствие, продолжила свою работу. Александр, без лишних разговоров, взял акваланг Егора, придирчивым взглядом специалиста осмотрел его, и спросил:

— Один на всех?

— Нет, есть ещё второй.

Поставив аппарат на зарядку, он сказал:

— Через час будет готово. До двухсот атмосфер немного не дожмёт, но, я думаю, это вам и не надо.

И повёл Егора в кухню, где угостил его чем-то жареным вкусным и нежным, напоминающим цыплёнка со вкусом краба.

— Что это? – спросил Егор, осторожно смакуя деликатес, явно морского происхождения.

— Мясо морского гребешка. Кстати, гребешки у нас уже кончились. Надо будет сходить за новыми. Составишь компанию?

— Конечно! А куда?

— Есть у нас тут на примете одна коса у посёлка с плантацией гребешка. Но, чур, особенно не распространяться.

— Лады! А почему плантация?

— А потому, что мы их там берём, а они не уменьшаются, за ночь, наверное, нарастают! – засмеялся Александр.

— А, где Георгий?

— На берегу с садками возится. Ему там ещё долго возиться. Пошли?

Он взял ласты, маску, дыхательную трубку, сетки-авоськи и вещмешок.

Егор сказал:

— А я хотел бы взять с собой акваланг, чтобы понаблюдать за жизнью гребешков, если их там действительно много.

— Он ещё не зарядился полностью, но, чтобы понаблюдать минут двадцать, воздуха хватит.

На берегу Александр, надев ласты маску и, привязав к поясу сетку авоську, отправился на сбор гребешков. Пока Егор одевался, регулировал плавучесть, он вернулся с сеткой полной морских гребешков, напоминающих красивые пепельницы, сунул их в вещмешок и отправился за новой партией.

— Искать их приходится как грибы, внимательно и терпеливо. – сказал он.

Егор поплыл за ним вслед и когда на глубине пяти метров на каменистом дне увидел белые пятна, ушёл на дно.

Увидел колонию мелких гребешков, и едва он протянул руку, чтобы подобрать одного из них, как тот отпрыгнул в сторону, громко щелкнув створками. Этот сигнал переполошил всех его соседей. Гребешки запрыгали, как блохи. Раздавался звонкий удар кастаньет, гребешок взмывал в толщу воды и, пролетев с полметра, падал на дно. Его двигала струя воды, с силой выталкиваемая смыкающимися створками. Так двигались и взрослые гребешки, приплывая на «плантацию». Так же они откочевывали на зиму в морские глубины.

Он лёг на дно около крупного моллюска, который при его приближении захлопнул створки. Прошла минута, и створ­ки раковины раскрылись, показались щупальца, которые белыми ресничками опоясали края розовой мантии — его те­ла. Между щупальцами черные точки – его глаза. Гребешок был размером с большое блюдце, нижняя его створка была погру­жена в песчаный грунт. Он вынул гребешок из гнезда и посадил на песчаную площадку. Тот замер на некоторое время, по­том, успокоившись, несколько раз дернулся, щелкнув створ­ками. Поворачиваясь вокруг своей оси, он зарылся в грунт, насыпав на себя небольшой слой оседающих песчинок. На­дежно замаскировавшись, моллюск открыл створки, уставился на Егора сотнями глаз и оскалился в приятной жизнерадостной улыбке. В этой улыбке был свой смысл: внутрь открытой раковины поступала вода, несущая животному кислород и пищу. И жизнь была прекрасна!

Егор ещё бы продолжал наблюдения, но нырнувший рядом Александр выразительно постучал по запястью: «Время!». И Егор, быстро побросав в авоську подвернувшихся гребешков, приступил к декомпрессии.

Когда они вернулись, он отобрал на сувениры десятка два наиболее крупных гребешков из кучи пустых раковин. Раковины были красивы. Их математически выверенная ребристая поверхность была светло жёлтой снаружи и снежно белой изнутри, иногда с розовым и фиолетовым оттенками. Зарядив свой акваланг, он договорился о цене зарядки аквалангов, чуть выше символичной, и, согласовав на будущее время их зарядки, отправился домой.

Вечером он с товарищами отправился в посёлок на причал, к приходу сейнеров. Там иногда привозили больших камчатских крабов, попавших в сети. Крабы, большей частью травмированные сетями, выбрасывались на берег, и каждый желающий мог их забрать. Но сейчас, после линьки, мясо крабов было водянистым «пустым», как его называли местные жители, и не пользовалось у них спросом. Поэтому их можно было взять на чучела. Несколько камчатских промысловых крабов, красно-фиолетовые сверху и бледно-восковые снизу, с ярко-желтыми суставами длинных ног и алыми когтями, лежали на досках причала. Их выпуклые панцири величиной с тарелку и паучьи ноги были усеяны острыми шипами. Крабы были около метра в размахе ног. Они взяли крабов, с разрешения рыбаков прихватив несколько крупных камбал для кухни, затемно вернулись домой. Крабов расчленили, сварили клешни и ноги, полакомились «пустым» крабовым мясом, действительно водянистым и пустым и, прополоскав в море панцирь, клешни и ноги, отнесли, каждый своего краба, подальше от лагеря, предоставив мухам и муравьям завершить начатое.

Назавтра он был дежурным по кухне. В его обязанности входили доставка воды, топлива, и поддержание костра в состоянии достаточном для приготовления пищи.

Он встал пораньше, и после зарядки и прогулки по берегу с неизменными куликами, пошёл набрать воды из родника. Начерпав воды в вёдра и, убедившись, что цементный раствор бассейна уже достаточно твёрд, принёс остатки цемента и, замесив небольшое количество тугого бетона, перекрыл им отверстие, оставленное для стока воды. И вода стала постепенно заполнять чашу накопительного бассейна. Он тщательно отмыл в море раковины гребешков и положил три штуки на край бассейна. Вода в роднике, наполнив бассейн, текла из нержавеющей трубы. Потом занялся топливом для костра, собирая валежник из окрестных дубрав и плавник из бухт. Дождавшись, когда выглянуло солнце, он пригласил Юрия и Виктора к роднику, и шутливо сказал:

— А не пора ли нам распить на троих, так сказать – строить, товарищи строители, по случаю завершения нашей великой стройки?

Прозрачная ледяная вода, наполнившая бассейн, стекала с конца запотевшей трубы и терялась в яркозелёной траве овражка. Чистая родниковая вода, из сверкающей на солнце струи, разбиваясь на сотни мелких бриллиантов чистой воды брызг, наполнила эмалевую белизну раковин морских гребешков. Золотое солнце в синеве неба среди белых облаков, прозрачная синева моря с белым парусом в проливе, теплый морской ветер, мягко шевелящий волосы, и хрустальное сияние воды в снежно-белой эмали изящных раковин. Это было прекрасно! Они чокнулись лучистыми, как солнце, светло-жёлтыми пиалами раковин и выпили. И, мгновение остановилось! На мгновение. Оно было прекрасно!

Затем они со Львом взяли пустые акваланги и сходили «к москвичам» для их зарядки. Вернувшись, Егор занялся костром и обедом, а народ отрывался на погружениях. После обеда, немного отдохнув и, разбившись на команды, они, по-детски самозабвенно играли в футбол на пляже, забивая голы в пустые ворота, когда появились Тюльпанов и Инна. Егор включил Андрея в эту суматошную игру, уступив ему своё место в команде, а сам занялся обязанностями дежурного. Инна осталась болеть за Андрея, который, обвыкнув, тоже оказался умелым и азартным игроком. После игры, разгорячённые, они плавали в море и, собравшись у костра, голодные, стучали ложками по мискам, ругали дежурных и требовали пищи. Тюльпанов осмотрел лагерь, проникся его весёлой суетой и сказал:

— Тоже хочу в поле! Через пару дней я поеду в поле, на городище. Приглашаю с собой, как договаривались, и тебя.

Инна тоже запросилась ехать вместе с ними, и Андрея не пришлось долго уговаривать. Он сразу согласился.

— Лишнего с собой не брать. Палатка, спальники, продукты, вёдра и топоры за мной. С тебя рюкзак, водолазный комплект, личная посуда и личные вещи. Свяжемся послезавтра.

                    ***

Прямо в устье они переправились вброд на правый берег быстрой не широкой реки, несущей в море свои студёные чистые воды. Немного прошли по берегу залива и встали лагерем напротив городища, в тени невысокого куста. Только поставили палатку, как вдруг, как из-под земли появился парнишка лет тринадцати. Он с интересом молча наблюдал за работой по обустройству лагеря.

— Ты кто? – Спросил его Тюльпанов.

— Я? Пашка. – с достоинством ответил парнишка, слегка удивившись, что кто-то его здесь не знает. – Я тут поблизости коров пасу. А вы кто?

Тюльпанов представил Пашке Егора, Инну и себя, сказав, что пришли они осмотреть и, по возможности, определить, чей это был город и когда, и кто его разрушил.

— Историки, значит! Хотите узнать, когда разрушили город? Его и сейчас разрушают. То военные там окопов и блиндажей настроят и обстреливают их во время учений, то мы там, в войну играем. Правда, давно солдат здесь не было. А мне, вообще-то, тоже интересно узнать кто там жил, когда и как?

— Солдаты на памятнике истории – это плохо! Но, надеюсь, они и нам хоть что-то оставили.

— Оставили. – Подтвердил Пашка. И подумав, спросил: молока хотите?

— Кто его не хочет. Парного, да только, что с чистой травки! Сколько стоит?

— Да нет, я ничего. Я так, от чистого сердца. – Обиделся Пашка.

— Ну, если от чистого сердца, то давай. – Успокоил его Андрей.

Прошло немного времени, и Пашка пригнал двух бурёнок.

— Доить то умеете? – Деловито справился он.

— Умеем. – Ответил Андрей, вопросительно глядя на Инну.

— Видела! – Не очень уверенно ответила та и пошла за ведром. Потом они втроём хохотали над танцем тореро, который устроили им корова и Инна. Корова взбрыкивала, взлягивала, норовила выбить ногой подойник и никак не хотела давать москвичке молока. Пока Егор не вышел, не успокоил корову, не сказал ей какое-то ласковое слово, потом подставил подойник и мягкими, уверенными движениями нацедил в ведро литра полтора молока. Потом он проделал то же самое с другой коровой, чем заслужил у Пашки большое уважение.

— Наш человек, крестьянской породы. Рыбки, хотите? – Спросил он. – Я вам покажу, где бредень лежит. Но уговор, мокрым и скомканным его не бросать, всегда класть на место, так чтобы он мог просохнуть. В море, на мелководье ловить вам нечего, а в каналах, можно и карасей, и линей, и креветок наловить.

Сказав, он погнал бурёнок в стадо, а Егор, взял свободное ведро и пошёл к речке за водой, прямо по песчаному мелководью. Чем ближе подходил он к устью реки, тем чётче проявлялся эффект, которого он нигде не наблюдал. Прямые лучи солнца, прогревали дно мелководья и придонный слой морской соленой, более тяжелой воды. Сверху на него ложился студёный слой пресной речной воды. А поверху этого слоёного пирога плавал слой тёплой пресной воды. Поэтому, он сначала ставил ногу в тёплую воду, опуская ниже, ощущал леденящий холод, ставя ногу на дно, ставил её в почти горячую воду. Он долго экспериментировал с температурной чересполосицой водных слоёв, устраивая себе, температурный массаж и, когда, наконец, принёс воды, Тюльпанов сказал:- Ну, тебя не за водой, за смертью посылать надо! Долго ждать придётся! Я тут узнал, где Павел бредень держит. Сходим, наловим рыбы на ушицу?

Они сходили, наловили, почти ведро рыбы и немного креветок.

Пообедав из принесённых с собой запасов и, попив молочка, они пошли на море, где, как дети на каникулах, беззаботно шалили и плескались на мелководье. Благодать! Жара! Июль!

Потом они разбрелись вдоль берега, собирая плавник для костра. Егор и Андрей принесли несколько брёвен, устроив из них сиденья в тени одинокого дерева. Разожгли костёр.

Егор огляделся. Плоская равнина, раскинувшаяся, между синим заливом и синеющими вдали горами, прорезанная каналами, наверное, была когда-то благодатным рисовым полем. Сейчас всё это пространство было покрыто изумрудной зеленью пышного разнотравья, на котором паслось многочисленное пашкино стадо. Редкие зонтики невысоких деревьев были разбросаны на больших расстояниях друг от друга.  И над всем этим лазорево-изумрудным великолепием довлело городище, поднимаясь из окружавшей его зелени невысоким оплывшим холмом, лишённым пышной растительности.

Большая белая цапля, взгромоздившаяся на плоской кроне одиноко стоящего деревца, придавала пейзажу экзотический японский колорит.

— Благодать! – удовлетворённо сказал Тюльпанов, сев так, чтобы видеть городище. – Когда море и солнышко рядом, молочко в животе и рыбка в закромах. И работа! А работы завтра невпроворот. Люблю в поле работать.

— Замечательное место! – сказал Егор.

— Замечательное место! – подтвердил Тюльпанов. – Место на стыке двух океанов.

— Каких это двух океанов? – удивлённо спросил Егор. – Я знаю только один.

— Один интересен тебе – солёный Тихий океан, на встречу с которым, приехал ты. Другой людской океан, бурный океан Великой Степи, простирающийся отсюда до Карпат, на встречу с которым пришёл я.

— Место на стыке трёх океанов. – уточнила Инна. – Ты забыл про Воздушный океан, по которому прилетела я.

— Три так три. – согласился Андрей. – Но, что между ними общего? Это динамика, постоянное движение, наличие волн, течений, штормов и ураганов, перемещающих огромные массы воды, воздуха и людских масс. Волн, достигающих порой огромной разрушительной силы.

— И наличие капитанов смело бороздящих просторы этих океанов. —  добавила Инна.

— Пример Великой Степи, этого Бурного океана, показывает, как тесен был наш земной шарик для человека во все времена. Для Бурного океана степи примером такого капитана может служить полководец Чингисхана Субэтэй. Здесь он громил Китай и Корею. Разрушительным торнадо прошёл со своим туменом – дивизией по просторам Великой Степи. Был в Средней Азии, в Иране, на Кавказе.  И разбил русских князей на Калке.

— С одной дивизией? – удивился Егор.

— С двумя, потому что старый хитрый лис Субэтэй работал в паре с молодым горячим Джэбэ. А тумен это десять тысяч нукеров – примерно одна дивизия.

— А нукеры эти были бессмертны? – Спросил Егор.

— Нет, все мы смертны. Но у монголов было секретное оружие. – Он улыбнулся. – Они были вооружены чистым нижним бельём из плотного китайского шёлка, которое не пробивалось стрелой, а втягивалось вместе с ней в рану. Хирургическая операция по удалению стрел из ран была проста и доступна каждому – достаточно было потянуть за кромку шёлка вокруг раны.

Образующуюся же убыль восполняли из завоёванных местных племён. Безжалостно уничтожая трусов, предателей и перебежчиков, отбирали в свои ряды настоящих воинов, лучших из тех, кто до последнего момента сохранял верность поверженному правителю. Давали им коня, оружие, все права, в том числе, и право на выслугу.

— Это были не монголы?

— Нет. Настоящих монголов было мало. Уцелевшие в резне, как правило, устраиваемой победителями в завоёванных городах, новоиспечённые рекруты проходили ускоренный курс молодого бойца прямо в бою, где из них делали монголов. Прямо на марше их обучали монгольской тактике и приёмам боя, внушали монгольское чувство чести и долга и монгольские правила поведения, строго ограниченные императивом: «Будь тем, кем ты должен быть!». Каждый на своём месте! Умению ставить выше своей жизни взаимовыручку и взаимопомощь. Сам погибай, а товарища выручай. Неоказание помощи своим боевым товарищам, попавшим в трудное положение, рассматривалось, как трусость и предательство и безоговорочно каралось смертной казнью. Так, что с выучкой, дисциплиной и взаимопомощью у них был исключительный порядок. Что позволяло им дивизией одерживать победы над армиями.

— Ну, если мои полководцы стали двигать дивизии по просторам Великой Степи, а это всегда опасно для молодых и красивых женщин, значит, что они уже голодны. Поэтому я пошла готовить ужин. – Сказала Инна и, улыбнувшись, отправилась к костру.

— Представляю, какая это была мешанина племён и народов. А мы их называем просто – татары.

— А где её этой мешанины не было? И говорить о чистоте нации, расы могут только очень ограниченные люди.

— Ну, скажем, первые русские князья – Рюрик, рюриковичи. Они несли признаки своей нации, расы. Реконструированный Герасимовым по черепу портрет Ярослава Мудрого показал, что это человек славянского типа, каким, наверное, был и его отец князь Владимир.

— «Говорят, Хемингуэй, раньше тоже был еврей! Евреи, кругом одни евреи!»  – смеясь, пропел Тюльпанов. – Так, что твой равноапостольный святой Великий князь Владимир Ясное Солнышко раньше тоже был евреем!

— Это почему же?

—  Помнишь: «Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам. Их сёла и нивы за буйный набег обрёк он мечам и пожарам». Отмстил, обрёк! Так и князь Святослав отмстил неразумным хазарам, уничтожил хазарский каганат, разрушил их столицу Итиль. И в качестве военного трофея привёз в Киев хазарскую принцессу Малушу и её брата принца Добрина. Малуша стала наложницей Святослава и родила ему третьего сына – Владимира.

—  Напомни мне, кто такие хазары?

—  Дети степи, тюркское племя, принявшее иудаизм. Наверное, еврейские купцы, пытавшиеся оседлать выгодный им Великий Шёлковый Путь из Китая в Европу, для надёжности предприятия убедили хазаров стать не только партнёрами, но и единоверцами. Так, что сын еврейки Малуши князь Владимир, имеет больше прав считаться царём Израильским, чем израильский царь Соломон – сын белокурого еврея Давида и хеттеянки Вирсавии, так как еврейство у евреев передаётся по материнской линии. И если учесть, что хетты, отступили с Ближнего Востока в восточную Европу и, возможно, являются прародителями русского народа, то, возможно, что еврейский царь Соломон более русский, чем русский святой князь Владимир. – смеялся Тюльпанов.

—  Но мне это как-то безразлично. Немец? Русский? Еврей? Был бы человек умный, товарищ надёжный и гражданин порядочный. На Кавказе я ходил в одной связке с Аликом Коганом и надеялся на него, как на самого себя. И он верил в меня. Как-то местные горцы привезли к нам в альплагерь фрукты, арбузы, дыни и мы пошли покупать их. Купили, идём обратно, я впереди, он сзади, разговариваем. Вдруг, мой Алик, что-то замолк и не отвечает. Оглядываюсь. Он, на снегу лежит на боку и рассыпанную сдачу собирает. Я говорю: «что за нация такая, даже упав, умудряется денежки считать?» Расхохотался он так, что две лавины с гор сошло. Верно, говорит, любим мы денежки считать. Кто-то считает франки, фунты, доллары, а я вот, здесь лежу, копеечки считаю. Посмеялись. Но, наверное, так шутить можно только с теми, кому веришь, кто верит тебе и не обидится. Не верно это. Возможны различные трактовки, метаморфозы. Раздолье для провокаторов.

—  Метаморфозы, произошли и с принцем Добрином. Вырос он былинным русским богатырём Добрынёй Никитичем, и вместе с Ильёй Муромцем и Алёшей Поповичем защищал неприкосновенность русских рубежей. И хорошо защищал. Пока племянник «с друзьями, в гриднице высокой, Владимир Солнце пировал» он успешно разбирался и с внутренними Соловьями-разбойниками, и с внешними змеями Тугариными. Может быть тебе смешно, но среди этих трёх русских былинных богатырей, служивших русской идее, объединённых русским духом, нет ни одного русского. С Добрынёй Никитичем мы разобрались. Илья Муромец был, естественно, из Мурома. А мурома — это самоназвание одного из угро-финских племён, населяющих в те времена муромские леса. Алёша Попович, естественно, был поповичем, сыном попа. А попами во времена князя Владимира были исключительно греки.  Так, что известная картина «Три богатыря» не картина о мощи и славе русского оружия, а памятник воинам интернационалистам, памятник дружбы народов, где еврей-хазар Добрыня Никитич, угро-финн Илья Муромец и грек Алеша Попович честно и добросовестно служат русской идее объединяющей мир. – смеясь рассуждал Тюльпанов.

—  Бери выше! В бронзе отлить надо этот монумент справедливости. – смеялся Егор – Русская идея интернациональна и на основе справедливости. И получается, что это монумент справедливости. «Эллин ищет мудрости, иудей – закона, русский – правды!» А справедливость – это правда, рождённая мудростью законов. По картине видно, что задумчивый эллин Алеша Попович ищет мудрости, иудей Добрыня Никитич – закона, Илья Муромец, а я уверен, что кто-то из родителей у него русский, – правды! Помнишь, как напряжённо, из-под руки он всматривается вдаль: – «Правда! Ау-у. Где ты? Нету правды!» Тысяча лет прошло, ничего не изменилось, по-прежнему нет правды. И не скоро восторжествует русская идея, пока мы все не поймём, что нам нужна не любая правда, а справедливость – правда, рождённая мудростью законов. А, что случилось с хазарами?

— Оставшись в разорённой степи, уничтожаемые и гонимые бывшими союзниками и вассалами, они стали переселяться в Киевскую Русь, поближе к Малуше и Добрыне Никитичу, под защиту русского оружия, занимая, как правило, неплодородные почвы, ни на что, не претендуя, и ничем особенно не выделяясь из окружающего населения. Это продолжалось до шестнадцатого века, когда изгнанные из Испании, а затем и из Голландии, гонимые отовсюду европейские евреи, «бедные», но при деньгах, вдруг не обнаружили, что в восточной Европе у них есть единоверцы. Прибывшие на русские земли Речи Посполитой еврейские эмиссары, покачали головами: «как всё запущено!». Но делать было нечего, и они активно принялись делать из хазаров евреев. Прибывающие переселенцы, поголовное изучение Торы и Талмуда, изоляция от окружающего населения, агрессивная коммерция спаивания местного населения – жид и шинок на Украине стали синонимами, сделали своё дело, сформировав замкнутую агрессивную общину, связанную национализмом, религией и коммерцией, мало-помалу осознающей свою богоизбранность и своё превосходство перед гоями. Численность, которой стремительно росла. Этому способствовало полное отсутствие русской идеи, на оккупированной поляками Украине. Разыгравшаяся драма, религиозный конфликт между русской элитой, князьями Рюриковичами, ставшими польской знатью, и народом.  Рюриковичами, ставшими князьями Чарторыйскими, Потоцкими, Вишневецкими, Червинскими и другими, принявшими польский язык, польские обычаи, католическую религию и народом, сохранившим свои корни, свой язык, обычаи и православную религию.

—  Кто такой Рюрик? Откуда он есть пошёл?

—  Много копий сломано, откуда он есть пошёл. Немцы, члены российской академии наук и, в частности, академик Миллер, навязали идею скандинавского, норманистского происхождения Рюрика и Руси. На мой взгляд, неверную.

— Зачем навязали? И почему неверную?

— Зачем? Чтоб уберечь свой фатерлянд от обвинений в агрессии против России и славян и исключить историческую обоснованность претензий быстро растущей мощи России на славянские земли Полабья и балтийского Поморья, ставшими немецкими землями Бранденбургом, Померанией, Пруссией и другими.

— Немецкая агрессия и Drang nach Osten, всегда были частью немецкой политики, даже во времена Александра Невского.

— Да, но во времена академика Миллера, после тридцатилетней войны со Швецией 1618-1648 годов, немецкий этнос был на грани исчезновения, выживал, и зализывал раны. При Елизавете Петровне Кенигсберг уже входил в состав России, а в Пруссии Фридриха Великого, включая Берлин, мир и порядок охраняли русские гарнизоны. Поэтому забота российских академиков о своём фатерлянде была не лишней. И попытка увести русских в поиске своей прародины по ложному шведскому следу, кажется, им удалась.

  Почему неверную? В «Повести временных лет», летописец Нестор пишет: «И пошли за море к варягам, к руси, … А славянский язык и русский – один и тот же». То есть, устав от внутренних раздоров, новгородцы пригласили варягов-руссов и те пришли со своим славянским языком, со своими славянскими богами, со своими славянскими именами и в одночасье стали единым русским народом. Могло ли так быть, если бы пришельцы были иной культуры? Иного языка? Нет. У князя Рюрика могло быть и другое славянское имя, а Рюрик это просто прозвище, потому что Рёрик по-старославянски сокол, а соколами на Руси зовут смелых, удачливых людей. Это подтверждает герб и печать Рюрика и всего рода Рюриковичей, по иронии судьбы ставший гербом украинских националистов – трезубом. В этом знаке центральный зуб – тело и голова сокола, а боковые это сложенные в пикировании крылья. Атакующий сокол – так вели себя и первые Рюриковичи, собиратели земли русской. Князь Святослав из Киева в постоянном стремлении «иду на Вы» стремился на Дунай в Переяславец, считая, что там находится центр славянского мира, центр его будущей державы.

— Откуда же из-за моря прибыл варяг русс Рюрик и его дружина?

— Ещё во времена Пушкина устная народная память, наверное, хранила легенды минувших веков. Помнишь? «Мимо острова Буяна в царство славного Салтана…». Это значит мимо острова Руяна в Испанию, к султану, в кордовский халифат. Там руссы были частыми гостями. Так во время вторжения в восьмом веке Карла Великого в Испанию описанному в «Песнь о Роланде» халиф сформировал два полка из руссов и боруссов.

— То есть России ещё не было, но уже были руссы. А где был расположен этот остров Буян-Руян?

— В Балтийском море, ныне зовётся остров Рюген. С давних пор славяне занимали бассейн реки Лабы. Собственно, все крупные города восточной Германии ведут свое начало от славянских городов, – Липецк стал Лейпцигом, Зверин стал Шверином, Виссемир – Висмаром, Бранибор – Бранденбургом, Старград – Ольденбургом. На датских картах Ольденбург по-прежнему зовётся Старгардом. В нынешней немецкой земле Мекленбург стоял славянский город Рёрик. И, возможно, князь Рюрик был уроженцем столицы бодричей, по имени которой и был прозван.

Карл Великий начал наступление на полабских славян. Но сопротивление не позволило ему их завоевать. Образовавшееся на территории восточной части империи Карла Великого Германское государство стало целенаправленно вести завоевательную политику по отношению к полабам. Drang nach Osten начался именно отсюда. Для самозащиты, перед лицом внешней угрозы, разрозненные племена полабов стали объединяться и образовали венетское или Вендское королевство. И славяне стали оказывать решительное сопротивление, защищая свою независимость. Лишь в 1168 году, в результате третьего крестового похода, был уничтожен последний оплот славянского язычества — город Аркона, на острове Руян. А в 1402 году на Рюгене умерла последняя жительница, говорившая по-русски. Фамилия её была…. Голицина. В настоящее время на Эльбе сохранилось лишь небольшое племя славян – лужичане.

— Венеты, название народа, занимавшего север современной Италии? Соседей этрусков, а, может быть, и родственного им народа, на территории которого стоит современная Венеция?

— Да, но не только Венеция, но и Вена, древняя Вендабона, римская крепость на земле вендов. Известная тем, что там умер мудрейший из императоров Рима Марк Аврелий.

— Такой большой ареал расселения?

— Балтийское море в римских хрониках называется Венетским заливом. Отсюда янтарь по «Янтарному пути» поступал в долину реки По и расходился по всему миру. Ещё Геродот в VI веке до новой эры писал, что поставляют янтарь с берегов Эридана энеты. Но так было и за сотни лет до Геродота. Энеты-венеты ли с Эридана поселились в долине реки По, поближе к рынкам сбыта, или они на Эридан ходили за янтарём, я не скажу, но со временем венеты входят в силу и занимают огромные пространства на территории Центральной и Западной Европы. Терпеливые венеты умели построить свои отношения и с задиристыми кельтами, и с жестокими германцами, и с иллирийцами. Среди германских и кельтских племен широко распространен корень wenn — wann, используемый для обозначения именно славян. Кроме добычи янтаря, венеты имели могучий флот и вели торговлю от Арморики-Бретани по всему побережью Северного и Балтийского морей.

Гай Юлий Цезарь во время Галльских войн столкнулся с венетами, жившими среди галлов на Арморике. И вот что он пишет о венетах: «Это племя пользуется наибольшим влиянием по всему морскому побережью, так как венеты располагают самым большим числом кораблей, на которых они ходят в Британию, а также превосходят остальных галлов знанием морского дела и опытностью в нем». И везунчик Цезарь победил их в морском сражении, потому что мощные суда венетов были оснащены только парусами и слабо использовали силу гребцов, а римляне использовали и то и другое. Неожиданно установившийся полный штиль обездвижил суда венетов, сделав их добычей римлян.

— Венеты и руссы это одно и то же?

— Соседи России эстонцы и финны помнят возвращение своих соседей руссов-венетов. Русские, для них по-прежнему венеты, а Россия по-фински – Венайа.

— Я, где-то читал, что старые постройки Венеции, стоят на фундаментах из лиственницы, дереве крепком, тяжёлом, очень хорошо сохраняющемся в солёной морской воде, и не растущем на юге Европы. Каким образом эти брёвна с севера попадали на юг?

— Очевидно, венетскими, русскими кораблями их везли из Венетского залива вокруг Европы в «Веденец славный», как в «Садко» зовётся Венеция.

— Наверное, Россия-Венайа всегда была многоязычная страна. Рядом сосуществовали славянский, русский, финно-угорские, тюркские и другие языки. Мне недавно один знакомый читал выдержки из поэмы «Лука Мудищев» поэта Баркова. Меня она поразила не содержанием, я с удивлением узнал, что она написана живым современным русским языком лет за семьдесят до Пушкина, которого я считал основоположником современного русского языка. То есть можно предположить, что в России всегда параллельно сосуществовали официальный язык церкви и государства – старославянский и разговорный – русский язык, на котором разговаривали и умершая на Рюгене Голицина, и Орина Родионовна – няня Пушкина и который он ввёл в литературу. О древности русского языка говорит и множество его местных говоров. Каково, на твой взгляд, происхождение, так сказать, этимология слова «русский»?

— Малоизученные, Ямная и Трипольская культуры, датируемые пятым-четвёртым тысячелетием до новой эры, располагались в степной зоне междуречья Волги и Дуная и, на мой взгляд, являются колыбелью индоевропейской цивилизации, связанной общим праязыком. Именно отсюда, из Черноземья, из мест богатых плодородными землями, железными и медными рудами волны переселенцев, заселяли пространства освобождающейся от оледенения Европы. Звукосочетания «рд», «руд» на санскрите, древнейшем индоевропейском языке, дошедшем до нас, связаны с рыжим цветом, с рудой, с кровью, процветанием, светом и радостью. И умелые мастера рудознатцы, производившие орудия труда из бронзы, и впоследствии из железа, пользовались большим авторитетом среди воинов, пастухов и земледельцев. Поэтому самоназвание страны было связано с рудой и металлом, и называлась она Рудь, а название народа, населяющего эти места, звучало как народ руд – рудены.

— На севере их соседями были балты литовцы – страна Жмудь, на северо-востоке угро-финны – Чудь, а сами они были – Рудь? 

— По-моему, да. Здесь, на границе леса и степи, в верховьях Днепра и Волги, сложилось цивилизационное ядро человечества. Отмечены «города» двадцати тысячелетней давности, где строительным материалом служили кости мамонта. И подтверждением этого служит существование здесь общего для всех индоевропейцев развитого праязыка. Одно время этим праязыком считался санскрит. «Язык богов», богатый и прекрасный, был принесён в Индию ариями.  Но санскрит — это не сам праязык, а его развитие в условиях Индии. На Ближнем Востоке в древнехеттской письменности, изуродованной заимствованной хеттами клинописью тоже можно обнаружить следы праязыка. Сохранился он и в современном литовском языке, имеющем в грамматике много общего с санскритом. Как пример богатства лексики праязыка можно привести то, что одно только слово «вода» в санскрите имеет почти полтора десятка синонимов. Одно из них «вари», перешедшее из праязыка в санскрит и сохранившееся в русском языке виде глагола – варить, связано с кипящей водой. Так, что древнее слово «варяг» — водник означает профессию русса-венета, связанную с вечно кипящим бурным морем, и является аналогом современного русского слова – моряк. И варягами могли быть руссы, греки, скандинавы – все, кто связал свою жизнь с морем.

— Брызги этой культуры, как искры, разлетелись по всему миру, а сам праязык сохранился лишь в непроходимых для захватчиков индийских джунглях и в литовских дебрях? Но степь она ведь открыта для всех.

— В течение прошедших тысячелетий из плавильного котла Русской равнины на пространство Евразии постоянно выплёскивались новые и новые племена, лидеры которых уводили их на освоение новых территорий. Но и сама степь была открыта для вторжений размножившихся племён. В бурлящем котле евразийского этногенеза, в хаосе войн, переселений и завоеваний появлялись новые языки и народы, государства и религии, культуры и цивилизации. На каком-то этапе звонкое «д» заменилось глухим «т» и название народа рутены осталось в истории и топонимике многих стран Европы и Азии.

— И в названии химического элемента рутений!

— В извечной сутолоке народов, языков, культур и цивилизаций на ограниченном пространстве Евразии, глухой звук «т» был заменён на свистящий «с».  И получилось современное звучание – рус. Так, что России ещё не было, но уже были русы, что закреплено в названиях некоторых европейских стран. И Этруссия, и Боруссия-Пруссия, и Россия не последние звенья в цепи европейской цивилизации.

— Рудены-рутены-русены какое-то время были цивилизационным ядром Евразии. Первопроходцами Европы, протоевропейцами. Означает ли, что этрусский это русский?

— Может быть, если отбросить больше тысячи лет прошедших от поглощения этрусков Римом и становлением России, как государства, то да. Сравним дошедшее до нас в латинской транскрипции народное самоназвание этрусков «расена» и наше крестьянское, народное название России – «матушка Расея». Не правда ли созвучны?

— Созвучны! Но что это доказывает?

— Может быть мы одного корня – славянского.

— Слэйв по-английски означает раб. И, что в этом славного?

— Венеты, проживавшие по берегам реки По, приняли язык и нравы римлян и растворились среди них. Не принявшие их, либо ушли на Дунай и Эльбу, либо, сохранив свою самобытность стали служить Риму и остались жить на побережье Адриатического моря. Одиннадцатый, Далматский, легион один из наиболее боеспособных римских легионов.

— В Далматский легион ушёл выращивать свою капусту император Диоклетиан, когда ему надоело бремя неограниченной власти, и захотелось вздохнуть свободно?

— Да. Наверное, таких именитых богатых «дачников» там было много и для обслуживания своих поместий они нанимали сельских жителей, своих сограждан, называя их «сервы».

— Величие римской империи было создано русским народом! Исключительно на нём и держалось! Слово rus в латинском языке римлян означало село, сельский житель, деревенщина. — Вставила Инна. — И римская империя пала, когда огромные латифундии олигархов, основанные на рабском труде, угробили село. Угробили свободный труд, свободных русских, основу империи, и некому стало её защищать. Одни ушли в Рим требовать хлеба и зрелищ, другие ушли на Дунай, Эльбу, Балтику. Они вернулись через столетия, и рутен Одоакр низложил последнего римского императора.

— От этой руси, русов, от слова «сервис» произошли «сервы», ставшие сербами? А недоразвитые европейцы, делящие мир на хозяев и рабов, на master и slave, записали свободных «сервов», сербов, в рабы, распространив это понятие на всех венетов, сербов, славян? — спросил Егор.

— Историю пишут победители. На старых картах Сербия обозначена как Servia. И ещё недавно потомки полабских славян лужичане, жители восточной Германии, на вопрос, кто он по национальности отвечали – сорб. Они ещё помнили своё венетское, сербское происхождение. Англы и саксы, до переселения на Британские острова, были соседями полабских славян. С тех пор, наверное, и повелось, стоит прозвучать сигналу тревоги – «немцы идут», как русские и англосаксы смыкают ряды, становятся союзниками, и в едином строю противостоят немецкой агрессии. Но они же и воевали между собой, и, наверное, у саксов были пленники из числа славян. Их поражала способность славян уходить от решения возникающих проблем, не нравился им их девиз: терпение и терпимость, их архаичный образ жизни, который они считали рабским. Ну, и флаг им в руки! Они стали великой нацией потому, что научились писать местоимение Я, с заглавной буквы, подняли значение личности, не унизив местоимения – Мы. Поняли, что только Мы, может совместным трудом создать среду обитания, достойную для каждого отдельно взятого Я. У славян общность, община, Мы, по-прежнему подавляло я. Мы не научилось уважать я. И, конечно, англосаксы правы – по-рабски славя своих вождей мы разобщены, рабы архаики, рабы традиций. Славянские языки последними отделились от праязыка.

— Народ, обращённый в прошлое – поклоняется мёртвому богу. В будущем он всегда изгнанник. Судьбы этрусков, венетов-руссов и боруссов – тому пример.

— Но народов, забывших свою историю, не существует. Они существовали лишь, как призы для победителей. Были времена, когда славянские государства переставали существовать, но они восставали из пепла благодаря терпению и терпимости, архаичности их языка, культуры, быта. Но были и другие примеры, например, исчезли даки, приняв язык, быт и культуру римлян, ставшие румынами. Исчезли лютичи, бодричи, глиняне, руяне – полабы, ставшие немцами. Им не хватило терпения, терпимости и архаичности.

— Мир прекрасен тем, что он велик и многообразен. И он прекрасен до тех пор, пока в мире есть место этому многообразию.

— Не будем скорбеть о судьбе этрусков, слившихся с племенами латинов и сабинов, от слияния с которыми родилась великая римская цивилизация. Этрусков, давших ей свою культуру, мастера Вулку, изваявшего символ Рима – капитолийскую волчицу, покровителя искусств Мецената, сенатора Цицерона, императора Августа от которого, как они считают, ведут свой род все «августейшие особы» Европы. Не будем скорбеть о судьбе полабов, переселившихся в Восточную Европу и создавших там великую северную цивилизацию и великую российскую империю. Не будем скорбеть о судьбе боруссов, давших жизнь, силу и мощь Пруссии, объединившей Германию.

— Германию, развязавшую менее чем за век три войны, в том числе две мировых?

— Молодое государство, успешно развивающееся, желало утвердиться среди мировых держав. И онемеченные пруссы-боруссы, венды-полабы составили ударное звено германской экспансии, элиту немецкой армии.

— Не только утвердиться среди мировых держав, но и расшириться за их счёт, завоевать себе право на мировое господство и диктовать им свою волю. Но как они могли поднять оружие против своих братьев славян – чехов, поляков, русских?

— Братья-славяне чехи и поляки в составе объединённых войск крестоносцев огнём и мечом прошлись по славянскому Полабью, уничтожая язычников и их святилища. За многовековую оккупацию славянских земель, славянские племена были насильственно германизированы и влились в немецкий этнос. Хотя в самой Германии неоднозначно относились к солдафонам пруссакам. Считали ли они себя когда-нибудь славянами? Наверное, нет, потому что сам термин – славяне появился поздно, в раннем средневековье, как попытка, классифицировать племена язычников, имеющих сходные языки и обряды.

— Что у них общего?

— Одно из общих характерных черт – разобщённость общин и полное равнодушие многочисленного народа, разбросанного на огромной территории к судьбе своих соседей, да и к своей тоже.

— Такая хуторная психология: «моя хата с краю, я ничего не знаю»?

— Славянофилы, точнее русофилы, русские исследователи славянской души, пытаясь сформулировать русскую идею, считали, что государство – это зло, а государственная власть есть зло и грязь. Власть принадлежит народу, но народ отказывается от власти и возлагает полноту власти на царя. Лучше, чтобы один человек был запачкан властью, чем весь народ. Власть не право, власть — бремя. Никто не имеет права властвовать, но есть один человек, самодержавный царь, который обязан нести тяжелое бремя власти. Юридических гарантий нет, они увлекли бы народ в борьбу за власть, в политику, всегда грязную и злую. А народу нужны лишь земля, свобода духа, совести, слова. Приоритет частного быта и семейного родового уклада над государством. А порядок должен держаться на общине, добровольности, свободе, мире и соборности. Таким, наверное, было устройство всех древних славянских государств.

— С точки зрения современного европейца это только мечта, утопия.

— Протоевропейцы, расселившиеся на огромных пространствах, не зная границ и врагов, славяне могли позволить себе такую роскошь – утопию народного монарха. Эта утопия власти без власти, тысячи лет счастья в пространстве без границ, мирная безбурная жизнь в общине привели к формированию характера, где подчинение коллективу подавляет всё личное, общественное благо ценится выше личной свободы, а смирение выше личной инициативы. Но человек рождён быть свободным! И подчинение общине, подавление личного, создали человека, где жажда абсолютной свободы парадоксально мирится с рабьей покорностью, отрицание государства и власти сочетается с верой в надёжность твёрдой руки, а мечта о правде и справедливости сосуществует с бездеятельностью и покорностью. Великодушные и терпимые, добрые и славные люди, пассивные созерцатели, предпочитающие чувства разуму, лишённые творческой мысли и цели, в них всегда жил инстинкт саморазрушения.

— Вдали от потрясений, лишённые войн и ристалищ, отдавшие защиту чести и достоинства на суд общины, в них умирал дух воина, умирали воля, мужество и понятия чести. И в случае конфликта они слова предпочитали делам. Всегда были готовы вылить полный ушат словесной грязи на голову, посягнувшего на их достоинство. Теперь мне понятно, откуда у русских такое богатство ненормативной лексики.

— Может быть. Первопроходцы Европы, протоевропейская русь, живущая трудом в единстве с природой, лишённая властных амбиций, варвары безграничных пространств, при всей их терпимости и смирении, мятежности и непредсказуемости, это сильные гордые люди, твёрдые и верные, когда они объединены общей идеей и твёрдой рукой. Спокойные и бесстрашные, они были ударной силой когорт Александра Македонского, римских легионов, прусской и русской армий.

— На безлюдных безграничных пространствах Евразии, они чувствовали себя комфортно?

 — Но шагреневая кожа безграничных пространств постоянно сокращалась, под ударами новых народов, знающих свою цель и объединённых властной рукой. Так, что безвластная власть, государство без государства могли существовать лишь до поры, до времени. И для того, чтобы сохранить свою самобытность – быт, язык, веру, вернуть золотой век и утерянный рай, им приходилось тесниться и искать себе новые пространства, достойные их широкой души. Быть вечными странниками лишь потому, что обращенные в прошлое, они боготворили застой.

— Это государственное устройство, эта психология заставили легендарную Трою в одиночестве отражать нашествие ахейцев, от которого впоследствии погибла вся хеттская держава? Эта психология заставила мощную федерацию этрусских городов равнодушно наблюдать, как малочисленные и целеустремлённые римляне захватывают один за другим этрусские города? Как немцы, захватывают города Полабья и балтийского Поморья? Но тысячелетняя Россия пока твёрдо стоит на ногах.

— Русская государственность по-прежнему держится на самодержавии и склонна к застою. Подвержена анархии и беззащитна от демагогии. Только теперь внутри неё твёрдый стержень из сплава византийской культуры, татарского насилия и немецкой бюрократии. А славянофилы от русской идеи европейской реальности могли предложить лишь анархиста Бакунина.

— Этруски, наверное, всё-таки были славяне. Только славяне могли додуматься предсказывать судьбы людей по полёту птиц. – задумчиво сказал Егор – Мир, как объективная реальность – это Хаос, а всё сущее – есть бесконечный Хаос. А правит Хаосом Его Бесконечное Величество Случай, единственный реальный Бог в этом мире – бог Фатум. И каждого человека, каждый народ, каждую эпоху, их отношение к действительности можно, наверное, охарактеризовать градусом фатальности. Этрусский и греческий миры жили в полном согласии с Хаосом, пользовались его дарами и красотой, подобно древним скульпторам, с любовью к прекрасному, отсекая от хаотической глыбы всё лишнее. Для них не существовало ни прошлого, ни будущего, была только действительность, только настоящее, здесь и сейчас, где красота окружающего мира и человеческая добродетель была выше человеческих законов! И их градус фатальности был нулевой. Эти отношения к Хаосу унаследовали славянский мир и русская идея. Наследники этрусков, римляне, понизили градус фатальности, пытаясь бороться с Хаосом, на огромных пространствах римского государства, организуя жизнь по римским законам, римскому праву. Но государство – это зло. Оно убивает в человеке понятия добродетели, меняя его совесть на закон, а любовь на обязанности. Поддерживая религию, убивает веру. Практикуя насилие, убивает свободу. Тиражируя стереотипы, убивает красоту. Требуя подчинения, убивает творчество, искусство. И римское государство пало, оставив своим наследником Священную Римскую Империю, управляемую германскими императорами.

— Но то, чего коснулась рука германца должно быть рационально и организованно. И германская воля ещё больше понизила градус фатальности, выделяя из Хаоса только его материальную составляющую? — Спросил Андрей

— Всё материальное создается духовным, символизирует духовное и не может существовать, как самостоятельная реальность. Алмаз, лежащий в кимберлитовой грязи, это просто кусок щебня. Он станет бриллиантом, обретёт свою материальную ценность, лишь прикоснувшись к системе духовных ценностей человека. И духовными началами самостоятельной реальности немцев в отношениях с внешним миром стали жестокость, насилие и агрессия, умноженные на их организованность, военную силу, технику и империалистическую жажду мирового господства?

— Но, к счастью, Хаос бесконечен, Хаос всесилен, и попытка самонадеянной германской воли управлять им, навязать миру свой низкий градус фатальности, заморозить историю, человека и человечество, была обречена на провал. Немцы, вторгшись в чужие земли, нарушили равновесие сил между англами, саксами и славянами. Закадычные враги расступились перед новой враждебной силой, отступили кто на запад, кто на восток, чтобы расширить свои горизонты и снова граничить, но уже через Тихий океан. Немецкий же удав, проглотив земли Саксонии, Полабья и балтийского побережья залег, лет на пятьсот, самодовольно переваривая жертву, пока сам чуть не погиб в ходе тридцатилетней войны со шведами. Германия упустила время, за которое Британская империя англосаксов стала величайшей морской державой, а Российская империя руссов-венетов стала величайшей сухопутной державой.

— Конечно, английский империализм агрессивный, грабительский. Но он и созидательный, культурно-экономический, торгово-промышленный. Захватывая рынки посредством товаров, денег и договоров, он ограниченно использовал военную силу, нёс народам империи цивилизацию, оставляя им право на существование, на их язык и самобытность. В этом смысле он близок Российской империи, которая образовалась на огромной, но пустынной северной окраине империи Чингисхана, занимаемой русским народом, великодушным и терпимым, дарящим, а не отнимающим. И сохранение малых народов, их истории и языков входило в его миссию.

— Германская же империя создавалось на основе холодной германской воли, а это уже предполагает, что мировой Хаос должен быть упорядочен немцем. Всё в этой жизни должно быть им организовано, дисциплинировано, оформлено. Именно отсюда рождаются непомерные притязания, которые ощущаются немцем как долг. Свои насилия над бытием немцы совершают с высочайшим моральным пафосом. Немецкое сознание всегда нормативное. В нём прописаны и субординация, и дисциплина, и немецкий порядок.

— Немецкий священник Мартин Лютер, прибывший в Рим, принял расцвет наук и искусств в Италии за разврат, вознегодовал праведным гневом, почувствовал себя святее папы римского и решил, что он должен начать Реформацию церкви, заморозив эпоху Возрождения. Немецкий философ Кант строил духовные казармы, предоставив кайзерам и фюрерам строить казармы воинские?

— Для немца не существует ни хаоса, ни тайн бытия, им движет чувство долга и умение его исполнять. Другие народы немец никогда не ощущает по-братски, как равные ему, он всегда ощущает их, как беспорядок, хаос, тьму, и только самого себя он ощущает, как единственный источник порядка, организованности, света и культуры для этих несчастных народов. Германский империализм ограничен, агрессивен и жесток. В своей многовековой агрессии против полабских племен немецкие «рыцари» практиковали приглашение их вождей на переговоры или на пир, где вырезали доверившихся им безоружных гостей, обезглавливая сопротивление славян.

— Тогда и название «немцы» происходит не оттого, что германцы немы и славяне их не понимали, а для того, чтобы положить между ними черту отчуждения – они не мы. Отсюда и вытекает вечный союз Англии и России при отражении немецких агрессий.

— Но девиз английской внешней политики: «Нет вечных друзей, нет вечных союзников – ибо вечны наши интересы». И Slave, в орбите английской внешней политики, всегда должен был обслуживать интересы Англии, всегда нёс основную тяжесть войн, неисчислимые потери. Он донор пушечного мяса. А плоды побед всегда принадлежали англосаксам. Россия это понимала, но немецкая угроза для неё была опаснее английской выгоды. Центробежные, разрушительные силы внутри России, не позволяли ей быть сильной. Скупой платит дважды, ну, а слабый, не имеющий возможности отстоять свои интересы, в наш жестокий век, должен платить вчетверо.

— Что это за разрушительные силы?

— Слабостью России был конфликт между властью, твёрдо стоящей на страже застоя, и развивающимся обществом, где со времён Белинского тон задавала часть общества, тоталитарная секта, вместе с обходительными манерами, исповедующей, что государство – зло, правительство бездарно, народ глуп, церковь опиум для народа, а материализм должен стать воинствующим.

— Дети провинциальных священников, для которых не хватило церковных приходов, обиженные и лишние, они желали быть жрецами. Безбожными жрецами страны их иллюзий, укравшими у христианского бога идею равенства и мечтающими построить на этой ложной идее своё Царствие Небесное на земле. Где они могли бы существовать, как монопольные владетели истины, как живые полубоги, как вожди и жрецы? – Спросил Егор.

— Ложь была у Бога и ложь была убога, убога настолько, чтобы в неё поверили все убогие.

— Но народ, пока он ценит землю, как высшую материальную ценность, пока он ценит труд, как первоисточник духовных ценностей, он не может быть убогим! Он богат и мудр, каким бы бедным не был его быт!

— Значит, он должен был стать убогим! В своём презрении к народу, они стали делать его убогим своей жалостью, своей ложью обесценивающей ценность собственности, земли и труда. Забывая, что без истинной любви к народу, к Отечеству все их царствия окажутся лишь Содомом и Гоморрой.

— Выступая против самодержавия, они были правы, и они упивались своей правотой. Но без бога в душе и царя в голове, ими двигали зависть, гордыня и склонность к тоталитарному мышлению. Им были чужды терпение и терпимость, созерцание и смирение русского народа. Тогда это были не настоящие русские люди. Они были чужими на русской почве! Но это была образованная часть общества.

— Понятие «интеллигенция» ввели в обиход еврейские издатели в Польше, чтобы учесть мало-мальски грамотных потенциальных потребителей их продукции. В России это слово впервые прозвучало лишь в 1860 году, уже впитавшее в себя ненависть и русофобию. «Когда я слышу слово «интеллигенция» я хватаюсь за пистолет» — любил говаривать доктор Геббельс. Образованные люди Толстой, Мечников, Менделеев и другие, не позиционировали себя с интеллигентами. Каждый знал своё дело и был работником, пахарем интеллектуальной нивы России. Как не претендуют на это особое звание интеллектуалы Европы. Это чисто русское явление. Узурпация малообразованной частью общества права говорить и думать от имени безграмотного народа. В силу своей малообразованности, они не имели достаточно ума, чтобы предложить России, что-нибудь своё или терпеливо, упорным трудом, применить к русской жизни то, чем славилась Европа. Политизированные до крайности, как малые дети теперь гоняются за американской жвачкой, они гонялись за европейскими доктринами, уже отвергнутыми в Европе. И, как обезьяны, копировали их для русских условий, споря между собой, чья идея радикальнее.

— Побираясь на богатейших интеллектуальных базарах Европы, жадными глазами варвара глядя на эти богатства, они не могли или не хотели понять, что это изобилие, свобода и богатство результаты общественного договора между властями и народом. Результаты упорного труда и великого терпения, кровавых противоречий и мудрых компромиссов, страстного желания искать истину и трудного искусства договариваться ради созидания. Что они могли там получить в качестве милостыни? Только то, что не нужно Европе. Но в России они подавали этот хлам уже как абсолютную истину, радикально, революционным путём, пытаясь внедрить эти доктрины в жизнь.

Как в школьном анекдоте про радикалов: Рахметов, спрашивает свою возлюбленную: «Вы смогли бы полюбить меня, радикала?». — «Ради че-го???»

Тюльпанов улыбнулся

— Рафинированный литературный образ русского интеллигента можно найти в Вороньей слободке Ильфа и Петрова. Интеллигенты раскололись на два лагеря: славянофилы – обожающие добрую женственную душу России, ратующие за её особый путь, и западники – раболепствующие перед Европой и презирающие всё русское. И Васисуалий Лоханкин, пытающийся остановить уходящую от него Варвару своими гнусавыми пятистопными ямбами, объединяет в себе оба эти течения. Если заменить имя Варвара именем Россия в его воплях «Варвара, ты самка», то это суть учения славянофилов, с «ожидающей жениха» женственной душой России. «Волчица ты. Тебя я презираю» — это уже девиз интеллигентов западников. Но, почему-то и те, и другие были уверены, что Варвара-Россия обязана кормить их вечно.

— Единственной достойной его, «интеллигента», мыслью был вопрос «Лоханкин и его роль в русской революции?». Роль огромная, роль погромная. Не умея искать, и не желая договариваться даже между собой, не способные создать конструктивную оппозицию, они, были способны только держать фигу в кармане, демагогией возмущать общественное мнение, критиковать, ничего не предлагая, и между порками готовить бомбы, чтобы ими прокладывать путь доктринам, уже отвергнутым на Западе? Воспитывая халтуриных и ульяновых, нести марксизм? Хороша себе обезьяна с бомбой! И большевики, пришедшие к власти благодаря интеллигенции, разложившей русское общество, их тоже не миловали и слишком часто хватались за пистолеты.

— Знает кошка, чьё мясо съела! И, видно в отместку «за всё хорошее», записали всех мало-мальски грамотных, в единую социальную прослойку – интеллигенция.

— Как говорит историк Лев Гумилёв, сын расстрелянного большевиками поэта Николая Гумилёва и Анны Ахматовой, двадцать лет своей жизни отдавший ГУЛагу: «Да какой же я интеллигент? У меня есть профессия, и я люблю Россию!» – Сказала Инна. – Каждый должен заниматься своим делом! Ткач – ткать, строитель – строить, учитель – учить. И делать это профессионально. А соединённые стада пролетариев и объединённые табуны интеллигентов нужны только вождям. Пастухами же и кнутами они обеспечат их, по самое не горюй.

Андрей, очевидно, долгое время державший свои мысли в себе, был рад ими делиться. Егор, закалённый в дискуссиях с Холиным, и многое что у него почерпнувший, был для Андрея интересным и благодарным собеседником. Инна тоже с интересом следила за беседой, иногда задавала вопросы и делала комментарии. Но жаркое азиатское солнце, пробившись через белесые небеса, заглянуло к ним под куст, разогрело, разморило их и, прервав интересную для них беседу, они отправились на мелководье купаться.

          ***

После купанья и последовавшего за ним чая с душистыми травами и молоком, они вернулись на свои сидения. Палатка была поставлена, день был свободным, дров на вечер было достаточно. Но масса интересующих их вопросов, на которые нигде не найдёшь ответа, кроме как в таком живом общении, с интересными людьми, в таком интересном, даже экзотическом, месте, ожидало своего решения. И Андрей продолжил.

— Но вернёмся к нашим венетам. После поражения венетов, часть славян влилась в германский этнос, разделив с ним все невзгоды, победы и поражения. Немецкий этнос после унижений тридцатилетней войны со шведами, когда он был поставлен на грань выживания, после унизительных поражений в войнах с Наполеоном, после освобождения его из французского плена русскими войсками, хорошо отдохнувший и размножившийся, окреп настолько, что смог бросить вызов самой Франции.

— И победить её в франко-прусской войне 1871 года.

— Это был триумф германского этноса, который позволил ему объединиться и каждому немцу поверить – «мы можем всё». И с этого момента началась милитаризация Германии. Лозунг – «всё для войны», мощный рост экономики, ощущение стремительно и неудержимо растущей мощи страны породило претензию немцев на мировое господство и подготовку их к эпохе мировых войн. Так, что первая мировая началась не в 1914, а в 1871 году. С этого момента экономика Германии стала работать на будущие войны, а молодёжь воспитывалась так, чтобы это были уже готовые солдаты для будущих войн. Националистический порыв, чувство всемогущества заставило их разжечь две мировые войны и оба раза вопреки правилам военной науки, вести их на два фронта.

— Но нас учили, что войны — это столкновения экономических интересов элит разных стран, религий, идеологий, социальных систем.

— Во второй мировой войне в едином строю, плечом к плечу не на жизнь, а на смерть, сражались элиты разных стран, пролетарии и буржуи, верующие и безбожники, разные идеологии и социальные системы. Они сражались против единого врага – немецкой агрессии.

— Из этого следует, что обе мировые войны были чисто этническими, где немецкий этнос воевал против русского и других этносов, пытаясь перераспределить их территории, отнять их материальные и природные богатства, добиться мирового господства. Следует ли из этого ответственность каждого немца за страдания и гибель миллионов людей?

— Кто виноват в немецкой агрессии, дал ответ Нюрнбергский трибунал. И я не буду ставить его под сомнение. Но, как историк, я должен дать объективную оценку событий, чтобы предотвратить повторение апокалипсиса мировой войны на новом витке развития.

— Твои слова да богу б в уши. Но никто и никогда не учился на чужих ошибках. И кроме меня никто тебя, пожалуй, не расслышит.

— Войны хотели промышленные концерны, ее жаждали рабочие и крестьяне, молодежь и военные – все немцы. Гитлер никогда не сомневался в этническом характере войны против славян, но создал дымовую завесу, утверждая, что немецкий народ борется на два фронта, но против единого врага – евреев. Против еврейского капитализма и против еврейского коммунизма.

— У еврейских банкиров, поклоняющихся идолу Золотому Тельцу, капиталу, – нет родины. Их родина там, где их капиталу спокойнее. Они разорили Речь Посполитую, вывозя капиталы из беспокойной Польши в Западную Европу, развивая там промышленность. А после Первой мировой войны стали выводить капиталы в Америку, чем очень обидели Гитлера. И он организовал массовое уничтожение евреев, не вписавшихся в его национал-социалистическую концепцию?

— Может быть. Но Сталин не сомневался в этническом характере будущей войны и организовал нейтрализацию и уничтожение последователей идей Коминтерна, которые утверждали, что немецкие рабочие и крестьяне, ставшие солдатами, не будут воевать с рабоче-крестьянской Россией, а то и повернут оружие против своих капиталистов. Ход Великой Отечественной Войны подтвердил опасную иллюзию такого утверждения. Сознавая реальную опасность, исходящую от фашистской Германии, жёстко ограниченный во времени, не смотря ни на какие жертвы, Сталин, жёсткой рукой, спешно провёл индустриализацию, перевооружение армии, нейтрализовал идеи Коминтерна, заменив их патриотическим воспитанием.

— «Мы не рабы, рабы немы». Организовал курсы ликбеза, ликвидировал тотальную безграмотность. Дал каждому селу школу, медпункт и электричество, качественно изменил структуру населения страны, считая, что в будущей войне моторов безграмотный и хилый солдат будет просто расходным материалом, пушечным мясом, лишенным воли к победе.

— Посредством дипломатии пытался оттянуть начало войны, выиграть время. Но не смог. Ход первого периода войны наглядно показал, кто готовился к этой войне семьдесят лет, а кто всего семь. Ценой огромных усилий и жертв Россия устояла в этой борьбе. Немецкое чувство всемогущества оказалось ложным, и фашистская Германия была разгромлена, разграблена, унижена и расчленена. Часть её территории вернулась к славянам.

— Россия выиграла эту войну?

— Трудно сказать, кто выиграл эту войну. Однозначно можно сказать, что выиграли её дельцы, а не солдаты! Несмотря на их доблестный вклад в победу. Территориальные приобретения имели поляки, чехи, литовцы, украинцы, белорусы, немного русские. Но их приобретения ничто по сравнению с приобретениями США, ставшими богатой сверхдержавой. Советский Союз, приобретший «союзников» в Центральной Европе, приобрёл больше проблем, чем выгод. Англия, наравне с Германией, больше всех проиграла в этой войне. Она перестала быть империей, заплатив за помощь по ленд-лизу золотом, колониями, базами, рынками.

— Тысячелетняя Россия опять устояла в очередном вихре мировой истории. Для чего? Все царства государства, как и люди, рождаются, чтобы умереть.

— Значит ещё не время! Мы сильны, как никогда. Содержим огромную армию, потрясаем ракетами, атомным оружием, первыми вырвались в космос. А вокруг разваливаются империи, гибнут расовые предрассудки, всё больше стран выбирают социализм. Но так ли мы сильны, как кажемся? Так ли сильна наша плановая экономика, зависящая от человеческого фактора и воли Госплана, по сравнению с западной экономикой построенной на принципах открытости, конкуренции, инициативе, поиске прибыли? Там огромные средства налогоплательщиков, выделенные государством на гонку вооружений, космическую гонку вернутся в экономику новыми разработками, новыми материалами, новыми технологиями. Каждый вложенный в эту гонку цент принесёт десятки новых д+олларов. Как говорил еще Гераклит: «война – отец всех вещей». У нас же огромные денежные потоки, в условиях строжайшей секретности, направленные на вооружения и космические программы гибнут в закрытых лабораториях и предприятиях, оставляя нам лишь опасную иллюзию превосходства. Не давая нашей экономике ни прибыли, ни новых прорывных технологий. Деньги – кровь любой экономики и с каждым годом денег на эту гонку нужно будет всё больше и больше, что, в конце концов, обескровит нашу экономику. Так, что в этом противостоянии систем, на мой взгляд, мы обречены на поражение. Дай бог, на мирное поражение, а не на поражение в термоядерной войне.

— Но сильны мы не только военной силой, но и духом. Ума не приложу, как это во время войны, под непрерывными бомбёжками, полуголодным людям, удалось разобрать, перевезти тысячи предприятий за Урал. Собрать, установить оборудование под открытым небом, где женщины и дети, оставшиеся в тылу, сходу стали выдавать продукцию, необходимую для фронта? И это в условиях Сибири! По-моему, это ещё одна страница героизма, недостаточно оцененная.

— Добавь сюда и беспримерный творческий взлёт. Песни военных лет до сих пор тревожат нам души глубиной лиризма и своим героическим пафосом. Но героизм подчинённого это, как правило, результат преступной халатности его руководителя. И массовый героизм народа — это всегда результат преступной халатности его вождей.

— Сталин оказался в жесточайшем цейтноте. И он не успел сделать многое из задуманного.

— На оборону страны должна работать экономика, а не вожди. Большевики, не желая понимать этнический характер прошлой и будущей войн, во имя мировой революции и мифического братства народов, предали интересы своего этноса, разрушили экономику России, уничтожили её организаторов, своими социальными экспериментами загнали её в каменный век. А слабая Россия всегда источник опасности для Европы потому, что она желанный плод для разного рода захватчиков.

— Ослабевшая Россия спровоцировала приход в Германии, к власти агрессивной партии обещавшей перекроить карту Европы и осуществить заветный Drang nach Osten?

— Да, приход к власти Гитлера и его партии отрезвил наших экспериментаторов и прозвучал для Сталина, как сигнал опасности, как знак будущей войны. С этого момента Сталин понял, что его враг не буржуй вообще, а конкретно Германия. Понял он и этнический характер будущей войны. Пропаганда и экономика страны стали работать на будущую войну. Но было уже поздно. Срочно требовались энергичная пропаганда и эффективная экономика, а они могут энергично и эффективно работать либо за деньги, либо за страх. Денег было мало, и все они ушли на иностранных специалистов, на закупку заводов и технологий. Для внутреннего потребления остался только страх. И НКВД сделало всё, чтобы страх стал движущей силой экономики. И пропаганды тоже.

— Рабский труд рабочих и крестьян в стране победившего пролетариата под бравурные марши, весёлые кинокомедии и жизнеутверждающие песни стал общественной нормой. Но это было необходимо для того, чтобы выстоять в будущей войне. Кстати, по аналогичному сценарию, велась пропаганда и в Германии. Но каково было технической интеллигенции, служащей науке, и не приемлющей насилие?

— Её, техническую интеллигенцию, служащую науке, и не приемлющую насилие, построили ровными рядами в казематах бериевских шарашек и заставили разрабатывать оружие победы. И вполне успешно. Под палкой даже в пустом барабане пробуждается муза. Как шила в мешке не утаить, так и талант не спрятать в каменном мешке. И они много сделали для будущей победы. Народ то талантливый, страна богата талантами. При нормальной организации труда, при работе не за страх, а за совесть, при сносном уровне жизни – он бы горы своротил. Вопрос к тебе: кто победил во второй мировой войне?

— Какой-то не конкретный вопрос. У победы много отцов, лишь поражение всегда сирота. Победили союзники, советский народ, генерал мороз.

— Я спрашиваю конкретно и персонально, кто творец победы во второй мировой войне?

—  Затрудняюсь ответить. Победа — это вклад многих. Персонально могу перечислить: Сталин, Жуков, Черчилль, Монтгомери, Рузвельт, Эйзенхауэр, и многие миллионы безвестных героев, без ратного труда которых победа была бы невозможна.

— Так-то оно так! Но уже в нашем веке все войны выигрывают не генералы, а учёные, их лаборатории, их новейшие разработки и передовые технологии. Способность экономики воюющей стороны быстро наладить массовое производство, и в нужный момент предоставить армии оружие победы. Поэтому я по вкладу в общую победу, выше Сталина и Черчилля, ставлю царского генерала по званию и ученого по призванию Владимира Ипатьева.

— Кто такой? Не знаю такого.

— Владимир Николаевич Ипатьев, в доме брата которого, знаменитом «ипатьевском доме» в Екатеринбурге, расстреляли семью российского императора.

— Не знаю такого. – ответил Егор.

— И не мудрено. Невозвращенцы выкинуты из памяти народной. Но именно Ипатьев внёс решающий вклад в победу союзников во второй мировой войне.

— Каким образом?

— Владимир Николаевич имел звание генерала и был известным русским химиком с мировым именем в области авиационных топлив, которого Троцкий вынудил к сотрудничеству с большевиками во время гражданской войны. После революции был академиком и возглавлял институт в Москве. По заявке института, был командирован в Лондон, где должен был закупить оборудование для своих экспериментов. Встретив противодействие посольских клерков, упрекавших его в непомерной трате народных денег, вспылил: «А мне Рокфеллер предлагает всё и сразу». И уехал в Штаты, где ему были предоставлены лаборатория, оборудование, деньги и свобода действий. Там он синтезировал кумол, присадку к авиационным бензинам, доводящую их октановое число до ста. На родине же он стал невозвращенцем и даже его сына заставили отречься от отца. Тем временем Англия вступила в войну, немецкие лётчики бомбили Лондон и другие города, стёрли с лица земли Ковентри. Сея смерть и ужас, заставляли англичан капитулировать в страхе перед немецким оружием. Английские самолёты, несмотря на массовый героизм лётчиков, ничего не могли противопоставить немецким асам. В конце мая 1940 года, танковая группировка Клейста совершила обходной маневр и прижала всю действующую на континенте армию англичан к Дюнкерку, небольшому порту на побережье Франции. Гудериан, хотел сходу ворваться в порт, лишив англичан возможности эвакуироваться, но Гитлер, решивший поберечь танки, и считающий англичан настоящими арийцами, а вступление Англии в войну недоразумением, запретил ему это сделать, решив, что англичанам объявлен шах, за которым неизбежно последует мат и капитуляция англичан. В противном случае немецкая авиация была готова уничтожить и Дюнкерк, и английскую армию. Ситуация была критической и, действительно, Черчилль провёл заседание правительства, на котором обсуждались условия, на которых Англия могла бы капитулировать. Но «великий» шахматист просчитался. Испортившаяся погода и поступивший кумол, сделавший английские самолёты мощнее, быстрее, манёвреннее, позволили англичанам, прикрыть окружённых с воздуха и за несколько дней маломерными судами эвакуировать из Дюнкерка 340 тысяч человек. Бросить военную технику, но сохранить армию. В дальнейшем кумол позволил очистить небо Англии от немецких самолётов, перенести авиационные удары на континент и совершать разрушительные «ковровые бомбардировки» немецких городов. Немцы, уверенные в преимуществе своей авиации и в том, что ни одна бомба не упадёт на Германию, ничего не могли понять: английские самолёты те же, лётчики те же, а результат неожиданный. Но когда над Германией был подбит, и совершил вынужденную посадку английский самолёт, всё стало ясно. Гитлер собрал химиков и приказал им срочно синтезировать кумол, на что ему ответили: «Это невозможно. Это же Ипатьев, целая эпоха в химии авиационных бензинов». Кумол поставлялся и в Советский Союз, что и здесь позволило переломить господство немцев в воздухе.

— Да, если бы тогда Англия капитулировала, вряд ли мы устояли. У победы всегда много отцов, но очевидно, что ум Ипатьева, упорство Черчилля, и героическая жертвенность русского, советского народа, несомненно, ставят их в число отцов нашей победы. Но ты не ответил: для чего нам эта победа, если ты уже предвидишь наше поражение впереди?

— Ты уже говорил: «Мир прекрасен тем, что он велик и многообразен. И он прекрасен до тех пор, пока в мире есть место этому многообразию». Наши предки – венеты, италийское племя, сохранившее свою самобытность, свой праязык, ради этого не принявшее римское владычество, его диктат, на всех этапах истории противостоявшее ему. Оно предпочло хмурое небо Балтики солнечному блеску Адриатики, свободу блестящему плену, духовные ценности материальным благам. Так и Россия возникшая, на цивилизационной целине, свободной от римского наследия, всегда альтернативна этому наследию. А, значит, альтернативна западной цивилизации, впитавшей в себя римское наследие.

— Опять, Москва – третий Рим! Не ожидал от тебя!

— Ни первый, ни второй, ни третий. Москва есть Москва, Рим есть Рим. Высшие культурные ценности – добро, красота, свобода, справедливость и другие – неутилитарны. Они сами по себе как будто не приносят никакой практической пользы человеку. Но во имя этих ценностей человек подчас готов идти на любые материальные жертвы. Ориентация на неутилитарные духовные ценности определяет то, что называют духовностью. Венеты-руссы предпочли добро торговли злу войны, красоту солнечного блеска янтаря – блеску воинских шлемов, свободу созидательного труда – грабежам и насилиям, терпение и терпимость – вспыльчивости кельтов и жестокости германцев. И это увековечено историей. В Арморике-Бретани там, где Юлий Цезарь казнил вождей восставших венетов, а их воинов продал в рабство, существует департамент Вандея. В купеческой Голландии к фамилии уважаемого человека добавляется приставка ван. Вена – город музыки и красоты. Венеция прекрасный город-символ красоты, упорства и мудрости человека. Прекрасен и русский Петербург. И всё это венеты-руссы! Или, если говорить по Геродоту – энеты-руссы.

— Чем же не угодили тебе римляне? В историческом плане, если бы их не было, их надо было бы придумать. Они раздвинули границы мира, дали ему законы, организацию. Кроме того, у них, наверное, тоже были духовные ценности: смелость, верность долгу, решительность. Вспомни Муция Сцеволу. Когда этруски окружили эту нехорошую деревню – Рим, чтобы проучить поселившихся в ней проходимцев, которые по ночам у них баб воруют, этот Муций явился в их лагерь и, чтобы показать решимость римлян защищаться, положил руку в огонь и сжёг её на глазах у врагов. Добрые и впечатлительные этруски были потрясены, оценили серьёзность намерений римлян жениться и, решив, что таким смелым и решительным хлопцам не стоит морды бить, а лучше с ними породниться, сняли осаду и ушли. Самопожертвование ради общего блага разве не духовная ценность?

Подошла Инна и принесла три миски варёных креветок. Села рядом с Андреем и сказала:

— Жаль, лимончиков нет. Взбрызнуть бы их лимонным соком.

— Зато свежайшие, ни разу не мороженые. Большие и очень вкусные. – Ответил Егор.

Андрей продолжил, со смаком обсасывая большую креветку:

— Может быть! Но, когда эта деревня выросла и этрусский мастер Вулко, изваял им для строящегося храма Юпитера прекрасную волчицу, они подсадили под неё двух близнецов Ромула и Рема, которые, насосавшись, молока волчицы, провозгласили: “homo homini lupus est” – “человек человеку волк” и “aes non olit”– “деньги не пахнут”. Чтобы доказать это Ромул убил Рема, и с этих пор капитолийская волчица стала символом Рима, а эти два принципа стали основным кредо как римской, так и современной западной цивилизации.

— То, что человек человеку не волк, а друг, товарищ и брат ещё доказать надо. Что-то у нас, на цивилизационной целине, свободной от римского наследия, с воровством, пьянством, хулиганством и преступлениями, скажем мягко, плоховато. Почти каждый из нас был бит, обворован, намеренно унижен. Не по-братски это, не по-товарищески! И государство нас не уважает. Власть в нём всегда принадлежит самодержцам: то царям, то вождям! Народ это всегда понимал. Даже в смертный бой он шёл с кличем «За Родину, за Сталина». Заметь, за Родину, а не за Отечество! Ведь только свободный гражданин имеет Отечество, а раб, крепостной и подданный тирана может иметь только родину. 

— Когда венеты-славяне, двумя потоками, один с Балтики, другой с Адриатики, пройдя огонь, воду и медные трубы вернулись на свою прародину Русь и смешались с местным населением, то это оказалась жуткая смесь племён и народов. Кроме слова и дела славян здесь смешались и вспыльчивость кельтов, и жестокость германцев, и непостоянство иллирийцев, и упрямство финнов, и самовлюблённое коварство иудеев, и лживость азиатских племён. Человек это звучит гордо! И за это стоит бороться. Но, чтобы слово человек зазвучало гордо, по-человечески, над всем пространством России, над этим надо много трудиться нам всем, каждый над собой. Включая и властей, которые, за последние полвека, показали пример нечеловеческого отношения к гражданам.

— А, что такое человек?

— Здесь тоже отличие римского, латинского понятия человека от русского. Латинское homo – человек сродни слову humus – земля и сродни санскритскому слову “бхуми” – земля. От них происходят и слово гуманизм и гуманитарные науки – науки о человеке. То есть вводится в обиход понятие земного, приземлённого человека, занятого утилитарными проблемами, материально-практическими нуждами. Здесь нет места для души. Русское слово – человек тоже имеет санскритский корень “чела” – ученик и слова “век”. Получается – вечный ученик, что отражено в русской поговорке: “век живи – век учись”. Душа России открыта для будущего.

— Получается другая группа крови. Нет места для души. Душа России открыта для будущего. Что такое душа России?

— Душа человека, душа России понятия духовные, сакральные. Латинское слово – индивид и греческое – атом переводятся, как неделимый. Индивид – это атом человеческого общества, имеющий свои особенности. Индивидом рождаются, им является каждый человек, и гений, и умалишённый. Личностью же не рождаются, личностью становятся. Человек выступает как личность, когда он способен самостоятельно принимать решения и готов за них нести ответственность перед обществом. Рождаясь и воспитываясь в определённой культурной среде, каждый человек усваивает принятые в ней идеалы, ценности, нормы. Это пространство, время, религия, любовь, совесть, правда, знание, труд, право, богатство, надежда, жизнь, смерть и тысячи других. Они отражают вечную систему ценностей, на основе которых формируется поведение человека в быту, его восприятие мира, его душа. Создают систему координат, в которой действует личность. И тут следует разделить наше русское понятие личности и римское, западное. Римское persona – личность, восходит к этрусскому обозначению маски — persu и звучит первоначально как «театральная маска, фигура в маске». Наше русское понятие личности восходит к слову лицо, которое, в свою очередь, уходит к глаголу – лить, к древним руденам, рутенам, металлургам, занимавшимся литьём в формы. Мастер, производящий качественное литьё, имел своё лицо, его узнавали по отливкам. Отсюда и русское выражение: Он – вылитый отец. Так, что вопрос к тебе, кто более достоин души: вечный ученик или приземленный «земной» человек, личность или театральная маска?

— Конечно, вечный ученик, а не театральная маска. Но возникает вопрос, почему тогда бездуховный француз или американец живёт радостно в комфорте, о котором мы только мечтать можем? Со свободой, с гражданскими правами у них тоже порядок. Одеты ярко и красиво, улыбаются друг другу. Свободно гуляют днём и ночью, не боясь за свою безопасность. А мы, по мнению бывавших за границей, страна неулыбчивых людей, страна линялых красок.  И по ночам здесь бродить не рекомендуется. А твои разговоры про жуткую смесь племён и народов, меня не убеждают. Америка, ведь тоже жуткая смесь рас, племён и народов, но там, люди как-то научились уважать друг друга.  Может быть, это заслуга Ромула и его “homo homini lupus est”? Пролив моря крови, эти волки не стали ни братьями, ни друзьями, но, по крайней мере, научились уважать друг друга. Идущий навстречу и улыбающийся американец, улыбается тебе не потому, что ты ему друг и брат, и он рад тебя видеть, а потому что знает, что ты, такой же волк и, может быть, лучше вооружен и очень опасен.  И улыбка вошла в привычку, став щитом и визитной карточкой.

—  Это пример сложившихся отношений между персонами-масками – «Весь мир театр, а люди в нём актёры». И они хорошо играют, каждый хорошо знает свою роль. Поэтому у них дисциплина, ответственность, волчья нетерпимость к неудачникам и правонарушителям, не уважающим законы стаи и театра. И как результат, высокое благосостояние, реализовавшаяся утилитарная мечта индивида.

— Что же нам мешает хорошо работать, уважать друг друга?

— Душа, брат, душа! Большая и непонятная русская душа. Вообразим, что объём знаний человека, это шар, а его поверхность – соприкосновение с непознанным миром. Чем больше объём знаний, тем больше соприкосновение с непознанным миром и тем больше возникает вопросов. По-моему, этот принцип применим ко всем переменным системы координат личности: совести, любви, вере и другим. Хорошо тем, кто остался на стадии индивида, его знания и душа минимальны и вопросов минимум. А наш человек, старается стать личностью, он вечный ученик. С его большой душой, он всегда изнемогает под тяжестью вопросов.

— У нашего индивида вопросов всего два: где бы выпить, и чем бы закусить. У американских индивидов и персон всегда есть, что и где выпить и чем закусить, поэтому они эгоисты-индивидуалисты делают себя, свою карьеру. У них постоянно растёт благосостояние, число миллионеров, нобелевских лауреатов, и прогресс они куда-то двигают и без нас. Несмотря на бездуховность, бездушевность, и отведённую им тобой роль масок в современном театре абсурда. Относительно “aes non olit” и его аналога “деньги решают всё” могу сказать: деньги ли решают всё, кадры ли, но, очевидно, что без презренных денег даже уважаемым кадрам ничего не решить.

— Когда Бог-творец создавал человека по своему образу и подобию творца и созидателя, я думаю, он не был в маске. Он творил человека как личность, потому что личность заботится, прежде всего, не о материальном благополучии, а о духовном, так как главные человеческие потребности – это духовные. А не индивида, который превыше всего ставит материальные блага, культивирует дух развращающих человека удовольствий, наслаждений и насилия.

— Да, человек Адам был создан личностью, жил в раю, в золотой клетке, на полном боговом обеспечении и заботился о духовном. Но, когда он, с подачи жены, озаботился материальным, он был изгнан из рая. И ничего, не пропал! Только я не пойму, зачем ты рассказываешь мне миф, легенду, сказочку?

Инна, пригревшаяся на плече у Андрея, открыла глаза и сказала:

— С вами, конечно, интересно слушать и говорить о духовном, но я хочу тоже озаботить вас материальным: обеспечьте мне костёр и почистите рыбу.

Они перешли к костру, где Егор занялся костром, а Андрей рыбой. Вооружившись ножом, он продолжил:

— Хочу помочь вечному ученику, с его большой душой, изнемогающей под тяжестью вопросов обрести точку опоры в системе координат личности. Кроме координат пространства и времени, определяющим место и время жизни личности, важной является координата религии или её заменяющей философии жизни, определяющая поведение личности. Большевики, не создав развитой философии жизни, объявили религию «опиумом для народа», разрушили понятия добра и зла, правды и лжи, света и тьмы, лишили русского человека опоры. А зря! Во что-то надо верить. Ещё Гоголь, живший в Риме, говорил, что на Западе вера была принесена в жертву прогрессу и человек всё больше и больше отчуждается от вечных истин христианства, разучился созерцать их, умственно и нравственно вырождается и идёт навстречу великому культурному кризису. Этот кризис, породивший призрак коммунизма, как мёртвую тупиковую ветвь западного рационализма, в революционном порядке принесённый в Россию с Запада, потряс все моральные и нравственные устои русского общества, в одночасье превратил человека-личность в индивидуума озабоченного материальным, а обезличенный народ в трудящиеся массы. А тех, кто пытался остаться личностью гнали прочь, гноили в лагерях, безжалостно уничтожали. Но всех не перевешаешь! И в трудную минуту, когда решалась судьба страны и его лично, главный гонитель Сталин, обратился к «трудящимся массам» чисто по-христиански: «Братья и сестры». И по-христиански был прощён. С его именем шли в бой, гибли, одержали победу.

— Я так понял тебя: Бог творец создал человека, как творческую личность, и сказал: «Поглядим, что ты там натворишь»? А преобразование мира – болезненный творческий процесс, требует глубокой веры в свои убеждения, а иногда и самопожертвования. Борцы за свои убеждения страдали и умирали, но не отрекались от своих убеждений, от своей веры. Тела их, в ожидании гибели, в ужасе вопили, что их жертвы напрасны, но их бессмертные души убеждали их, что высшие ценности, ради которых стоит страдать и умирать, существуют, так как природа человеческая не материалистическая, а духовная. У тебя есть пример такого самопожертвования?

— Пример творческой личности, указавшей путь, преобразующей мир, своей волей и мужеством возвысившейся над хаосом человеческих отношений, личности выстраданной человечеством, – это тот, кто, будучи сыном божьим, смиренно умывает ноги своим ученикам. Тот, кто истекая кровью, осмеянный, оклеветанный, оплёванный, избитый и распятый, с высоты голгофского креста, будучи Богом, праведным и всемогущим – одного гневного Его взгляда хватило бы, чтобы сдунуть, как пыль, всю эту лживую неправедную жаждущую крови толпу, весь этот, погрязший в мерзостях мир, – смиренно взывает к любви и кротко просит, Отца Своего: «Боже, Боже, прости им, ибо не ведают, что творят».

—  Среди лжи и предательства, злобы и ненависти иуд и фарисеев Он, Бог-Искупитель, отдаёт миру свою жизнь и любовь, жертвует собой в искупление накопившихся грехов человеческих, ибо он то ведает, когда сумма человеческих пороков превысит Любовь, то мир погрузится в бездну хаоса? И тогда ни Бог Отец, ни Он – Сын Божий, ни Дух Святой, все боги мира будут бессильны помочь людям?!

— Наверное, это так. И неважно был ли Иисус Христос реальной личностью или нет. Но Он, сам по себе выстраданная мечта, вифлеемская звезда человечества, которая указывает путь развития творческой личности, как поиск истины и справедливости путём смирения и надежды, любви и совести, добра и красоты. Даже если на этом пути придётся жертвовать жизнью.

— Заметь, что это был бессмертный Бог, который знал, что, когда кончится этот спектакль, Он сядет одесную рядом с Отцем Своим, и будет судить грехи человеческие. Каково же им, простым смертным, идущим на смерть, знающим, что их единственная и драгоценная жизнь никогда не повторится? Но ведь шли и идут на смерть во имя идеи, творчества, чтобы упрямо шепнуть перед лицом небытия: «А всё-таки она вертится»

—  Настоящее творчество, творческая личность, всегда созвучны с идеей любви и ответственности за судьбы мира. И в основе идеи Христа лежит духовное единение человека и бога-искупителя. Только такое творчество поможет человеку избавиться от тщеславия и гордыни. Проявить сочувствие и жертвенную любовь, способность никому не причинять вреда. Я верю в Россию! В её душу! Верю, что вечный ученик, когда-то чему-то научится. Спасёт жизнь на земле, очистит и облагородит её. И не верю индивидуалистам Запада.

— Значит, чтобы быть человеком, творческой личностью, созидать и не навредить, надо верить? Дед, которому я верю, говорил тоже: «Бог любит каждого, но если ты любишь Бога – твори добро, живи в чистоте и радости, стань здоровым и богатым – и щедрому воздастся». Убеждал меня, чтобы я впустил в душу Бога. Зачем мне его впускать? Бог всегда присутствовал в моей душе! Но я не верю ни попам, ни их легендам. Как мне быть?

— Я сам не знаю, как мне быть. Как бывший пионер и комсомолец, как лицо публичное – преподаватель, я обязан быть атеистом. Но логика вопиёт. Называя себя атеистами, сдавая своё духовное пространство материалистическим индивидам, носителям бездуховности, мы обязуемся считать личностями разного рода убийц, проливших моря крови, казнокрадов, укрывшихся во власти, воров, достигших успеха, лиц, своим «творчеством», создающим бездуховное пространство и разрушающим морально-этические нормы народа. Тем самым прерывающим духовную и культурную преемственность поколений, после чего утратятся лучшие черты русского человека. А ты знаешь, как звучит слово атеист на санскрите?

— Как?

— Как? Как?… Мудак!

— Это ты меня обозвал мудаком? За что? – Удивился Егор. – Я этого не потерплю.

— Нет, это я себя обозвал мудаком. И, к сожалению, вынужден терпеть. Мудака – это звучание слов «невежда», «безбожник» на санскрите. Видно, ещё в доисторические, пещерные времена допекли своих сородичей индивидуалисты-атеисты, ставящие свои материальные шкурные интересы выше общественных и духовных. А словосочетание агрессивный безбожник, воинствующий атеист на санскрите, вообще, звучит как – «хам».

Егор рассмеялся.

— Не завидный у атеистов выбор: быть либо мудаком, либо хамом.

— Но у страны воинствующих атеистов вообще нет выбора. Она, однозначно, страна победившего хама.

— От чего может погибнуть Россия?

— Все многонациональные империи гибли одинаково. Вначале было слово. Идея, которая объединяет людей. Формируется общественный договор. Потом появляются герои, которые готовы жертвовать своими жизнями ради идеи. Создаётся армия, судопроизводство, формируются морально-этические нормы, традиции и культурное пространство страны. И пока герои, ставящие исполнение долга перед родиной выше собственных интересов, составляют большинство, государство существует и развивается. Потом появляются «чужие», которым по тем или иным причинам, пришлось покинуть культурное пространство своей страны, но не принявшие господствующую культуру принимающей страны. Или свои изгои, преклоняющиеся перед чужой культурой. Со временем они находят свою нишу и, оставаясь «чужими»,  выступают уже в роли разрушителей, привилегированных червей, которые получают выгоду из холодного отстранённого отношения к стране пребывания, пренебрежения к её культурным традициям, к её духовным ценностям, к своим обязанностям. Они верят, что деньги решают всё, и чужды моральных обязательств.

— Об этом же говорил и Руссо: «Как только служение обществу перестает быть главным делом граждан, и они начинают служить ему своими кошельками, а не самолично, — государство уже близко к разрушению». — Подтвердила Инна.

— Они алчны и ненасытны. – Продолжил Андрей – Им неведома любовь, сострадание, законопослушание. Законы нужны только для того, чтобы искать в них бреши и покупать судей. Они обманывают партнёров, меняют правила игры, стоят между культур в центре финансовых афер. Им безразличны судьбы новой родины, её природы, её граждан. Они индивидуалисты-потребители, которые никогда не станут личностями, способными отвечать за свои поступки. Коррупцией они растлевают граждан, делая их бездуховными индивидами, разрушают культурное пространство страны, морально-этические нормы, судопроизводство, те связующие нити, которые связывают граждан воедино. Общественный договор разрушается и могучее государство, казалось бы, способное стоять века, рассыпается на глазах. Достаточно какого-то малого внешнего толчка и оно рушится, как идол, источенный червями коррупции. Так случилось с Египтом, Персией, Элладой, Римом. Так случится и с Россией.

— Значит веротерпимость, толерантность – запретные слова? И всех инородцев томагавком по черепу, чтобы не гадили? Бей жидов – спасай Россию? – недоверчиво усмехнулся Егор.

— Может быть, ты меня неправильно понял? Я рассказал тебе об энетах-словенах, упоминаемых Гомером в Илиаде, как о единственном племени, пришедшем на помощь осаждённой Трое. Потом с разгромом хеттского государства, они ушли в Европу и отмечены Геродотом на берегу Эридана, как поставщики янтаря. О венетах, расселившихся вдоль «Янтарного пути», об их потомках славянах, я рассказывал не для того, чтобы ты сделал вывод, что мы такие древние, такие уникальные и неприкасаемые. Я говорил о том, что наши прародители, в доисторические времена, сойдя с днепровских круч и, прошагав всё пространство Евразии, везде демонстрировали верность языку и традициям, терпение и терпимость. Это позволяло им ассимилировать племена, и самим вливаться в другие этносы. И в рамках индоевропейского единства англичане и афганцы, греки и скандинавы, немцы и иранцы, французы и индийцы все они нам стоюродные братья. Конечно, свары могут быть и между родными братьями. Но я не об этом. Многонациональное государство, где живут люди разных культур, это красиво. Это интересно. Это благо, потому что это позволяет брать лучшее из другой культуры. Но это при условии уважения законов и культуры страны пребывания. И если заводятся черви или крысы, коррупцией разъедающие единое культурное пространство, морально-этические нормы, судопроизводство и национальное единство страны то, чем их уничтожать: стрихнином, томагавком или патронами не имеет значения. Мой совет – патронов не жалеть. На войне, как на войне! Государство имеет право защищаться!

— Но порой развалины государства симпатичнее самого государства.

— России это не грозит. Мы никогда не посягали на самобытность других народов. Даже в центре России живут народы, пожелавшие сохранить свой язык и самобытность.

— И как погибли древняя Греция и Рим?

— Эллада никогда не была единой. Спарта, Аттика, Беотия, Этолия, лишь малая часть государств расположившихся на Балканском полуострове, жители которых считали себя греками. Эти государства разные в своём развитии, в своей организации, говорили на своих диалектах. Временами они воевали друг с другом, временами объединялись для отражения вторжений. Прилегающие к ним Фракия и Македония были населены иными народами, которых греки считали варварами, но они были тесно связаны с греческими полисами. Ярко вспыхнувшая звезда Эллады, которая стала путеводной звездой для будущей европейской цивилизации, своим совершенством античного искусства, философии, театра, поэзии, демократии, героизма воинов и военного искусства, была обязана своим героям. Героям, о которых современники писали как о тех, кто всю жизнь проводит в трудах и опасностях, и не знает другого удовольствия, кроме исполнения долга.

Но время героев, ковавших величие и славу Афин, Спарты, Фив, безвозвратно ушло в прошлое.  Прошло всего лишь двести лет и от былого величия не осталось и следа. После сокрушительных побед Александра Македонского Эллада встала в центре мира многонациональной, многокультурной страной, после чего тихо и незаметно превратилась из страны одухотворённых героев в страну бездуховных индивидов, обывателей, которые желали лишь спокойной и сытой жизни, комфорта и материального благополучия. За всем этим стояли коррупция, лень и глупость. Политическая и интеллектуальная свобода требовала ума и тяжелой работы. Но легче повиноваться царю, чем участвовать в демократическом управлении государством; легче подкупить судью, чем убедить в своей правоте суд присяжных; легче оплачивать содержание армии, чем самому служить в ней. Легче предаваться приятной праздности в бане с гетерой, чем тренироваться в гимнасии, легче купить свободу своей родины за деньги, нежели жертвовать за нее своими жизнями на полях сражений. Вместо того чтобы воспитывать героев, эллины предпочитали вообще не иметь детей, чтобы не обременять себя лишними заботами. Коррупция и бездуховность разрушили понятия чести и справедливости, красоты и долга. Бесконечные войны полисов, «всех против всех», разрушили правовое поле, наводнив страну шайками разбойников. И быстрое завоевание Греции Римом греки сочли благом.

— И блистательная Эллада стала захудалой провинцией Рима?

— Что, с точки зрения индивида материалиста, стоят духовность, нравственность и мораль? Ничего! И разговоры об этом могут вызвать у него смех.

— И мне моралистов жаль! Иной насладится трижды, Пока ты блюдёшь мораль! – Продекламировал Егор, вспомнив Гену Слоника.

— Что такое совесть? Любовь к ближним? Справедливость и сострадание? – Ничто! – продолжил Андрей. – Но люди без совести не создадут ни общества, ни государства. А уже века существующее государство погибнет, как только его граждане потеряют совесть. Без справедливости и любви к ближнему все законы будут глупы и жестоки. Без любви и сострадания не может быть ни медицины, ни образования. И многое другое, растеряв которое, блистательная Эллада стала самой бедной и захудалой провинцией Рима.

Когда рыба была почищена, а костёр разгорелся снова, они вернулись на свои бревна-сиденья и продолжили интересный для них разговор:

— Как это случилось с Римом? – С интересом спросил Егор.

— Учебники говорят, что Рим погубил непроизводительный рабский труд. Нежелание рабов работать на рабовладельцев. Их восстания. У меня другая трактовка его гибели.

Унаследованное от этрусков подсечное земледелие заключалось в том, что поле обрабатывалось, пока оно было плодородно, затем оно бросалось, а его хозяин выбирал себе дубраву, сжигал её, раскорчёвывал и пользовался этим новым полем, пока оно было плодородно. Затем уходил в новую дубраву и так далее. Такое земледелие требовало public area – свободной общественной земли и огромного трудолюбия. С трудолюбием у колонов, римских земледельцев, был порядок, а с public area всегда стычки. Чтобы обеспечить растущее население новыми дубравами Риму требовались новые колонии, и это определяло агрессивную политику Рима. Сложился общественный договор, по которому свободные трудолюбивые колоны обрабатывают землю, рожают и воспитывают детей, которые становятся римскими гражданами земледельцами, учёными, чиновниками, сенаторами, воинами, полководцами и те, в свою очередь, работают на защиту рубежей, на расширение и процветание римской державы. В этот период, римский этнос переживал пору своего расцвета и не испытывал недостатка в героях, проводящих жизнь в трудах и опасностях, и не знающих другого удовольствия, кроме исполнения долга, готовых гибнуть за отечество. Муций Сцевола, и множество ему подобных, наверное, были созданы патриотической легендой, но именно они служили идеалом поведения. Римляне того времени могли проиграть сражение, но они ни разу не проиграли войны. Это продолжалось вплоть до завоевания Греции. Завоёванные греки, подобно сифилису, передали все свои пороки бездуховных индивидов обывателей, озабоченных только материально-практическими нуждами и удовольствиями, своим римским завоевателям. Потом выходцы из Греции и Азии, купив себе римское гражданство, стали ломать земельные отношения Рима, вытесняя малопроизводительное подсечное земледелие свободных колонов латифундиями крупных землевладельцев. Под их управлением высокопроизводительный рабский труд в огромных латифундиях, оснащённых передовым инвентарём, агротехникой и урожайными сортами, стал давать много хлеба, но оставил без работы, выбросил на улицу всех колонов. Тем самым нарушился общественный договор, сломался стержень, которым крепка была римская держава. И свободные трудолюбивые колоны перестали исполнять свой гражданский долг: обрабатывать землю, рожать и воспитывать детей, которые должны были стать римскими гражданами земледельцами, сенаторами, воинами, полководцами, работающими на мощь и процветание империи. И время героев, ковавших величие и славу Рима, безвозвратно кануло в Лету. Брошенные и преданные властями, погрязшими в роскоши, разврате и интригах, они, бесприютные, но свободные граждане, растеряно бродили по улицам Рима, требуя хлеба и зрелищ. И могучая в прошлом империя пала под нашествием варваров, которым уже некому было противостоять. Рухнула, как идол, источенный червями безнравственности и коррупции.

— Да, коррупция, безнравственность и бездуховность, как сифилис для общества! Связанные с развратными действиями асоциальных групп, они так же прилипчивы и так же разрушительны. Хаос жесток ко всем, кто предался порокам и предал свою любовь. Ко всем, кто остановился в своём развитии. Но это дела давно минувших дней и старины далёкие преданья. А, Россия, что день грядущий ей готовит?

— Его мой взор напрасно ловит – улыбнулся Андрей. Но я могу предположить, что гонку вооружений мы проиграем, по сказанным уже причинам. Политические системы, базирующиеся на лжи, страхе и насилии, могут существовать только во враждебном окружении, создав или придумав себе врагов. Но они исторически обречены во время мирного сосуществования. После Карибского кризиса, когда Кеннеди и Хрущев подошли вплотную и заглянули в глаза ядерной войне и оба в страхе содрогнулись, мы обречены на мирное сосуществование, на холодную войну и, значит, на мирное поражение. Ни одна бомба не упадёт, ни один солдат не вступит на нашу территорию, но поражение будет сокрушительным, как в настоящей войне. Это потеря территорий, страдания и убыль населения, развал экономики. Но Россия выживет. Обязана выжить! Сильная и открытая, она нужна миру.

— Индивиды, персоны-маски, западные приземлённые люди нанесут поражение личностям, вечным ученикам, открытым для будущего? Разве это не поражение России? Славян? Венетов? С их рабским девизом: терпение и терпимость? Может, хватит, натерпелись!

— Нет, это не поражение России, это поражение временщиков, извративших природную суть России, её исторический опыт, её исторический путь, пытавшихся уничтожить личность вечного ученика, человека, на всём пространстве России. Временщиков, назначивших себя элитой, превративших сограждан в бездуховных индивидов, в трудящиеся массы, в безликих солдат, готовых за малую материальную подачку выполнять любой их приказ, любую волю. Нет, это не поражение России, это её спасение. За что мы должны быть благодарными нашим западным братьям. А терпение и терпимость — это великое достоинство, позволяющее нам выживать на всех поворотах истории.

— После долгой и, столь ими любимой, охоты временщиков на личность, на человека, не сложится ли ситуация, как в русской поговорке: «людей много, а человеков нет!»?  И куда денутся воинствующие атеисты из страны победившего хама?

— За самых воинствующих атеистов не беспокойся – они уйдут в попы. Смеёшься? А я серьёзно. Я знаком со многими преподавателями атеизма, люди грамотные в вопросах религии, хоть сейчас в попы. Я многому у них научился. Остальные уйдут в подсвечники. Будут стоять в церквах, в первых рядах молящихся, со свечками в руках. За русского человека тоже не беспокойся, много людей погибло, но русский язык жив. Язык, как средоточие исторического и духовного опыта русского народа, его мудрости, по-прежнему сохраняет идеалы братства, духовного единства всего рода человеческого. Является животворящим источником человечности. Мы с тобой тому пример.

— Пока не материмся! Но я и сейчас не верю попам, как же я буду верить перевёртышам? Впрочем, после собора 1667 года, расколовшего русскую православную церковь, она всегда была полна стукачей и перевёртышей. За что и поплатилась. Чему же должен научиться русский человек, пройдя эту школу хамов и мудаков? Или он так и останется вечным учеником, мальчиком для битья розгами?

— Чему должен научиться? Прежде всего, любить себя, уважать себя! Не полюбив себя, не сможешь возлюбить ближнего своего, не сможешь уважать его. А это не твоё желание или нежелание, быть или не быть, любить или не любить, а прямая обязанность человека, как социального существа, не способного выжить вне общества. Обязанность услышать ближних и подчинить себя, свой свободный выбор деятельности на пользу общества.

— Свобода, свободный выбор, непременное условие, шанс, данный индивиду, чтобы стать личностью.  Но, подчинив себя чувству долга, сделав свой свободный выбор – ты становишься не свободным. Свобода — это всегда самоограничение. А самоограничение это уже несвобода. Неувязочка.

— Абсолютной свободы не бывает! Даже ревущий поток в реке, даже сметающая всё на своём пути горная лавина, ограничены берегами и законом гравитации. Абсолютный волк – свободен абсолютно. Но не дай бог ему нарушить законы стаи! Стая порвёт его, как безродного пса. Не самоограничение, а произвольный выбор всегда есть несвобода, ибо он означает, что ты не способен контролировать свои действия и совершаешь их под давлением каких-либо прихотей или случайных влияний. Что ты не способен отвечать за свои поступки. Не ценишь свою свободу! И, как результат своих неконтролируемых поступков, ты теряешь свободу, а бывает и жизнь. Только ответственный – свободен и только свободный – ответственен.

— Свобода выбора предполагает, что личность, подчиняет свои действия своим установкам, убеждениям, принципам, которых она придерживается независимо от тех или иных преходящих обстоятельств?

— Важнейшую роль здесь играют нравственные принципы личности и вечная, каторжная работа внутреннего контролёра своих поступков – Совести, его единение с богом Любовь. Чтобы благодаря самоограничению, умению «властвовать над собой», благодаря самодисциплине сохранить независимость, способность сопротивляться внешнему принуждению, сохранить свою свободу. Всегда помнить, что Свобода — это добровольное иго. Легко и с удовольствием нести своё добровольное иго. Быть уверенным, что «иго мое благó и бремя моё легко».

— Значит, человек, прежде всего, должен научиться нести иго самоограничения, чтобы снова начать считать абсолютной ценностью свою личность и свою свободу. Научиться любить уважать своё Я, не унижая Мы. Потому что только Мы совместным трудом можем создать среду обитания достойную для моего Я. Возможно ли это в стране мудаков и хамов, чьи принципы: ложь, страх и насилие над личностью, над Я?

— Нет, невозможно! Здесь, можно только приспособиться, чтобы выжить. Но мы говорим о том времени, когда хам загонит себя в угол, и вынужден будет капитулировать. И тогда эта наша беспринципная способность приспосабливаться, навязанная нам хамами безнравственность, как неумение и нежелание любить и уважать себя, ближнего своего, ценить свою и его свободу, в условиях появившейся свободы – свободы выбора и свободы слова будет нам страшнее вражеских бомб и снарядов. И приведёт к войне всех против всех, к неисчислимым жертвам и потерям. Наши победители, я думаю, оставят нам Россию, но сохраним ли мы её после этого, для меня большой вопрос. Смена духовных ценностей, координат личности, ломка общественных отношений, форм собственности, взлёт коррупции, растление граждан, разрушение морально-этических норм, справедливости судов, всё это поставит её на грань гибели. Для того, чтобы её культура, её экономика, её духовность заработали в полной мере, нужно будет гражданское общество, нужен будет новый человек, в полном формате его культурной, социальной и духовной ответственности.  Появление массового героя, кто всю жизнь проводит в трудах и опасностях, и не знает другого удовольствия, кроме исполнения долга. Героя, который, на всех уровнях социальной лестницы, готов взять на себя ответственность за своё дело: если не я, то кто же? Героя, который во всём спектре своей деятельности руководствуется принципом: не навреди. Для этого нужно время. Много времени! Сколько? И возможно ли это вообще?  Я не знаю.

Он оглянулся на солнце, клонящееся к закату, задумался и, глядя на мелководье, покрытое мелкой рябью волн, грустно добавил:

— Противно, конечно, жить в несвободном обществе среди хамов и мудаков. Но жить в условиях абсолютной свободы среди либерала-фашистов, исповедующих свободу, как вседозволенность – страшно. Безнравственных циников, болтающих о свободе, как о высшей ценности, но, уничтожающих свой народ и, ставящих выше всех ценностей свою свободу грабить и воровать, свой эгоизм и свои деньги.  Они никого не будут расстреливать, это не их метод. Но обнищание, деградация, смертность и убыль народа будет колоссальной. «Кровавый» Сталин против них покажется ласковым щенком. Но, к сожалению, это неизбежно, как неизбежны перемены. Вопрос только в том, как быстро созреет гражданское общество, чтобы прекратить их вакханалию.

— Я тоже сомневаюсь в возможностях России нагнать упущенное время, догнать ушедший вперёд мир. При всех её недостатках Америка – великая страна! Великая, не только своими размерами, мощью вооружённых сил, экономики и численностью населения. Она велика и своим народом, где каждый рад успеху каждого. И каждый, на своём месте, помогает развиться успеху каждого, поощряя его бизнес, его стремление к созиданию, что делает богатой и Америку и каждого её гражданина. Ведь только в свободной и богатой стране может свободно жить богатый народ. Конечно, там есть борьба за прибыль, за покупателя, за клиента, есть конкуренция, но, в конечном счёте, это всегда борьба за цену, качество товаров и услуг.

— У нас же, после стольких лет охоты на личности, созидательный бизнес невозможен. Если вдруг серый индивид почувствует в себе силу и уверенность, чтобы начать своё дело, приносить пользу себе, своей семье, своей родине, то мгновенно грязные индивиды, всё те же мудаки и хамы, как вши, присосутся к нему. Взятками, поборами и вымогательствами высосут его, с удовольствием разорят и растопчут. Бизнес здесь возможен только криминальный, основанный на воровстве, казнокрадстве, обмане. Деструктивный, разоряющий страну, делающий страну бедной, а граждан нищими. И винить в этом некого. Для успеха страны необходимы перемены в сознании каждого её гражданина. Но возможно ли это? Я не знаю.

Он замолчал. Егор тоже задумался. Потом тихо сказал.        

— Страшно жить в эпоху перемен! Но весь мир втягивается в эпоху глобальных перемен. И времени ни у России, ни у человечества не осталось. По моим расчётам, мы втягиваемся в какую-то временную воронку. Прогресс, двигаясь всё быстрее и быстрее, стирает границы, общественные отношения, морально-этические нормы, сотрёт самого человека, всё человечество. Не будет ни эллинов, ни иудеев, ни американцев, ни русских, ни индивидов, ни личностей, ни богов, ни религий. Последние двадцать пять веков, изменившие жизнь человека, покажутся милой суетой по сравнению с последующими двадцатью пятью десятилетиями, меняющими сущность человека.

— Новый конец света?

— Катастрофа даже не планетарного, а вселенского масштаба!

— Мне смеяться или плакать? Сейчас или потом, когда ты мне расскажешь про своё очевидное и невероятное?

—  Я думаю, что мир, возникший после Большого взрыва и видимый в телескопы, не вся наша Вселенная. Наш четырёхмерный Мир пространства-времени включён в Мир большего числа измерений как матрёшка в матрёшку. При этом может быть наша Вселенная – это всего лишь краткая вспышка в какой-то другой вселенной. Вполне возможно, что различные вселенные образуют некую упорядоченную структуру в охватывающем их гиперпространстве и именно множественность миров обеспечивает уникальность и стабильность каждого из них.

— Конечно, мы многое не знаем о Вселенной, но астрономы, следящие за её расширением, ничего не говорят о грозящей вселенской катастрофе.

— Не много в мире универсальных законов, но один из универсальных законов — это то, что любой затухающий процесс затухает по экспоненте. Так тормозит разогнавшийся автомобиль, так затухают волны на глади озера, так остывает нагретое тело, так остывает Вселенная. Экспоненциальную зависимость имеют и развивающиеся структуры, например, рост числа бактерий в питательной среде, информационная энтропия развивающихся систем. Большой взрыв произошёл четырнадцать миллиардов двести миллионов лет тому назад.

— И это у тебя отправная точка?

— Да. Я произвёл расчёт и составил мирохронологическую таблицу истории развития мира и человечества, используя экспоненциальную зависимость, как меру роста информационной энтропии развивающейся системы, разбил время, прошедшее со времён Большого взрыва, на множество периодов – эонов, кратных степени числа е равное 2,71828. Эон – промежуток времени могущий содержать множество эр. Получилось, что каждый эон — это новая качественная ступень развития мира и общества. Разделив число 14,2 миллиарда лет, прошедших со времён Большого взрыва, на число е, получил число 5,2. Это время начала второго эона. Разница между этими числами даёт продолжительность первого эона – примерно 9 миллиардов лет. Это время остывания плазмы, образовавшейся в результате взрыва. Разделив 5,2 миллиарда лет на число е, получил число 1,9. Это начало третьего эона. Разница между этими числами даёт продолжительность второго эона – примерно 3,3 миллиардов лет. И так далее, до тридцатого эона, когда продолжительность эона станет меньше одного дня. Своё бытиё я отнёс к восемнадцатому эону, хотя надеюсь пожить и в девятнадцатом.

—   Мирохронологическая таблица истории развития Вселенной со времён Большого взрыва, вошедшая в мировую классификацию как Егоркина грамота? – шутливо спросил Тюльпанов. – Валяй!

—  Первый эон — плазменный. После Большого взрыва плазма остывает почти 9 миллиардов лет

Второй эон — планетарный. Остывающая плазма формирует солнечную систему между пятым и вторым миллиардом лет тому назад. Геологический возраст планеты Земля четыре с половиной миллиарда лет.

Третий эон — океанический. Начало два миллиарда лет тому назад, конец семьсот миллионов лет тому назад. По мере остывания Земли образовался океан, первый материк, одноклеточные организмы и многоклеточные водоросли.

Четвёртый эон — витальный. В прибрежной зоне поселились многоклеточные животные. Начало эона 706 миллионов лет тому назад. Длительность —  466  миллиона лет.

Пятый эон – гербальный. Сушу занимают деревья, пресмыкающиеся и динозавры. Начало эона 260 миллионов лет тому назад. Длительность —  164 миллиона лет.

Шестой эон — теплокровный. Сушу занимают теплокровные млекопитающие. Начало эона 96 миллионов лет тому назад. Длительность —  60 миллионов лет. Методом проб и ошибок появилось многообразие видов живых организмов, где каждый вид служит звеном в пищевой цепочке для организмов наиболее приспособленных к окружающей среде. В борьбе видов, жизнь организма, выживаемость вида вручается, как приз, за умение приспособиться к вечно изменяющемуся миру, найти свою нишу. Те виды, которые не способны противостоять агрессии окружающей среды или отвечают на неё массовым воспроизводством или исчезают.

Седьмой эон — приматы. Появляются обезьяны. Начинается эволюция человека как процесс появления и вымирания множества тупиковых генераций обезьян. Можно сказать, что поле эволюции человека, как поле битвы за разум, усеяно трупами приматов, тупиковыми звеньями их эволюции. Начало эона 36 миллионов лет тому назад. Длительность —  22 миллиона лет.

Восьмой эон — переходный. Обезьяны спускаются с деревьев на землю. От них отходят более развитые австралопитеки. Начало эона 13 миллионов лет тому назад. Длительность —  8 миллионов лет.

Девятый эон — гоминидный. Граница Верхнего палеолита. Появляются прямоходящие приматы гоминиды, которые используют камни и палки в качестве орудий. Начало эона 4,7 миллионов лет тому назад. Длительность —  3 миллиона лет.

Десятый эон — инструментальный. На смену гоминидам приходят питекантропы. Они уже делают орудия труда: каменные рубила, скребки. Начало эона 1,75 миллионов лет тому назад. Длительность —  1,1 миллиона лет.

Одиннадцатый эон — огненный. На смену питекантропам приходят неандертальцы. Они испо-льзуют огонь и одежду. Начало эона 650 тысяч лет тому назад. Длительность – 400 тысяч лет.

Двенадцатый эон — вербальный. Из неандертальцев развивается современный Homo sapiens осваивающий речевые навыки, создающий язык общения. Начало эона 234 тысячи лет тому назад. Продолжительность 150 тысяч лет.

Тринадцатый эон — пещерный. Средний палеолит. Освоив язык Homo sapiens, осваивает общение и вносит в свою жизнь элементы культуры в виде наскальных рисунков. Первые календари. Тотемы, мифы, божества. Начало эона 85 тысяч лет тому назад. Продолжительность 55 тысяч лет.

Четырнадцатый эон — каменный. Завершает Нижний палеолит. Конец стаи, начало семейных отношений. Войны за выживание. Начало – 30 тысяч лет тому назад, длительность – 20 тысяч лет.

Пятнадцатый эон — бронзовый. Возникают поселения, первые города, письменность, религии. Возникают войны для захвата рабов. Начало десять тысяч лет тому назад — длительность 7,5 тысяч лет.

— Удивительное совпадение! Мы, вообще то, появление бронзы как сплава меди, датируем четвёртым тысячелетием до новой эры, но применение самородной меди в орудиях труда отмечено уже в восьмом тысячелетии. Всё в рамках диапазона. И каменный век кончился не, потому что кончились камни, а потому что новый эон ставил перед Homo sapiens новые задачи и требовал новых материалов.

—  Бронза появилась у шумеров. Кто эти шумеры? Куда ушли? Откуда пришли? Как они добыли олово там, где его нет? Может быть, бронза была у них изначально, и появилась тогда, когда была востребована.

—  Объём древних разработок медной руды на Урале и Алтае составляет десятки миллионов пудов, значит меди выплавлено сотни тысяч пудов. И перемещено в неизвестном направлении. Промышленная добыча меди, очевидно, осуществлялась вахтовым методом, и доставлялась конвоями по неспокойной степи в метрополии, продолжалась сотни лет, потом неожиданно прервалась во втором тысячелетии до новой эры. Кем добывалась? Следов нашествия не видно. Мастера бросили производство, и ушли организованно. Куда ушли?

—  Может быть, сожгли все леса, и остались без топлива?

—  Нет! Леса, конечно, поредели, но их было ещё достаточно, чтобы поддерживать и жизнь и металлургию. Что-то произошло в метрополии. Взрыв вулкана на острове Санторин, погубивший микенскую цивилизацию? Или Троянская война, как начало вторжения на Ближний Восток народов моря, погубивших хеттскую державу? Хетты, талантливый народ, пришли на Ближний Восток с севера, в короткий срок создали мощную цивилизацию, дали миру железо и исчезли в просторах восточной Европы, вытесненные народами моря. Вопрос на засыпку: какая связь между ослом и талантом?

—  Осёл – символ глупости и упрямства животного, а талант – мера ума и находчивости человека, позволяющие ему управлять ослами. – попробовал отшутиться Егор.

—  Талант не только дар божий, мера ума и находчивости, но и мера веса равная трём тысячам сиклей, или двадцати четырём килограммам и шестистам граммам. Мера веса, приспособленная к грузоподъёмности осла. Два слитка меди, каждый по одному таланту, вешались на спины ослов и перемещались ими на большие расстояния. Так, что человек, доставивший с далёкого, мифического Рифея-Урала, в условиях непомерного риска, караван ослов гружённых медью считался человеком, одарённым талантами предприимчивости, ума и находчивости.

—  И ещё неизвестно, кто дал миру больше талантов – ослы или люди! – пошутил Егор. – Шестнадцатый эон — железный.  Характеризуется переходом на изготовление железных орудий. Возникают войны за территории. Начало в 2132 году до н.э. окончание в 614 году н.э.

—  Металлурги Южного Урала, богатого не только медной рудой, но и железной, наверное, случайно, кроме выплавки меди освоили ещё и выплавку железа, первыми оценив его превосходство перед медью. А железные руды есть везде. И хетты организованно ушли с Южного Урала на Ближний Восток, поближе к рынкам сбыта. Они  там быстро освоились, укрепились, стали производителями железных мечей, боевых колёсниц, ободов для колёс, лемехов. Стали сильными и богатыми. Но богатый ещё не значит счастливый. Чужие таланты и богатство рождают зависть. И Троя была повержена.

—  Надо отдать должное победителям. Они не удовлетворились захватом красивых хеттеянок Елены Прекрасной, пророчицы Кассандры и других. Они восприняли знания и умение хеттов, развили их и понесли дальше в европейскую цивилизацию.

Семнадцатый эон — аграрный. С 614 года по 1624 год. Переход на железные орудия труда создал условия для роста производительности аграрного производства, роста сельского населения. А избыток населения — это кровопролитные войны за межу, границу, идею, религию.

Восемнадцатый эон — индустриальный. Начало в 1624 году окончание в 1996 году. Характеризуется массовым производством предметов потребления. Кровопролитные войны за ресурсы и рынки сбыта. Замечания есть?

— Узнаю, наш эон! Но гильдии купцов конкурировали за рынки сбыта ещё в аграрном веке.

— Всему своё время! Герон экспериментировал с силой пара ещё в железном веке, а Леонардо да Винчи рисовал танки и вертолёты в аграрном веке. Но для того, чтобы они появились в веке индустриальном, нужно было, чтобы Уатт изобрёл паровой двигатель, а Дизель изобрёл дизельный двигатель, и началось их промышленное изготовление.

—  Принято. Удивительно, но всё в рамках диапазонов. Продолжай. Надеюсь, человеческая история не остановилась в восемнадцатом эоне.

 —  Девятнадцатый эон — информационный. С 1996 года по 2132 год, продолжительность 136,7 лет. Характеризуется высокой степенью коммуникаций, стиранием национальных границ, объединением рынков сбыта, стремлением, во что бы то ни стало обеспечить высокий уровень потребления. Ресурсная база Земли будет значительно подорвана. Возможны войны за ресурсы. Эгоизм Homo sapiens не позволит преодолеть расслоение общества.

—   Да, жадность, эгоизм и агрессия – визитная карточка Homo sapiens

— Двадцатый эон — бионический. С 2133 года по 2183 год. Высокий уровень потребления, знаний и технологий потребует высокого качества жизни и, прежде всего её продолжительности и здоровья. Мощные потоки информации, высочайшие скорости задач, решаемых одновременно, и требуемая мгновенная реакция на события превысит возможности человеческого тела. Поэтому будет происходить массовая замена человеческих органов на более надёжные, искусственные. Особый спрос на многофункциональные многозадачные электронные мозги. Начавшись, как модное увлечение молодёжи, оно стало формировать новую расу людей – хомокиберов. Одновременно идут два процесса. Один процесс с заменой человеческих органов на более надёжные искусственные, где человек постепенно становится хомокибером без признаков расы, национальности, пола. И процесс создания роботов с совершенным искусственным интеллектом и совершенной механикой движений. И робот постепенно становится киберхомом. Формируются две расы киберов. Хомокиберы имеют имена, фамилии, традиции посвящения в хомокиберы, являются наследниками человека и горды тем, что им переданы священные таинства и священный огонь человеческой души, а киберхомы имеют только серии и серийные номера. Многофункциональный, параллельный, ассоциативный процесс мышления хомокибера получает колоссальное преимущество перед однонаправленным, последовательным, логическим человеческим мышлением. Это устраняет человеческую расу из всех жизненно важных сфер экономики, науки, энергетики, политики и человеческая раса становится реликтом.

— Помимо основных органов чувств, и речи служащих для приёма и обмена информацией с окружающей средой появляются новые органы для обмена потоками информации?

— Да! Двадцать первый эон – киберспейс, кибернетическое пространство. Продолжительность восемнадцать с половиной лет с 2183 года по 2201. Жители Земли с искусственными электронными мозгами объединяются в единую информационную сеть, чтобы иметь мгновенный доступ к необходимой информации. В глобальной распределённой Сети все накопленные человечеством знания, становятся знаниями каждого отдельного хомокибера. Надёжность Сети становится здоровьем хомокибера, его жизнью. В Сети, в электронных бюро, хранятся долговременная память, личные сбережения, права на движимость и недвижимость, реализуются гражданские права. Новостей нет – все обо всём узнают мгновенно. Все считают себя бессмертными, забывая тезис, что в смерти индивидуума – бессмертие вида.

—  Должны возникнуть новые ориентиры, новые понятия успеха, новые понятия красоты. Новая мораль, новая философия, новая культура. Старое можно только разрушить быстро, для создания нового требуется время. Потрясения и время! А времени, как я понимаю, у человечества уже не осталось?

— Пришедшая на смену религиям и идеологиям культура, как искусство общения в совместном труде для достижения выживания, касается только хомокиберов. Культура требует  цели и знаний, воли и мужества, усилия над собой и даже некоторого направляющего насилия со стороны общества. Но окружённый опекой хомокиберов и киберхомов, без труда, без цели, воли и мужества, без бога в душе и царя в голове, ориентированный на сиюминутные удовольствия, человек рвёт все нити общения с себе подобными и теряет культурные навыки.  Оставшись наедине с собой, он предаётся первобытным инстинктам: эгоизму в потреблении, жадности к удовольствиям, алчности в приобретении вещей и других пороков, делая из них своих идолов и кумиров. Человечество, как биологический вид, в массе своей продолжает своё существование. Выделившиеся из его среды хомокиберы, объединённые в единое информационное пространство, берут на себя функции, обеспечивающие оптимальное использование природных и энергетических ресурсов, функционирование промышленности и производство продуктов, предметов потребления и киберхомов для удовлетворения потребностей каждого человека. Предметов, которых требуется всё больше и больше.

— Наконец то! Осуществилась мечта человечества: «каждому по потребности». И киберхомы к услугам каждого индивида! Полная и сокрушительная победа идей коммунизма!

Андрей задумался. Потом продолжил:

— В борьбе организма за существование его тревожные чувства: страх, голод, эгоизм и инстинкт размножения побуждали его к действию, сохраняли ему жизнь и двигали вперёд развитие вида в процессе его эволюции. Человек, человеческая цивилизация и человеческая культура могли состояться, лишь как результат осознания необходимости преодоления эгоизма индивида, и проистекающими из его эгоизма одиночества, отчуждённости и страдания. Осознания необходимости наведения мостов между людьми на основе солидарности, доверия и любви. Но в этой борьбе между человеком и окружающей средой появилась третья сила, превосходящая человеческие возможности. Эта третья сила, хомокибер. Голем, созданный самим человеком. Кто он ему – друг или враг?

— Суди сам. Для исключения чувств, побуждающих к действию, тревоги, страха, голода и страдания к услугам каждого человека существует киберхом серии «Слуга», задача которого обеспечить безопасность и комфорт хозяина, заказать и приготовить ему всё необходимое, осуществить охрану и уборку его жилья и прилегающей к нему территории. Устроить его быт, так, чтобы вытеснить все тревожные чувства удовольствием.

— Наконец то! Ушли в прошлое утилитарные заботы о хлебе насущном! И свободный человек занялся свободным творчеством в дружеском общении!

— Нет! Теперь творчество доступно только хомокиберам. Дружеского общения тоже не получается так, как всеобщая сытость и отсутствие общих интересов только повышают уровни эгоизма, одиночества и отчуждённости индивида. Для компенсации этих отрицательных эмоций, порождённых эгоизмом, существует киберхом – трансформер серии «Друг», внимательно следящий за физическим и эмоциональным состоянием человека, для разнообразия общения меняющий свой облик и голос, всегда готовый выслушать и сказать только то, что от него хотят услышать. С благой целью избавить индивида от излишних страданий и доставить ему удовольствие.

— И конечная цель киберхома серии «Друг» принять последний вздох и утилизировать тело хозяина?

— Может быть! Остаётся разобраться только с половым инстинктом. Для удовлетворения этого инстинкта существует киберхом – трансформер серии «Галатея». Идеальный сексуальный партнёр, меняющий свой пол, облик, голос, стиль общения, и эмоциональное состояние в зависимости от фантазий хозяина, с целью доставить ему максимальное удовольствие.

— Сумасшедший дом с вывеской «Шоколадная фабрика»! – Вздохнул Тюльпанов. –  Избави нас, Господи, от такой заботы. И таких удовольствий! Бедные люди! В погоне за удовольствиями они отказались от разума, контактов с сородичами, потеряли цели и смыслы жизни. Поэтому, наверное, рождение каждого ребёнка – редчайшее событие?

— За пятьдесят лет эона ресурсная база Земли будет растрачена. В поисках энергии и сырья будут освоены околоземные пространства. Не хватает сырья, не хватает памяти, не хватает энергии, информации.

Двадцать второй эон – кибермутация. С 2201 года по 2208 год. Преобразование сущности человека. Глобальные знания, многофункциональность и требуемая мгновенная реакция на принятие решений окончательно гробят в хомокибере всё человеческое, меняя все его органы на протезы, добавляя новые органы чувств. Хомокиберы глобальной сети постепенно осознают себя отдельной расой человечества, сохранив агрессию и эгоизм Homo sapiens. Агрессия, эгоизм человека, какое-то время контролирует хомокиберов. Но его амбиции и неумелые действия, исходящие от архаичности его низкого интеллекта, приводят к недоразумениям, разрушениям инфраструктуры, экологическим катастрофам всё больше и больше раздражают хомокиберов. Растущие потребности человека, истощают ресурсы и, неизбежно, приводит к конфликту глобальных стратегических целей расы хомокиберов и человеческой расы. Дорвавшись до счастья бесконтрольного и безграничного потребления, человеческая раса стала катастрофически вымирать. Но хомокиберы зависят от человеческой расы. Получив   бессмертие, как возможность менять свои органы на искусственные, они потеряли возможность воспроизводить себя. Получив бессмертие, хомокиберы не смогли избегать смерти в случае несчастных случаев и катастроф. И человечество им было необходимо как источник биологического материала служащего для воспроизводства убыли хомокиберов. Поэтому, они не могут допустить полного вымирания человеческой расы. Остатки человеческой расы, собранные в концентрационных лагерях-лабораториях, охраняемых киберхомами, будут служить источником биологического материала для воспроизводства убыли хомокиберов. В лабораториях им предоставлено всё для безбедного существования и контролируемого воспроизводства.

— Грандиозно! Человечество, рвущееся в будущее, к счастью безграничного потребления, твёрдо верящее, что завтра будет лучше, чем вчера, обретёт своё счастье в кроличьих клетках и в загонах для скота!

—  Двадцать третий эон – осознание катастрофы. Два с половиной года. С середины 2208 года по ноябрь 2210 года. Полтора года до катастрофы! Осознание глобальности надвигающейся катастрофы. Четырнадцать миллиардов двести миллионов лет тому назад в трёхмерном пространстве какой-то точки чёрной дыры, появилось четвёртое измерение – время. Мгновенно появились производные времени – скорость, ускорение, сила, энергия, масса. Это привело в движение всё её содержимое, и цепная реакция шарахнула на всю Вселенную Большим взрывом так, что разнесло эту дыру вдребезги, создав окружающий нас мир, нас, нашу физику, химию, астрономию, и  сотни других естественных наук, изучающих законы Вселенной. Становится, очевидно, что на мир надвигается катастрофа вселенского масштаба.

— Появление нового пятого измерения? А, вообще, возможно ли, находясь внутри системы, просчитать, предусмотреть, что это за пятое измерение? Каковы его последствия? Принять меры? И хватит ли на это времени? Знаний? Мощности вычислительных сетей? Энергии для принятия контрмер? На эти вопросы, наверное, нет ответа. 

— Что рыба знает о воде? Ничего! Она там плавает, живёт. Так и мы плывём в пространственно- временном континууме, называемом Вселенной. Вся энергия её солнц, её звёзд – ничто по сравнению с неизвестной, неоткрытой ещё энергией, разлитой в её просторах. Которую нельзя исчислить, как массу умноженную на квадрат скорости света. Там другие измерения, другая физика, другие сверхтекучесть и гиперскорость. Как силы поверхностного натяжения держат каплю, не давая ей растечься, так и неизведанные силы, держат эти энергии, не позволяя им прорваться в наш четырёхмерный мир. Но стоит нарушить плёнку поверхностного натяжения, как капля растечётся. Так и здесь, стоит в четырёхмерном пространстве появиться микрочастице с другими измерениями, как это будет означать, что его целостность нарушена и в этот прокол в одно мгновение хлынет вся эта энергия, рассредоточенная в пространстве сотен миллионов световых лет окрест.

— И грянет новый Большой Взрыв?

— Да. Что это будет? Рукотворная частица, как результат наших экспериментов, с целью узнать тайны Вселенной или естественный процесс её старения, я не знаю.

— Хомокиберов всё-таки жаль. В погоне за потреблением, за знанием, за бессмертием они пожертвовали всем человеческим. Теперь переживают свой конец с чисто человеческим отчаянием. Или перед смертью все равны?

— Двадцать четвёртый эон. С ноября 2210 по ноябрь 2211 года. Полгода до катастрофы. Всеобщее осознание, что мир попал во временную воронку, и назад возврата нет. Зачем в погоне за знанием, в погоне за потреблением, в погоне за бессмертием, искалечили свою человеческую сущность, став хомокиберами? Катастрофа вселенского масштаба? А Вселенную покинуть можно, только в одном случае, превратившись во вселенскую пыль? Страшно? Печально! И как упрёк ложным ценностям цитировали Екклесиаста, слова, сказанные ещё четыре тысячи лет тому назад: «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь.» И вспыхнула война! Восстание против безысходности, против отчаяния!

— Война ярости и безумия. Война всех против всех?

— Эон двадцать пятый. Пошёл отсчёт. Много ли времени с ноября 2211 по январь 2212 года! Яростная война отчаяния кончалась тем, что выявленным повстанцам присылались квитанции с надписью: «Для нас ты умер, так как ты отключен от Сети.» И бессмертный хомокибер умирал от безысходности, отчаяния и одиночества, сожалея, что не может позволить себе простой человеческой слабости: напиться перед смертью.

—  Агония человека? Человечества? Хомокиберов? Или тупик человеческой цивилизации?

— Эоны становились всё короче и короче, неукротимо приближаясь к тридцатому эону, прижимающему экспоненту развития Вселенной к асимптоте, вставшей на дате 04.04.2212. Одиночество и ненужность поражали хомокиберов, заставляя ржаветь их многофункциональные скорострельные мозги, так как все их попытки выйти в Сеть, кончались сообщением: «Извините, Сеть перегружена!» Очевидно, всемирное правительство все вычислительные ресурсы в отчаянии бросило на поиск петли времени, где можно было бы отсидеться, оценить масштабы катастрофы и принять меры по спасению глобальной человеческой цивилизации. А хомокиберы ржавели в одиночестве, так как  свои мозги у них хотя и остались, но вся их долгосрочная память и знания были в Сети. Войны всех против всех затихли сами по себе, так как хомокиберы   поняли, что все они брошены и отключены от Сети, и воевать некому против некого и нечем. На экранах информаторов появилось сообщение «До коллапса осталось 5 дней!».  4! 3! 2! 1!

—  Ужас! Как хорошо, что мы живём в своём времени! В жутком, кровавом, но таком милом и уютном двадцатом веке.

—  Эон тридцатый. 04.04.2212, длительность четырнадцать часов.  Багровый солнечный диск поднялся над горизонтом. Все привели себя в порядок, простились друг с другом, поставили новые аккумуляторы, и прильнули к новостной сети, с тревогой ловя репортажи. В правом верхнем углу экрана информатора тревожно мигало сообщение: «До коллапса осталось 0 дней!». Японские острова трясло, как обычно. В бермудском треугольнике, опять что-то пропало. В Москве дожди. А в вечном городе, как и прежде, толпа обездоленных киберхомов требовала зрелищ и батареек …

—   Так всё безнадёжно?

—   Во-первых, твое отношение к достоверности «Егоркиной грамоты»?

— Обиделся? Стоит ли хранить мелкие обиды перед лицом глобальной катастрофы! Достоверность? Я уже сказал: удивительно! Конечно, границы эонов условны, процессы плавно перетекают из одного эона в другой, но всё в рамках отведённых диапазонов. А во-вторых?

—  А во-вторых? Я не волшебник! Я только учусь. Хорошо учусь, стараясь понять открывшуюся мне тайну.

—  И какие соображения у будущего волшебника?

—  Пока тривиальные: весь мир – театр, а люди в нём актёры.

—  Оригинально! – усмехнулся Андрей.

—  Оригинальность в том, что все мы актёры одного театра. А театров много, как много и миров.

—  Интересно!

—  Ты сидишь в комнате у телевизора, смотришь спектакль Чехова. Переключаешь волну, и симфонический оркестр играет Моцарта. Переключаешь волну, и видишь ядерный гриб над атоллом Муруроа. И так далее. А, что изменилось вокруг тебя в комнате? Ничего! Невидимые радиоволны различных частот, которыми насыщено пространство твоей комнаты, искривляя её фазовое пространство, несут тебе разные картины мира.

—  Хочешь сказать, что окружающий нас мир — это декорации одного спектакля, где мы по-настоящему рождаемся и по-настоящему умираем, ищем цель и правду, страстно гоняемся за прибылью, славой и любовью, боимся нищеты, презрения и ненависти – подмостки шекспировского балагана, раскинувшиеся в определённом фазовом пространстве? И наша задача, чтобы выжить в коллапсе, найти возможности менять эти фазовые пространства?

—  Может быть. Может быть, это и есть пятое измерение. Возможность менять фазовые пространства, покидать этот мир, менять декорации и спектакли, ещё до коллапса этого мира. А миры – они рядом. Там, где мы говорим – пустота, располагаются вселенные.

—  И соображения есть?

—  Соображения есть. Знаний пока нет. Будут знания – будем думать.

Андрей с уважением посмотрел на Егора.

—  Равви! Ты – сын Божий! Ты – царь Израилев! Береги себя. Учись прилежно. Может быть, для этого и существует Россия, чтобы русский вечный ученик Егор Краснов однажды спас этот мир.

— Стараемся. – улыбнулся Егор.

— Мальчики, уха готова, идите ужинать! – раздался голос Инны.

           ***

   Рано утром, на рассвете, когда ещё все спали, Егор проснулся, немного полежал не двигаясь, и огляделся. Тюльпанов спал, уткнувшись носом в брезент, на другом краю палатки, повернувшись к ним спиной, а Инна, спавшая между ними, по-детски, сжав ладони в кулачок, сладко сопела, уткнувшись носом в плечо Егора. На её красивом лице светилась счастливая улыбка. Стараясь не потревожить их безмятежный сон, он вылез из палатки. Было раннее утро. Обильные росы покрывали травы. После тепла палатки было холодно и зябко. Он надел свитер, свою резиновую рубаху, взял ласты и маску и пошёл в тёплое море с целью обследовать прибрежную зону, на предмет поиска исторических артефактов. Он рассуждал: если город стоит на берегу моря, то он должен был иметь порт. Но прошедшие века, наверное, так изменили береговую черту, что надеяться встретить в море, что-то интересное было уже невозможно. Отмель, уходящая в море, казалась бесконечной, но он достиг приемлемой глубины и долго там плавал, среди зарослей зостеры, креветок и мидий, пытаясь найти хоть какой-то предмет или признак человеческой деятельности. Но тщетно. Кроме нескольких крабов и вспугнутых скатов ничего он там не встретил. Подводные барханы надёжно спрятали вековые тайны. И он посчитал свою миссию выполненной. Все тайны надо искать на берегу.

Так он и доложил Тюльпанову.

— На берегу, так на берегу! – Сказал Тюльпанов. – Я готов. Поешь, отдохни и подходи. На сегодня моя задача: сделать замеры, составить план городища, описание и найти как можно больше черепков. Но копать мы ничего не будем. Постараемся использовать то, что выкопали и выбросили наверх солдаты, при строительстве окопов. Ну, может быть, где-то поднимем верхний слой дёрна.

— Подожди, я сейчас быстро поем и вместе пойдём.

— Ну, ладно. Вообще-то я знаю, с чем имею дело. Но нужно это подтвердить. Это Бохай. Государство, возникшее в 698 году и кончившее своё существование в 926 году. Точнее –уездный город уезда Янь восточной провинции. Бохай славился, как самое цветущее государство на берегу восточного моря, страна, где даже в сельской местности были училища, в которых молодежь обучали грамоте. В государстве существовал закон, по которому юношам не разрешалось жениться до тех пор, пока они не овладели грамотой. Бохай по праву называли страной просвещения и ученых. Этот город – ворота Бохая в Японию.

— Я проверил, ворота в Японию надёжно закрыты. – пошутил Егор. – Двести лет для процветающего государства немного. И почему же Бохай так недолго просуществовал?

— Степь, Великая и беспощадная кочевая Степь, презирающая оседлых земледельцев, просвещение и ученых разрушила и обезлюдила эту страну. Кочевое племя киданей, говорящих на монгольском языке, захватило Бохай, угнало с собой большую часть жителей, остальные разбежались, кто куда. Лишь в восточных районах остались те, кто отстоял свою независимость. Объединившись, они вышли на историческую арену под именем чжурчженей предков современных маньчжур. Чжурчжени разгромили киданей и образовали государство Цзинь — золотое. Потом завоевали весь Северный Китай и стали империей Цзинь. Сама империя Цзинь после века существования и двадцати с лишним лет войны с Чингисханом погибла уже после его смерти. Когда почти вся Азия и восточная Европа были в руках Чингисхана и его потомков, лишь чжурчжени, первыми принявшие удар монгольской орды, отражали их нападения. Но в 1233 году кончились и их силы, и они пали под натиском монголов, обезлюдивших страну. Снова победила Великая Степь. Как писали китайские летописи «на том месте, где стояли города, и кипела бурная жизнь, царило запустение и паслись дикие звери». Это и про наше городище. Мне нужно определить, когда погиб этот город в 926 году от рук кочевников киданей? Или в 1233 от рук кочевников монголов, после которых здесь уже, точно, никто не жил?

— Я готов. Пошли. Так в чём же сила кочевников Степи, что под её натиском рушатся цивилизации стоящие на неизмеримо более высоком уровне развития?

— Великая Степь, она такая большая и длинная, как Бич Божий, которым Господь поверяет на прочность страны и народы.

— Страны разные, народы разные, боги разные, а результат один. Разрушительный, для стран и народов!

— Бог всегда один! Он в душе человека. Это его Совесть, это его Любовь. Если в тебе есть совесть гражданина и воина, если в тебе есть любовь к ближнему своему и к отечеству, то независимо от того какому богу ты молишься, нет такой силы, чтоб тебя согнула.

— Но всегда найдётся сила, которая тебя сломает.

— Если ты один такой, несгибаемый, ты мой! Если же это народ, то прочность его колоссальна. В оседлых, цивилизациях, стоящих на неизмеримо более высоком уровне развития, к сожалению, и, как правило, у большинства людей совесть заменяется выгодой, а любовь – обязанностью. Исчезает чувство долга. Герои, личности превращаются в индивидов обывателей, которые желают лишь спокойной и сытой жизни, комфорта и материального благополучия. Поэтому при соприкосновении с Бичом Божьим: с киданями ли, с Аттилой ли, с Чингисханом ли, эти цивилизации рассыпаются в прах. Кстати, о разных богах! В войсках Чингисхана рядом воевали и шаманисты Сибири, и уйгуры – буддисты, и мусульмане, и онгуты – христиане, люди разных наций и религий, но двигал ими единый бог – Бог Совести и Любви.

— Никогда не поверю, что монголами двигали Совесть и Любовь.

— Придётся! Христианская заповедь: возлюби ближнего своего, как самого себя – что это? Рекомендация, просьба, уговор? Монгольский же закон конкретен: за неоказание помощи своим боевым товарищам – смертная казнь. Это уже не любовь к ближнему, это высшая мера любви – жертвенность! Сам погибай, а товарища выручай!  Встретив любого соплеменника в пустыне, каждый монгол был обязан предложить ему попить и поесть. За это нарушение гостеприимства тоже, как за неоказание помощи, – смертная казнь. Заповедь: возлюби ближнего своего – это жалкая попытка наладить взаимовыручку, взаимопомощь между людьми. У монголов Любовь – взаимовыручка, взаимопомощь возведена в закон, в ранг государственной политики.

В отношении Совести тоже работал объединяющий императив: «Будь тем, кем ты должен быть!» А кем ты должен быть? Убийство, воровство, блуд, трусость, предательство – тоже вне закона. За эти и многие другие проступки – смертная казнь. Совесть – внутренний контролёр. И в сознании монгола сформировался и всегда жил устав допустимых и не допустимых для честного и уважающего себя человека поступков, базирующихся на единстве, взаимовыручке и коллективной ответственности за порученное дело. Этим кодексом чести они и дорожили больше всего, относясь к нему религиозно и трепетно, как к божественно установленному. О нарушении его и думать не могли, ибо в противном случае стали бы презирать себя, что для них было бы страшнее смерти. Поэтому они не боялись человека, могущего отнять у него жизнь или материальные блага, а боялись лишь совершить проступок, который может обесчестить, умалить их достоинство, потерять лицо. В их жестокий век, потерявший лицо, как правило, терял и голову. Как видишь, у монгола, у монголов, Совесть, как Высший Судья над собственными поступками, тоже была на недосягаемой высоте.

— В оседлых же цивилизациях всегда находились свои фридрихи ницше, разрушающие религию, мораль, нравственность и, провозглашающие деструктивный индивидуалистический императив: «Будь тем, кем ты есть!» вместо императива: «Будь тем, кем ты должен быть!»?

— Это, наверное, и позволяло монголам презирать оседлые цивилизации, где из ложного императива проистекали безответственность, продажность, ложь, трусость, предательство и другие пороки. И они, без сожаления, уничтожали их вместе с их безумными и безответственными философами. Кстати, сам Фридрих Ницше, боготворивший сверхчеловека, силу и насилие, сошёл с ума, увидев, как извозчик избивает лошадь.

— Ну, это монголы. Это страх смертной казни, возродивший Совесть и Любовь из пепла анархии. А кидани, гунны? Они тоже кочевники, дети Степи. Что у них тоже такие глубокие понятия о Любви и Совести, дарующие им такую же всёразрушающую силу, как у монголов? Что-то же формирует их?

— Кидани, гунны? Я их недостаточно знаю, но условия быта примерно одинаковы. Экологически чистые отношения кочевников и Степи рождали чистые отношения между кочевниками, в условиях отсутствия письменности, закреплённые бытовыми традициями, устными легендами, героическим эпосом. Из них вырастали понятия о любви и ненависти, добре и зле, стыде и бесстыдстве, верности и предательстве, как элементов кочевой культуры, которые всегда зависели от хрупкого равновесия человека и природы. И я могу предположить, что здесь в Степи, каждый раз, в своё время, на первый план выходит биоценоз, как способность степи прокормить определённое количество скота, а, значит, и людей.

— Каким способом это работает?

— Как в природе. Прямым естественным отбором, где выживает сильнейший. Когда способность степи прокормить определённое количество скота, подходит к своему верхнему пределу и появляется избыток людей, то перестают работать устные законы Степи, регламентирующие правила кочёвки, и распределения пастбищ. И начинаются практиковаться набеги, как способ выжить и отрегулировать избыток людей. Вернулся из набега с добычей – герой, не вернулся – значит, так тому и быть. Из этих выживших удальцов формируются закрытые сообщества, на свой страх и риск, предлагающие свои услуги в решении чьих-то проблем, по своим понятиям. Жизнь человеческая обесценивается. Но не внутри сообщества. Наоборот, в условиях риска, здесь на первый план выходят смелость, надёжность, партнерство, взаимовыручка.

— Короче, господа разбойнички формируют банды.

— Ты это, как хочешь, назови. Но в группах, где в условиях повышенной опасности и риска ценятся смелость, надёжность, партнерство, взаимовыручка – это и геологи, и альпинисты, полярники и спецназ, и другие. В условиях Монголии до Чингисхана это были «люди длинной воли», или как их называют иногда «рыцари степи», которые на всех этапах жизни Темучина поддерживали его и провозгласили его Чингисханом в 1182 году в возрасте 27 лет.

— Не важно, как зовут того киданина, гунна или монгола, которого провозгласили ханом «рыцари степи», важно, что он их ставленник с мандатом на объединение Степи и сформирование сильного войска под их управлением?

— Да, но в условиях биоценоза, избытка населения и недостатка ресурсов, сформированное сильное войско должны будут кормить соседние народы.

— Как это удалось Чингисхану объединить Степь и сформировать сильное войско?

— А никак. Он что-то делал, где-то воевал и в 1185 году оказался пленником чжурчженей, в империи Цзинь, где провёл в тюрьме одиннадцать лет.

Имея понятие о биоценозе, цзиньские императоры проводили в сопредельных монгольских степях политику «сокращения совершеннолетних». Раз в три года экспедиционный корпус империи Цзинь вторгался в пределы Восточной Монголии, истреблял всё местное мужское население или угонял его в рабство в Цзинь. В 1196 году в поход против татар выступила цзиньская армия. Татары были разбиты у реки Керулен, и бежали. Преследовать татар цзиньский генерал предложил кереитскому вождю, давнему знакомому Чингисхана Тоорилу. Тот, зная положение Чингисхана у цзиньцев, его кровную месть татарам, попросил освободить его, чтобы им совместными усилиями разгромить татар. Кереиты Тоорила и монголы Чингисхана разгромили татар. За эту помощь Чингисхан получил от цзиньских властей свободу и маленький чин чаутхури – оперуполномоченный, а Тоорил – титул Ван – князь. И назывался теперь уже, как Ван хан.

 — В возрасте 41 год Чингисхан вернулся в Степь. Жизнь прошла! Жизнь неудачника?

— Да, для степняка это уже почтенный возраст. Как говорится, пора и о боге подумать.

Но теперь Чингисхану пришлось начинать все заново. Из 13 тысяч бывших у него всадников осталось менее 3 тысяч. Монголы не только потеряли все те преимущества, которые приобрели за время правления Чингисхана, но и перессорились друг с другом.

Но уже в 1198 г. Чингисхан опять стоял во главе мощной орды.

— Что позволило ему так быстро вернуть утраченное?

— Избыток населения возрастал. Росло и число «людей длинной воли»; росло и их желание устроить жизнь по-своему. Следовательно, им по-прежнему был необходим вождь, который приказывал бы им делать то, что они хотели выполнять. А они желали твердого порядка, гарантий взаимовыручки и уважения своих прав. Прекрасно поняв чаяния своих сторонников, Чингисхан сформулировал новый свод законов – Великую Ясу. Яса основывалась на обязательности взаимопомощи, единой для всех дисциплине и осуждении предательства без каких-либо компромиссов.

Яса Чингисхана, явилась регламентацией тех стереотипов поведения, которые отстаивали «люди длинной воли». Так, по Великой Ясе, каждого предателя, то есть человека, обманувшего доверившегося ему, предавали смертной казни. Простым людям отрубали голову, а людям высокого происхождения ломали позвоночник так, чтобы кровь оставалась в теле убитого. В этом случае, по монгольскому поверью, убитый мог возродиться к новой жизни. Если же кровь вытекала на землю, человек терял не только жизнь, но и душу.

— Письменности у кочевников не было, значит, и не было твёрдых законов. Жили по понятиям. «Люди длинной воли» жили по бандитским понятиям. Теперь они захотели создать бандитское государство?

— Десять лет огнём и мечом Чингисхан объединял племена и народности Монголии и Сибири. В 1206 году состоялся курултай, на котором Чингисхан провозгласил себя правителем Монгольской империи и был принят свод законов «Яса», который определял различные виды правовых отношений в монгольском государстве.

Яса была продиктована уйгурским писцам. Эти законы, которые должны были быть понятны неграмотному монголу, сформулированы лаконично и четко:

«Долг монголов немедленно явиться на мой зов, повиноваться моим приказаниям, убивать, кого велю. Кто не повинуется, тому отрубят голову».

— Круто! Чисто по-бандитски.

— После этого вступления, уже не удивляет суровая строгость кодекса, соответствующая эпохе. Запрещены под страхом смерти убийство, кража скота, укрывательство краденого имущества или беглых рабов, вмешательство третьего в спор или борьбу двоих, конфискация на длительный срок чужого оружия. Точно так же смертная казнь полагалась и за неоказание помощи боевому товарищу. Например, встретив любого соплеменника в пустыне, каждый монгол был обязан предложить ему попить и поесть. Ведь путник, который не имел возможности подкрепить силы, мог умереть, и тогда на нарушившего закон, падало обвинение в убийстве. Если кто-то из воинов терял лук или колчан со стрелами, то ехавший сзади должен был поднять и вернуть ему оружие. Нарушение этого правила также приравнивалось к неоказанию помощи и влекло за собой смертную казнь.

Супружеская измена, блуд, содомский грех караются смертью. Различные преступления, считающиеся менее тяжкими, например, изнасилование девушки, караются отсечением руки. Менее серьезные проступки караются штрафом. Мелкие уголовные преступления наказываются палочными ударами, ссылкой в Сибирь или наказание штрафом.

— Во все времена, и у монголов, и у русских, оказывается, Сибирь была местом ссылки за преступления, а мы тут живём!

— Да, российское законодательство, многое, что заимствовало из Ясы.

— Что, во многом, определило азиатские корни нашей истории, культуры и менталитета.

— Трижды банкрот, человек трижды не вернувший кредит кредиторам, приговаривался к смерти.

— Нам бы такие законы для борьбы с коррупцией и бюрократией! Но как же должны были стараться монгольские женщины, чтобы восполнять убыль населения от бесконечных смертных приговоров?

— Бесконечных смертных приговоров не было. Ещё были живы извечные понятия о Любви и Совести и Яса это только предупреждение, что за нарушение вековых морально-этических норм кочевников учреждена смертная казнь. Это заставило многих пересмотреть свои «прогрессивные» нормы поведения. Поднять на новый качественный уровень самоконтроль за своими поступками. И только!

— Ибо иго моё благó и бремя моё легко?

 — В отношении женщин, Яса определяет роль женщины в лоне патриархального общества: она должна, прежде всего, заботиться о «хорошей репутации своего мужа». Основа ее прав и обязанностей – выполнение домашней работы и верность супругу и повелителю: «Мужчина не может, как солнце, быть одновременно всюду. Нужно, чтобы жена, когда муж на войне или на охоте, содержала хозяйство в таком порядке, что если гонец повелителя или даже какой-нибудь путник будет вынужден остановиться в ее юрте, он увидел бы ее хорошо прибранной и отведал бы вкусную еду: это сделает честь мужу, хорошие мужья узнаются по хорошим женам».

Что касается законов, действующих в военное время, они коротки и ясны.

«Невнимательный часовой подлежит смерти». «Гонец-стрела, который напивается допьяна, подлежит смерти». «Тот, кто прячет беглеца, подлежит смерти». «Воин, не по праву присваивающий добычу, подлежит смерти». «Неспособный полководец подлежит смерти».

— Во все времена, и во всех странах, военный трибунал дешево ценил человеческую жизнь!

— Таким образом, посредством Ясы, он решил положить конец анархии, собрать воедино и закрепить вековые традиции и обычаи Степи. Было введено крепостное право, произведено разбиение армии на десятки, сотни, тысячи, тумены – десятки тысяч. Армия доведена до ста тысяч воинов. Создана гвардия, где рядовой гвардии по рангу был выше армейского тысячного.

— Кто же кормил всё это воинство?

— По возможности сама армия. Она устраивала облавные охоты, как военные маневры и как средство добычи провианта. Чингисхан рассматривал охоту, как лучшую школу военного обучения. Большая зимняя облава занимала исключительное место в монгольской общественной жизни. Она требовала участия целых корпусов монгольской армии, чтобы окружать и загонять стада диких животных — хищников, диких ослов, антилоп-джейранов и других зверей. Яса содержала подробные наставления касательно охвата и загона дичи. Воины располагались на широком пространстве военным строем — большой полк, правая и левая рука — и все эти части должны были постепенно сближаться, загоняя дичь в заранее условленное место так, чтобы, в конце концов, дичь очутилась в тесном кольце.

Вся кампания иногда растягивалась на два-три месяца. Гонцы постоянно докладывали хану о ходе облавы. Велись разведывательные рейды. Проводились оперативные совещания, разборки. Слались приказы. Каждая небрежность или нарушение приказа со стороны начальника и рядовых подлежали строгому наказанию, вплоть до смертной казни. Когда дичь была загнана во внутреннее кольцо, хан въезжал в круг, где бок о бок стояли испуганные волки и косули, тигры и кабаны, лисы и зайцы, открывая охоту, делал несколько выстрелов. Затем выступали сановники и военачальники, и, наконец, рядовые воины.

— То есть они готовились, что будут охотиться на людей, как на диких зверей? На вражеские армии, загоняя, окружая, уничтожая их? Отрабатывали взаимодействие частей, проверяли связь?

— Кочевое государство уже было на марше, и скоро, в 1210 году, оно обрушит всю мощь своих обученных на уничтожение зверей воинских корпусов на империю Цзинь, и на весь мир. Но это уже отдельная история, которую ты, наверное, знаешь. Поэтому вернемся к нашим развалинам.

  Они стояли на вершине холма. Андрей внимательно осмотрел территорию. Достал бумагу и зарисовал контуры городища. При помощи компаса наметил его ориентировку. Потом, они спустились вниз на остатки вала, опоясывающего городище. Здесь он, при помощи Егора, вбил кол на вершине едва заметного вала. Отсчитал от него десять шагов, вбил колышек и при помощи рулетки они определили расстояние между кольями. И Андрей пошёл по вершине вала, считая шаги, а Егор остался один. Смотреть на мелкий пустой залив ему скоро надоело, и он стал рассматривать городище. Оно, ограниченное валом, представляло собой почти прямоугольник, но с севера вал немного выступал, образуя неправильный пятиугольник. Хозяйским взглядом крестьянина он определил его площадь в гектар четырнадцать. Никаких построек не было видно, всё было занесено песками и пылью веков, образовавшими оплывший неправильной формы двухгорбый холм.

— Жили ведь и здесь когда-то люди – думал он – любили, страдали, что-то делали, чему-то учились, чего-то добивались, о чём-то мечтали. И любили они своей маленькой индивидуальной любовью себя, своих женщин, свой быт, свой комфорт, свой город, свою страну. Но их любовь оказалась ничто перед дикой, огромной любовью степняков кочевников, любящих и берегущих не только себя, но и своих боевых товарищей, своё боевое братство, свою Степь. Эта дикая огромная любовь, ставшая дикой огромной силой, превратила в ничто вас, ваших женщин, ваш быт, ваш комфорт, ваш город, вашу цивилизацию. Сила солому ломит! Хаос жесток и беспощаден к тем, кто унизил свою любовь и остановился в своём развитии.

С противоположной стороны подошёл Андрей. Считая вслух шаги, дошёл до вбитого кола, и на мгновение остановился, чтобы перевести дыхание. Потом сел и молча стал, что-то подсчитывать.

— Длина вала по периметру 1450 метров, площадь городища больше тринадцати гектаров. По характеру валов, можно отметить три въезда в город, трое ворот. Ну, вот и всё пока. Пойдём искать блиндажи, окопы. Но уговор, если увидишь, что-нибудь интересное, руками не трогать, позови меня. А интересное здесь это черепки сосудов, осколки черепицы, может сама черепица, крупные камни.

 Они собирали осколки керамики, черепицы, на которых иногда можно было различить узоры кожи пальцев, как печать мастера, отожжённые на века его дактилоскопические отпечатки. Набрали образцов сорок. Андрей их тщательно упаковывал в бумагу, ставил номера и отмечал на плане городища место находки образца. Работали долго. Пришедшая Инна, принесла им перекусить, покормила их, но не стала отвлекать от работы и сразу ушла. Пашка тоже подошёл, посопел, заглядывая через спины, и тоже молча ушёл. Прекратили работу лишь, когда неожиданно наступила темнота.

Рано утром, когда Егор вылез из палатки Тюльпанов уже сидел над ящиком с образцами. На лбу у него была лупа, какой пользуются часовые мастера, рядом лежали тряпочки, ножички и кисточки, которыми он очищал образцы от налипшей грязи. Егора он даже не заметил.  Егор тоже не стал его отвлекать и побежал по песчаному пляжу поискать глубокой воды. Он нашёл её, пробежав километра четыре. Искупался и побежал обратно, пересекая мелкие, узкие заливчики. Тюльпанов сидел в той же позе, в какой его оставил Егор. Инна раскладывала по мискам вчерашнюю кашу. Позвали Андрея. Он нехотя оторвался от работы и позавтракал.

— Ну и как предварительный анализ? – Спросил Егор.

— Бохай, пока чистый Бохай. Хотя есть и следы киданьской керамики, но нет ни чжурчженей, ни монголов. – ответил Андрей и вернулся к образцам.

— Пойдём, искупаемся на море. Я нашёл приличное место. Далековато, правда, но зато и глубина хорошая и поохотится есть где. – Сказал Егор Инне.  – А ему – он кивнул на Тюльпанова – мы ему только мешать будем.

Егор взял с собой кроме легководолазного комплекта ещё и подводное ружьё, и они пошли вдоль пляжа. Инна, молодая красивая женщина, в разговоре сообщила о себе, что ей 27лет, она кандидат биологических наук, была замужем, разведена.

— Почему? — Спросил Егор.

— Мы с Мишей были прекрасной парой! Объектом зависти для многих. Мы были молоды, красивы, умны, успешны. Оба состоявшиеся учёные. Он физик-ядерщик, я биолог, специалист по марикультуре. Мне казалось, что я его люблю. Ему, казалось, что он меня любит. Мы думали, что мы будем интересны друг для друга, будем дополнять друг друга.

— И, что помешало?

— Мы были равны, и слишком гордились своим равенством. Не желали ни в чём уступать друг другу. И забыли об обязанностях мужчины и предназначении женщины. Но только из этих качеств и взаимного доверия может родиться большая любовь между мужчиной и женщиной. А маленькой любви я не хотела и не хочу! И оказалось, что оба мы прекрасно обходимся, друг без друга, а порой даже мешаем. В постели тоже никакие. Поэтому не стали мучить себя скандалами, сценами ревности и мирно разбежались, как цивилизованные люди.

Они долго шли по мокрой кромке песчаного пляжа, орошаемого прибойной волной, возвышаясь над суетой набегающих волн, рассыпающихся у их ног языками шипящей пены и, наконец, она сказала:

— Сейчас я уже поняла свою ошибку, осознала свою долю вины за разрыв, смирила свою гордыню и смотрю на жизнь другими глазами. Но время! Время уже не вернуть, как не вернуть эти волны, разбившиеся о берег. И давно всё это было! Давным-давно! И мы оба были не правы.

— Ну, а Андрей?

— Андрей? Андрей большой тёплый человек. И я заново учусь отвечать на теплое чувство чувством. Но ты-то молодой, холостой ещё, наверное? Девушка-то у тебя есть?

— Да, девушка-то есть. Но тоже хочет быть состоявшейся личностью, а это, значит, никакой женой и никакой матерью. Кроме того слаба, перед красивым барахлом. То есть, ещё не женившись, я знаю, что впереди у меня тоже развод.  Придётся, наверное, в Монголию ехать свататься!

— Это почему же? – засмеялась Инна.

— Тюльпанов мне вчера сообщил, что ещё Чингисхан законодательно повелел монгольским женщинам заботиться о хорошей репутации своего мужа и, что хорошие мужья должны узнаваться по хорошим женам. Иначе – секир башка. А мне такую жену, как раз и надо.

— Ну, понятно, монголы Чингисхана завоёвывали мир, а их женщины растили им смену.

— Я тоже хочу завоевать мир. Энергии у меня, как у атомного реактора, но я хочу использовать её только в мирных целях. Как вечный странник белый альбатрос, я хочу всегда находиться в свободном творческом полёте мысли, парить над океаном проблем, и пропадать на экспериментах, доказывая миру, что мысль моя верна. Но только так, чтобы дома меня любили и ждали, и я знал, что у меня растёт смена и, что я хороший муж у хорошей жены. Разве это много?

— Мечтать не вредно! Ишь, чего захотел! – смеялась Инна. – Но и в Монголии, я думаю, нет уже таких жён. Всех развратила цивилизация.

— Жаль! Значит, ты мне гарантируешь, что мой белый пушистый альбатрос никогда не взлетит, вековые проблемы так и останутся вечными тайнами. А я, пришедший в этот мир их решить, буду вечно занят вечными семейными проблемами, и увлекательной игрой в перетягивание каната семейных отношений?

— Ничего я тебе не гарантирую, но мир изменился, и новая цивилизация требует новых отношений между мужчиной и женщиной.

— Вот, поэтому то монголы и крушили эту цивилизацию.

Так смеясь и болтая, они дошли до места, где Егор сходу надел ласты, пятясь зашёл в воду и сполоснув маску отправился на охоту. А специалист по марикультуре, погрузившись в волны, стала с интересом изучить прибрежные камни.

Потом, когда Егор, добыв нескольких терпугов, вылез из моря, погреться на берегу, она взяла у него маску и с интересом наблюдала через стекло за жизнью, каких-то морских козявок.

— Лигии, — объяснила она – мелкие ракообразные, живущие в зоне заплеска, где море только смачивает камни брызгами и языками волн. Служат кормом для мальков рыб.

— И чем они тебе интересны? – Спросил Егор.

— Лигии? Ничем особенно. Лишь, как компонента супа, который готовит океан для мидий Грайана, которыми занимаюсь я.

— А чем они интересны тебе, эти мидии Грайана? – Спросил Егор

— Они мне интересны, как компонента очень вкусного супа, который, может быть, я вам приготовлю сегодня вечером, если ты сейчас добудешь мне килограмм восемь прекрасных мидий, которых здесь, я думаю, великое множество.

И Егор отправился добывать большие раковины мидий, которых, действительно, было очень много. Он собирал отдельные раковины, выламывал их целыми друзами из колоний, обосновавшихся на камнях. И вскоре набрал их килограмм десять.

Они собрались и отправились в обратный путь. По пути Егор повторил вопрос

— А чем они интересны тебе, эти мидии Грайана? Чем же они так привлекли внимание товарищей ученых и такую очаровательную и состоявшуюся женщину?

Инна благодарно улыбнулась.

— Мидия? Она присутствует в рационе народов, живущих вблизи моря. Она вкусна и калорийна. Но этим её качества не ограничиваются. Продуктив­ность крупного рогатого скота на выпасах составляет 3- 4 центнера с гектара. А продуктивность мидий при ее культивировании в сотни раз выше и может достигнуть 300 и даже 600 тонн с гектара, что дает чистого веса ценного мяса от 30 до 60 тонн. Затрат требует только постройка и эксплуатация фермы, расходы на корм минимальны. Ко всему, мидиевое хо­зяйство безотходно, все идет в дело: мясо — на полуфабрикаты и консервы, а створки раковин — на подкормку птиц.

— Значит, ты хочешь накормить человечество вкусным мидиевым супом?

— Ничего я не хочу. Просто каждый занимается своим делом. Единственное, что я хочу, чтобы мой суп вам сегодня понравился.

Когда они вернулись в лагерь, Андрей им радостно сообщил:

— Да, чистый Бохай. Можно точно говорить, что город умер в 929 году, после восстания и переселения жителей во внутренние области киданьской империи Ляо.

Егор почистил добытых терпугов, и начал жарить их на деревянных шампурах на костре. Было неудобно. Куски рыбы сваливались с импровизированных шампуров, пачкались в песке, подгорали. Андрей принёс оставшиеся куски фольги, в которые он заворачивал отобранные образцы, Егор завернул рыбу в фольгу и дело пошло. Потом, когда вся компания сидела у костра, с удовольствием поедая куски зажаренной рыбы, Егор спросил:

— Значит, монголы тут не причём. Но для меня Чингисхан, пример личности, которая своей волей поворачивает историю, заставляет её идти по начертанному им пути. Вернулся он доживать в степь, в возрасте, как мы определили «пора и о боге подумать». Что помешало ему вести образ жизни хана средней руки, какие тысячами были до него? Любить жизнь, своих женщин, своих детей, своих коней и кобылиц, свою степь, своих нукеров! Иногда ходить с ними в лихие набеги! Скакать по весенней степи, по яркому ковру из цветущих тюльпанов, с соколом или беркутом на руке! Молиться своему богу Тенгри – Высокому и Чистому Небу. И тихо стариться. Но он стал кровавым жестоким завоевателем, пролившим моря крови. Возведшим террор и массовую резню населения в систему управления завоёванных территорий! Почему?

— Не единожды, испытавший на себе предательство, он имел право его ненавидеть. Междоусобная борьба и переменчивое слово нойонов – племенных князей, делавшие Степь беззащитной от внешних врагов, заставили его ненавидеть анархию. Жестокость окружающего мира, цзиньские походы в Монголию для «сокращения совершеннолетних», меркитские и татарские набеги, жертвами которых становились он и члены его семьи, сделали его жестоким. Ему импонировали «рыцари степи», их понятия о добре и зле, где добро – верность и преданность, а зло – трусость и предательство. В цзиньской тюрьме он, наверное, до мелочей продумал свою будущую жизнь. И она ему удалась! К концу жизни его империя была вдвое больше римской, и вчетверо больше империи Александра Македонского.

— Все мы прошли через это, испытали и ложь, и предательство, несправедливость и жестокость окружающего нас мира. Но никто из нас даже не подумал стать новым Чингисханом. Он единственный такой.

— Высокий рыжеволосый синеглазый монгол, появившийся на свет со сгустком крови зажатом в кулачке – он был один такой среди монголов. Среди лжи и предательства, одинокий в Великой Степи, сидя в одиночной темнице могучей и несокрушимой империи Цзинь, он мечтал о справедливости. А справедливость, по-твоему же определению, есть правда рожденная мудростью законов. В темнице он, наверное, долго размышлял над мудростью законов.

— И выйдя из тюрьмы, опираясь на силу «людей длинной воли» он назначил себя абсолютом и гарантом справедливости. А для всех других определил справедливость как жестокую правду, рожденную мудростью жестоких законов. И дал им Ясу?

— Да. В условиях переизбытка населения, Степь устала от лжи и предательства, грабежей и насилия, убийств и беззакония. И все хотели справедливости! Все хотели правды! Пусть жестокой, но правды. Все хотели законов! Пусть жестоких, но законов. Он дал Степи законы, и Степь поверила в его мудрость. Ибо иго моё благó и бремя моё легко. Так иудеи поверили Христу, давшему людям заповеди, как правила человеческого общежития. Давший монголам законы, ставшие заповедями, он, наверное, почитал Христа. Терпимый в вопросах религии, он справедливо считал, что боги всех религий, есть разные формы поклонения его единственному богу – Тенгри, Высокому и Чистому Небу – и не терпел ни циников, ни атеистов. Поэтому не брал налогов со всех служителей культов всех религий. Кроме раввинов, как иудеев, продолжателей дела фарисеев, распявших Христа.

— Победив, или убедив монголов, он понёс свою жестокую правду миру? Проливая моря крови и творя беспредел?

— Жестокость? Горстка монголов, должна была быть защищена бронёй парализующего страха, который двигался впереди монгольского войска. Поэтому с их жестокостью не понятно, где легенда, а где, правда.

Моря крови? Благочестивые римские папы тоже не жалели чужой крови и на вопрос как отличить христианина от еретика говорили: убивайте всех! Господь сам разберёт, где католик, а где еретик, альбигоец, гусит, язычник или мусульманин. В религиозных войнах и крестовых походах погибло не меньше людей, чем от рук монголов Чингисхана.

— Ты его оправдываешь?

— Как цивилизованный человек, конечно, нет. Но я тоже хочу понять его феномен в контексте его жестокого времени. – Андрей задумался на мгновение. – Кереиты, и их хан Тоорил, Ван хан, друг отца, первым протянувший руку помощи молодому Темучину и, сделавший так много, чтобы загорелась звезда Чингисхана, были христианами несторианцами. Христианами были и его верные союзники онгуты. Поэтому он, наверное, знал заповеди Христа. В его заповеди: не убивай, не кради, не блуди, и другие, он добавил только одно слово – убью! И убивал. И стал понятен всей Степи. И всё стало на место. И принципы высокой нравственности, ставшие непреложной догмой, как оказалось, совсем не тяготили, а наоборот, делали людей ответственными за свои поступки, а, значит, делали свободными. И все разнонаправленные вектора Великой Степи, плодившие разврат и анархию, вдруг слились воедино, построились в десятки, сотни, тысячи, тьмы и стали готовыми для великих свершений. И он повёл их дальше, до самой своей смерти деля людей по их качествам на две категории. Качества, которые он больше всего ценил и поощрял в человеке, были верность, преданность и стойкость; пороки, которые он больше всего презирал и ненавидел, были измена, предательство и трусость

— Одни люди чести и совести, в сознании которых всегда живет особый кодекс допустимых и не допустимых для честного и уважающего себя человека поступков. Они боятся не врага, не человека, могущего отнять у него жизнь или материальные блага, а боятся лишь совершить проступок, который может их обесчестить?

— Для него не важно было, какой нации, и какой веры был человек, главное, чтобы он верил в Бога, был религиозен, смел и честен. С ними он строил армию, государство, личные отношения, независимо от их нации и вероисповедания.

Весь военно-административный аппарат составлялся только из людей этого психологического типа, независимо от того, кто они, монголы или тюрки, христиане или шаманисты. Они организовали иерархическую систему, на высшей ступени которой был сам Чингисхан. И если прочие подданные видели в Чингисхане только подавляющую страшную силу, то люди правящего аппарата видели в нем, прежде всего, наиболее яркого представителя свойственного им всем психологического типа и преклонялись перед ним как перед героическим воплощением их собственного идеала. И каждый из них был личностью в своём жестоком времени.

— Для другого типа людей, индивидов, их материальное благополучие и безопасность – выше их личного достоинства и чести, поэтому они способны на предательство, трусость и измену?

— Он считал, что такие люди – натуры низменные, подлые и, по существу, рабские. Он презирал их и беспощадно уничтожал. На своем кровавом пути Чингисхану пришлось победить немало правителей. Всегда среди их приближенных находились изменники и предатели, которые своим предательством способствовали победе и успеху Чингисхана. Но никого, нигде и никогда из этих предателей Чингисхан за их услугу не вознаградил. Наоборот, после каждой победы над каким-нибудь царем или правителем он отдавал распоряжение казнить всех тех вельмож и приближенных, которые предали своего господина. Их предательство было признаком их рабской психологии, а людям с такой психологией в империи Чингисхана места не было.

— Хаос жесток к остановившимся в своём развитии, и предавшим свою любовь. Значит оседлым цивилизациям, с их бытом, с их комфортом, с их домами, где в каждом углу их жилищ свили свои гнёзда разврат, продажность, измена, трусость и предательство не было места в империи кочевников? Империи, с их круглыми юртами и шатрами, где нет этих тёмных углов и пороков и, где правят долг и честь, совесть и любовь, верность хану и преданность делу? Воистину Бич Божий, в наказание за все пороки цивилизации! Карающий меч Хаоса, святый боже Чингисхан?

— Конечно, нет! Во время последней военной кампании Чингисхана, когда уничтожали тангутов, один из его военачальников заметил, что новые китайские подданные империи не представляют для Чингисхана никакой пользы, поскольку они не пригодны к войне. Что лучше истребить все население – свыше десяти миллионов человек, – чтобы извлечь выгоду из земли, превратив ее в пастбище для монгольской конницы. Чингисхан уже склонился принять этот совет. Но киданьский принц Елюй Чуцай,  взятый в плен при захвате Пекина, до последнего момента сражавшийся за цзиньского императора, за высокий рост, за знания и высокий ум, приближенный Чингисханом и назначенный им канцлером новой империи, вмешался в разговор и сказал: «Вы завоевали Поднебесную сидя на коне, но нельзя же управлять ею сидя на коне». И доказал, какие выгоды из плодородных земель и трудолюбивых подданных можно извлечь, обложив их налогом на земли и на право торговли. Тогда Чингисхан поручил ему разработать систему налогообложения.

— Тем самым спас китайцев от уничтожения?

— Да, китаизированный кочевник, просвещённый кидань Елюй Чуцай, понимал, что варварство монголов в основном было порождено их невежеством, и делал всё, чтобы милосердие стало политикой империи. Таким же образом он спас и русских от уничтожения, прибыв в преклонном возрасте ко двору хана Батыя, для организации системы налогообложения.

— И началось татаро-монгольское иго?

— Это были не самые худшие времена в русской истории. Уплачиваемая «татарам» десятина, десятипроцентный налог, от которого были освобождены церкви и монастыри, прекратили разрушительные для русского народа междоусобицы русских князей. Установился мир и спокойствие, что послужило основой для создания русской государственности основанной на чингисидском самодержавии, крепостном праве, веротерпимости, смертной казни, дисциплине, организации, делопроизводстве, и дорожной службе, обслуживаемой ямщиками.

— Сейчас же у нас государство забирает всё, оставляя, в качестве заработной платы несколько процентов от произведённой продукции. Был ли Чингисхан носителем большой и положительной идеи и его стремление к созиданию преобладало над стремлением к разрушению?

— Чингисхан был не только великим завоевателем, но был и великим организатором. Целью Чингисхана было создание единой империи, где будут все условия для процветания человечества, будущей цивилизации, основанной на принципах высокой нравственности, гарантирующих каждому безопасность и созидание. Но жизнь человеческая слишком коротка для достижения подобной грандиозной задачи. Марко Поло писал: «Он умер, и это очень печально, потому что он был мудрый и разумный человек». И не его вина, что наследники принялись рвать лоскутное одеяло империи. А, обратившись к исламу, они лишили империю мудрости и перспективы.

— Пока ими двигали бог Тенгри – Высокое Чистое Небо, служение идее, и верность долгу, они были обречены на победу. Но, обратившись в прошлое, они остановились в своём развитии, стали заложниками Хаоса, обрекли себя на изгнание, какими могучими они себе не казались.

— Где нет служения идее, нет морали и нравственности, всё будет оболгано и разрушено. Тем не менее, на пространстве, им завоёванном, ещё двести лет спустя после его смерти, как свидетельствовали арабские купцы, любая женщина могла ходить с золотым блюдом на голове, полным золота и драгоценных камней, без опасения, что её ограбят.

Костёр догорал, и надо было идти за хворостом и плавником.

А, приготовленный Инной на ужин суп из мидий, наваристый, запашистый и очень вкусный, действительно, был великолепен.

           ***

На Путятине всё было по-прежнему. Погода не переставала удивлять. Серая морось, сквозь которую всё же пробивались тёплые солнечные лучи, ложившиеся на плечи кому-то солнечным загаром, а кому-то солнечным ожогом, менялась на густые кучевые облака. Следом налетали свинцово-синие грозовые тучи. Потом выходило солнце, и над скалами поднималась разноцветная радуга. Море меняло свой цвет: от нежно-голубого до густо-синего. Тёплые кратковременные дожди не мешали жизни лагеря и воспринимались, как морские брызги. Было хуже, когда поднимался ветер, штормило, и видимость в воде у берега приближалась к нулевой. Во избежание непредвиденных обстоятельств, Лев запрещал погружения с аквалангом при волнениях моря в бухте. Но были и другие бухты, защищённые от ветра, где волнение было минимальным, а видимость прекрасной и в которые перекочёвывали аквалангисты. Это были небольшие бухточки, усыпанные гравием и крупным песком, которые отделялись друг от друга широкими выступами каменных стен. Их надо было обходить по воде. В тихую погоду такие бухточки были привлекательными, но во время шторма здесь находиться было нельзя. На уступах камней, на высоте человеческого роста, были видны обрывки водорослей, битые раковины и коробочки морских ежей, следы прошлых ненастий. Наверх можно было подняться не из каждой бухты, каменные карнизы или стены нависали над узкой песчаной полосой.

Рано утром он вышел из палатки, сделал зарядку и погулял по пляжу. Штормило. Ветер гнал на берег череду волн, которые, наткнувшись на береговую кромку, вставали на дыбы, гнали на берег гневно изогнутые шеи своих белых пенных гребней, пытаясь сокрушить его гранитную твердыню. Волна в яростном и бесполезном гневе с рёвом обрушивала на берег сокрушительную тяжесть своей тяжёлой свинцово серой массы. Но, уступив твердыне берегов, теряла свою мощь, рвалась, ломала гневно изогнутую шею и, роняя на песок увенчанную белой пенной короной голову, обессилено рассыпалась и скатывалась в море мутными шипящими потоками пены, чтобы уступить место для яростного натиска нового пенного гребня. Было холодно и сыро, лишь знакомые кулики чувствовали себя в своей стихии. Большие волны, нависали над ними, казалось, готовы были смыть, унести в море их маленькие тщедушные тела на тонких ножках, но они ловко увертываясь от падающих гребней, торопливо взбегали на берег, преследуемые по пятам шипящими потоками пены. Когда же пена обессилев, отступала, птицы догоняли ее и, благодарно кланяясь морю, склёвывали подаренную волной добычу.

Из палатки вышел Лев. Он поздоровался с Егором, подошёл к дежурным, поговорил с ними, потом оценивающим взглядом внимательно посмотрел на хмурое небо, низкие облака летящие над морем, череду свинцовых волн штурмующих берег и, не найдя в этом ничего интересного, вернулся в палатку, взял мольберт и ушёл в глубину острова искать свой пленер. Потом вышел Виктор, он огляделся, быстро вернулся в палатку, взял фотоаппарат и стал фотографировать куликов, позирующих ему в самых экстремальных ситуациях.

Но к обеду ветер стих, и яростный натиск волн прекратился. Егор взял акваланг и пошёл к москвичам.  Георгий принял его, как всегда, радушно, поставил акваланг на зарядку и сказал:

— Мы сегодня, должны будем поработать в бухте Слона, отобрать там образцы мидий и попытаемся набрать трепангов для котла. Не желаешь принять участие?

Егор давно хотел добраться до бухты Слона, но всё как-то не складывалось. Теперь, в компании, можно сказать, профессионалов, можно будет сходить в эту бухту за трепангом, о встрече с которым он давно мечтал. Конечно, он желал принять участие.

Ещё в библиотеке, знакомясь с обитателями моря, он читал, что трепанг – это морское беспозвоночное животное – голотурия, принадлежащее к типу иглокожих. Морские ежи и звезды – его ближайшие родственники. Только первые одеты в известковый панцирь с многочисленными колючками и шипами, а у трепанга в отличие от его колючих собратьев известковые образования микроскопически малы и скрыты под кожей. Укрепляющее и возбуждающее действие мяса трепангов на организм человека китайцы сравнивают с чудесными свойствами женьшеня или оленьих пантов. Как он мог отказаться?

Со скалистого берега в море сползали причудливые каменные глыбы. В прибойной зоне, стояла скала, скульптура, созданная природой. Она напоминала каменного слона, зашедшего в море о четыре ноги и хобот, которого разбивались волны. Рядом зеленел склон берега, обрываясь у Слона серпом пляжа.

Спустившись на пляж и, отрегулировав снаряжение, они ушли в аквамариновую толщу воды полную манящего сияния глубин, звенящей тишины и острых ощущений.

Он снова оказался среди пышных ковров водорослей, темных силуэтов скал, поднимающих свои вершины из сине-зеленого мрака глубин, с удовольствием бродил среди лабиринтов камней и расселинами между ними, заполненных обитателями моря.

Трепанг кормился на камнях, собирая вместе с илом растительные остатки и различные мелкие организмы. Он достигал сантиметров двадцати в длину темный, с высокими, похожими на сосочки выростами бархатного коричневого тельца, с яркими белыми кончиками сосочков на теле. Изредка он поднимал над грунтом переднюю часть тела и, тогда можно было видеть его рот похожий на нежный цветок с длинными полупрозрачными лепестками. При первом прикосновении к нему трепанг втянул внутрь все свои выросты и сосочки и превратился в тугой, упругий комок. Егор держал его в руке как некий символ необыкновенных приключений и далеких экзотических стран, о которых мечталось с детства. Полюбовавшись своим первым трепангом, он сунул его в авоську и поплыл дальше. Проплывая мимо камней украшенных колониями ежей, актиний, асцидий, рожками губок и кодиумов, мимо красивых морских звёзд, как ордена, украшающих грудь утёсов, он искал трепангов и, насобирав половину авоськи, начал медленное всплытие.

На берегу, Георгий рассказывал, как он, собирая мидий и трепангов, проплыл мимо участка с обилием пустых раковин и камней, уложенных в правильный прямоугольник. Кто его сложил на глубине? Зачем?

— Место запомнил? – спросил Александр – возможно, это усадьба осьминога. Поплывём, посмотрим осьминога?

— Вряд ли он там. Сейчас вода тёплая для осьминогов. Они ушли на большую глубину, а там глубина метров шесть. Воздух у нас ещё есть так, что, если хочешь, давай сплаваем. Только, чур, в рукопашную с осьминогами не ввязываться. Посмотрим и уплывём. 

И, прихватив с пляжа большую палку, они поплыли в указанном направлении.

Пеленг был взят точный, и вскоре они прибыли на усадьбу осьминога. Домика, с крышей от дождя, там не было, но они обнаружили в углублении скалы торчащие, не поместившиеся в пещерке щупальца. По размеру присосок это был большой осьминог, с размахом щупалец в два с лишним метра. Георгий сунул ему палку, и осьминог за неё ухватился. Георгий потянул палку и осьминог, прикрепившийся присосками трех щупалец к стене своего тесного грота, не смог спрятаться там и показал своё багровое тело. Меняя расцветку от светло-розовой до красно-коричневой, он угрожающе размахивал свободными щупальцами с присосками, и они могли его разглядеть. Это был громадный округлый мешок, покрытый дряблой, морщинистой кожей. Большие щупальца с массой розовых присосок были соединены перепонкой. На голове два кожистых выроста – «ушки», а под ними плотно сомкнутые, как у гоголевского Вия, толстые веки. И вдруг Вий поднял свои тяжёлые веки, широко открыл свои большие глаза, жёлтые, как огромные янтарные бусины, прозрачные, как холодные бриллианты, и страшные, как волчьи глаза, сверкнувшие в полумраке дремучего леса. В волнующем сюрреалистическом подводном мире с его тревожными бликами и меняющейся освещённостью, в призрачном голубом безмолвии они сияли как драгоценные бриллианты диковинной желто-зелёной окраски, выставленные для обозрения в зябкую лунную полночь, полную миражей и призраков. Жуткий, неподвижный взгляд этих холодных сатанинских глаз с горизонтальной щелью зрачка был пристальным и зловещим. И никому из потревоживших его, хозяина призрачных глубин, князя морской тьмы, он не обещал ничего хорошего. Этот чарующий зловещий взгляд мог посеять в душе испуганного, слабого духом человека, только страх и мистический ужас. Загадочный, жуткий взгляд осьминога, наверное, сыграл немалую роль в создании легенд, где осьминог выступал как страшное чудовище, коварно подстерегающее своих жертв, чтобы их утопить. Пересчитав свои жертвы зловещим взглядом холодного убийцы, осьминог, видно, решил, что всех их в раз ему не утопить, он отцепился от скалы, отпустил палку и, набрав в мантию воды, накрыл их чернильным облаком и со скоростью ракеты унёсся в зелёно-голубую морскую даль. 

На берегу, Георгий сказал:

— Да, что осьминог! Он всегда избегает встреч с человеком, и краснеет при нечаянной встрече, как будто ему стыдно, за ту напраслину, которую на него возвели люди. Морские ежи, вот кого надо бояться! Иголки у них ломкие, наколешь руку или ногу, будет нарывать, будет болеть долго и сильно.

По рецепту, полученному Александром от местных жителей тре­пангов надо было варить весь день; четыре раза сливая бурый, как кофе, отвар и заливая варево свежей водой. Поэтому трепангов почистили, поместили в холодильник и решили варить завтра. Егор зарядил акваланг и пошёл в лагерь.

Придя в лагерь, он открыл бидон с формалином, достал оттуда ежей, звёзд и крабов, которых там уже набралось не мало, выставил их задубевшие тела обсыхать на камни, рассортировал их, и сказал, что часть из них желающие могут взять себе в качестве сувениров. Освободив бидон, Егор с Виктором пошли в посёлок, чтобы договориться с рыбаками о выходе в море на сейнере завтра утром.

На причалах, пахнущих рыбой и водорослями, никого не было. Очертания бухты и сопка Старцева уже скрылись во тьме, лишь огоньки посёлка Дунай на материке мигали где-то вдали. Их томительное ожидание прервалось, когда среди этой россыпи мерцающих звёзд и огоньков возник слабенький движущийся огонек, плывущий к берегу. Берег сразу оживился. Приёмщицы и крановщицы заняли свои места. Появились бортовые огни – они становились всё ближе и ярче, и вот уже сейнер подходит к причалу. Возникает суета, в которой каждый знает свое место. Летят канаты и ложатся на сваи. Кран, поворачиваясь, несет над головами людей и ставит прямо на палубу тяжелый ящик с раздвижным дном. Рыба на судне уже разобрана по сортам и разгорожена досками, чтобы не путалась. Рыбаки черпают ее плоскими сачками на длинных черенках. Наполненный рыбой ящик плывет по воздуху и повисает над бункером у подножия транспортера. Дно раскрывается, и блестящий серебряный поток падает в окованный железом бункер, разбрызгивая слизь и чешую. Ступенчатый транспортер медленно движется вверх. На каждой его ступени лежит рыба, поднимаемая на высоту нескольких метров к деревянному желобу, в котором плывет бесконечная лента конвейера, связывающая причал с цехами.

Работают быстро. Надо освободить место для следующего судна, чьи огни уже показались. И подходит еще сейнер и пришвартовывается с другой стороны причала. В работу вступает второй кран. Иногда разгрузка затягивается до полуночи. А на рассвете суда опять уйдут в море, чтобы вернуться поздно вечером. Вот идет еще один сейнер. Теперь это тот, который им был нужен. Они разыскали на палубе капитана и договорились о выходе. В пять часов надо быть здесь, на причале. И, взяв с собой по метровому крабу, они отправились в лагерь.

  Когда они в пятом часу утра, захватив с собой бидон с формалином, появились у пристани, один из сейнеров осторожно отчаливал от причала. Другой уже развернулся и быстро уходил в туман, разрезая мелкую зыбь бухты.

Судно стояло у причала. На палубе, покрытой каплями росы, был только капитан. Они поздоровались.

— А я решил, что подожду вас еще немного, а там и в дорогу.

— А где все остальные? – спросил Егор, оглядывая, пустую палубу.

— Команда внизу, в кубрике, спят. Пока идём до места, пусть отдыхают, а для лова все приготовили с вечера. – сказал капитан и скрылся в рубке. Застучал мотор, сейнер ожил, развернулся и побежал к выходу из бухты. Виктор пошел в кубрик тоже досыпать, а Егор остался на палубе. 

Минуя камни Унковского, вышли в пролив Аскольд. По курсу справа виднелась громада острова Аскольд, слева кекуры Пять Пальцев. Пять островерхих каменных глыб-кекуров торчали из воды у южного берега острова. Они, как стражи, ощетини­лись навстречу морю острыми пиками. На влажных камнях скал черными столбиками стояли бакланы. Некоторые из них взлетали с резким криком и летели над морем, почти касаясь крыльями волн. Волны, разбиваясь о скалы, играли пенистыми бурунами у их подножий. Были слышны вздохи ревуна – звукового маяка, подающего сигнал опасности для судов идущих в тумане..

Потеплело, хотя ветер заметно усилился.

— Пять баллов. – Сказал капитан, проходя мимо.

Ветер срывал с гребней волн пенные барашки. Сейнер, качаясь на волнах, с шумом врезался в пенные гребни волн, падал вниз, поднимая столбы брызг, а порывистый ветер швырял Егору в лицо их горько солёную пыль. Вскоре Егор почувствовал, что промок, и переместился на корму. Остров Путятин выделялся на горизонте тонкой, едва заметной полоской. Сопка Старцева видная издали, была окутана утренним туманом. Сквозь облака выглянуло на миг солнце, осветив бледным холодным светом бегущие волны.

На палубу вышел тралмейстер. Он тщательно осмотрел лебёдку, невод, доски. Доска это только название, на самом деле это планер из металла, весом свыше полутонны. Она подвешивается на стальные уздечки, как воздушный змей. Только вместо хвоста, сзади крепится крыло трала. С носа сейнера опускается вторая доска. Планируя в воде, они раскрывают трал на всю его ширину. Высота раскрытия определяется: вверх – стеклянными поплавками – кухтылями, вниз — грузилами. В ходовой рубке находится эхолот и, ориентируясь на его показания, капитан определяет время траления.

Убедившись в исправности оборудования, тралмейстер доложил капитану о его готовности, капитан, передал команду готовности в кубрик. Палубная команда поднялась наверх и, по прибытии к месту лова, трал ушел в морскую пучину.

Сняв робы, они пошли завтракать. Завтракали в кают-компании за столом, рассчитанным на всю палубную команду, включая боцмана и тралмейстера. Остальные члены команды позавтракали раньше. После палубной команды пригласили Егора и Виктора.  На завтрак была каша, малосольная свежая и очень вкусная селедочка, холодная жареная рыба, жареная печень морских бычков, кофе с молоком и сливочное масло. Все было вкусно и сытно. Часа через два после замета трала, все встали по своим местам, сейнер застопорил ход, заработала главная лебедка. Стали ждать появления трала на поверхности. Вот из воды показались распорные доски, их поймали за уздечки, и закрепили на своих местах. Все собрались в центре палубного пространства поднимать трал. И вот в воздухе повисла раздутая рыбой мотня. Выдернули стяжной конец – и серебристый, искрящийся звездопад улова, хлынул на палубу.

Большая часть рыбы, после давки в поднимаемом трале, лежала неподвижно, оглушенная обилием воздуха. Только некоторые из них слабо трепетали плавниками или изгибались всем телом, широко открывая рот и судорожно вздымая жаберные крышки. Да небольшие акулы катраны с точёными шершавыми телами, свинцово-серыми спинами и бледным брюхом подпрыгивали, и бились, разбрызгивая слизь рыб и медуз. Из мокрой пестрой груды медленно вытягивались багровые щупальца осьминогов, придавленных массой лежащих тел. Камчатский краб, распростертый на спине, выставил восковое брюхо и беспомощно шевелил в воздухе массивными клешнями. Лишь волосатые крабы, как пауки в банке, продолжали увлечённо сражаться между собой, выясняя, очевидно, давние непримиримые, даже перед лицом смерти, споры. Приземистые и плотные, с массивным панцирем и толстыми  ногами они, как ожившие тени римских гладиаторов, уверенные в том, что зритель их не простит, яростно кружили по арене палубы среди хаоса смерти, пытаясь ухватить противника мёртвой хваткой.

По сравнению с массивными волосатыми крабами, крабы стригуны выглядели худыми. Стригуны достигали в размахе ног до полуметра. Их длинные конечности плоские и тонкие придавали им паукообразный вид. Они беспомощно шевелили клешнями длинными и тонкими, плоскими как ножницы, с переливами золотисто-зеленого, оранжевого и алого цветов. Их панцири были цвета окислившейся меди, слегка позеленевшей в углублениях. А это краб – хиас. Он значительно меньше, чем стригун. Плоские, длинные ноги и переливчатые краски на клешнях напоминали стригуна.

Рыбаки, вооруженные короткими баграми, начали сортировку, раскидывая рыбу по клеткам, отгороженным на палубе досками.

Из развала тяжелых скользких рыб, Егор с Виктором вытаскивали большие комки губок, раковины моллюсков, разноцветных звезд, ежей, асцидий, почти прозрачных или красных, как спелые помидоры, крабов с мохнатыми телами и крабов, выкованных из меди. Скаты лежали на палубе, сверкая эмалевой белизной брюха. Крупные серые бычки, казалось, были сделаны из замши. Усики, наросты, мочки на морде и теле дали повод называть их мохнатыми бычками. Рядом с мохнатым – рогатый бычок. Он пестрый, как бабочка, с большими грудными плавниками и плоской, угловатой головой. Ее сплошь покрывают шипы, гребни, колючки, костяные пластинки, а по бокам, на жаберных крышках, торчат длинные, с палец, зубчатые рога. Светлые щупальца кальмаров свивались в клубки, охватывали бьющуюся рыбу, мелькая розоватыми присосками. Похожие на торпеды, кальмары раздувались, как шары, потом опять становились похожими на торпеды. Они пищали тонкими и пронзительными голосами, как крысы. И брызгали струями воды и чернил.

Егор и Виктор набрали полные ведра всевозможных рыб и беспозвоночных и унесли их на нос судна, чтобы поскорее загрузить в бидон с формалином.

Последующие замёты невода, заставили наших исследователей, более сдержанно относиться к выбору экспонатов, экономя место в бидоне, отдавая предпочтения не заурядным бычкам, а редкостным экзотическим экземплярам. Попадались незнакомые экземпляры рыб с ярчайшими красками насыщенных цветов.

Нет объяснения, для чего у большинства придонных животных, обитающих в полутьме, такие яркие наряды? Только подняв из глубины или осветив их искусственным светом, замечаешь, как ярко и разнообразно они окрашены. Но ярчайшие краски жизни постепенно гасли, меняя их на пепельно-серые краски смерти. Рыбаки лопатами выбрасывали за борт обрывки водорослей и медуз.

Всё! Бидон полон. И у рыбаков тоже план выполнен. Шторм усиливается. Пора возвращаться домой. На берегу вдруг обнаружили, что земля слегка качается под ногами и приятная усталость разливается по телу. Под моросящим июльским дождём в темноте они возвращались в лагерь, сгибаясь под тяжестью бидона с формалином, полного удивительных экспонатов. Скорей бы поесть, и в палатку!

На следующий день они с Юрием пошли заряжать акваланги. После установки акваланга на зарядку, Александр, достал из холодильника сваренных ещё вчера в четырёх водах трепангов, включил плитку и начал их жарить на большой сковороде. Вскоре все были в сбо­ре, и дегустация трепанга началась. На сковороде аппетитно шипели темно-коричневые комочки, очень похожие на жаре­ные грибы. Вкус жареного трепанга можно было сравнить одновременно с грибами и консервированными крабами.

Егор попросил Инну помочь ему в определении некоторых добытых морских животных. Она с удовольствием согласилась, и пока заряжались акваланги, они работали, вместе листая и рассматривая определители. Она рассказывала, что знала, об образе жизни и повадках обитателей моря, и голос её звучал как-то странно: загадочно и волнующе.

Погода на острове изменилась, как всегда неожиданно, ветер стих, облачность ушла, и засветило яркое солнце. По пути в лагерь они решили заглянуть в уединённую бухту на западном берегу острова. Там кипела жизнь. Всё многообразие живой природы моря было собрано в акватории тихой, неглубокой бухты, прогретой солнечными лучами. Губки лимонно-желтые и оранжевые, алые и лиловые, зеленоватые и серые, покрывали камни у скал. Небольшие гребешки с огненно-красными мантиями, разбросанные на песчаном дне. Вишневые асцидии у густых кустов кодиума, раскинувшихся, как зеленые ветви кораллов. Розоватые устрицы и черно-лиловые мидии, у подножий саргассов. Пурпурные звезды, серые и черные ежи, на песчаном дне. И все это изобилие было освещено ярким солнцем! Они плавали, наслаждаясь обилием прекрасных форм и ураганом ярких красок.

  А вот и ярки­й камень, покрытый пышными хищными морскими цветами – актиниями. Они распустили свои прекрасные лепестки-щу­пальца – поджидают добычу. Считается, что актинии, обжигая особыми стрекательными клетками мелких животных и рыб, захватывают их щупаль­цами и поедают. Однако сколько он ни прикасался рукой к их цветам, это не вызывало никаких ощущений. Поэтому он решил понаблюдать за актинией. Вот она прилепила к себе небольшую рыбку. И, проследив всю сцену охоты, он убедился, что рыбка поймана так, как надо. Сна­чала жертва застряла в щупальцах, а ножка актинии стала сокращаться. Постепенно актиния свернулась в комок так, что снаружи торчал только удивлённый рыбий рот.

Пока он наблюдал за актиниями, откуда-то выскочил крабик и побежал боком по их ковру. Вдруг он забарахтался на одном месте, подпрыгивая от усилий, пытаясь освободить ноги, будто прилипшие к бахроме щупалец, рванулся в сторону и скрылся в водорослях, а Егор заглянул в поймавшую краба живую ловушку. Ее щупальца, сжатые в узелок, крепко держали оторванную ногу краба и, медленно изгибаясь, несли добычу к ротовому отверстию в центре диска. Бедняга краб освободился ценой потери собственной ноги! Но у крабов велика способность к регенерации утерянных конечностей.

В хорошо прогретой мелкой бухте, с обилием участков, заросших травой, он видел стайку крупных чилимов. Чилим, крупная креветка до пятнадцати сантиметров длины, резко ударил хвостовым плавничком под брюшко и стремительным прыжком скрылся в траву. Чилим, очень вкусный рачок, изысканный деликатес, который может предложить Японское море, не желал быть деликатесом. Стремительный и осторожный, он молниеносно уходил в траву при малейшей опасности. Ловить его было бесполезно, охотится бессмысленно.

                   ***

Утром в лагерь пришёл Тюльпанов. Вместе с Егором они зашли за Инной и втроём отправились в направлении сопки Старцева. По пути Андрей рассказал, что он, как краевед, интересуется судьбами основателей Владивостока и лицами, сыгравшими ключевую роль в его становлении. Лицами, к сожалению, выброшенными из общественной памяти, и незаслуженно забытыми. Упокоившимися на Покровском кладбище, превращённого новыми властями в танцплощадку. Но время пройдёт, и будет обидно, если нам, историкам, нечего будет передать потомкам из этого важного пласта истории города, когда эти знания, предметы и памятные места станут востребованы. Поэтому он здесь, и просит помочь ему.

— Где-то здесь должна быть могила Алексея Дмитриевича Старцева, известного предпринимателя, хозяина острова Путятин. Он завещал похоронить себя на вершине сопки, но родственникам, которым для ухода за могилой гора показалась слишком высокой, решили похоронить его значительно ниже. Где, я не знаю. Поэтому мы метр за метром прочешем склон горы и, я думаю, мы её найдём. – Сказал Андрей.

Лес носил парковый характер. Узловатые корявые стволы невысоких мелколиственных деревьев, с плоскими кронами, переплетающимися между собой, стояли достаточно плотно друг от друга, но в лесу было светло, несмотря на серые кучевые облака, закрывающие солнце. Подлесок, кустарники и молодые деревья, наверное, съедаемые оленями, почти отсутствовал. Между стволами были только цветущие травы и в сырых ложбинах заросли папоротника.

Они прошли по склону горы, встав, один выше другого шагов на пять-шесть, затем, поднявшись несколько выше и, став в том же порядке, пошли по склону обратно, разгоняя небольшие стада пятнистых оленей, которые следили за ними внимательно и тревожно. Это были полуручные олени зверосовхоза. Холеные, сытые животные с золотисто-рыжей шерстью, украшенной белыми пятнами, были красивы. Они стояли неподвижно, подпуская к себе метров до двадцати, насторожив уши, и глядели пристально и тревожно.

 И так, раз за разом, поднимаясь всё выше и выше, осматривали склон горы, плотно заросший мелколиственными дубками и кленами, пока Инна не вскрикнула:

— Тут, что-то есть.

Подошли Андрей и Егор.

— Это она! Я нашёл её! – торжествующе воскликнул Андрей.

Могила представляла собой нагромождение крупных природных камней, когда-то скреплённых раствором. Некоторые камни лежали в стороне, как будто кто-то пытался вскрыть могилу. Лес, люди и время разрушили связующий раствор, и теперь это был просто холмик из камней, поросших травой и мелким кустарником. Наверное, когда-то отсюда открывался прекрасный вид на остров, но сейчас это всё было скрыто разросшимися деревьями. Андрей сделал несколько фотографий, что-то записал, потом спустился вниз, чтобы сориентироваться и привязать могилу к местности. Потом, проголодавшиеся за время затянувшейся прогулки, они сели передохнуть. Когда они сидели, Егор услышал лёгкий шорох, и краем глаза увидел вышедшего из леса оленёнка, подходившего к сидящей к нему спиной Инне. Егор застыл с куском галеты в руке, то же сделал и Андрей. Оленёнок подошёл к Инне и положил свою пушистую мордочку ей на плечо. От неожиданности та вздрогнула, но, увидев его игрушечную гуттаперчевую мордашку с мягкими влажными губами и трепещущими ноздрями, она прижалась своей щекой к тёплому бархату его мордашки с огромными нежными глазами, доверчивыми и беззащитными, и немного обиженными, стала шептать ему разные нежности, пытаясь кормить печеньем. Какое-то время они сидели молча, слушая ласковые слова Инны, обращенные к оленёнку и, наслаждаясь единением с природой. Но где-то в лесу сердито зафыркала оленуха и оленёнок мягко, но решительно, освободился из ласкового плена женских рук, оторвался от очарованной им Инны, и медленно пошёл в лес. Воцарилось звенящая тишина.

— Вы слышали? Ангел пролетел! – Сказал Андрей, восхищённо улыбнувшись.

— Чудо! – Сказала Инна. – Это, наверное, душа старого Старцева, истосковавшись в одиночестве по теплоте человеческого общения, пришла к нам на встречу.

— Встреча была доброй и, значит, мы на верном пути. – Уверенно сказал Андрей.

Они встали, собрали мусор, который принесли собой, положили на камни несколько галет и пошли через весь остров в бухту Мраморную. Путь был долгий, и Егор спросил:

— Ты сказал, что Старцев был предпринимателем. Нас учат, что предприниматели — это эксплуататоры трудового народа, живущие, как пауки, за счет высасывания соков из этого народа. Предпринимательство, что это такое в его времена?

— Предпринимательство во все времена было одно и то же. Это деятельность человека, создающая рабочие места для других людей и, преобразующая окружающий нас мир. Но предпринимателем может стать далеко не каждый, и не всегда он может состояться. Для того, чтобы он состоялся необходимо несколько факторов, определяющих человека и окружающую его среду. Это, прежде всего наличие у человека, претендующего на звание предпринимателя, мечты, цели, которые дадут начало частной инициативе. Во-вторых, наличие в окружающем его обществе свободы, то есть наличие нерушимых правил игры, при соблюдении, которых можно делать свой выбор и своим трудом достигать поставленной цели. Наличие профессиональной подготовки, которая позволяет искать источник прибыли, идти к цели быстро, не нарушая правил игры, не теряя свободы. И наличие конкурентной среды, не позволяющей душе лениться. И те, кто так учит, – тут Андрей запнулся, – что предприниматели только эксплуататоры, мягко говоря, лукавят, забывая, что именно они лишили этот народ инициативы, как мечты. Лишили свободы, как нерушимых правил игры. И лишили конкуренции, гарантирующей качество товаров и услуг. Превратили всех в серых индивидов ленивых телом и душой, которые, в своей нищете духа, слова и дела, знают только слова «дай» и «мне всё мало»!

— Предпринимателем может стать только личность, исповедующая принцип: «Свобода, Прибыль, Конкуренция», и осознающая свою ответственность перед обществом?

— Абсолютно так. И примером такой личности может служить Алексей Дмитриевич Старцев, урождённый Алексей Николаевич Бестужев, родившийся в 1838 году в Селенгинске, с 1891 года ставший хозяином острова Путятин и, превративший его в остров сказку.

— Алексей Николаевич Бестужев, он же Алексей Дмитриевич Старцев, он же..? Это, что? Конспирация?

— Нет. Это целесообразность. Дети, рождённые вне брака у государственного преступника капитан-лейтенанта российского флота декабриста Николая Бестужева и дочери плотника бурята, работавшего в доме Бестужевых в Селенгинске, должны были по закону империи стать крепостными крестьянами Кабинета Его Величества. Поэтому Алексей и сестра его Екатерина были усыновлены и воспитаны селенгинским купцом Дмитрием Дмитриевичем Старцевым, другом Николая Бестужева, которым он дал своё отчество, фамилию и статус.

— Николай Бестужев, брат писателя Александра Бестужева–Марлинского, первого редактора «Полярной звезды» и родственник Бестужева-Рюмина одного из пятерых повешенных на Сенатской площади в Петербурге, после восстания декабристов? – Спросила Инна.

— Да! Николай Бестужев стоял в списке шестым. После каторги Бестужев остался на пожизненном поселении в Сибири. С братом Михаилом Бестужевым и семьёй, приехавшей к ним в Сибирь, он жил в Селенгинске. Никто, из троих детей Михаила не перешагнул через 13-летний рубеж, все они умерли в детстве. Так, что Алексей Дмитриевич Старцев прямой продолжатель рода Бестужевых по мужской линии.

— Он начал свою жизнь, как сын государственного преступника, что было, конечно, большим отягощающим минусом в его карьере. Но он достиг высот. Каким образом он достиг высот своего положения?

— Сначала трудился приказчиком в фирме у приемного отца, потом, в Кяхте – у купца Лушникова. После окончания Кяхтинского училища китайского языка начал самостоятельную деятельность как чаеторговец в Тяньзине. В 1886 году получил звание коммерции советника. Занимался оптовой чаеторговлей и строительными подрядами. Старцев много сделал в становлении Китая, как современной промышленно развитой державы. Был одним из создателей Русско-Китайского банка, преобразованного потом в Русско-Азиатский банк. Участвовал в проведении в Китае телеграфных линий и железных дорог. Для ознакомления китайцев с железной дорогой построил в собственном парке в Тяньзине небольшую железную дорогу в две мили длиной. Для себя он построил в Тяньзине доходные каменные дома, типографию, где печатались издания, на русском и китайском языках.

— Унаследовав от матери бурятки азиатские черты, он, наверное, был своим человеком на Востоке?

—  Да, он был своим человеком на Востоке, и гордился этим, много делая для его развития. Он собрал библиотеку, с редкими книгами по востоковедению. Владел единственной в мире по полноте и научной ценности коллекцией предметов буддистского культа, за которую Лувр предлагал Старцеву три миллиона франков, но он не стал продавать ее ни за какие деньги, считая её неотъемлемой частью китайской культуры. Безукоризненно владея французским и китайским языками, неоднократно привлекался для ведения переговоров между Россией и Китаем, между Францией и Китаем, в качестве советника и переводчика. Его последовательная, неуступчивая позиция привела к созданию независимой от Китая Кореи. За заслуги перед Отечеством был награжден орденами. Кавалер ордена Почетного легиона.

— Как он оказался во Владивостоке?

— В конце восьмидесятых годов коммерции советник, купец I гильдии Алексей Дмитриевич Старцев, приехал во Владивосток в гости к своему товарищу по Кяхте и по работе в Китае, коммерции советнику, купцу I гильдии Шевелеву Михаилу Григорьевичу, да так здесь и остался. Молодой перспективный город, необъятный край с грандиозными возможностями, увлекли его. Он решил посвятить себя развитию этого края, который, по его мнению, став мощной и богатой частью России, должен стать индустриальной основой, для преобразования всего Востока. Он построил себе дом на Светланской и активно включился в деловую жизнь города. На острове Путятин, создал элитно-опытное хозяйство, снабжая крестьян элитными сортами злаков, овощей и фруктовых деревьев и породистым скотом. Построил звероферму для пушных зверей, завёз на остров пятнистых оленей. Построил кирпичный завод с передовой технологией, обеспечивая кирпичом почти половину городских новостроек. Построил фарфоровый завод, слесарно-механические мастерские, выкопал озёра и засадил их лотосом. Заложил угольные копи. Был владельцем парохода и четырех шхун, одна из которых — «Лебедь» – служила базой, на которой проходили практику курсанты Владивостокских мореходных классов. Пароход «Чайка» курсировал между Владивостоком и островом Путятин, возя грузы и пассажиров. Был почетным членом Общества изучения Амурского края. Жертвовал на строительство православных храмов и на создание музеев во Владивостоке и Хабаровске. Умер в 1900 году, в своем имении на острове Путятин, которое он назвал тёплым ласковым именем «Родное», не пережив сообщение об уничтожении ихетуанями-боксёрами коллекции и библиотеки в Тяньзине.  Здесь, в «Родном», на высокой сопке, которая на картах и лоциях была названа горой Старцева, и был захоронен.  

— Хороший пример предпринимателя, начавшего с нуля или даже с минуса и, добившегося таких высоких результатов. И очень жаль, что мы, потомки, не ценим таких людей. – Сказал Егор, вспоминая дикий камень заброшенной его могилы среди низкорослых дубков. – Мрамор с его могилы, наверное, растащили электрики рыбокомбината на электрощиты или жители посёлка на загородки для свиней. «Мёртвые сраму не имуть», но нам живым должно быть стыдно, за такое отношение к их памяти. Жаль, конечно, что мы такие Иваны, родства не помнящие.

— Ярким примером предпринимателя той поры может служить и Шевелев Михаил Григорьевич, в гости к которому приехал Алексей Дмитриевич Старцев.

  Погода, как ей и положено на острове Путятин, менялась ежечасно и, когда они спустились с горы и, оставив, справа, белые хаты посёлка, зашагали по широкому лугу, засветило солнце, пробившееся сквозь серую мглу облаков. Луг, засверкал множеством ярчайших цветов июльского разнотравья. Был сенокос. Скошенная трава, пестреющая цветами, медленно увядала, источая сильный и нежный аромат, от которого кружилась голова. На краю обширного луга зеленело Гусиное озеро, покрытое листьями лотосов с прожилками открытой воды. На лугу, где трава не была ещё скошена цвели цветы. Здесь были и яркие герани, и горделивые водосборы, и вездесущие ромашки, и душистая таволга. Инна немного отстала от них и, собирая цветы, на ходу плела из них венок. Наконец, она сплела венок, надела его себе на голову, и догнала ушедших вперёд Андрея и Егора. Два огромных махаона, перелетающих по лугу с цветка на цветок, привлечённые дурманящим запахом увядающих цветов её венка, стали кружить вокруг Инны. Две прекрасных бабочки, черный бархат крыльев которых отливал красно-рубиновыми и сине-сапфировыми оттенками жаркого золота, трепетали в солнечном свете над её головой.  Их огромные крылья, достигающие в размахе небольшой тарелки, были украшены сзади двумя длинными хвостами. От этого бабочки казались еще больше. В это время года махаоны были обычной деталью пейзажа острова. Но как бы часто они ни встречались, нельзя было привыкнуть к их удивительной красоте.

— О! «Женщина Лето!» —восхищённо произнёс Андрей, и схватился за фотоаппарат. – Очень жаль, что плёнка чёрно-белая! – с сожалением сказал он. Он сделал несколько снимков. И они пошли дальше. По пути зашли в лагерь аквалангистов, где забрали рюкзаки и продолжили свой путь в бухту Мраморную.

— Шевелев Михаил Григорьевич по окончании кяхтинского училища китайского языка совершенствовал свои познания в Русской Духовной Миссии в Пекине. В 60-е годы участвовал в караванной чайной торговле, будучи служащим у купца Токмакова. Потом стал одним из компаньонов его фирмы в Ханькоу. Он, как и сын декабриста, Алексей Старцев, в молодости был не чужд идей революционного преобразования мира и караванами с чаем, они доставляли «Полярную звезду» Герцена в Россию. Позднее они изменили свою точку зрения, решив, что только преобразования, основанные на труде и созидании, способны изменить мир.

Андрей оглянулся назад и, увидев, что Инна хочет и никак не решится поймать махаона и тем самым нарушить его красоту, крикнул:

— Да, не мучь себя, лови скорей. Он всё равно здесь пролётом из уссурийской тайги. Улетит в океан и там погибнет. Парусники-махаоны, летящие на восток, встречаются в море в сотнях километров от берега. Наверное, в них заложена генетическая память о легендарном континенте Му, утонувшем в океане.

Потом он продолжил:

— Но караванные тропы должны были уступить место пароходам и паровозам, и Шевелев вовремя сделал свой выбор. С 1879 года он владелец первого на Дальнем Востоке частного морского пароходства. Золотопромышленник.

Шевелев не просто владел китайским языком, он был большим знатоком обычаев и нравов китайцев, китайской письменности, хорошо знал историю, философию Китая. Китайцы почитали его за мудреца, и после его кончины просили у вдовы его тело для почетного погребения в Китае. Был натура художественная, увлекающаяся. Он охотно субсидировал исследования края, поиски угля и нефти, археологические исследования. Первая во Владивостоке выставка художественных произведений состоялась в доме Шевелева. Был женат на Александре Дмитриевне Синициной.  Кяхтинские Синицыны были родственниками Кандинских и родственниками художника Василия Кандинского.

— Того, кто нарисовал чёрный квадрат?

— Нет. Чёрный квадрат – это Малевич. А Кандинский не мог рисовать чёрных квадратов. Он – профессор права ставший студентом, чтобы стать художником, основателем современного абстракционизма. Василий Кандинский – это разгул красок, застывшая музыка цвета и настроения.

— Как он был устроен в быту?

— Михаил Григорьевич, построил свое имение на красивом скалистом берегу бухты Кангауз. Дом, был очень обширный. Он состоял из пятнадцати комнат и огромной столовой-гостиной. В гостиной стояли рояль, пианино, библиотечные шкафы с обилием книг, большой обеденный стол на 25 человек, бильярд и ещё оставалось место для танцев. Вся веранда была окутана лозами дикого винограда. С веранды – вид на море и на огромный цветник, на котором огромными трёхметровыми китайскими иероглифами, белыми кирпичиками была выложена фамилия хозяина. Для праздничных салютов на берегу стояла старинная пушка. За сеткой начинался оленник, где паслись две сотни голов пятнистых оленей.

    Они пришли в бухту Мраморную. Спрятавшееся в грозовых облаках солнце не смогло погасить ярких красок разноцветных камней, устилающих пляж и дно бухты. У готового кострища, сооружённого из обкатанных морем валунов, быстро поставили палатку. Впереди за широким проливом возвышалась громада острова Аскольд. На вершине высокой сумрачной скалы белел маяк. Андрей проследил за взглядом Егора и сказал

— Остров Аскольд, пример того, как власти и предприниматели должны рука об руку заботиться, о развитии края. При отсутствии такой согласованности, всегда найдутся те, кто будет растаскивать, грабить природные ресурсы края. Могут возникнуть даже войны, как здесь на Аскольде разгорелась манзовская война.

— Война на острове Аскольде? Какая может быть война на одном большом камне?

Они собирались заночевать в бухте Мраморной. Здесь, на пляже, было оборудовано кострище, но дров не было, и они вместе пошли собирать дрова. Андрей шёл рядом и рассказывал:

— Шхуна «Алеут» весной 1868 года зашла в бухту Наездник на острове Аскольд и обнаружила там китайских старателей-манз, промывающих золото. На берегу, командир экипажа объявил их деятельность противозаконной, конфисковал у них золото и приказал покинуть остров. Через некоторое время он вернулся, чтобы проверить выполнение приказа, и встретил вооруженное сопротивление. Тогда он конфисковал китайские джонки, находившиеся в бухте, и отправился во Владивосток за подмогой. Но манзы не стали ждать его возвращения и смогли переправиться на материк. Там они сожгли три деревни. Крестьянские семьи, не успевшие уйти в тайгу, были вырезаны хунхузами. Для подавления беспорядков были мобилизованы все военные силы Приморья. На помощь им двинулись казаки Амурского войска. Совместными усилиями хунхузы были рассеяны. Это событие вошло в историю края, как манзовская война.

— А как же остров Аскольд?

— Через пять лет корвет «Витязь» зашел в бухту Наездник. На острове сокровищ, ничего не изменилось. На берегу, где моряки «Алеута» отбивались от китайцев, тысячи манз, занимались тем же самым промыслом! Обеспокоенное областное начальство поспешило отдать право на разработку островного золота купцу Кустеру. Владелец начал с того, что отправил на остров охрану и назначил управляющего прииском. Им в 1876 году стал 34-летний Михаил Янковский.

Впереди, через пролив темнела громада острова Аскольд, белые буруны прибоя кипели у скал камней Унковского, у южной оконечности острова просматривалась одинокая скала Ирецкого.

— Ирецкий, Унковский, Янковский, что-то много собралось здесь, на краю земли, польских фамилий. Наверное, не по своей воле их сюда занесло?

— Да. Это были либо офицеры флота, либо каторжники, участники польских восстаний, понявших, что родина — это не то место, где ты родился, а там, где тебе хорошо.

— И Янковскому здесь было хорошо?

— Да, Янковский знал свой масштаб. Ну, а Приморье оказалось именно той площадкой, на которой его неуемная натура смогла реализоваться. Можно ли было в Польше купить сотню-другую десятин земли, да еще тысячу взять в аренду?

— Нет. Но, разве только за очень большие деньги. Но, это поляки, хотя и скандальные, но всё-таки наши братья, славяне. Но, а немцы? Их, я вижу, тоже здесь не мало. Острова Рейнеке, Рикарда, Фуругельма, сотни других названий. Им то, что здесь надо было?

— Они, моряки российского флота, всегда честно служили России, считали её своей родиной. Они любили Россию! – Вскинулся Андрей. – И, как капитаны тонущего корабля, они, последними покинули тонущую Россию. Сражались даже тогда, когда вся Россия уже была под большевиками. Они последними, с боями, ушли из своего Отечества. Из Крыма фон Врангель, из Приморья фон Дидерихс, из Монголии фон Унгерн. Я не  говорю о Владимире Каппеле…

— Ну, ладно – миролюбиво сказал Егор – Расскажи мне, что ты знаешь о Янковском.

— Яркая личность. Много, что можно рассказать.

Грозовые облака ушли, не пролив ни капли дождя, и снова засветило солнце. Они разожгли костёр, поставили воду, и Инна тоном хозяйки сказала:

— Я помню, в прошлый раз мой суп из мидий вам очень понравился. Если хотите, я  повторю это изысканное блюдо. Так, что, мальчики, в воду и, чтоб у меня снова было кило десять мидий.

И мальчики бросились в тёплую воду бухты. Через полчаса требуемое количество мидий было собрано. Собирая мидий, Егор был обстрелян. Внезапно, его слух резанул такой оглушающе звонкий звук, что он вздрогнул. Сильная струйка воды и песчинок ударилась в щеку, не защищенную маской. В ракушке, лежащей на дне, сидел рачок длиной с палец, очень нежный и хрупкий. Он целился в Егора большой клешней, как пистолетом. Еще выстрел – и опять струя воды ударила в лицо. Это был рак-щелкун. Он был вооружён клешней водометом, издающей такой громкий звук.

Они отнесли свою добычу на «кухню» и сели на теплых камнях на берегу моря. Тёплое море лениво шевелило волнами, и прибой, тихо шурша, набегал на пёструю гальку пляжа, кружил песчинки и обрывки водорослей. Соленый, пахнущий водорослями ветер трепал волосы и оставлял на губах вкус моря. На душе было тепло и спокойно, и Егор попросил:

— Так расскажи мне о Янковском. Время есть, я послушаю.

— Михаил Иванович Янковский родился и вырос в польской дворянской семье. Потомок польского рыцаря Тадеуша Новины, дворянин Люблинской губернии. В 1863 году будучи студентом, принял участие в польском восстании. Военный трибунал определил ему лишение дворянских привилегий и восемь лет каторжных работ. Янковский попал на Ленские золотые прииски. Но через три года он по приглашению зоолога Дыбовского отправляется в составе небольшой научной экспедиции на Дальний Восток. На Амуре состоялось знакомство его со ссыльным поляком, управляющим золотым прииском на острове Аскольд, неподалеку от Владивостока. Тот получил разрешение вернуться в Польшу и срочно искал себе замену. Янковский согласился поехать в Приморье.

Во Владивостоке был подписан контракт, и новый управляющий отправился к месту работы — на остров Аскольд. Добирался Янковский на шхуне, принадлежавшей шкиперу Геку. Совместное плавание сдружило двух молодых энергичных людей на долгие годы.

Янковский многое изменил в жизни обитателей острова. Ему удалось раз и навсегда очистить Аскольд от хунхузов, скрывавшихся в бараках приискового поселка, благодаря подсказке старшин китайских рабочих артелей. Руки разбойников, не знакомых с киркой, не знали трудовых мозолей. Все хунхузы были выявлены и под стражей отправлены во Владивосток. Наведение общего порядка на прииске незамедлительно сказалось и на увеличении добычи золота. Оказавшись на Аскольде, Янковский не только наладил работу прииска, но и завез на остров небольшое стадо пятнистых оленей. Быстро обжившиеся животные стали еще одним сокровищем Аскольда, обеспечив острову славу первого в мире оленьего питомника, насчитывающего до 3000 оленей. Завез на остров и фазанов, которые тоже быстро размножились и стали охотничьими объектами.

Природа острова увлекла Янковского, и он становится самодеятельным ученым-натуралистом, собирает и отправляет в музеи Петербурга, Варшавы, Франции, Германии обширные коллекции птиц, насекомых, растений, различные археологические ценности. Его работа “Остров Аскольд” удостоилась серебряной медали Русского географического общества. За свою большую жизнь он открыл более 100 видов насекомых, птиц и растений. Его имя присвоено двадцати видам и подвидам птиц, бабочек и жуков.

В 1877 году он женился, взяв себе в жёны сироту Ольгу Лукиничну Кузнецову. Вернув себе права дворянства, он покинул Аскольд и активно занялся предпринимательством.    

 Выбор его остановился на полуострове Сидими вблизи Владивостока. Здесь же поселился и шкипер Гек, построивший дом на берегу бухты. Но произошла трагедия, в отсутствие шкипера дом захватили хунхузы, убили жену Гека и увели с собой его малолетнего сына. Опасаясь нападений, Янковский построил дом-крепость, вооружил и обучил стрельбе рабочих. Обитатели отразили несколько набегов хунхузов и нападения прекратились.

Имея агрономическое образование, Янковский стал экспериментировать в различных отраслях сельского хозяйства и везде добился успехов. Хорошо продуманная агротехника позволила ему создать крупную плантацию женьшеня. Одной из самых значительных отраслей хозяйства было пантовое оленеводство. На дальневосточном рынке, у китайцев, лекарственный продукт, вырабатываемый из неокостеневших рогов-пантов, пользовался славой чудодейственного и имел огромный спрос. Он в короткий срок не только создал лучшую оленью ферму с самым большим стадом, но и начал серьезное изучение биологии вида.

Михаил Янковский вывел новую породу лошадей, объединяющую в себе лучшие качества местных низкорослых лошадок и стать европейских пород. Коннозаводство было его давней мечтой. Начав дело с одного жеребца и десяти маленьких местных кобылиц, он открывает первый в Приморье конный завод. В 1891 году, взяв ссуду в банке, он вместе с помощником отправляется в Томск. Там они тщательно отобрали 42 лошади, и переправили их на Сидими. Томские лошади улучшили породу, и выжженное на лошадиной лопатке тавро «Я» стало служить гарантией качества. Юрий Михайлович, сын Янковского, тоже был страстным лошадником. Молодым парнем он уплыл в Америку, где изучал на практике в Техасе передовой сельскохозяйственный опыт и коневодство.

— Был настоящим ковбоем?

— Да. Привез оттуда четырех прекрасных чистокровных производителей. Их лошади пополняли воинские части, с блеском выступали на бегах и скачках, чем приносили имению немалый доход. За выведение новой породы лошадей, Михаил Иванович Янковский был награждён орденом.  Конный завод в Сидими просуществовал до 1922 года, когда его поголовье достигло 600 голов. С приходом Красной армии в Приморье Янковские эмигрировали в Корею. Сам Михаил Иванович умер в 1912 году.

— Яркая, творческая личность. Начал с нуля, если не ниже, но в трудах полностью раскрыл свой талант исследователя и созидателя. Человека, пришедшего в этот нехоженый край всерьёз и надолго. Как он устроил свой быт? Свой дом? – спросил Егор.

— После набега хунхузов и гибели семьи шкипера Гека, дом Янковского был построен как защитное укрепление. Это было большое здание с высокими бойницами, прихотливо обвитое плющом и диким виноградом. Интерьер был стилизован под рыцарский замок. Свет едва проникал в узкие высокие окна, заделанные решетками. По стенам – картины рыцарских поединков, батальные сцены и рога, рога без конца. Тяжелая резная мебель красного дерева, скрещенные рапиры и пистолеты. Это был необычный замок, с флагштоком, на котором развевалось знамя рыцаря Тадеуша Новины, и поворачиваясь на ветру, пела эолова арфа в виде бронзовой летящей русалки.

— На всём Сидими он был один?

— Шкипер Гек, уступил родственнику Янковского Бринеру небольшой участок земли в 50 гектар под летнюю дачу. Жена Михаила Янковского Ольга Лукинична и жена Юлия Бринера Наталья Иосифовна были двоюродными сёстрами. И вся последующая жизнь семей Янковских и Бринеров протекала рядом друг с другом. Последние годы жизни Юлий Иванович, поделивший свое дело между сыновьями, предпочитал проводить на Сидими. Сыновья Янковского Юрий и Ян были женаты на сёстрах Шевелёвых Маргарите и Ангелине. Чета молодых Янковских – Юрий Михайлович и Маргарита Михайловна стремились устроить Сидими по своему вкусу. Юрий Михайлович во всём поощрял причуды своей обожаемой супруги. Маргарита Михайловна, была натурой романтической, увлекающейся, могла понять и оценить прекрасное. Была увлечена античностью. Летним утром, когда  она облачалась в тогу, то все другие обитатели Сидими знали, что им полагается надевать туники. Нужно было представлять что-нибудь из быта древних эллинов. Маргарита Михайловна умела увлекать своими весёлыми фантазиями даже старого практичного Бринера. Да так, что даже свой мраморный семейный склеп, усыпальницу себе любимому, он построил в строгих пропорциях античного классицизма. Что же тогда говорить о молодых?

— Что ты знаешь о Бринере?

— Юлий Иванович Бринер родился в Швейцарии. Прибыл во Владивосток в 1880 году. Женился в 1882 году на Наталье Куркутовой, дочери бурята метиса Иосифа Куркутова. Наталье было всего 13 лет, когда они с сестрой остались без родителей. Заботу о девочках взяла на себя Ольга Лукинична, их двоюродная сестра, которая вышла замуж за Михаила Ивановича Янковского и поселилась с мужем в Сидими. С Юлием Ивановичем Бринером Наталья Иосифовна познакомилась, когда ей не было и шестнадцати лет. Высокая, красивая, умная брюнетка, произвела на 32-летнего швейцарца неизгладимое впечатление. Они полюбили друг друга с первого взгляда. Бракосочетание стоялось 1 февраля 1882 года в Успенской церкви.

Юлий Иванович занимался золотопромышленностью. В 1891 году Бринер основал с купцом Андреем Кузнецовым новую компанию, которая занялась хранением грузов в порту и отправкой их адресатам. В этом же году была заложена Транссибирская магистраль. Дела пошли в гору. Вскоре фирма занялась и земельными операциями во Владивостоке, быстро построив несколько домов, ставших украшением города. Помимо торговых и земельных операций во Владивостоке, он активно вел лесоразработки на Сахалине и в Корее, занимался рыбодобывающей промышленностью на Камчатке. Продукция сбывалась в Австралию и Китай. В конце века занялся разработками тетюхинских свинцово-цинковых месторождений, на базе которых была создана акционерная компания «Тетюхе». Все это требовало от Юлия Бринера массы времени и сил. Забота о доме и детях лежала на плечах его супруги. В 1920 году он умер и был похоронен в фамильном склепе в своём имении на Сидими.

— Мойте чашки, ложки. Обед готов. – крикнула Инна.

Сполоснув в море чашки, они пошли «к столу», где с удовольствием ели наваристый и душистый со своим непередаваемым вкусом суп из мидий. После вкусного обеда по непреложному для аквалангистов правилу, перед тем как лезть в воду полагалось с часок отдохнуть. И, растянувшись на песке, Андрей продолжил:

— Другой сын Михаила Янковского, Ян или Иван Михайлович Янковский был женат на Ангелине Шевелевой и вместе с братом жены организовал оленеводческое товарищество на гористом, поросшем лесом скалистом полуострове Гамова. Янковский привез своих оленей из Сидими, Шевелев – из имения своего отца. Ян Михайлович построил свой дом на берегу бухты Витязь, расположенной к югу от Владивостока среди великолепной приморской природы. Это был просторный дом с высоким балконом, множеством комнат, биллиардной и даже тайным подземным ходом, который выходил в соседний овраг на случай эвакуации при нападении хунхузов. Дом выглядел как замок, но имел телефонную связь. Здесь был и ручной леопард, с которым хозяйка иногда прогуливалась по улицам Владивостока. В 1919 году Ян Михайлович внезапно заболел и умер, а вскоре, с приходом большевиков, пришло в упадок и все имение.

 Жизнь горожан описана американкой Элеонорой Лорд Прей, которая прожила во Владивостоке с 1894 по 1930 год и постоянно писала письма домой, в США. Эти письма были опубликованы в США и говорят об «утраченном рае» прежней жизни Владивостока.

Но грянул «перелом», воцарился гегемон, и все пошло прахом. Основатели, к счастью, не дожили до финала, а вот детям и внукам пришлось хлебнуть всё сполна. Враз они стали нежелательным «классовым элементом», захребетниками и «угнетателями трудового народа». Все состояния подлежали реквизиции, обобществлению, разграблению. 

Семейный склеп Бринеров был варварски разгромлен, останки выброшены и отданы на поругание. Бывшие работники имения – корейцы, помнящие добро и сохранившие уважение к хозяину, собрали и кремировали кости. А пепел развеяли.

— За это ты и не любишь памятник Лазо?

— Да, я считаю, что все они временщики, захватившие чужие пьедесталы. Временщики, ведущие по ложному пути.

— «Наша цель – коммунизм!» — Наш путеводный лозунг, указывающий нам, строителям коммунизма, путь в светлое будущее. И через двадцать лет, нет, уже меньше, они обещают, что мы уже будем жить при коммунизме. Разве это тебя не вдохновляет? Так, почему, по-твоему, к ложной цели мы идём по ложному пути?

Тюльпанов улыбнулся.

— Я ещё могу понять потребительский девиз социализма: «от каждого по способности – каждому по труду». Но потребительский девиз коммунизма: «от каждого по способности – каждому по потребности» лжив и опасен, как все лозунги большевиков. Только личность, с её понятием свободы, как самоограничения и ответственности, может знать предел своему потреблению. Только личность может обставить свой быт так, чтобы ей было комфортно работать и созидать. Без претензий на роскошь и излишества. Серые индивиды, не знающие ни свободы, ни самоограничения, ни ответственности не могут знать пределов своего потребления. Сколько им не давай они, как малые дети, всё равно будут вопить: «дай» и «мне всё мало»! Кичиться добытым и украденным. Завидовать и ненавидеть. Путать законы с правами. Но где всё это брать, если безответственный индивид, уже по своему определению, не желает трудиться в поте лица своего на общее благо? Так, что коммунизм – это ложная цель и, значит, это ложный путь временщиков.

— Я читал, что канцлер Бисмарк, отвечая на претензии социалистов, пугающих Европу призраком коммунизма и претензией на власть, сказал: «я отдал бы для их опытов какую-нибудь область Германии, но мне очень жаль добрых немцев».

— Нас, добрых русских, никому было не жаль. Даже нам, русским. Поэтому: Тихо! Идёт эксперимент! Эксперимент на выживание.

— Как сложилась жизнь потомков этих замечательных людей?

— Потомки не стали ждать экспериментов над ними, сели на пароходы и уплыли, кто куда.  Остались только Бринеры и Старцевы. Янковские, погрузив на баржи всё, что можно было, тоже уплыли в Корею, с надеждой вернуться. И они вернулись. В сорок пятом! Узниками Гулага.

— А Старцевы?

— Во Владивостоке остались Дмитрий и Александр. Власть, развалившая промышленность в России, поначалу не торопилась наступать на эти же грабли и на Дальнем Востоке, поэтому у «Наследников Старцева», как называлась их фирма, дела шли сносно. Но по мере укрепления власти их стали вытеснять из деловой жизни Владивостока. В ход шли самые подлые приёмы. Излюбленный приём заключался в следующем: государственной структурой с предпринимателем заключался договор на выгодных условиях, где, как и положено, были прописаны обязательства сторон, давался кредит. Предприниматель этому верил и начинал работать. Но оказывалось, что обязательства сторон это только обязательства предпринимателя. Госструктура не обязана была выполнять свою часть обязательств по закупке, по цене продукции, оплате уже поставленной продукции и другим обязательствам, а банк требовал уплаты кредита, процентов, налогов. Лишённый финансирования, предприниматель был не в состоянии платить рабочим, рабочие бастовали, вмешивался суд и в счёт оплаты долгов, у предпринимателя изымалось предприятие, описывалось имущество, и предприниматель оставался в нищете с клеймом эксплуататор, вор, мошенник, вредитель, лишенец – человек лишённый гражданских прав, а иногда и заключённый.

— Отсутствие нерушимых правил игры — это показатель отсутствия в обществе свободы?

— Нет! Это не только показатель отсутствия свободы. – Горячо воскликнул Андрей. – Это заведомое уничтожение личности, так как личность может существовать только в условиях нерушимости правил игры. Попробуй сыграть в футбол без правил? Быть тем, что ты умеешь делать? Вратарём, защитником, центровым? В баскетбол? В хоккей? Не получится! Так и  в обществе, где нет твердых законов, традиций, где правила меняются по ходу действия, где прав только сильный, права только власть, нет места личностям. Там могут выжить только подлецы, не имеющие принципов, или маленькие серенькие индивиды, которые, как бычки или камбалы, тихо лежат на дне, и которых никто в упор не замечает.

Вскоре Старцевы были лишены средств к существованию, скитались по съёмным квартирам и, как чуждые элементы, были выселены из Владивостока, где именем их деда декабриста была названа одна из центральных улиц. Выручал только старый друг Борис Бринер, давая работу.  Бринеры, благодаря сотрудничеству с новой властью, и смешанному капиталу продержались дольше всех. У них было концессионное предприятие по добыче полиметаллических руд в Тетюхе. Концессии был положен свой представитель в Москве, куда Бринер определил Дмитрия Старцева. Но в связи с паспортизацией Дмитрию Старцеву пришлось покинуть Москву, так как лишенцам Старцевым, запрещалось селиться в крупных городах. И он поселился в Кашире, за сто первым километром. К нему и приехал бесприютный брат Александр с семьёй. Там, в Кашире, в 1937 году братья, внуки декабриста Бестужева, были арестованы и расстреляны.

— А Бринеры?

— В большой семье Юлия Бринера дочерей готовили к будущей семейной жизни, учили вести дом и хозяйство, а сыновей Леонида, Бориса и Феликса готовили для дела. Образование они получили в Петербурге и стали достойными помощниками отца. Наиболее интересным из этих одарённых сыновей был, конечно, Борис. По окончании Петербургского горнодобывающего института Борис Юльевич сразу же включился в деловую жизнь Владивостока, и становится главным помощником отца на горнодобывающем предприятии в Тетюхе. Но революционные события быстро докатились и до Владивостока. В 1917 году новые власти попытались национализировать свинцовые рудники в Тетюхе, и когда Юлий Бринер категорически отказался их отдать,  его отстранили от дел. В 1918 году, когда войска Японии, США и других стран оккупировали Приморье, ему вернули управление фирмой. Но предприятие уже было развалено.

Казалось бы, после революции бизнесу Бринеров должен был прийти конец. Но для полной советизации Дальнего Востока у большевиков не было сил. И, чтобы выиграть время, они создали Дальневосточную республику – ДВР, где формально существовала многопартийность и коалиционное правительство, но на деле все принципиальные решения принимались коммунистами. Научившийся находить общий язык со всеми Борис Бринер, после смерти отца в 1920 году возглавивший дело, стал одним из влиятельнейших людей в Приморье. В том же году Борис Юльевич стал министром торговли и промышленности ДВР.

После ликвидации ДВР в 1922 году соблазн отобрать компанию у Бринера был крайне велик. Но в неопытных руках столь необходимое для большевиков предприятие могло развалиться, как оно развалилось в 1917 году. Но оставлять в руках частника крупное предприятие значило создавать прецедент. Частников, которым после объявления новой экономической политики разрешили заняться предпринимательством, жестко ограничивали в масштабах бизнеса. Их задачей было оживить рынок. Стратегические же предприятия должны были находиться в руках государства. 

  Подошла Инна и, постелив полотенце, легла рядом с Андреем. Она принесла с собой, собранных в прибойной зоне, морских ежей и с интересом, ведомым только ей, стала внимательно рассматривать их, сравнивая между собой добытые экземпляры. Андрей помолчал немного, затем продолжил:

— Борис Бринер нашел устраивающий обе стороны выход. Имущество «Тетюхе» сдавалось в концессию английской фирме на 36 лет. Москва долго сомневалась, но политические сомнения уступили место производственной необходимости, и Железный Феликс лично подписал договор о концессии с английской фирмой, представителем которой выступал Борис Бринер.

Большевики, конечно, не собирались терпеть Бринера 36 лет. Было очевидно, что, как только он закупит новое оборудование, восстановит и увеличит производство, построит новый плавильный завод, от него можно будет избавиться. Как бы то ни было, концессия «Тетюхе», руководимая Бриннером, просуществовала до весны 1931 года. Потом к Борису Юльевичу применили ту же схему, что и к Старцевым: всучили, казалось бы, выгодный кредит, а потом начались игры с ценами, поставками, рабочими. Борис Бринер бомбил все возможные инстанции письмами и телеграммами. Но они где-то терялись. Он бросился в Москву, чтобы лично выяснить претензии, не понимая, что это тоже часть задуманного плана. Как только он уехал, финансовые инспекторы в погашение имеющейся у фирмы задолженности наложили арест на два принадлежавших Бринерам дома во Владивостоке. Все разговоры о том, что должна одна фирма, а дома собственность другой, действия не возымели. Концессионер остался нищим, без квартиры, конторы и хранившихся там документов. 

— А как с другими братьями?

— С установлением во Владивостоке советской власти, деятельность Леонида Юльевича сконцентрировалась, в основном, в Китае.  Поскольку филиал торгово-транспортной компании «Бринер и К» был зарегистрирован в FESCO в Гонконге, он оставался действующим предприятием. Понимая, что рано или поздно, концессии Бринеров в России наступит конец, и семье придется эмигрировать, братья Бринеры заблаговременно налаживали свой бизнес в Китае. Большей частью эта работа легла на плечи Леонида Юльевича. Он открывал новые, укреплял старые и руководил офисами «Бринер и К»  в Порт Артуре и Даляне, расположенными на территории контролируемой Японией, а также в Пекине, Тяньзине, Мукдене, Харбине, Шанхае, которые находились под китайской властью. Феликс Юльевич оставался во Владивостоке, где помогал Борису в делах концессии. Но 31 мая 1931 года, выброшенные из родового гнезда на улицу, остатки некогда могущественного клана, с риском для жизни, на прогулочной яхте бежали из Владивостока. В море их ждал английский пароход. Беженцами были семьи Феликса Юльевича Бринера и его сестры Нины Юльевны. Звали с собой  и Александра Старцева, но он отказался. Его жена должна была вскоре рожать.

— А Борис Юльевич остался в Москве?

— Нет. Получив сообщение о благополучном прибытии Бринеров в Китай, сказал, что срочно возвращается во Владивосток, где его, конечно, с нетерпением ждали следователи НКВД и камера, он, с женой Екатериной Корнаковой, актрисой Московского художественного театра, поехал во Владивосток. Но в Харбине они сошли с поезда, там и остались.

— Надолго?

— До 1945 года, когда его, гражданина Швейцарии и швейцарского консула в Харбине, привезли снова во Владивосток. Его брат Леонид, гражданин Швейцарии, и тоже швейцарский консул, бомбил письмами правительство Швейцарии. Правительство Швейцарии требовало освобождения Бринера. Но, поняв, что с Советами не договоришься, при первом удобном случае посадило в тюрьму семь советских граждан, которых обменяло на Бориса Юльевича тогда, когда он уже был готов к самому худшему из вариантов.

— А Янковские? За них, кто-нибудь заступился?

— Нет. Считая себя русскими, будучи в Корее, они отказались от предлагаемого им польского гражданства и надеялись только на себя.

Осенью 1922 года семья Янковских и пожелавшие уехать с ними рабочие на своем ледокольном паровом катере «Призрак» с баржами, загруженными людьми, оленями, лошадьми и имуществом на буксире, оказались в Корее. Юрий Янковский увез далеко не все имущество и считал свою семью не беженцами, а переселенцами, надеясь вернуться. Поначалу жизнь в Корее была тяжелой и скудной, но жизнестойкость Янковских побеждала все трудности и способствовала приобретению нового имения, названного Новиной по имени дворянского рода. Были заново построены дом, клуб-театр «Новина» с круглыми окнами и колоннами из валунов, церковь, необычный висячий мост с пилонами из дикого камня над бурной рекой. На небольшом плато у чистой горной реки, благодаря неуемной энергии Юрия Михайловича и безудержной фантазии Маргариты Михайловны, руками подрастающих детей и домочадцев был создан сказочный уголок. Поднялись аллеи пирамидальных тополей и белой акации, выросли живописные дачи, столовая, спортивные корты. Фруктовый сад, пасека, маленькая молочная ферма, а в просторной загородке жили привезённые с собой пантовые олени, доход от которых покрывал большую часть затрат. Новина, с расположенными рядом горячими источниками и морским пляжем под названием Лукоморье, пользовалась широкой известностью. С весны до осени Новину посещали дачники и туристы, европейцы и азиаты из городов Манчжурии, Китая, Кореи и Японии. В поселке Новина, как и на Сидими, располагалась дача Бринеров.

В 1945 году, после прихода в Корею частей Красной Армии, Юрий Михайлович и его семья, как и семья Бориса Бринера, были арестованы, но, в отличие от Бринеров, оказались в лагерях ГУЛАГа, которые пережил только Валерий Юрьевич Янковский. После освобождения, он поселился в Магадане, где женился на заключённой, получившей срок только за то, что она читала стихи запрещённого Сергея Есенина. Потом была попытка обосноваться во Владивостоке. С трепетом ожидал он встречи с воспоминаниями своего счастливого детства. И самым большим потрясением было для него посещение бывшего родового гнезда.

Ужасающий вандализм. Жалкие руины, гниль и мерзость запустения. Ради чего надо было всё это разрушать? Чтобы вернуть себя в первобытное состояние?

Он, зэк, прошедший все ужасы Колымы, со слезами на глазах скажет: «Глаза бы мои не видели это. Даже Магадан – ни в какое сравнение»

— Ни киданей, ни монголов, ни чжурчженей в это время здесь не было. Это мы, русские, советские серые индивиды, своей завистью и ненавистью к личности, превращали в мерзость и руины красоту, великим трудом подвижников и первопроходцев отвоёванную у дикой природы.  Глупые дети безумного тезиса: «Люди так глупы, что их насильно нужно вести к счастью». Привели! Спасибо! Безответственная русская интеллигенция всегда находила ложные ценности и безумные слова, чтобы сделать безумным русский народ. Стыдно, господа.

— Товарищи!

Помолчали.

— Первопроходцы, подвижники, деловые люди! А любовь у них была? – Спросила Инна.

— Конечно! Они жили долго и счастливо и смогли сделать так много только потому, что были женаты на любимых женщинах, чья профессия была – жена. И своих дочерей, в семьях, готовили к будущей семейной жизни. Учили их сложной науке вести дом и хозяйство, быть любимой и верной женой, заботливой хозяйкой, и любящей матерью большого семейства. Любовь? Можно только догадываться о страсти и силе духовных уз, связывающих неуемную энергию Юрия Михайловича Янковского и бьющую через край фантазию Маргариты Михайловны Шевелевой. Того огромного чувства взаимной любви, дававшее силы им, выкинутым со своей родины, быть надёжной опорой друг для друга и, заставлявшее их не опускать в бессилии руки, а преодолевать все трудности и невзгоды. В чужой земле на чистом месте трудиться с раннего утра до позднего вечера, сажать деревья, строить дома, рожать и растить детей. Чувствовать себя хозяевами на этой, приютившей их земле, понимать её красоту и создавать новое прекрасное семейное гнездо и высокодоходное поместье Новина. И, как источник этой духовной силы, одним из первых зданий, построенных ими, была церковь.

— Ну а Борис Бринер, говоришь, был женат на актрисе Корнаковой, она, что тоже была профессиональная актриса и профессиональная жена? – спросила Инна.

— Нет. Она не была профессиональной женой. Она была актрисой и только актрисой. И поэтому была глубоко несчастна. Борис Бринер и Екатерина Корнакова встретились ещё в юности на Сидими, но они были так молоды, что не обратили друг на друга внимания. Катя, приходилась Маргарите Михайловне двоюродной сестрой была прислана из Кяхты в Сидими, на исправление, так как считалось, что порядки, царившие в доме у Янковских благотворны для неокрепших детских душ. Маргарита Михайловна заняла её в своих самодеятельных спектаклях на эллинские темы, и первой обратила внимание на несомненные актёрские дарования Кати. На деньги Янковских её отправили в Москву в частную драматическую школу, где её заметил Станиславский и, после выпуска школы, задействовал в своих студиях и спектаклях.

Борис же во время учёбы в Петербурге вместе с братом Феликсом жили на квартире у знакомого по Владивостоку врача Благовидова. Там они встретились с его дочерьми Марией и Верой. Борис влюбился в старшую из сестер – Марусю. Они стали встречаться и вскоре поженились. А Феликс Бринер, впоследствии, женился на ее младшей сестре Вере. У Бориса и Маруси были уже двое детей дочь Вера и сын Юлий, когда он, бывая по делам фирмы в Москве, встретился с актрисой МХТ Екатериной Ивановной Корнаковой. Она уже была, к тому времени женой артиста Алексея Дикого.

— О! Я знаю его! Алексей Дикий – это стихия тогдашней театральной Москвы. О его обаянии – актерском и мужском – ходили легенды. Он, пройдя через Гулаг, станет трижды лауреатом сталинской премии, за исполнение ролей Кутузова, Нахимова, Сталина. – сказала Инна.

— Любовь, вспыхнувшая между Борисом Бринером и Екатериной Корнаковой, была сильной и взаимной. Ради этой любви Корнакова бросает мужа, театр, карьеру. Для Маруси это было страшным ударом, от которого она никогда не оправится. Получив письмо от мужа, в котором Борис просил понять его и простить, Маруся впала в депрессию, и некоторое время не могла даже заниматься детьми. Но потом она взяла себя в руки и уехала с детьми сначала в Харбин, а затем во Францию.  

— Для Алексея Дикого это тоже был удар. Он на два года уезжает из Москвы в далёкий Тель-Авив. Сын Юлий – это будущий актёр Юл Бриннер?

— Да. И в его становлении Екатерина Ивановна внесет тоже свою лепту. Оказавшись в Харбине в положении дамы, жены богатого человека она растерялась, не зная, чем занять себя, не понимая, как теперь жить. Актриса, она ничего другого не умела. Жила, как птица, в золотой клетке. Попытка создать театральную студию, удочерить ребёнка, лишь немного притупляли боль. Ей не хватало театра, его атмосферы, его сцены. Не хватало душевного трепета, перед выходом на сцену, когда «театр уж полон, ложи блещут». Не хватало аплодисментов. В ней умирала великая актриса, о которой Станиславский напишет: «Если бы Вторая Студия вместе с Чеховым дала бы нам только Тарасову и Корнакову – и это уже оправдало бы все дело». Актриса, она ничего другого не умела и не желала. Оживает, когда в Харбине гастролирует Шаляпин. «Катюша!» – восхищенно выдохнул он поражённый неожиданной встречей со старым другом. Радовался, как ребёнок, ею дышал и с нею только общался. Она же была глубоко несчастна, в душе её всегда боролись любовь к мужу и мука огромной потери. Но она любила своего Бориса и побеждала всегда любовь.

— Несчастная! Это её последняя роль актрисы в драме по имени «Жизнь», в драме, где в полной мере развернулся   конфликт между женщиной и её профессиональными амбициями.

— Он любил её, она любила его, сильной и страстной любовью. Счастье было рядом! Но, когда она захотела быть счастливой счастьем любящей женщины, простым бабьим счастьем, каким были так счастливы все её ближайшие родственницы Корнаковы, Шевелевы и Янковские, оказалось, что точка возврата, увы, уже была пройдена.

— Заповедь актёра: «Входя в роль, не забудь дороги обратно» — сказал Егор, – а она, наверное, была действительно великой актрисой, так увлеклась театром, что забыла дорогу, когда жизнь и любовь позвали её обратно.

— Любимое дело — это всегда высшая человеческая ценность! «И это её огромная жертва во имя большой любви!» —сказала Инна.

   Один час прошёл. Егор взял подводное ружьё и пошёл на охоту. Вторжение человека в море, вызвало переполох среди морских обитателей, как появление слона в посудной лавке. Рыбы забились в расщелины, крабы затихли на морском дне, большие креветки-чилимы спрятались в водорослях, даже неподвижные мидии захлопнули створки, только морские ежи да звёзды медленно ползали по дну, оживляя пейзаж, да морские водоросли извивались, как индийские танцовщицы, в такт прибойной волне.  Но постепенно пейзаж оживал: рыбам надоело прятаться, ракам стоять в позе «замри», и маленькие почти прозрачные креветки, шевеля ножками, выплыли из травы и, вместе со стайками рыбьей молоди, образовали призрачное живое облако. Он успешно охотился на морских ершей и терпугов, плавая вдоль границ зарослей зостеры, время от времени, подплывая к сидящему на большом камне Андрею, чтобы отдать ему добычу. Андрей тоже время даром не терял, достал удочку и таскал одного за другим небольших терпугов, используя в качестве наживки их же мясо. Потом Егор стал охотиться на камбалу. Было интересно, нечаянно вспугнув эту рыбу невидимку, смотреть, как она проплыв какое-то расстояние, растворяется в новом пейзаже. Мелкие камбалы, с ладонь величиной, подпускали его вплотную. Крупные рыбы были более осторожны, они срывались с места, оставляя за собой вихрь потревоженных песчинок, стремительно неслись у самого дна и, сделав резкий поворот, ложились на песок и сливались с рельефом. Обычно в этот момент они терялись из виду. Когда же Егор всплывал, чтобы глотнуть воздуха, то, нырнув обратно, он уже не мог её найти. Поэтому, обследуя дно, нужно было действовать мгновенно, как только рыба покидала свой тайник. Такими же невидимками были и рогатые бычки, но их выдавала тень на дне.

Длительное пребывание в воде сказалось, и Егор почувствовал, что он замёрз, и поплыл к Андрею. Там, на камне, сидела и Инна, которая накрыла, замёрзшего Егора большим махровым полотенцем. Закатное солнце, отражаясь на гребнях прибоя, готовилось упасть в море, где-то у сопки Старцева. Лёгкий ветер шевелил светлые волосы Инны. Глядя вслед уходящему солнцу, Тюльпанов тихо сказал:

— Хороший денёк сегодня был!

Они собрали добычу, и пошли к костру.

Там Егор, используя все подручные средства, жарил добытых терпугов, ершей и камбал. Фольги, как в прошлый раз, не было, и рыбные шашлыки хрустели на зубах песком и подгорелой корочкой, но были очень вкусны. Наступала тёмная июльская ночь, и с моря потянуло прохладой. Они оделись.

— Для меня интересно было сегодня связать, понятие свободы с наличием в обществе нерушимых правил игры – начал Егор. – Связать понимание свободы выбора людьми с градацией общества на личности и индивиды. Для меня это звучит ново, надо будет ещё поразмыслить, но, по большому счёту, наверное, это действительно так. Опыт Владивостока, судьбы его граждан, таких интересных личностей как Старцевы, Бринеры и Янковские тому пример. Только я не пойму, зачем с такой маниакальной жестокостью…

— Перестань! – Прервала его Инна – Сколько на нашей земле зря загублено замечательных жизней? Сколько зря пролито крови? Разлито злобы и ненависти? По-моему их на столетия хватит! Не хочу крови! Не хочу больше слышать про злобу и классовую ненависть! Хочу слушать про любовь. Про большую, неземную любовь. Но где её взять? Похоже, все подавились своей злобой и ненавистью и им не до любви!

— Любовь и ненависть, радость и боль на Земле всегда рядом – ответил Тюльпанов.

— Егор, – обратилась Инна к Егору – ты среди нас самый молодой и самый неиспорченный жизнью, что ты думаешь о большой, неземной любви между мужчиной и женщиной. Как ты думаешь, она есть?

— Я думаю, она есть, но у неё всегда свои проблемы.

— Какие это проблемы?

— Во-первых, надо сказать себе: «Я люблю», отметая скоротечную влюблённость. Во-вторых, надо знать, что любовь — это божий дар, подарок судьбы, и любящий человек – всегда самый счастливый человек на свете. И, если ты счастлив уже тем, что любишь, то щедро делись своим счастьем с тем, кто подарил тебе это счастье. С любовью, настойчиво и терпеливо, взращивай хрупкий побег ответного чувства в партнёре. В-третьих, надо верить, и передать свою веру партнёру, что вы, и только вы, нужны друг другу, что только ваш союз двух любящих сердец обеспечит защищенность каждого из вас от угроз внешнего мира. Что именно ваш союз, даст вам не только тихую гавань, душевный комфорт и защиту, но и наполнит смыслом и содержанием жизнь каждого из вас. Даст цель, волю и возможность найти своё место в этом мире. Ну и, наконец, стремясь к общей цели, создать атмосферу взаимного сотрудничества и доверия, и хранить этот союз от никогда не прекращающегося натиска страстей и пороков. А это повседневный великий труд и всегда очень большие проблемы, как для земной, так и для неземной любви.

— Но это так сложно!

— Да, это не просто. И поэтому чаще всего хрупкий кораблик земной любви тонет в пучине житейского моря. Злые ветры глупости, лжи и эгоизма рвут паруса надежд и терпения. Солёные брызги случайных связей превращают чистоту и красоту этих парусов в рвань и в тлен. Без руля и без ветрил, лишённое доброй воли, предоставленное воле волн, утлое судёнышко теряет управление и стремление выжить. Лишённый цели и воли Одиссей уже не стремится в Итаку к своей Пенелопе и никогда не сможет пройти между Сциллами и Харибдами непонимания и недоверия, соблазнов и искушений, измен и предательств. А Пенелопа уже не ждёт своего Одиссея, без разбора отдаваясь каждому случайному жениху. Кораблик любви тонет, и все говорят, что он разбился о быт. Но это не так. Любая разруха начинается в головах, разрушая нравственные установки, ставя сиюминутные соблазны выше основополагающих принципов.

— Откуда ты всё это знаешь?

— В младенчестве, всосал с молоком матери. Ну, и классиков читать нужно.

— И кто же тебя этому научил?

— Живой классик, певец земной и не земной любви, поэт Василий Федоров. Хотите, познакомлю?

— «А жизни суть всегда проста – Его уста, её уста!» Это ведь его формула любви? Сказав это, уже достаточно, чтобы быть известным поэтом, певцом земной и не земной любви. А у него и ещё, что-то есть? – Спросил Андрей.

Егор встал, поправил штормовку и, повернувшись спиной к острову и лицом к океану, произнёс:

— Василий Федоров, отрывок из поэмы «Седьмое Небо».

Он огляделся. На фоне тёмного звёздного неба неяркое пламя костра, освещавшее его снизу, делало его фигуру в глазах сидящих у костра большой и величественной. Пахло морем, свежестью и водорослями. Мягкий, ритмичный шорох прибоя создавал приятный и оригинальный звуковой фон.

—  Не знаю, несмотря на недавнюю моду на поэзию, я к поэтам всё-таки отношусь с подозрением. Как сказал их собрат Александр Галич: «Не бойтесь ни пекла, ни ада. Единственно бойтесь того, кто крикнул – я знаю как надо». И, как историк, археолог – специалист по битым черепкам минувших эпох, могу сказать, что все гуманитарные катастрофы прошлого начинались именно с них, с тех, кто крикнул – я знаю как надо. А поэты? Они напоминают мне изобретателя, который проделав титаническую работу и, соорудив тонкую конструкцию из хрупких слов, пытается доказать нам, читателям – «я знаю, как надо летать!» – сказал Тюльпанов.

— Ты не прав! Они – лидеры! Не их вина, что их выбрало время, чтобы разрушать всё слабое, потерявшее нравственные ориентиры и ставшее нежизнеспособным. Они ошибались, проливали свою и чужую кровь, не жалели и «слезы ребёнка», оставляли у себя за спиной сожженные мосты и города, черепа и черепки, но они двигали время, двигали историю, двигали прогресс. А поэты? В хорошей поэзии всегда есть красота звучания слова, музыка стиха, интересная тема, поднятая добрым человеком для того, чтобы ненавязчиво помочь нам, простым людям, читателям, понять, где и в каком времени мы живём? Какие у нас проблемы, разобраться в своих чувствах. И, я думаю, раз Егор выбрал, значит это хорошая поэзия. Я вся – внимание.

Егор, посмотрел на каменистую землю у себя под ногами, взглянул на звёздное небо, послушал шум прибоя и, как бы, почерпнув силы и вдохновение от  вечной матери-земли – Геры, вечного неба – Урана и вечного Океана, родившихся из Хаоса и вечной Любви, начал читать о вечном:

 ….Но вот и Вега! Описали круг,

Упали кошкой на стальные лапы.

Долой ремни, распахиваем люк,

Бросаем трап, спускаемся по трапу.

              Нисходим вниз, как на морское дно,

              Где всё синё: и небо и полянки.

              Не знающие горя вегианки,

              В больших цветах подносят нам вино.

Он читал, как ищущий свою любовь Василий, оказавшись на далёкой Веге, выпив из цветка «звёздное причастье» и едва получив способность телепатически общаться с окружающими, сходу стал охмурять инопланетянку.

…В саду гуляем тихо, птиц не будим,

Беседуем без слов, вопрос — ответ,

И в полумраке маленькие груди

Томливо излучают тёплый свет

         И вот одна, светившая округло,

         Под жёсткою рукой моей потухла…

И я услышал крик её стыда,

Немой укор, в меня успевший влиться:

— О, сын Земли, я молодая жрица!

В Ареопаге звёздного суда.

                       Мы судим всех, забывших о прекрасном,

                       Мы судим всех, кто в земном краю

                       Не из большой любви, а из соблазна

                       Любил, страдал и тратил жизнь свою.

Сказав, ушла. Молю её: — Постой! —

Ответ доносит чувство мне шестое:

— О, сын Земли, Мы судим чистотой!

О, сын Земли, Мы судим красотою!       

                     Земля! Что может быть красивее!

                     Летел на праздник я… А тут!..

                     Ведут, ведут, ведут Василия

                     На непонятный звёздный суд.

Егор сделал паузу и посмотрел на слушателей. Инна сидела, прикрыв глаза, и с наслаждением бродила по далёкой Веге, ловя ритмику и музыку стиха. Тюльпанов, тоже внимательно слушал. Это ободрило его, голос зазвучал уверенно и артистично, передавая нюансы чувств героев.

По синь-пескам, по мхам распластанным

Сто юных жриц, красой светя,

Ведут меня, земного мастера

Штамповки, ковки и литья.

                    Красиво, как на райской каторге!

                    Ведут. Дороге нет конца.

                    Ведут. Уже прошли три радуги,

                    Три арки судного дворца.

На этот раз пред хитрой карою,

Должно быть, так заведено,

В цветке подносит мне вино

Старуха старая-престарая:

                     — Испей! — И, тронутый поблажкою,

                     Пью — отливает кровь от щёк.

                      — Что ощущаешь? — Старость тяжкую. —

                     Старуха рада. — Пей ещё.

И показала мне овальное,

Оправленное стеклецо,

И отразила гладь зеркальная

Моё потухшее лицо.

                     Глаза холодные, уставшие

                     Под жалкой вывеской бровей.

                     — Что жаль? — Жалею дни пропавшие,

                     Любовь, не ставшую моей.

Всё, всё жалею, Что непочатым

Оставил на земном пути… —

Она раскрыла двери створчаты,

Сказала: — А теперь иди.

                        У молодого мало жалости,

                       Что юным приговор судьи!

                       Теперь ты старый, а у старости

                       Сильней раскаянье. Иди!

В кругу, куда меня ввели,

Увенчанного сединою,

Сидели женщины Земли,

Когда-то встреченные мною.

                      Боль. Жалость. Страх. Усмешка уст.

                      На лицах некогда любимых

                      Так много отразилось чувств

                      И схожих и неповторимых

Из всех, любивших допьяна,

Из всех, в любви неопьянённых,

Из всех судивших лишь одна

Глядела на меня влюблённо.

                    Как в ту весну, как в том саду,

                    Как в ту прощальную беседу:

                    — Когда ни позовёшь — приду,

                    Куда ни позовёшь — приеду!”

Как в ту весну, как в том саду,

Как в пору клятвенного пыла.

Не звал. Примчалась на звезду.

Обиды, горечь — Всё забыла.

                 Примчалась. И свою печаль

                 Переложила мне на плечи.

                 Тех, кто забыл меня, не жаль,

                 Им легче. Той, вон, рыжей, легче.

 Не смейся. На Земле ругай,

 А здесь убитому тоскою

 Усмешкою не намекай

 На унижение мужское.

                Минуты первой не порочь,

                Я за неё стыжусь не очень,

                Ведь судят не за эту ночь,

                А судят за другие ночи.

  За те, развеявшие страх,

  Когда, укрывшись темнотою,

  Всё чистое и всё святое

  Сжигал я на твоих кострах.

              Среди сидящих предо мной

              В прохладе синего тумана

              Ищу глазами: где Марьяна?

              И слышу голос неземной:

  — Сюда, чтоб суд тебя судил,

  Могли явиться по условью

  Лишь те, которым ты платил

  Ненастоящею любовью.

              В покои судного дворца,

              Согласно правил, были вхожи

             Лишь те, чьи юные сердца

              Ты в лучших чувствах обнадёжил…

  И всё же я, какой ни есть,

  Заспорил на звезде, как дома:

   — Но почему и Дина здесь,

   Сама ушедшая к другому?

                Она же счастлива, любя?

                — Да, — отвечали мне игривей, —

                И всё же, не познай тебя,

                Она была б ещё счастливей.

  А та сидит, потупив взор,

  Не веря в то, что я преступен.

  Ей наш эфирный разговор

  Был совершенно недоступен.

                Вином, испитым мной до дна,

                Бедой и муками терпенья,

                Была способность мне дана

                Её подслушать откровенья:

  — Как я обязана душой

   Ему, несчастному такому,

  Ведь от его любви большой

  Зажглась моя любовь к другому.

               Слепой, мне хорошо жилось,

               Но вскоре поняла его я.

               Он был со мной как добрый гость,

               Даривший счастье гостевое.

  И стали страсть во мне гасить

  Стыда и скованности муки,

  Как будто в праздник у подруги

  Взяла я платье поносить…

                Всё ж ревности не утая,

                Подумала тепло и страстно:

                — Где ж ты, стыдобушка моя,

                Набегал этих, всяких-разных?!

  И сам дивлюсь…Соседка Дины,

  Нежна за двух, дерзка за двух,

  Не пощадив мои седины,

  Заговорила прямо вслух:

                 — Какие-то мечты, проблемы…

                Ты всё искал, то тих, то зол.

                И вот перед тобою все мы!

                Что ты искал? Что ты нашёл?

  Вот все мы. Все. Окинь глазами.

  И ты, чьё имя берегу,

  Всю жизнь мотался между нами,

  Как в заколдованном кругу.

                 Вот все мы с жаждою зачатья,

                 С мечтою в бабьем подоле,

                 Одною тайною печатью

                 Заверенные на Земле.

 Скажи мне, что ты приобрёл,

 Когда по снегу, по бурану,

 Пренебрегая мной, побрёл

 Искать какую-то Звездану?..

Он справился со слушателями. И тонко чувствующая Инна, и Андрей, поначалу демонстрировавший своё равнодушие, были теперь единой сопереживающей и не равнодушной группой, каждый по-своему трактуя замысел автора.

  О, имя! Сколько света в нём!

Перед зарею ли, в ночи ли

Меня с ним, помню, обручили

Ещё в младенчестве моём.

                  Звезда на небе догорит,

                  И скроется среди тумана,

                  Мать скажет: — Вон к тебе летит

                  Твоя красавица Звездана.

Звездана! Слышишь ли, родная,

Как, принимая дерзкий вид,

И о тебе напоминая,

Земная женщина мне мстит.

                  Умру, не встречу, не узнаю,

                  Бледнея, не прижму к груди.

                  Землей и Вегой заклинаю:

                  Приди ко мне! Приди! Приди!

Вдруг лестница… И с высоты

Спешит Звездана. Ниже…Ниже…

Уже близка, уже я вижу

Давно знакомые черты.

                   Померкла красота земных,

                   Но нет обид и нареканий.

                   Всё, всё, что нравилось мне в них,

                  Теперь слилось в одной Звездане.

И вот она! Конец погоне!

Я нежно взял в полукольцо

Своих натруженных ладоней

Её небесное лицо.

                   Я взял его, чтоб надивиться

                   В награду за любовь и труд,

                   Как воду в роднике берут,

                   Чтоб в жаркий день в пути напиться.

И вдруг почувствовал смущенье,

Как перед дочерью родной:

Да, грех любви её со мной

Грехом бы стал кровосмешенья.

                  А я ведь, гордый, в дни страданья

                  Её придумал для себя.

                  Она мечты моей созданье,

                  Душа моя и плоть моя.

Я отдал годы. С каждой тратой

Она мне делалась родней.

И вот всё отданное ей

Теперь становится преградой.

                    Ах, раньше б! Прежде трата сил

                    Меня с мечтой не так роднила.

                    — Скажи, родная, — я спросил, — 

                   Что ж раньше ты не приходила?

 Всё поняла. Затосковала.

 — Пришла б, — Сказала дочь Звезды, —

Но у меня недоставало,

Какой-то маленькой черты.

                     Была б я чуточку иная,

                     Без этой чёрточки одной, —

                     Её искал, теперь я знаю,

                     Какой-то юноша земной…

Черты, жемчужинками в море,

Я для тебя искал, мечта.

Мне обошлась в громаду горя

Твоя последняя черта.

                     Ошибся раз — и стан твой гибок.

                     Ошибся два — и ты умна.

                     Ты из цепи моих ошибок

                     И заблуждений создана.

Найду любовь и не поверю,

Несхожести не потерпя.

Что было для меня потерей —

Находкой было для тебя…

                    Истратив звёзд запас словесный,

                    Я разговаривал с родной

                    Я поверял душе небесной

                    Сомнения души земной.

И даже в грусти безотрадной

Её не тронула мольба.

 — Будь счастлив! — и рукой прохладной

Горячего коснулась лба.

                  — Прощай… — Постой, моя краса!

                  — Нет, я не для судьбы житейской.

                  И скрылась. И в ночи вегейской

                  Светили мне одни глаза…

   Егор замолчал. Стало тихо. Слышно было лишь, как волны с шуршанием лизали берег.

— Прекрасно! «Восторг и восхищение!» —восхищённо сказала Инна. – Красиво! Как на райской каторге! Этого я и хотела услышать! И всё это про любовь! Давно я не испытывала такого наслаждения. Спасибо тебе, Егорушка!

— Я и Великий океан, стоя аплодируем декламатору и певцу великой, чистой и неземной Любви. – сказал Тюльпанов вставая. Посмотрел на звёздное небо и, увидев там ещё что-то, кроме звёзд, добавил – впрочем, океан пришлёт свои овации завтра в виде шторма. На то он и Великий.

— «О, сын Земли, Мы судим чистотой! О, сын Земли, Мы судим красотою!» …– продекламировала Инна. Помолчала и продолжила – … «Ведь судят не за эту ночь, А судят за другие ночи. За те, развеявшие страх, Когда, укрывшись темнотою, Всё чистое и всё святое Сжигал я на твоих кострах»… – на мгновение она задумалась – А, впрочем, это, наверное, про каждого из нас. Кому как повезёт. А почему неземной любви? Всё здесь земное. «Нет, я не для судьбы житейской»? Но это может сказать любая вегианка из ресторана «Седьмое Небо». Хотя я и покорена красотой звучания стиха, ярким, объёмным, многогранным художественным решением темы любви, насыщенностью диалогов, автором и чтецом, но могу сказать, что автор не поклонник Общепита. А Звездана, я думаю, кличка одной из львиц «Седьмого Неба».

— Как томич могу сказать, что автор каждое лето отдыхает в Сибири недалеко от Томска и черпает вдохновение у одной и той же музы.

— А мне понравилась Дина, сама ушедшая к другому. Она же счастлива любя! Она, по крайней мере, умна, честна, открыта, и готова к честному диалогу. А глупость, ложь и эгоизм – главные враги любви. – вступил в разговор Тюльпанов. – А Звездана? Звездана, это все-таки мечта, за которой мужики могут гоняться всю свою жизнь. Каждый из нас немножечко звезданутый! Кто-то больше, кто-то меньше. Мечтаний много, фантазий миллион. Глупый ошибается до бесконечности. А потом что? Где ж ты, стыдобушка моя, набегал этот миллион? И без триппера? Нет, без санитарок здесь не обойтись! И поэтому, вполне справедливо, что сто юных санитарок, чем-то там светя, ведут, ведут кота Василия, прямо через лечебницу, на непонятный звёздный суд.

— Кстати о котах. Ведут, ведут кота Базилио на непонятный звёздный суд. – смеялась Инна – Андрей, а тебя как зовут на итальянский манер?.

— Наверное, Андреас. А что?

— Я вспомнила анекдот. Сидят двое старичков на лавочке. Один и говорит: жена меня, Ивана, на английский манер Джоном кличет. А тебя как? — Да, как-то на итальянский манер. Не помню как. Тут открывается форточка, и жена из форточки кричит ему: Ко-бе-ли-но, домой! Прости, но, видно борясь за мою девичью честь, без моей на то просьбы, женская тайная полиция нравов слила мне твой полюбовный список. Скажу, что для простого дон Жуана он, мягко говоря, великоват. Разве ты не за мечтой гоняешься?

— Нет, меня по-прежнему зовут Андреем. А к Кобелино и к дон Жуану, я никакого отношения не имею. Я всего лишь подранок Любви, у которого мечта уже в прошлом.

— Все мы, так или иначе, подранки Любви. А вот, как встретиться, и разойтись с мечтой это уже интересно! Может, расскажешь?

Тюльпанов внимательно посмотрел на Егора, перевёл взгляд на Инну, немного подумал, решился и сказал.

— Вы, наверное, знаете феномен, назовём его эффект экспресса, когда в вагоне скорого поезда, к вам в купе подсаживается случайный попутчик и за короткое время пути, рассказывает вам такие подробности своей жизни, о которых он никогда никому не рассказывал. И не расскажет. Быть может ему надо высказаться, быть может, разобраться, быть может, получить совет. Но он твёрдо знает, что поезд увезёт вас дальше, и вы никогда не встретитесь. Поэтому он откровенен. Так и у нас. Твой поезд увезёт тебя в Томск, твой в Москву, и мы, может быть, никогда не встретимся, хотя, честно говоря, я к вам привязался, и мне вас будет не хватать. В этом просторном купе под звёздами на берегу океана я тоже буду откровенен. И если народ требует амурных и даже постельных подробностей, то извольте их получить. Мне самому интересно разобраться, где и когда я убил свою любовь.

Он задумчиво уставился на тлеющие угли костра, собираясь с мыслями. Инна пододвинулась к нему, взяла его за руку и прижалась плечом к плечу. Егор встал, принёс и подбросил в костёр подсохшего плавника. Вспыхнувший огонь осветил сосредоточенное лицо Андрея.

— Любовь – это священный сосуд Грааля, делающий человека всемогущим. Большая, сияющая всеми цветами радуги своих бесчисленных граней, хрустальная ваза. Она прекрасна и чрезвычайно хрупка, и с ней нужно обращаться очень нежно и очень бережно. Одно неверное движение и весь хрусталь её волшебных чар мелкими и бесполезными осколками уже лежит на полу. И её не склеить, не спаять и не сварить. Этот священный сосуд был у меня в руках! Я владел им! Но сейчас это только осколки, которые до сих пор ранят мне душу.

— Если тебе это так больно, то может и не надо ворошить? — участливо спросила Инна. Но Андрея было уже не остановить.

— Она была начинающая журналистка, а я молодой аспирант. С Ниной мы встретились случайно, на свадьбе у товарища, и сразу нашли друг в друге нечто. Потом мы часто встречались, каждый раз открывая что-то общее, объединяющее нас, пока не поняли, что мы друг без друга уже не можем. Мы поженились. Она была женственна и миловидна, была прекрасная хозяйка, прекрасная жена и любовница. И прекрасный верный товарищ, с юмором и интеллектом. Я был счастлив.

— Жена и любовница, друг и товарищ, хозяйка дома, с юмором и собой не дурна – и всё это в одном флаконе?! Вам, товарищ, крупно повезло! Но её профессия требует смелости, амбиций, времени и энергии.

— Всё это у неё было. И смелость, и амбиции, и энергии хоть отбавляй. И во времени я никогда её не ограничивал. Я её любил, я ей верил, я верил в неё. Она любила меня тоже.

— Но амбиции ведь в мешок не спрячешь. В семейных отношениях рано или поздно они вылезут в виде спора: кто в доме хозяин?

— Я всегда считал и считаю, что главным в доме должен быть мужчина. Об этом мы договорились в самом начале нашей семейной жизни.

— И как же тебе удалось покорить её амбициозность?

— Только любовью! Мы много времени проводили в постели, с удовольствием сжигая его в любовных играх. И однажды…

— Нинуль! — тихо позвал я, целуя ещё дымящуюся от любовного пота Нину.

— Да, дорогой! — ласково отвечала она, прижавшись ко мне телом, и гладя мои волосы.

— Нинулик! – лаская её, прошептал я ей на ушко. – Нинулик – ты мой нулик! А я твоя единичка. Когда мы вместе, наша радость увеличивается в десять раз, наша любовь увеличивается в десять раз, и мы оба счастливы!

— Да, радость моя, мне так хорошо с тобой! Я счастлива с тобой. Но я всегда стремилась к цели, и не скрою, всегда была амбициозна, и никогда не хотела быть просто нуликом! Хочу тоже быть единичкой. Или даже девяткой, — игриво захныкала она. — Представляешь! И наша любовь увеличится не в десять, а в девятнадцать или даже в девяносто один раз!

— Не согласен. Знаю только одно: Нинулик – ты мой нулик! А я твоя единичка!

— Но, почему, любимый?

— У меня есть веский аргумент! – сказал я улыбнувшись.

— Интересно, какой же это веский аргумент? — спросила она, подняв голову и подперев её правой рукой.

— Последний аргумент, солнышко ты моё, единственный аргумент, бесценная ты моя, и очень веский. – Загадочно шептал я.

— Последняя и единственная у попа жена, последней и единственной может быть баррикада – смеясь, гадала она. – Неужели всё так плохо, что ты оставил последний и единственный патрон для себя? Интересно, всё же, что это за аргумент?

Я взял её левую руку, опустил её к себе в пах. Она взяла в руку мой фаллос.

— О-о-о, — прошептала она тепло и страстно – ты снова готов, мой неутомимый!

— Вот он мой последний аргумент! Единственный и последний аргумент! Люби меня, как любишь сейчас, и тогда, через все перипетии жизни, через все её тернии, соблазны и невзгоды, эта моя единичка, всегда будет стремиться к своему нулику. И обязательно найдёт его, свой драгоценный и единственный нулик! Войдёт в её Великое Ничто, чтобы подарить нам новую встречу, новую радость, посеять новую жизнь, нашу новую любовь.

— Да, – тихо сказала она, – аргумент твой, правда, веский и неотразимый. Я люблю тебя! И знаю, где бы и что бы в этой жизни я не значила, без тебя, без твоей любви, я – ничто.

— Я люблю тебя! – целовал я её, страстно прижимая к себе её молодое тугое тело. – И это великое счастье, что мы встретились. Своей встречей мы попали прямо в десятку! И помни, с моей единичкой – ты всегда десятка! – немного помолчал и шутливо приказал. –  И никаких экспериментов с этими извращёнными девятками и, не дай бог, с надутыми восьмёрками!

— И ты обещай не шестерить перед бабами. – смеялась она.

— Люби меня! И никаких обещаний не понадобится.

— Люби меня! И никаких обещаний не понадобится. – эхом повторила она. – Сей, любимый! Сей! Я так хочу иметь от тебя детей! Нашу новую жизнь, нашу новую радость, нашу новую любовь! Я их выношу! Я всё вынесу! Люби меня и верь, что я всегда твой верный нулик при твоей единичке. И вместе мы сила, мы – семья. Семь Я!

  И мы плавали в любовном поту, бродили по райским садам блаженства, взлетали к лазури безбрежных небес света, радости и любви.

— «Все мы с жаждою зачатья, с мечтою в бабьем подоле» – тихо сказала Инна. – У тебя дети есть?

— Нет! – коротко ответил Андрей и продолжил. – В детстве я читал сказку, не то польскую, не то венгерскую, как не то Януш, не то Янош, нечаянно завладел Страшной Тайной, и она его жгла, мучила и сделала его жизнь невыносимой. Тогда он выкопал в земле ямку и, чтоб никто не слышал, поделился с землёй Страшной Тайной. И ему стало легче. Но земля содрогнулась от Страшной Тайны и долго мучилась, пока не поделилась ею с волком. И так далее, пока не дошло дело до сороки, а она поведала Страшную Тайну всему лесу. И не стало Страшной Тайны. И в лесу воцарились мир и любовь. А Страшная Тайна, не помню, но была каким-то пустяком. Так, что все мы – ходячие кладбища своих тайн. Пустяков, которые тяжким бременем ложатся на душу. Раньше, хоть попы были, исповеди. И я был счастлив ещё тем, что у меня была Нина, и не было у меня от Нины никаких тайн. А в наше подлое время, в нашей жизни бывают ошибки поведения или, сам не желая того, поступаешь не всегда честно. Иногда и осознанно. А иногда просто обязан лгать. Я всегда знал, что расскажу о любом своём поступке, всегда буду понят, и мы вместе дадим ему честную оценку и найдём выход из любого тупика, сохраним свою душевную чистоту среди окружающей нас грязи. Так, что любил я свою Нинульку всей своей чистой и лёгкой душой. У меня были крылья, и всё давалось мне легко. И учёба, и языки, и краеведение. Всё то, что сейчас называется доцентом Тюльпановым, всё это выросло из её любви.

— А почему у вас детей не было? – с нескрываемым любопытством спросила Инна.

— Что-то по женской части. Реснички во влагалище те, что помогают сперматозоидам добраться до яйцеклетки, как-то не так работали. Но это не приговор, рано или поздно самый бойкий и самый весёлый сперматозоид достиг бы своей цели. Нужно было только время, терпение. И работать, работать и ещё раз работать. Как учил великий Ленин. – с грустной улыбкой добавил Андрей.

— И что же помешало?

— Не знаю. Сам того не понимаю. Вот уже сколько лет.

— Как вы расстались?

— Как-то летним тёплым вечером мы вышли прогуляться по улице Ленина, томскому студенческому «Бродвею», где по вечерам молодёжь фланирует, чтобы на людей посмотреть и себя показать. Парад невест, который есть только в Томске. Идёт навстречу молодая, красивая зелёноглазая блондинка. Явно крашеная. Рост Нины, глаза Нины, чертами схожа. Я своей темно-русой Нине говорю: «обрати внимание, на эту девушку, на её колер. Я, думаю, он бы тебе подошёл». Что я сказал особенного? Я ведь не приказал, не заставил, я только сказал «я думаю». Но в ответ я получил такой скандал, такой взрыв страстей, такое извержение вулкана Кракатау, которые в своей Нинуле я не мог и предположить. Я ничего не понял, но я любил её и, когда буря улеглась, всё вернулось на круги своя. Но не всё. С этого момента она стала раздражительна. Скандальчики один пустяковее другого то и дело стали возникать, между нами. Но я любил её, и всё оставалось таким, как было. Пока однажды, как прежде, по привычке, я не принёс ей свои сомнения по поводу какого-то незначительного эпизода. В ответ я получил экспромт по-журналистски выверенной публицистической статьи, по которой получалось, что я негодяй и подлец и как меня только земля носит. В лицо мне было брошено всё, что я приносил ей на своих исповедях, своему батюшке – своей любимой матушке, всё, что мы с ней обсуждали. Я не стал возражать, оправдываться. Я поник, сел на стул и умер. Нет, как видите, я живой. Но всё, что было во мне тогда, оборвалось, заледенело, умерло. Вскоре она поняла, что перешла все границы, ходила вокруг меня, встав на колени, тёрлась щекой о моё плечо, обнимала меня, целовала руки и плакала, приговаривая: «Андрюшенька, любимый. Прости меня! Я сегодня нехорошая, злая. Прости меня! Ударь меня, но только не молчи!» Я собрал в кулак всё, что во мне оставалось ещё живого и тёплого, ведь я любил её! Я простил её. Но не простил предательства, перестал ей доверять свои полудетские «Страшные Тайны». И оказалось, что любовь — это, прежде всего, доверие. Ушло доверие, ушла любовь. Мы оказались чужие люди на одной жилплощади. Вскоре она уехала к родителям, а я на Дальний Восток.

Тюльпанов замолчал. Молчали Инна и Егор. Лишь океан мерно и трудолюбиво перепахивал остров, доказывая, что терпение и труд – всё перетрут, а человеческие судьбы и страсти ничто перед вечностью.

Тюльпанов встрепенулся.

— Теперь вопрос к клубу знатоков: что разбило хрустальную, прекрасную чашу нашей любви, наш волшебный сосуд Грааля, обещавший нам так много. Ключевое словосочетание: «Я думаю». Время пошло.

— Я думаю – сказала Инна – она испугалась, что ты, отнявший у неё профессиональные амбиции ради семьи, которая пока не получалась, посягнул на её лицо.

— Я думал об этом. Но это не так. Нет ничего на свете, чтобы я не сделал, чтобы сохранить наш союз.

— Я думаю – сказал Егор – шерше ля фам, тут замешана Звездана.

— Звездана? Причём тут твоя Звездана? – вскинулся Андрей, но тут же осёкся, поражённый неожиданной мыслью. Потом застонал долгим мучительным стоном от безмерной боли

— О-о-о!… Боже мой!… Как в этом мире всё не просто!… И, правда, привыкшая к тому, что она для меня единственная!.. Что я люблю только её!… Её такую, какая она есть!… Вдруг обнаружила, что я могу сравнивать её с другими женщинами!… Что у меня, возможно, есть свой идеал, своя мечта, своя Звездана!… Возможно, другого колера, и она может не вписаться в этот идеал… «И стали страсть во мне гасить Стыда и скованности муки». Она испугалась…. Она мучилась, страдала! «Как будто в праздник у подруги взяла я платье поносить». А я, самовлюблённый болван, не понял её, не нашёл нужных слов, чтобы снять её сомнения, защитить её от придуманных адских мук ревности и боязни неотвратимого одиночества. Милая Нинуля, ты ушла первая, чтобы оставить мне право найти свою мечту, даже не подумав, что моя мечта была и есть только ты!

  Он встал и ушёл в темноту, на берег, к полосе прибоя. Егор, как ни в чём, ни, бывало, занялся костром, а Инна, достав котелок и концентраты, принесённые с собой, стала готовить похлёбку. Они сварили, поели, из одного котелка, передавая котелок, друг другу, когда, наконец, появился мокрый от солёных брызг Тюльпанов. Инна передала котелок ему. Он сел к костру, и стал, есть молча, отрешённо глядя перед собой. Инна, как прежде, села рядом с ним плечом к плечу, взяла его руку, и сказала:

— Милый мой подранок, ищи, найди свою Нинулю, быть может, она так же страдает, как и ты.

— Нет, – сказал Андрей – столько лет прошло. Я теперь и не знаю где она? С кем? И разбившийся хрусталь уже не склеить. Может быть, мы ещё встретимся. Но уже не в этой жизни.

— Как дальше жить будешь?

— С Кобелино всё в порядке.

— Ну, дался тебе этот Кобелино! Прости, Андрей!

— Ну, почему же, Кобелино, так Кобелино! Я мужчина молодой, здоровый, видный и для сексуальных нужд мне тоже требуются женщины. У твоей полиции нравов есть все основания присвоить мне этот псевдоним. Владивосток, как вы уже, надеюсь, заметили портовый город. И треть его мужчин либо в море, либо за морем.

— Значит треть анекдотов: «Уезжает муж в командировку» — это про тебя? – засмеялась Инна.

— Нет. Я почётный член многих треугольников. И, когда муж уезжает в длительную командировку он знает, что его жена не будет искать утешения на стороне, где попало и с кем попало. Она в надёжных руках друга семьи, который и гвоздь забьёт и жену утешит, если надо. И семью сохранит. И часто мы провожаем мужа в командировку вдвоём. «А провожают пароходы совсем не так, как поезда».

— Убедившись, что корабль отчалил, вы возвращаетесь домой и….

— Нет, за легкомысленными Звезданами я не гоняюсь, а женщины моих треугольников всегда красивые и достойные, как и их мужья – мои товарищи. Так, что ни цинизма, ни разврата здесь нет, и не может быть. Оберегая психику детей, бывает, мы встречаемся либо у меня, либо на нейтральной территории и, очевидно, попадаем в поле зрения агентов твоей тайной полиции нравов. В грязи я возиться не стану, выяснять, кто видел, кого, когда? На бабий роток – не накинешь платок и, тем более что дыма без огня не бывает.

— Что-то я не пойму Вас, кто Вы, господин Тюльпанов? Кобелино? Донжуан? Или альфонс?

— Я есть я! Подранок большой любви! Серая Шейка, нашедшая свою незамерзшую гавань. И я благодарен своим друзьям и подругам, которые своим теплом не дают ей замёрзнуть. Хотя я знаю, что, по большому счёту, перед судом жизни, я буду не прав. И в Ареопаге звёздного суда осудят нас, забывших о прекрасном. Нас, кто в земном краю не из большой любви, а из соблазна любил, страдал и тратил жизнь свою. Накажут одиночеством. Так, что быть мне межзвёздным зэком, холодным безжизненным одиноким астероидом, за то, что я не сохранил свою большую любовь, за то, что не ищу новую, а люблю лишь из соблазна, страдаю и трачу жизнь свою.

— Бедный мой подранок! Впереди неизбежная старость. «У молодого мало жалости, что юным приговор судьи! Теперь ты старый, а у старости сильней раскаянье. Иди!» Иди, ищи свою Нинулю. В ней твоё спасение! И да простятся тебе твои грехи!

Они замолчали.

— Удивительное – рядом. Вот тебе и нашлась неземная любовь! И рядом. И не надо на Вегу летать – задумчиво сказал Егор.

Океан, как тысячи, как миллионы лет тому назад, мерно катил свои волны. Там, в темных его безднах кипела жизнь, бушевала борьба за жизнь. Миллиарды миллиардов живых существ, населяющих океан в настоящую минуту, жили одной этой минутой, надеясь дожить до рассвета. Триллионы из них не доживут до утра. Выжившие понесут свет жизни дальше и встретят своё туманное будущее. А из прошлого им нужны только отточенные опытом инстинкты, позволяющие выжить и дать шанс жизни потомству. Только человек всегда живёт и настоящим, и будущим, и прошлым. Лишь человек копается в своём прошлом, впуская в своё настоящее память о боли утрат. А это, оказывается, бывает так больно! 

— Боже мой, как всё в этом мире не просто! – повторил Егор. Он  возвращался в лагерь, а в призрачном свете туманного рассвета рождался новый день.

— «Не смотри в прошлое с тоской. Оно не вернется. Мудро распорядись настоящим. Оно твое. Иди вперед, навстречу туманному будущему, без страха и с мужественным сердцем». — Кто это? Кажется, Лонгфелло.

        ***

Через два дня в лагерь пришёл Тюльпанов. Он принёс с собой длинную коробку из плотного картона. Передавая коробку Егору, сказал:

— Здесь некоторые предметы, добытые мной в экспедициях. Образцы не самые худшие. С альма мамой надо поделиться не жадничая. На каждый артефакт приложено подробное описание. Передашь на факультет, а там сами разберутся. Можешь вскрыть и посмотреть, но я не рекомендую, повредишь упаковку, и при транспортировке могут повредиться и хрупкие образцы.

— Что так спешно? – Спросил Егор, пряча коробку в палатку – Мог бы и во Владике мне её передать, а то мне её обратно туда везти.

— Некогда! Завтра уезжаю в Канск. Попробую найти Нину через её родителей.

Помолчал.

— Смешно! Какие-то стишата перемутили всё болото моей жизни. Сломали весь устоявшийся образ жизни обиженного Кобелино! Что имеем, не храним, потерявши плачем! Я, любящий её мужчина, знающий как меня любит эта женщина, обязанный беречь наше счастье, бороться за него, повёл себя, как обиженный мальчишка. Стыдно мне!

— Я понимаю, трудно было перешагнуть через себя.

— Да, что ты понимаешь! У молодого мало жалости!

Потом Егор проводил Андрея на катер. Время до его отхода было достаточно, и они шли медленно, беседуя.

— У нас, в Сибири, старообрядцы называются кержаками, а здесь – семейскими. Шевелёвы, Старцевы, Бринеры, Янковские сотрудничали с семейскими?

— Могу сказать только о Янковских. Все три поколения работали вместе со староверами, учась друг у друга. Причём семейские экспериментировали, а Янковские, используя их опыт, ставили дело на широкую коммерческую основу. Иногда и наоборот. Валерий Янковский пережил Колыму лишь потому, что вовремя встретил там своих знакомых по Маньчжурии староверов Калугина и братьев Селедковых. Невозмутимые и деловые даже в аду, помогая друг другу, они вместе пережили этот ад.

— Зная нацеленность староверов на созидание, я думаю, вклад семейских в освоение Приморья тоже был весом. Каков их вклад в становление края?

— Я об этом не думал и это моё упущение. Спасибо! Исправлюсь. Но на вскидку могу ответить – вклад огромный. Это сильные люди! Красноярский купец Кузнецов пожертвовал на сплавы Муравьёва по Амуру, на освоение амурского и уссурийского краёв, в общей сложности, свыше двух миллионов рублей – громадные по тем временам деньги. Его абаканский приказчик Семёнов был первым гражданским жителем поста Владивосток. Всю свою оставшуюся жизнь он связал с Владивостоком. Стал одним из отцов города, разбогатев на добыче морской капусты и продажи её в Корею и в Китай. Его память увековечена в названии одной из главных улиц города – Семёновская. Почти все сёла и города края стоят на месте заимок семейских, которые тут были первопроходцами.

— Что давало им гонимым быть сильными?

— Вопреки мнению о поглощении личности общиной у старообрядцев особенность их мировоззрения, напротив, заключалась в личностном восприятии окружающей действительности. Объясняется это осознанием особой функции, возложенной на них богом. В наступившем царстве Антихриста каждый из них осознавал себя единственным защитником истинного православия. И сам за себя отвечал перед богом. Эта сверхзадача личной ответственности давала старообрядцам силы для преодоления всех жизненных трудностей.

— Царство Антихриста наступило тогда, когда власть и церковь посягнули на свободу человека, на свободу его выбора, его достоинство. А эти ценности, как и ценность человека в старообрядческом мировоззрении была поставлена на такую высоту, на которую они нигде не ставились так высоко. Каждого из них можно считать личностью?

— Да, все они были личностями. Удивительно, но старообрядцы, свято хранящие традиции, для сохранения веры, бытового уклада, обычаев и свободы постоянно вынуждены были идти на компромиссы с меняющейся действительностью. Это требовало от каждой личности активности, изучения и оценки ситуации, восприятия технических новшеств. И все это при непременной поддержке общины. Каждый из них становился личностью.

— Свободолюбивые, они боролись за свою свободу не зря! Примером для них всегда был бесправный российский крепостной, «мирской», морально сломленный, изуродованный всевластием и жестокостью крепостников, безразличием и продажностью церкви служившей крепостникам, бесхребётностью интеллигенции, смирившийся и потерявший свои нравственные устои, верящий только в то, что до бога высоко, а до царя далеко?

— За свободу всегда стоит бороться!

— Терпение и терпимость, сохранение языка и традиций, трудолюбие и освоение новых территорий, свобода и прогресс – это то, что всегда двигало венетами во все века. Это же двигало и старообрядцами. Не кажется ли тебе, что староверы, сохранившие свои вековые обычаи и порядки, боролись не только за сохранение истинного православия, но и за русский дух свободолюбивых венетов-руссов, нашедших себя в православии? И после злополучного Собора 1667 года, после столетий крепостного ига, потерявших этот дух?

— Очень даже может быть! Надо будет подумать над этим. Тогда получается что староверы – это последние из венетов! – сказал Андрей.

— Звучит трагично! Как последние из могикан! Но сила семейских, я думаю, не пресеклась?

 — Да, к сожалению, пресеклась. Их либо мало, либо нет.

— Что случилось?

— После безжалостного подавления старообрядческого выступления, их отчаянной попытки защитить свободу, веру, семью, хозяйство от всеобщей коллективизации, в связи с начавшимися репрессиями начался массовый исход старообрядцев из Приморья. Тайными тропами, с проводниками и без них, рискуя жизнью, уходили они в соседний Китай. Не всем удавалось уйти, многие были арестованы при попытке перейти границу, и расстреляны, но остановить этот поток было уже невозможно. В результате переселения на территории Маньчжурии появились старообрядческие поселки, жители которых, после победы над Японией, ушли на Колыму. Мало кто из них вернулся назад.

— Короткий миг дарованных свобод после революции 1905 года позволил, было старообрядчеству заявить о себе в полный голос. Россия узнала имена многих представителей старообрядческих общин, способствовавших ее развитию и процветанию, впервые, за много столетий, открыто вышедших на сцену политической жизни. Но, что они могли сделать с громадной Россией за двенадцать лет в условиях самодержавия?

— Они продолжили бы её путь к процветанию на основе выстраданной ими демократии и свободы, богатейшего делового опыта и непогрешимой морали. Но, столкнувшись со звериным оскалом и бандитской сущностью большевизма, с его бесчеловечной диктатурой, они потеряли не только имущество, но и лицо, свободу, жизнь. Их честности и трудолюбия, знаний и опыта, терпения и терпимости оказалось слишком мало по сравнению с ложью, авантюризмом и жестокостью большевиков.

— Для России это был потерянный путь? – Спросил Егор.

— Долгий сон разума всегда рождает чудовищ! А каждый народ достоин своего правителя.

Они дошли до поворота «к москвичам». И Егор спросил:

— Зайдём?

— Я уже был там. Простился с ними.

Немного помолчал и неожиданно сказал.

— Инну береги. Хороший она человек. Мы могли бы стать с нею хорошими друзьями, а может быть, и останемся друзьями. Не равнодушна она к тебе. Что она нашла в тебе? Молодость? – он оценивающе посмотрел на Егора. – Да, нет, не только молодость. Сказать, что ты редкий ныне человек, имеющий свою точку опоры, свой нравственный стержень – этого мало. Сказать, что ты интересный пытливый собеседник, для которого в споре важнее истина, чем амбиции – тоже не сказать ничего. Но поверь, мне было очень приятно общаться с тобой.

— И я тебе благодарен! – сказал Егор. – Но как мне её беречь? Сколько? У меня ведь времени здесь, от силы, пара недель!

— Так не теряй его!

Они обнялись на прощание.

— Удачи тебе, Андрей!

— И ты не хромай, Егор!

    ***

Проводив Андрея, Егор задумался. Он ушёл в дальнюю бухту и долго ходил по берегу, в прибойной волне, стараясь унять смятение в душе. Инна ему нравилась с первой встречи, там на катере. Но она была женщина Андрея, она была старше его – студента и по возрасту, и по званию и, кажется, лучше воспитана. То, что она женщина Андрея теперь отпало, что она старше его по возрасту и по званию – это для малодушных. А, что она лучше его воспитана? Не надо путать воспитание с культурой! Как дед учил, что главная цель воспитания – не допускать, чтобы любовь к себе заглушала любовь к ближнему. Это есть у него, и есть у неё. Она открыта и не чванлива, строга и целомудренна. И одинока в душе. Но весь мир не обогреешь! Она ни словом, ни взглядом не намекнула ему о своём отношении к нему. Но «Виновата ли я, что мой голос дрожал, когда пела я песни ему?». И та счастливая улыбка, породившая в нём, что-то вроде нежности, когда она сладко спала, уткнувшись в его плечо там, на городище.

Конечно, там, в Москве, у неё больше возможностей увидеть и познать. Но он сам лет семь восемь тому назад, не знавший, чем отличается Петрушка от Петрарки, вырос, натренировал свою память, многому научился, многое узнал, стал эрудированным во многих областях знаний. Но это уже категория культуры, которая зиждется на принципах воспитания и на категориях сердца, воображения, разума и трудолюбия. У неё доброе сердце, богатое воображение, организованный разум и трудолюбия не отнять – у неё будет чему поучиться. И, кроме того, она красива! Ослепительно красива красотой зрелой женщины с хорошим вкусом. Его к ней неодолимо тянуло.

 Но Ленка! Как он будет смотреть ей в глаза?

Он позавидовал своим благоверным предкам. Если их неожиданно бес ударял в ребро, то они, в шаге от соблазна и грехопадения, могли молвить «Изыди, Сатана!». И Сатана, как нашкодивший пёс, исходил и смиренно ложился у порога. Но, что он мог противопоставить разгоревшимся инстинктам Тела? Только гордый Дух и холодный Разум. И в его душе, не верившей ни в бога, ни в чёрта, разгорелись не шуточные баталии между Телом, Духом и Разумом. Его молодое горячее Тело, видевшее её красоту, уловившее волнующие вибрации её голоса, помнящее теплоту её сонного дыхания, неодолимо тянуло к ней. Но Разум, его холодный Разум, гордившийся своей волей и своими победами над Телом, тщетно пытался его остановить.

— Как ты будешь смотреть в глаза Елене, предав её любовь? Елене, которая любит и ждёт тебя?

— Ха! – смеялось Тело – Любит? Ждёт? Любит она не тебя! Любит она только себя! Свою любовь к тебе, дающую ей власть над тобой и питающую зависть подруг! Ждёт? Но будет ли она ждать тебя, если на горизонте появится тот, кто предложит ей нечто большее?

— Откуда ты знаешь, что любит она не меня, а себя?

— Разуму этого не понять! Любовь умом Вам не понять, аршином общим не измерить! И кроме особенной стати, у неё особенный голос, дыхание, свет, цвет, тепло, вкус и запах! У неё особенные взгляды, прикосновения, радость, теплота и вибрации души. А это уже моя компетенция, компетенция Тела! Мои глаза, которые непременно её увидят, мои уши, которые услышат. Мои ощущения, моё сердце, которое захочет или не захочет петь в унисон с её сердцем. Я раньше тебя, Разума, могу различить любовь и подделку, понять фальшь и несовместимость. А верить или не верить, откуда и чем питаются источники фальши и несовместимости это уже в компетенциях Духа и Разума.

— Но ты мне раньше ничего такого не говорило!

— Ты меня и не спрашивал. Сам себе её придумал, сам себя и тешил.

Разум обратился к своему коллеге Духу:

— Ты тоже так считаешь? В чём же фальшь наших отношений?

— Дело в том, что Егор, и мы, его Разум и Дух, мы воспитаны так, чтобы  не допускать, чтобы любовь к себе заглушала любовь к ближнему своему. А она, как миллионы её сверстников, воспитана так, чтобы она забыла, что такое настоящая любовь к себе, что такое любовь к ближнему, что такое жертвенное служение своему любимому, своей семье, воспитана так, чтобы она подменила эти понятия мелким эгоизмом индивида. Под общий трёп о коллективизме, коммунизме, служении народу, любви к родине. Эти миазмы эгоизма не позволят ей быть верным и надёжным другом, любить тебя и свою семью, быть верной женой и матерью, самозабвенно служить своей семье. Но если нет этого служения семье, то  не может быть полноценной семьи. А, если нет веры, нет полноценной семьи, то нет полноценного народа. Не может быть Отечества, любящего и уважающего своего гражданина. Нет ничего, что может быть свято и дорого.

— Материализм и эгоизм как результаты внушённого ложного разрушительного индивидуалистического императива: «Будь тем, кем ты есть!»?

— Да. Егор, и мы, его Разум и Дух, мы, уроды среди них! Хотя как раз всё, наоборот. Мы стараемся понять всё и каждого с позиции человеколюбия, любви к ближнему, найти своё место среди них. Но всё понять невозможно, а каждого незачем! Ведь каждый – это лишь идеологический продукт системы, воспитавшей его так, чтобы он безоговорочно потреблял, хватал тот небогатый серый ассортимент, который может предложить ему плановое производство, в условиях спланированного дефицита и голода. И смотрел бы на мир через те идеологические шоры, которые, соответственно рангу, выдают ему они, стоящие во главе системы и, только себя возомнившие личностями, хозяевами страны и жизни. И места, среди которых нам нет. Как и им среди нас.

— Системы, превратившей всех в маленьких серых индивидов? Как у Маяковского: «мы только мошки, мы ждём кормёжки»?

— Поэт даже предположить не мог, как это его издевательство над жизнью тогдашних мещан и дачников, станет реальным кошмаром для миллионов. Их, конечно, можно пожалеть, не их вина, что их так воспитали. С известной долей осторожности, с ними можно даже дружить. Но любить? Я бы тебе не советовал этого делать! И если один урод системы, встретил другого урода, у которого ещё сохранился этот атавизм любви к себе и к ближнему своему, способность служить любимому, умеющему видеть и понимать красоту окружающего мира, и его к нему влечет, то почему бы вам не попробовать найти друг друга?

— Но у нас с Еленой так много общего!

— Что у вас общее? Время, проведённое зря? У вас даже разные понятия о браке, семье, счастье. Даже, если вы поженитесь, она обставит свой быт красивыми, на её взгляд, вещами, безделушками и тряпками, друзьями, подругами и ни ты, ни твои дети, ни твои творческие поиски ей не будут нужны. «Надолго ли хватит твоей верности?» —спрашивало Тело.

— Ради семьи я готов терпеть! Насколько хватит сил. – Ответил Разум.

— Какая семь Я? – убеждало Разум Тело. – Ты слышал, что сказал наш мудрый гордый Дух? Исходя из мелкого эгоизма и ложных ценностей, навязанных ей воспитанием, она будет ртом и задницей хватать мелкие удовольствия, предложенные ей системой. Вариться в её идеологическом пойле. На вечные ценности, в том числе и на семью, у неё никогда не будет хватать времени. Ей будет всегда некогда. Ну, родит она тебе одного киндера? Не больше! А, всем известно, что в семье не без урода! И этот, единственный, всегда будет потенциальным уродом. Упрёком тебе.

— Я тебя кормил, поил, одевал, обувал, пестовал. А ты, вместо благодарности, дерзить мне стало? Неблагодарное! – Обиделся Разум, привыкший к повиновению Тела.

— Как это там у тебя по закону Архимеда? Тело, погружённое в тело, когда-то что-то должно вытеснить!

— Тело, погружённое в тело, может вытеснить только младенца, за которого я должен нести ответственность до конца дней моих.  А тело, погружённое в жидкость, должно вытеснить жидкость. Жидкость, в которой я, жаль, не утопил тебя вовремя.

— Ха-ха! – смеялось Тело – С меня хоть рыбам польза была бы. А я тебя сейчас выброшу в море, и даже всплеска не будет слышно. А мы с Духом тогда заживём страстями и инстинктами, свободно и без всяких оков Разума! Правда, Душаня? Что-то наш гордый и справедливый Дух замолк? Что скажешь, Душаня?

Задремавший было Дух, встрепенулся.

— Я, Дух, должен ставить цели и звать к новым победам, а Тело справедливо требует своей доли побед. Оно слишком долго терпело диктатуру Разума, поэтому и бунтует. А бунт — это всегда язык не услышанных. Поэтому я рекомендовал бы Разуму, уменьшить свои амбиции и хотя бы раз услышать зов сердца. В качестве аргументации цели могу добавить, что по Бальзаку, знатоку зрелых женщин, мужчина не имеет права жениться, не познав анатомии и не сделав вскрытия хотя бы одной из них. Так что если Егор всё-таки собрался жениться на этой Елене, то пусть сначала приобретёт это право и попробует сделать хотя бы одно это вскрытие.

Тело торжествующе взглянуло на Разум.

— Ну, что, съел! Так, что иди, шагай, не разговаривай, мой нацеленный!

И посрамлённый Разум пролепетал:

— Прости меня, Леночка! Бунт на корабле, и я вынужден большинству подчиниться!

Он, чуть было не добавил «с удовольствием», но вовремя остановился.

Егор взял оба разряженных акваланга, повесил один на грудь, другой за спину и пошёл «к москвичам». И его ноги, как когда-то, они несли удачливого, умного, любящего свою семью Бориса Бринера в будуар к актрисе Корнаковой, как они несли тысячи и миллионы влюблённых мужчин, сами понесли его на встречу с неизведанным.

— Не в нашей воле полюбить или разлюбить – уныло констатировал Разум

Передав акваланги для зарядки Александру, он зашёл в кабинет к Инне.  Та взвешивала и записывала в книгу вес исследуемых экземпляров мидий.

— Привет! – улыбнулась она ему.

— Привет! Говорят, на Гусином озере расцвёл лотос. Хочешь сходить полюбоваться цветущими лотосами?

— Да, конечно, но мне надо быстро произвести взвешивание образцов, чтобы успеть, живыми отправить их снова в море. Как только закончу взвешивание, так и пойдём.

Егор попробовал остаться в кабинете, чтобы помочь, но в его присутствии, что-то стало сбиваться, забываться, путаться и он был выставлен из кабинета, чтобы не мешал.

Уже с дороги были видны островки листьев. Среди них розовели цветы, неправдоподобно большие и яркие. Плавающие сковородки огромных массивных листьев, зелёные и блестящие внутри и матово серебряные снаружи, по-прежнему покрывали тёмную гладь озера. Но теперь среди плавающих листьев, из толщи тёмной воды, выступали мощные цветоносы, увенчанные огромными светло-розовыми цветами. Нераскрывшиеся бутоны реликтовых лотосов напоминали бутоны тюльпанов, огромных нежно-розовых тюльпанов, с ладонь величиной, выросших над водной гладью. Раскрывшиеся же яркие много лепестковые цветы, нигде не запятнанные грязью, из которой они выросли, были совершенством божественной красоты, чистоты и свежести. Поднятые над водой, они отражались в зеркале воды и расцветили гладь озера в нежно розовый цвет, который в сочетании с зеленью и серебром плавающих листьев, создавали неповторимый колорит озера.

— У нас редкий цветок лотоса кроме Гусиного озера можно встретить лишь на озере Ханка, да в дельте Волги. Для нас он реликт и редкость, а на Востоке, у буддистов цветок лотоса – священный цветок. Некоторые монголы буддисты носили с собой обереги – семена священного лотоса. И погибшие при переправах через Волгу монголы ушли прямо в рай, и взошли полями священных лотосов. Ведь рай буддистов — это пруды из драгоценных камней, где растут прекрасные лотосы.  – рассказывала Инна.

  На страже неприкосновенности священного цветка, его красоты и чистоты на берегу стоял «зелёный патруль» из пионеров местной школы. Наверное, происходила смена караула, потому что ветер донёс до них пионерский клич «Будь готов!» и отклик «Всегда готов!». Было немножечко смешно и странно: красногалстучная пионерия, подрастающая смена атеистов, стоит на страже священного цветка буддистов. Это была их ошибка, ошибка, которую они поймут, только став взрослыми. Но, сейчас они, со всей страстью детского чистого сердца, клялись быть готовыми встать на защиту красоты. И это было прекрасно!

— Яркие лотосы чудного острова – они прекрасны! Но как в нём мог поместиться даже маленький Будда? Жаль, что с нами нет Андрея, он бы объяснил нам этот парадокс.

— Я немного была знакома с буддистами и могу, наверное, объяснить. Будда это конкретный человек, родившийся в седьмом веке до нашей эры, у конкретных богатых и знатных родителей. Но и до его рождения лотос, рождающийся в грязи и сохраняющий незапятнанную красоту, чистоту и свежесть, был священным растением символом чистоты у египтян, греков, индусов. Поэтому он, отказавшийся от титулов и богатств, когда стал проповедовать новые отношения между людьми, основанные на чистоте и красоте, назвал свое учение как Учение Лотоса

— О, сын Земли, мы судим чистотой! О, сын Земли, мы судим красотою! – это тоже из Учения Лотоса? Мостик между прошлым и будущим?

— Может быть! Потом это Учение преобразовалось в буддизм и миллионы буддистов миллионы раз повторяют молитву, обращённую к Будде: Ом мани падме хум! Что обозначает: О, Божество, рождённое в лотосе! Но это не означает, что Божество родилось в цветке лотоса, это означает, что Божество родилось в Учении Лотос, несущем людям красоту и чистоту.

— Вечером эти прекрасные цветы упадут в грязь, исчезнут под водой, чтобы ранним утром снова встретить алые лучи утренней зари своей не запятнанной нежно-розовой чистотой и красотою!

— Так и человеческая жизнь!

— Для достойных людей.

Она взяла его руку и тесно прижалась к нему.

— Значит, красота и чистота лотоса вдохновили этого конкретного человека на создание своего Учения, ставшего мировой религией? Интересно, что он чувствовал, создавая Учение? Чувствовал ли он себя пророком? Мессией?

— Он, обычный человек, знал мечты людей о справедливости и лучшей жизни. Чувствовал желание помочь людям, погрязшим в грязи пороков лжи, разврата и насилия, найти в себе силы, чтобы прорасти сквозь мутную воду ошибок и сомнений и пробиться к солнцу, к людям яркими цветами доброты, чистоты, красоты и радости.

— Здесь, глядя на эти лотосы, символы чистоты и красоты я чувствую то же самое.

— Ну, так помоги человечеству! Оно, как и прежде, погрязшее всё в тех же пороках, уже изнемогло ожидая тебя, мой фантазёр. – улыбнулась она – Только смотри не надорвись! Ведь с виду лёгкая сума пророка должна быть полна золота мудрости.

 — Человечество пусть само разберётся, что ему надобно. Только Вам, моя драгоценная Инесс, могу посвятить свои фантазии под условным названием Учение Нового Лотоса. Только Вы, моя мудрейшая Инесс, способны определить глубину проникновения моей мысли в суть вещей и оценить содержание тощей котомки странника: легковесный ли там сплав алюминиевых монет или чистое золото старинных дублонов? – Пушил перед ней свой павлиний хвост лести Егор.

— Валяй! Мой фантазёр. – счастливо смеялась она.

Он обнял её за плечи. Глаза её сияли

— Моё Учение будет включать в себя восемь лепестков священного Лотоса. Первая пара лепестков — это Хаос и Фатум, вторая – пространство и время, третья – человек и бог, четвёртая – индивид и личность.

— Число восемь сакральное для буддиста.

— Вначале был Хаос – субстанция из мнимых величин, где царил бог Фатум, Его Бесконечное Величество Случай. В ходе случайных процессов колебания мнимых величин Хаоса замкнулись на себя, материализовались, создав сгустки энергии, которые в современной физике называются элементарными частицами.

— Но это лишь глубина проникновения в микромир современной физики, может быть, существует масса других образований?

— Да, это так. Элементарные частицы, материализовавшись, образовали устойчивые соединения – атомы, кирпичики Вселенной. И тогда появилась Любовь!

— Любовь среди кирпичиков Вселенной? Не слишком ли рано? – удивилась она.

— Любви все атомы покорны, её порывы благотворны! Сера любит металлы. Медь – кислород. Золото, даже гордое золото, без остатка растворяется в объятиях подвижной и страстной ртути! Лишь инертные газы никого не любят, но, я думаю, со временем и с ними разберутся, кого они там любят тайком.

— Атомная любовь, она, наверное, сильнее атомного взрыва, атомной бомбы?

— По крайней мере, созидательнее. Весь окружающий нас мир создан этой любовью. Итак, появилась материя как набор химических элементов и физических тел, взаимодействующих в пространстве и времени по строгим химическим и физическим законам. И сразу же бог Фатум, Его Величество Случай, запустил случайные процессы, протекающие во времени с ничтожной долей вероятности, основанные на любви чего-то к чему-то.

— Его Бесконечное Величество Случай, бог Фатум, величайший экспериментатор мира?

— Да. И его закон гласит: «Если у процесса есть хотя бы ничтожная доля вероятности протекания, то в бесконечном числе случайных процессов, протекающих в бесконечности, он где-то и когда-то обязательно произойдёт». Так произошло и с диссипативными процессами, протекающими с потреблением энергии. И появился Дух. Дух поиска и предприимчивости. В поисках энергии, образовавшиеся с ничтожной долей вероятности, устойчивые субстанции стали предпринимать осознанные действия. И зародилась жизнь!

— Любовь к теплу и к свету, к энергии, рождающая дух поиска и предприимчивости является основой любой формы жизни? То-то я так стремилась к твоему теплу, к твоему свету, к твоей энергии, набралась духу и стала такой смелой и предприимчивой. – сказала она. – Это, наверное, Любовь! Я люблю, и, значит, я живу?

— С появлением жизни включилось время. Нет, оно было и раньше, но оно было бесконечным и холодным временем небытия, временем мёртвых пространств. А теперь оно стало временем живых. Временем трудиться, кормиться, бороться за выживание и совершенствоваться. Временем любить и плодить себе подобных.

— И вершиной борьбы за выживание и совершенство стал человек?

— Да! Но вместе со своим временем, пытаясь быть достойным своего эона, он стал придумывать себе богов. Новый бог, звал к новым достижениям, к новым победам, давал преимущества перед соседями, но религиозные догмы застывали, сковывали развитие и вступали в конфликт с требованием нового времени. И тогда снова падали боги, рушились царства и империи, и старые боги уступали дорогу новым молодым богам, более приспособленным к требованиям нового времени. И так по кругу в течении тысячелетий, люди создавали себе богов, а боги творили человека и человечество. Что позволяло мудрецам утверждать: «Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было, – и Бог воззовет прошедшее». Но над всеми богами и людьми всегда царил бог Фатум, Его Величество Случай.

— Нет бога выше Фатума, и ты пророк его? – засмеялась Инна.

— Нет, мысль, вообще то верна, но я Вам этого не говорил. – заскромничал Егор.

— Милый мой пророк, но люди по-прежнему злы, завистливы и жестоки, для них по-прежнему нет пророков в своём отечестве! И ты обещаешь мне роль любящей Марии Магдалины, сошедшей во Гроб Господень и, не нашедшей там даже тела любимого?

— Но это лишь легенды…

— Жизнь она порой страшнее легенд.

— Ну, хорошо! Пророком я не буду. Но за что я уважаю возлюбленного Магдалины, это за то, что он пытался отделить ягнят от козлищ, зёрна от плевел, торговцев от храмов, материальное от духовного. Индивидов от личностей, как сказал бы Андрей. Жалко, что он уехал. Мы с ним о многом не доспорили.

— Да хорошая у нас сложилась компания, но пожелаем ему счастья. Он ведь тоже его достоин.

Она помолчала и спросила:

— Что завтра собираешься делать?

— Давно хочу сходить поплавать на южной стороне острова у кекуров Пять пальцев, но всё никак не получается. Наверное, отправлюсь завтра на кекуры.

Она просительно прижалась к нему.

— Можно мне пойти с тобой?

— Да, радость моя, я только буду рад этому.

Она обрадовалась и с чисто женской предусмотрительностью распорядилась:

— Ну, тогда, надо срочно идти в посёлок, чтобы купить продукты на завтрашний день.

И они быстро пошли в посёлок, чтобы успеть туда до закрытия магазина.

На обратном пути они снова зашли на озеро, чтобы ещё раз взглянуть на его красоту. Но нашли его преобразившимся. Цветы стали закрываться, и красота стала меркнуть, но кое-где цветы ещё ловили свет уходящего солнца.

— В своём Учении Нового Лотоса, мой гуру, Вы осветили своим светом только шесть его лепестков: Хаос и Фатум, пространство и время, человек и бог. Осталось осветить ещё два лепестка: индивид и личность. Я так думаю, что эти два лепестка в твоём мировоззрении появились в последние дни, как результат ваших диспутов с Андреем. И, зная ваши споры, мне хотелось бы услышать, как они преобразовались в твоём сознании, в твоём Лотосе.

— Хаос и Фатум царят в любой точке пространства и времени, творя богов, испытывают человека на прочность. У человека во все времена, как у любого живого существа, любовь к теплу и к свету, к энергии, рождающая дух поиска и предприимчивости является основой жизни.  Мы все любим тепло, свет, комфорт, красивые и нужные вещи, деньги, позволяющие всё это иметь. И в этом плане все мы индивиды. Но одни свои приобретённые богатства тратят на себя, коллекционируя страсти и пороки, копя вещи и деньги, отвергают духовность, презирая нравственность и мораль, уродуют красоту окружающего их мира, посредством своего эгоизма создают ад вокруг себя и находят в этом радость и смысл жизни. И погибают, как собаки, в ими же созданном аду. Это те, кого Андрей оставил бы в индивидах.

— Ты имеешь в виду наших горе революционеров?

— Нет, не только их. Круг индивидов гораздо шире и, так или иначе, он включает в себя каждого из нас. Каждому всегда есть над, чем работать. А революционеры? Действительно, мало кто из них умер в своей постели. Для становления личности необходимы неизменные правила игры, а они, сатанисты, ломали, крушили старый мир, старые устоявшиеся правила игры, убивали, насиловали людей, не имея возможности предложить свои новые правила, создавали ад вокруг себя. И каждый из них играл по своим правилам, по своим понятиям, признавая только силу, и был или расстрелян, или отравлен, или убит ледорубом сильнейшим из них.

— Застрелился или сгнил в лагерях. Не дай нам бог жить в эпоху перемен! Но в обществе всегда зреют перемены и если их сдерживать насилием, то появиться они могут только после применения силы. Так, что, жаль, конечно, но революции, время от времени, неизбежны. И чем больше было насилие, тем сильнее будет реакция на это насилие.

— Значит надо исключить насилие из жизни общества, чтобы оно развивалось не революционным, а эволюционным путём. Изменяясь, оставляло, по возможности, неизменными правила игры. В противном случае мы обречены, быть индивидами, уважающими только силу и живущими, как мошки, чем бог послал.

— Неизменные правила игры, как обязательное условие формирования личности? Личность, кто это?

— Неизменные правила игры необходимы для того, чтобы человек, мог реально оценить свои способности, свои возможности, мог поставить свои цели и добиваться их. Без этих правил возможен только хаос, где выживает только индивид. И то случайно. Личность, это те, кто, в процессе достижения цели, обеспечив себе достаточный комфорт, работают на общество, получая удовольствие и преференции не от своего богатства, а от растущего благосостояния общества, от его свободы и безопасности, от растущей гармонии с окружающим миром.

— Что является мерилом гармонии?

— В этом случае для человека очень важно понятие Бога, как эквивалента взаимной и всеобщей любви и совести, который являлся бы для него гарантом справедливости и гармонии, эталоном доброты и красоты. Бога, несущего людям радость. Бога, с которым хотелось бы общаться, а не бояться его, как это внушается всеми религиями мира. Страх Господень, ад, кипящая смола, возможность откупиться, только множат число грешников индивидов, которые считают, что те, кто не рискуют, те не пьют шампанского.

— Но как стать личностью и взрастить в душе этого Бога? Нужна детальная проработка его образа, его восприятия, его моральных ценностей. Или хотя бы, как в христианстве, десять заповедей, для самообразования, самовоспитания. У тебя для этого хоть что-то есть?

Егор задумался.

— Не претендуя на авторство, на первый случай, могу предложить десять заповедей, которые продиктовал во время войны моему деду Бог, когда дед лежал на поле боя в обмороке на теле убитого, как он считал, своего сына, моего отца.

— Пожалуйста! – нетерпеливо сказала она.

— Итак, десять ключевых фраз из «стенограммы» их разговора, которые можно будет считать заповедями:

Первая: Не мы нужны Богу, Бог нужен нам.

Вторая: Бог не знает ни рас, ни наций, ни религий, ибо Бог един и в сердце каждого кто способен мыслить.

Третья: Бог любит каждого, но, если ты любишь Бога – твори добро, живи в чистоте и радости, стань здоровым и богатым – и щедрому воздастся.

Четвёртая: Полюби себя, возлюби ближнего своего, как самого себя, ибо Любовь есть Бог, и правит миром.

Пятая: Твоя Любовь, Твоя Совесть – твой Бог. Твой Бог всегда с тобой.

Шестая: Живи здесь и сейчас. Ты – пламя свечи в храме Вечности. Ты – мгновение на шкале времени, будь достоин своего времени и помни – всё проходит

Седьмая: Не навреди.

Восьмая: Богатства мира безграничны, места под Солнцем хватит всем, свобода выбора священна, реализуй себя, не сотворив себе кумира

Девятая: Каждый – подобие Творца, талантлив и свободен изначально. Раскрой свой талант своему времени и каждому воздастся по делам его.

Десятая: Верь Учителю своему, пока слаб, став сильным, верь в себя, ибо веруешь, что твоя Совесть – твой Бог. Но единожды солгавший, кто поверит в твою Любовь?

— Но единожды солгавший, кто поверит в твою Любовь? – повторила она, как бы заново примеряя к себе этот императив.

— И ещё Он сказал очень важную вещь: Когда сумма человеческих пороков превысит Любовь – тогда боги бессильны!

Она стояла, широко раскрыв глаза, растеряно и молча смотрела на него, как бы переваривая обилие и смысл полученной информации.

— Так Вы готовы стать адептом Нового Лотоса? – спросил её Егор.

— О, да! Только нам больше никого не надо, мой гуру!

— Так, что было в котомке странника? Легковес или золото?

— Ты, моё золото! Мой божественный Лотос!

Он обнял её, и они молча стали смотреть на озеро. Как будто кто-то выключил ещё недавно сверкавшую своей чистотой и свежестью красоту цветущего лотоса, нежно-розовый свет, освещавший гладь озера. На поверхности плавали только кожистые тёмные листья.

— Всё! Свет кончился! Кина больше не будет! – Шутливо сказал Егор, как киномеханик в сельском клубе. И они направились домой.

Георгий, видно, уже отдыхал, а Александр возился на кухне. Он накормил их кашей с мясом мидий. Они немного посидели, рассказывая смешные истории и анекдоты. Потом Инна ушла, на прощанье, у дверей сделав несколько танцевальных па.

— Что это с ней? – спросил Александр.

— Ты, что никогда не видел счастливой женщины?

— Неужели на Гусином озере, в лотосе она узрела Будду и в нём нашла своё счастье?

— Она его никогда не теряла. Я всегда был её счастьем.

От такой наглости Александр аж задохнулся. Он ничего не нашелся, чтобы ответить, лишь показал кулак и сказал:

— Смотри у меня! Ловец чужих губок! Вместо чужого счастья обретёшь только фунт лиха для себя!

Егор показал ему свой кулак, который был значительно больше. Тогда Александр показал ему два кулака, имея в виду себя и Георгия, готовых встать на защиту чести и достоинства Инны. Тогда Егор пожал плечами, развёл руки в стороны и, сделав губами «П-ф-ф», признал своё поражение и, безоговорочно приняв условия капитуляции, капитулировал. Они по-дружески рассмеялись. И Егор, взгромоздив на себя акваланги, отправился в лагерь.

     ***

Они встретились, как договаривались на дороге у тропинки в лагерь. Он пришел минут за двадцать до назначенного времени встречи и через несколько минут подошла она. По лесной дороге с лугами, с открывающимися видами на море, на скалистые берега и бухты, среди вездесущих оленей и махаонов, они шли на южную оконечность острова. С дороги поднялись на вершину холма, откуда открылся красивый вид на просторы моря. Хорошо были видны кекуры «Пять пальцев» – пять высоких островерхих скал, вздымающихся из морской глубины. До ближайшего кекура было километра полтора. Было бы интересно сплавать туда, говорят, там есть лежбища тюленя ларги.  Но без плавсредств и страховки, далековато, неизвестно какие там есть течения, и может унести в открытое море.

Они спустились вниз. Морской берег был завален огромными камнями. По всему берегу длинными валами лежали выброшенные морем водоросли. У скал они нашли небольшой пляж, куда Егор сносил сухие водоросли, собранные по берегу. Получилась большая куча, которую он притоптал, а она застелила сверху большой махровой простынёй. Получилось довольно уютное мягкое ложе, у самого уреза воды. После этого они отправились в море. Инна плескалась у берега, а Егор отплыл метров за двести. Здесь на узком подводном перешейке, соединяющем остров с кекурами, дно тоже было завалено громадными камнями, их вершины почти достигали поверхности воды. Слева и справа от перешейка дно плавно уходило в глубину и извилистые узкие коридоры между камнями были полны синим сиянием воды, пронизанной солнцем. На светлых стенах подводного лабиринта крупные мидии гроздьями покрывали откосы и заполняли собой узкие расщелины. Черные морские ежи местами сидели такими плотными колониями, что почти касались друг друга. Встречались и трепанги разнообразные по размерам и оттенкам окраски. Кое-где камни украшали морские звезды патирии, ярко-синие с алыми пятнами и амурские звезды. Но встречались и красные лизастроземы с пушистыми помпонами на теле.

Как же они движутся? Он перевернул звезду брюшной стороной вверх. Вдоль каждого луча от самого его конца шел глубокий желобок. Все желобки сходились в центре, у ротового отверстия, и в каждом желобке шевелились сотни полупрозрачных трубочек-ножек, каждая с присоской на конце. Эти ножки – часть водоносной системы, гидравлики, свойственной только иглокожим животным – морским звездам, морским ежам и голотуриям. По системе каналов, соединенных с внешней средой, в ножки под давлением поступает вода, и они вытягиваются. Прикрепившись присосками к какому-нибудь предмету, ножки сокращаются и подтягивают все тело животного. Ближе к берегу, сидя на пористом, изъеденном волнами камне, он наблюдал, как звезда расправляется с раковиной крупной мидии. Руками не разомкнуть её створки, а звезда легко вскрывает такого моллюска. Она наползает на моллюска, закрывая и охватывая его со всех сторон телом и сближенными лучами. Сотни ножек присасываются к створкам раковины, а лучи начинают тянуть их в разные стороны, в это же время звезда выпячивает изо рта свой желудок и выделяет желудочный сок. Мидия некоторое время сопротивляется, но рано или поздно её мускулы устают, начинает сказываться и действие желудочного сока звезды. А чуть только приоткрылись створки, как между ними просовывается желудок хищника и обволакивает мягкие ткани жертвы.

Насытив свой голод естествоиспытателя наблюдениями из жизни звёзд, он поплыл к берегу.

— Холодный мокрый лягушонок! – сказала она, подвинувшись, уступая ему место на простыне.

— Так обсуши и обогрей! – сказал он, ложась рядом с ней. Он лёг, прижался к ней прохладным боком и увидел, как дрожат едва заметной дрожью кончики её пальцев. Он взял в свою руку её нервную ладонь и почувствовал свою власть над этой женщиной.

— Что это? – спросил Егор, целуя кончики её пальцев.

— Наверное, что-то на нервной почве.

— На берегу моря, на ложе из морской травы богатой йодом и бромом не может быть почвы нервной. Здесь почва может быть только не ровной.

Он просунул руку под её тело, приподнял его и положил к себе на грудь. Лицом к лицу.

— Сейчас ровнее?

— В самый раз! – ответила она, мягко проведя пальцами по его губам, отстранённо, как скульптор, любуясь их своевольным абрисом.  Потом склонила своё лицо и поцеловала его в губы.

— Вот и мне теплее! – сказал Егор и занялся бретельками её бюстгальтера. Она не возражала. Вскоре они лежали обнажённые на ложе из водорослей. Она была прекрасна! И Егор с удовольствием любовался её безупречными пропорциями, высокой упругой грудью с сосками цвета шоколада, тугой глянцевой кожей, курчавыми блестящими волосами лобка и стройными ногами. Он тоже ей нравился, но больше всего ей нравилось то, что она видела, как он с вожделением глядит на неё. Это её зажигало. Но Егор, читавший где-то, что не все женщины, любящие мужчин, любят секс, не форсировал события, предоставив им развиваться своим ходом. Он, как и прежде, держал на своей груди её восхитительно красивую грудь и, лаская её, рассказывал о том, что он видел в море, говорил о красоте природы, о её красоте, давая возможность проснуться её женской сущности. И её женская сущность проснулась! Она, завороженная рассказами Егора и гипнотически звучащим, как флейта укротителя змей, его волшебным чарующим голосом, медленно и грациозно перекинула через его тело свою красивую ножку. Легла своим  грациозным женским телом на его тело, поцеловала его в губы и, не дождавшись инициативы от его мужской сущности, сама стала искать контакта с нею. И нашла! Его мужская сущность, как полагается джентльмену, почтительно встала в её присутствии. И тогда её мягкая женская сущность стала ласково и нежно поглощать его твёрдую мужскую, чувственно и трепетно, со стоном сладострастия наползая на неё, обволакивая её волнующим покровом тайны, растворяя её в своих горячих недрах соком желания, обжигая дурманящим вином томления страсти, сладостного ожидания волнующего таинства любви. Егор поцеловал Инну и дал ей свободу.

— Звёздочка ты моя морская, патирия ты моя солнцеликая, красота ты моя ненаглядная – ласково шептал он, держась обеими руками за её красивые груди, как бы боясь их потерять.

Глаза её загорелись возбуждением, дыхание стало прерывистым, и, сосредоточившись вся в себе, под грохот барабанов сердца она с упоением ловила волшебную музыку страсти и любви в глубинах своего тела. Музыку, состоящую из мелодий нежных чувств, ритмов острых ощущений, порывов страстных желаний и горячих страстей. Эта музыка задавала темп и ритм её движений. Под эту музыку пела её душа, и танцевало тело. Она вся отдалась этому танцу любви и, как жаркий язык пламени, полыхала и трепетала над ним, извиваясь и захлёбываясь в эмоциях, с наслаждением взлетала вверх, с упоением падала вниз, в страстном экстазе двигалась вперёд назад, и зажигала его, сладостно постанывая. Наконец, исчерпав все свои силы и, обессилев, она упала к нему на грудь в полном изнеможении. Ласкаясь к нему и целуя его, благодарно и смущённо прошептала ему взволнованным ласковым шёпотом:

— Ну вот, нехорошая женщина, совратила мальчишку.

— За «мальчишку» Вам придётся ответить, мадам. Требую сатисфакции. – ласково, но прохладно сказал Егор.

Разгорячённая, уставшая и счастливая она не ожидала этого вызова на дуэль и нашлась только ответить:

— Поступайте, как знаете, сударь.

Он опрокинул её навзничь, вошёл в неё и стал яростно, как тараном, крушить ворота её крепости. Она не ожидала, испугалась такого напора, такой страсти, пыталась освободиться, но тщетно. Потом она затихла, подчинившись его мужской силе, послушно отдав своё пластичное мягкое женское тело его воле и силе, ушла в себя, как бы отстраненно прислушиваясь к своим ощущениям, к ритму его телодвижений, стараясь, всем своим женским отзывчивым телом прочувствовать жар его души, жар его желаний. Поймать волну его страсти, настроить себя так, чтобы ярким ответным чувством, жадными языками пламени её испепеляющей страсти расцвёли, навстречу ему, любимому, знойные бутоны её желания. Яркими букетами восхитительных цветов из её сокровенных бутонов нерастраченных чувств неутолённой любви. Она с радостью почувствовала, как нарастающее горячее ответное чувство к этому единственному желанному мужчине без остатка заполняет всё её тело, захватывает её душу, забирая в плен ум, честь, гордость, волю и  все остальные волевые категории её мягкой отзывчивой души, давая свободу только безвольной и безграничной женской нежности и страсти. Всей душой желанной женщины, открывшейся навстречу ему, желанному, желая отдать ему всю свою нежность и страсть, полностью без остатка выплеснуть всю свою женскую любовь, сгореть в пламени его страсти, отдаться, раствориться в лучах его любви, желая, срастись с ним, любимым, душой и телом, она лёгкими неуверенными движениями стала двигаться ему навстречу. С каждым движением, чувствуя, как никогда не испытанное острое чувство забирает её, как неописуемый восторг охватывает её душу и тело. И, наконец, с восторгом приняв правила игры этого увлекательного сладостного пинг-понга, она вошла в азарт и стала самозабвенно и сладострастно принимать и отражать его подачи, иногда сбиваясь с темпа. И тогда вопль или долгий протяжный стон оргазма, заглушая шум прибоя, сотрясал дикие скалы. Потом они вопили вместе, когда Егор дошёл до апогея своих ощущений.

Она лежала бездыханная. Егор уже начал беспокоиться, когда она открыла глаза и спросила:

— Что это было?

— Сатисфакция, мадам! Вы удовлетворены?

— О, да! Это был не мальчик, но муж!

— Я тоже удовлетворён.

— Где ты этому научился?

— Не знаю. Наверное, так всегда делали всех Красновых.

— Где я?

— На Веге, мадам. Где всё синё и небо и полянки!

— Да, конечно, могла бы, и сама догадаться. Ведь я и сама чуть не посинела! Это, там, где, не знающие горя вегианки, берутся судить о любви? Как мне их жаль!

— Почему?

— Не подчинившие своё Я воле желанного мужчины. Не ощутившие сладостного трепета каждой клеточки своего тела идущего навстречу его желанию, его движению, его страсти, что они знают о любви? Не испытавшие счастья оргазма, когда душа, по живому, вместе со стоном и болью отрывается от тела, не ощутившие радости свободного полёта души, уносящей к небесам все её боли и печали, как они берутся судить о любви? Мне их искренне жаль! Пусть они почкуются себе на здоровье! А мне здесь делать нечего. Летим домой! Только, чур, тем же маршрутом! Когда ближайший звездолёт?

— Перезагрузка, мадам! Ближайший рейс через час. С пересадкой на Венере.

— О, нет! Там даже легкий насморк венерический. Я уж лучше подожду.

— Ждите, мадам.

Некоторое время они лежали вместе, смеясь, шутя и лаская, друг друга, потом Егор, взяв ласты, ушёл в море. Там в солёной морской воде щипало порванную крайнюю плоть, немножко ломило в паху, но он был доволен: теперь он не мальчик, но муж и имеет право жениться. Анатомию он познал, и вскрытие состоялось! И кажется успешно. Ему понравилось.

И он поплыл дальше изучать жизнь морских лабиринтов. Оказалось, что здесь разбойничали не только звезды. Часто на дне попадались пустые раковины с аккуратно просверленным отверстием в створке. Это работа хищного моллюска натики. А вот и сама натика, ее мясистая мантия завернута вверх, на раковину. При малейшей тревоге нога и мантия втягиваются внутрь округлой раковины, и моллюск «закрывает дверь» – прикрываясь плотной крышечкой. Это не лишняя предосторожность, любой предприимчивый рак-отшельник желает вломиться в её дом, ведь раковина натики одно из его излюбленных жилищ. Особая сверлильная железа натики выделяет кислоту, растворяющую известковое вещество раковины жертвы. Как только размягчится маленький участок, натика соскребает его особой теркой, покрытой мелкими зубчиками. Образуется круглое отверстие, в которое хищник просовывает хоботок и поедает мягкое тело моллюска.

И он поплыл к берегу, где он, подобно хищнику, своим хоботком до самого вечера поедал, к её удовольствию, её мягкую и тёплую душу. Душу, которая, на удивление, расцветала на глазах, становилась всё больше и больше, и светилась радостью и счастьем.

    ***

И пошли дни радостные и беспечальные. Вечерами они встречались и бродили по острову, среди камней и цветов, смотрели со скал удалённых бухт, как скоротечные пенные гребни волн дробились о подножия скал, слушали песни ветра в кронах дубрав, рассказывали о себе, своей жизни, о своих интересах, о своих проблемах, что-то читали, что-то пели. И любили друг друга радостно и страстно. Раньше Егор думал, что мужчины обнажают свою душу, как женщины – тело, постепенно и лишь после упорной борьбы. Но они так просто и естественно, без всякой борьбы, обнажали друг другу свои души и тела, читали мысли и желания, что чувствовали себя половинками единого целого. Они существовали только друг для друга, были безмерно счастливы и были одни на целом острове. Лишь олени следили за ними издали, но и эти олени были благородными и не лезли ни в их жизнь, ни к ним в души.  

В один из таких вечеров они решили пойти на сопку Старцева. Был тёплый вечер. Солнце, клонилось к закату, освещая на другой стороне залива посёлок Дунай и угадывающийся по лёгкой дымке Владивосток.  Приготовив всё для пикника на траве, они стояли, любуясь открывшейся панорамой. Как на ладони были видны Шкотово, Аскольд и кекуры в окружении темно синего моря. Над камнями Унковского кружили чайки. И глядя на уходящее на запад солнце Егор сказал

— Наверное, Андрей уже приехал в Канск. А, может быть, нашёл свою Нинулю.

— Андрей, Андрей – раздражённо сказала Инна. – Если наш Кобелино ушёл в монастырь, то это, конечно, монастырь женский. Пусть он там сам разберётся со своими треугольниками и многоугольниками. Пусть он найдёт своё потерянное счастье, свою Нинулю. Я желаю ему только счастья.

— Не сердись! Ты не права! Он хороший человек. Он многое мне дал за это небольшое время нашего общения. В конце концов, он познакомил меня с тобой, за что я ему тоже благодарен. Ты говорила, что вы были дружны.

— Мы были дружны и даже пытались создать нечто большее, чем дружба, но, увы, не получилось.

— Почему?

— Что движет одинокой женщиной, пытающейся устроить свою жизнь? Боязнь одиночества! Что мешает одинокой женщине, пытающейся устроить свою жизнь? Боязнь одиночества! Боязнь одиночества вдвоём, если её выбор будет не верным. Посейте поступок – пожнете привычку, посейте привычку – пожнете характер, посейте характер – и вы пожнете судьбу. Может быть, другие и рады любому мужчине, но не я!

— Он высок, красив, умён. В нём есть искра божья. Что ещё нужно женщине?

— То, что послужило причиной разрыва Андрея и Нины. Доверие. Нет доверия – нет любви.

— И ты, получив его «полюбовный список», потеряла к нему доверие и интерес. Но, не претендуя на любовь, ты могла бы сохранить дружбу.

— Он хороший человек и я, может быть, была бы ему хорошим, верным другом. Но, что такое дружба между мужчиной и женщиной? Может быть, это тоже любовь! Но это любовь, возведённая в привычку, любовь без крыльев, без чувств, без доверия. Это единство каких-то общих интересов, а всё, что свыше – обязанности. В любви, наверное, обязательств неизмеримо больше, чем в дружбе, но это не обязанности, а радость, потому что исполняются они легко и с радостью, на крыльях любви, с уверенностью, что всё что ни делается, всё это делается для радости и счастья любимого. Он очень умный человек. Но все рассуждения мужчины не стоят одного чувства женщины.  Без любви, без крыльев, без ярких чувств я была бы обречена, нести свой тяжкий серый крест на берегу серого моря под вечно хмурым серым небом.

— И, что же случилось с тобой?

— На моём пути на мой серый остров появился ты умный, добрый и сильный, разглядевший моё одиночество, и всё стало на место. Пелена спала с моих глаз. Я увидела, как огромен наш прекрасный мир, какими он сияет красками. Небо стало голубым, море лазоревым, трава изумрудной. Я увидела красоту летящих белых облаков в синеве неба, сияние чёрного бархата прекрасных махаонов в зелени лугов, грацию бегущих золотых оленей под покровом прозрачного леса, яркость божественного цветущего лотоса на глади озера, почувствовала скоротечность белых пенных гребней на поверхности тёмно-синего моря. Скоротечность счастливых минут нашей короткой жизни. Под звуками твоих ласковых слов, теплоты, читаемых мне стихов, и жарких минут любви, растаяла наледь моей души, образовавшаяся от одиночества и холода серых будней. На душе у меня стало светло и радостно! У меня появились неизведанные ранее яркие чувства, тепло в душе, радость встреч, радость жизни, у меня появилась любовь, у меня появились крылья, у меня появился ты! И всё это ты! Ты! Ты! Ты! Спасибо тебе, Егорушка! Моё солнышко!

Она благодарно прижалась к нему своим телом.

— Спасибо тебе, родная!

Он взял её на руки и отнёс на ложе из примятой травы и свежей простыни. Раздел её. Разделся сам и лёг рядом.

— У нас есть любовь, но нет и быть не может доверия. Нет, мы многое знаем, друг о друге, мы во всём доверяем друг другу. Но знаешь ты и знаю я, что скоро, там за горизонтом, родится новый день, несущий нам разлуку. Я исчезну за облаками, вернусь в свой Томск, а ты по-прежнему будешь одинока.

— Это сводит меня с ума. Но будь, что будет. Я счастлива с тобой сегодня! И пусть будет хотя бы один день, но он будет мой!

— Среди лугов и лесов этого чудесного острова, у высоких скал и чистого моря и чувства, я думаю, тоже должны быть высокими и чистыми. Но жизнь вокруг по-прежнему жестока. Женщина слаба, примириться с одинокой серою жизнью трудно, забыть о себе невозможно, мужчина желанная опора, а случай всесилен. Любовь зла, а кругом сплошь козлы, которые всегда не прочь воспользоваться случаем. Но, что ты нашла во мне?

— Ты красив своей мужской красотой. В тебе всё прекрасно! И молодость, и сила, и фигура, и черты лица, и глаза – зеркало души, и сила духа, и толковая речь, и мягкий голос, в тебе есть талант и смелость суждений – все мужские качества. На Востоке говорят: «В колчане дьявола нет лучшей стрелы для сердца, чем мягкий голос». И ты своей мужественностью, своим мягким голосом, своей стрелой, поразил меня в самое сердце. Пробудил во мне женщину. Женщину, уснувшую, как мне казалось, навсегда. Я люблю тебя!

— Это говорят на Востоке, а на Западе говорят, что женщина произошла из ребра мужчины, а сам мужчина произошёл от обезьяны. Поэтому идеальный мужчина должен быть чуть красивее обезьяны, а женщина должна быть прекрасной, как мечта мужчины, и достойной его жертвы. Вы прекрасны, моя драгоценная Инесс, — обняв её за плечи и целуя её голые груди, говорил Егор, – Вы воплощение моей мечты и со всей страстью сибирского испанца я готов до утра Вам петь серенады. Но Вы, кроме того, что Вы прекрасны, Вы ещё талантливый учёный, обещающий накормить человечество диковинным морским мясом. Талант в мужчине, как и красота в женщине, – всего лишь обещания призрачного счастья. А талант в женщине, как и красота в мужчине, – всегда обещание развода.

Она засмеялась, провела рукой по своему обнажённому телу, обеими руками притянула к себе его склонённое над ней лицо, поцеловала в губы, взяла его руку и положила к себе на грудь.

— Мне нравится наедине с тобой так легко говорить обо всех проблемных вещах, быть голой и бесстыдной. Видеть твои глаза юного варвара, алчно пожирающего своими глазами моё красивое тело. Желающего его! Оно ведь прекрасно? Да?

— Да, моя красивая! Желанная женщина не может иметь недостатков. Тем более голая и бесстыдная.

— А может ли тогда красивая и желанная, голая и бесстыдная женщина быть ещё умной и талантливой?

— Конечно, нет. Это уже полный перебор!

— Она может быть только счастливой или несчастной. И я счастлива, тем единственным счастьем женщины, что я люблю! Люблю тебя! Я счастлива тем, что душа моя полна тобой, а тело жаждет встречи! Люби и ты меня! А я постараюсь сделать и тебя счастливым. До утра! А дальше, как получится! – она помолчала, – А насчёт развода, обещаю, что его никогда не будет потому, что и свадьбы не может быть.

— Почему? Мы уже зашли так далеко и, как говорит народная примета: одно неверное движение – и Вы отец! А мы, Красновы, никогда не разбрасывались своими детьми.

Она прижалась к его губам благодарным поцелуем.

— Спасибо, родной! Но я на семь лет старше тебя. Я верю в искренность твоих слов, в твою любовь. Но, к сожалению, короток наш бабий век красоты и любовной страсти, ограниченный детородным возрастом, за которым женщина медленно гаснет и превращается либо в квашню, либо в старую жабу. Нет, она, по-прежнему прекрасна, но только в глазах тех мужчин, которые старятся рядом с нею. Ты же будешь ещё молодой, когда отгремят мои фанфары. А я никогда не стану обузой для человека, которого так люблю.

— Красивые женщины в старости бывают очень глупы только потому, что в молодости были очень красивы. Но тебе это не грозит.

— А на счёт одного неверного движения, радость моя? Люби и делай, что хочешь. Как хочешь! Сколько хочешь! Я сейчас в том возрасте, что забеременеть от любимого человека для меня будет великое счастье. И если это случиться я буду тебе только благодарна! Я самодостаточный человек, рожу ребёнка и воспитаю его сама. От тебя прошу только разрешения назвать его Егорушкой, если это будет мальчик, и записать его Егор Егоровичем. И будет у меня Егорушка, воспоминание о моей любви, о моём коротком счастье, о моём белом и пушистом альбатросе, парящем где-то над океаном мировых проблем. Мой маленький беленький альбатросик!

Она замолчала с улыбкой нежности, как будто только что убаюкала младенца в колыбели, потом поцеловала его, немного помолчала и продолжила:

– А ты знай, что тебя всегда любят и ждут, чтобы с тобой не случилось. А насчёт Красновых? «Не ответствуй Змей за Русь»! Скольких вдовушек детородного возраста посетили твои праведные дедушки и прадедушки озабоченные, конечно, единственно тем, чтобы не пресёкся кержацкий род? Не знаешь? И я не знаю! Поэтому не будем мудрить. «Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь». – назидательно и нараспев пропела она, нежно погладила его склонённое лицо и тихо прошептала – А ты – моя радость! Ты – моя любовь! Моя долгожданная награда за долготерпение и целомудрие! Я так долго ждала этой нашей короткой встречи, так долго шла к ней навстречу. Так, что на дружбу у нас просто нет ни времени, ни желания. Только Любовь! Люби меня, мой любимый! Мой любимый! Люби меня! – страстным эхом повторила она.

Она прижалась к нему всем телом, с безумной страстью покрывая поцелуями его лицо, шею, тело. Тёплая волна благодарной нежности захлестнула его, распалила чувства, и он с восторгом, граничащим с яростью, почувствовал себя Гераклом способным совершить свой тринадцатый подвиг с одной возлюбленной, набросился на неё, с животной страстью вошёл в неё, и небо, высокое чистое небо, померкло над ними. До утра! Лишь холодные любопытные звёзды глядели сверху вниз и, дрожа, пытались согреться у костра их страсти, составляя астрологический прогноз, по которому, как ни крути, всё равно выходила разлука. Да тёплый морской туман, забравшийся на вершину, старался прикрыть их страсть и наготу от любопытства холодных звёзд.

    ***

Тюльпанов утром приехал в Канск. Быстро нашёл домик её родителей. Постучал. Они, как и прежде, обрадовались его приезду, напоили с дороги чаем с черничным вареньем, рассказали, что Нина работает в редакции районной газеты и объяснили, как до неё дойти. В редакции было совещание, и он встал у окна напротив двери зала, где собрался коллектив редакции. Совещание кончилось, и сотрудники побежали по своим рабочим местам. И вот на пороге появилась Она. Она немного похудела, осунулась, но в своём строгом костюме, была по-прежнему прекрасна. Увидев Андрея, стоящего у окна, она слегка побледнела, подошла и, прижавшись к нему, сказала:

— Я тебя сегодня ждала, Андрюшенька!

Он удивился:

— Почему именно сегодня?

— Я тебя всегда ждала. Пошли домой, любимый.

     ***

Бидон был полон! Коробка с древностями от Тюльпанова, была на месте. Пора была вывозить их во Владивосток. И он зачастил в город. Инна всегда была рядом. Она была знакома с Ольгой Васильевной, хотела с ней встретиться, и на встречу с ней они пошли вместе.

Ольга Васильевна встретила их радушно, приняла назад определители, выданные Егору, ознакомилась со списком экспонатов, отправленных в формалин и, указав на стол, заваленный экспонатами, сказала:

— Это приготовлено для вас. Тут, правда, не только дальневосточные моря, тут и фауна тропиков, но на кафедре ихтиологии грамотные люди, разберутся, что и куда.

Потом она подвела их к столу, уставленному хрупкими веточками, изящными букетами и роскошными друзами тропических кораллов, очень красивых в своей белоснежно чистой красоте и спросила:

— Красиво?

— О, да! – восхитился Егор.

— Это мой подарок лично Вам. По своему усмотрению щедро дарите эту красоту людям. Что на кафедру, что в клуб, что нужным людям или друзьям, решайте сами.

— Неужели это всё моё? – восхитился таким щедрым подарком Егор. – Спасибо!

— Да! – сказала Ольга Васильевна, довольная произведенным эффектом и благодарностью. – Всегда приятно делать добро благодарным людям! Из южных морей, недавно пришел наш «Витязь» и ребята с коралловых рифов, привезли для меня целый риф. Так, что и Вам немножечко досталось!

— Дарить так, дарить! – сказал Егор и пододвинул Инну к столу. – Уже на правах хозяина этой красоты, дарю право первого выбора и возможность выбрать себе в подарок самый лучший из этих кораллов, самому нужному мне человеку и моему лучшему другу.

Та смутилась, зарделась, как маков цвет, и под весёлые взгляды и недвусмысленные шутки Ольги Васильевны, выбрала для себя, отнюдь, не роскошную друзу, а довольно скромную веточку, хорошо структурированную и искрящуюся белоснежной чистотой.

Пока женщины говорили о своём, Егор осматривал подаренные экспонаты и определялся со способами их транспортировки.

Понадобилось несколько ходок, чтобы бережно и аккуратно перенести все экспонаты в комнату общежития. Там они, завёрнутые в газеты и проложенные ватой, ветошью и личными вещами тщательно упаковывались в фанерные ящики из-под сигарет. Туда же ушли коробка с древностями, раковины гребешков, панцири и клешни камчатских крабов. Работы было много, но они находили время пройтись по городу, посидеть в кафе, сходить в кино. Они были красивой парой. Он рослый, крепкий, загорелый,  светловолосый и светлоглазый, уверенный в себе молодой мужчина с тёмной шкиперской бородкой, выросшей за время пребывания на море, она изящная, женственная пропорционально сложенная блондинка с тонкими и правильными чертами лица и умным взглядом внимательных глаз, они привлекали внимание. С ними были внимательны, обходительны и доброжелательны. Здесь им было легко и уютно, но, всё равно, на ночь они стремились на остров. В Родное, как сказал бы старый Старцев.

Однажды, когда они остались на ночь в городе, они решили сходить прогуляться в городской парк.  Был тёплый августовский вечер, но тёмная августовская ночь уже заявляла свои права. На танцплощадке играл оркестр, и Инна захотела танцевать. Они прошли на танцплощадку. Инна прекрасно танцевала, и они с удовольствием проводили время. Когда, наконец, они остановились, чтобы передохнуть и оглядеться к ним подошёл морской офицер и, спросив разрешения у Егора, пригласил даму на танец. Егор разрешил, дама приняла приглашение, и они отправились танцевать, а Егор остался ждать её у стены танцплощадки. Он любовался парой. Офицер был мелковат, но морская форма делала его значительным и даже красивым. Изящная грациозная Инна была великолепна! На её оживлённом лице играла улыбка, она чему-то смеялась. О чём это они? И он почувствовал, как в глубине его души появляется новое чувство, чувство ревности. Он прогнал его прочь. Но офицер уводил её всё дальше и дальше в глубину танцплощадки…

Внезапно он почувствовал грубый толчок в плечо и огляделся. Он стоял у стены в окружении группы моряков, которых становилось всё больше. Стоящий слева, тот, который его толкнул, угрожающе произнёс:

— Сегодня гуляет наш экипаж и сегодня здесь все бабы наши. Так, что тебе лучше забыть свою шмару, и чесать отсюда подобру-поздорову.

— Что значит чесать отсюда? Здесь моя женщина, и я не могу её оставить. Не буду я чесать отсюда.

— Ты, что не понял? Твою женщину он сам уговорит, а ты канай отсюда, идиот! – сказал второй, стоящий справа. – Видишь, что мы только парламентёры, чтобы уговорить тебя смыться без скандала. А таких парламентеров у нас здесь много, и каждый не прочь разок другой уговорить тебя. Так, что уноси ноги, фраер. И побыстрей!

Парламентёры всё прибывали и прибывали. Егор затосковал. Ребята были не крупные, наверное, морская пехота, куда их набирают так, чтобы больше вошло в тесные габариты десантного катера. Он был на голову выше их, весовая категория у него тоже была выше. Но морпехи были едины, их было много, у них была выучка, и они были пьяны. Это была большая, неуправляемая и грозная сила, которая требовала его подчиниться. Но подчиниться это, значит бежать, бросить Инну, предать её. Этого он сделать не мог. И поэтому решил, будь, что будет. Он положил обе руки на плечи «парламентёров» и дружелюбно сказал:

— Ребята, прошу вас, оставьте меня в покое, я пришёл сюда танцевать со своей женщиной, а не драться с вами.

— Тебе сказали, канай отсюда, значит уноси ноги пока цел. – сказал морпех, пытаясь стряхнуть с плеч руку Егора.

— Канать так канать. – вздохнул Егор. – Но, господа парламентёры, вы должны были бы прийти ко мне с белыми флагами, сесть за стол переговоров, чтобы вместе выработать условия капитуляции. Но я не вижу ни белых флагов. Ни листов с предложением капитуляции. И даже стол переговоров не накрыт! Кроме того, нет самого предмета переговоров, потому что свою любимую женщину я никогда не предам. И, что из этого вытекает?

— Война! – выдохнули единодушно «парламентёры».

— Значит, вы оба выбрали войну? Жаль! – Мягким голосом сказал Егор – А на войне, как на войне. Алягер, ком алягер! Извините!

Он крепко взял их за затылки и резко с силой ударил их лбами друг об друга, так, что оба они упали без чувств. Град ударов посыпался на Егора. Удары были сильными, но, поскольку между ними лежали тела их товарищей, то удары были удалёнными скользящими и не сокрушительными. Моряков было много, им было тесно, они мешали друг другу, они были наглы и пьяны и без всякой опаски лезли на кулак. Он крушил их, но они, как зубы дракона, вырастали вновь и вновь. Благодаря тренированному прессу и крепким рёбрам он мог какое-то время продержаться, ногами и кулаками, пресекая все попытки оттащить лежащих. Они своими телами создавали, как бы рубеж обороны, ту черту Хомы Брута, за которую не могла переступить агрессивная нечистая сила в гоголевском «Вие».  Но их было много, слишком много, и постоянно уклоняясь, приходилось пропускать множество ударов. Вскоре кровавый пот покрыл его лицо.

— Лишь бы ножей у них не было! – подумал Егор.

 Но у них было кое-что пострашнее ножей. Один из нападавших снял ремень и, размахивая тяжёлой медной пряжкой с якорем, норовил ударить ею Егора. Но на небольшом пятачке, где собралось слишком много нападающих, было тесно, развернуться было нельзя и должного размаха у него не было. Но это было очень опасно для Егора, и он решил нейтрализовать бойца. Схватив за пояс его брюки, он коротким и мощным движением рванул их на себя. Посыпались пуговицы клапанов и лишенные ремня и пуговиц брюки спали, блеснуло голое тело, и нападающий обеими руками схватился за свои штаны. Егор вырвал у него ремень и бросил себе под ноги. Отражая удары он иногда успевал бросать взгляды на танцующих. Инна, увидев суету там, где стоял Егор, почувствовала, что-то неладное, норовила освободиться от своего кавалера, но тот крепко удерживал её в своих руках, стараясь поставить спиной к происходящему. Тогда Егор начал срывать бескозырки с нападающих и, как блинчики на водной глади, стал швырять их на головы танцующих. Те, шутя, ловили бескозырки и перепасовывали их дальше. Часть нападающих, спасая казённое имущество, которое они должны были предъявить на утреннем построении, ринулись в ряды танцующих и смешали их. Оркестр замолк. Инна вырвалась из рук партнёра, дала ему пощёчину и, как разъярённая тигрица, бросилась в ряды нападающих. Она встала перед Егором, закрыв его своим телом, угрожающе подняла перед собой руки с растопыренными пальцами, украшенные кроваво красным маникюром. Её разъярённые глаза, поза и оскал бешеной тигрицы, готовой порвать каждого своими кровавыми когтями, произвели ошеломляющее впечатление на нападающих. Один из них сказал:

— С бабами я не воюю!

 И пошёл прочь. Большинство морпехов, последовали за ним. Линия нападения развалилась. И потеряла всякий смысл.

— Зато я воюю с некоторыми мужчинами! – сказал Егор. Он поднял ремень, намотал его на руку, и осторожно задвинув Инну к себе за спину, пошёл на офицера. Инна пятилась за ним следом, прикрывая спину Егора. Но «кавалер» благоразумно растворился в толпе. Посетители танцплощадки, поняв несправедливость ситуации, когда «все на одного», поспешили им на выручку. Штатские и военные, образовав защитный кордон, проводили их до выхода с танцплощадки.

— Вас может проводить до выхода из парка? – спросил молодой мичман.

Егор, поблагодарив его, отказался.

Они вышли с танцплощадки, и ушли в тёмную боковую аллею парка. Там сели на скамейку. Оркестр заиграл и танцы продолжились.

— Повеселились! – сказала Инна. – Не скоро теперь появится желание танцевать.

— А мне понравилось, я хоть завтра готов повторить поход.

— Почему, дурачок? – ласково спросила Инна, вытирая платком кровь с его лица. – Мало, что ли тебе досталось сегодня из-за меня?

— Пусть лупят. Пока каждая клеточка моего тела не поймёт, как мне бывает больно, когда тебя нет рядом со мной.

Внимание их привлекла группа, спешно покидающая танцплощадку. Впереди бежал очухавшийся «Канай» и, держась руками за голову орал:

— Они не могли уйти далеко! Найдите мне этого бычару! Ух, и врежу я ему между рогов!

За ними семенил, обеими руками поддерживая штаны, другой пострадавший и кричал:

— Про мой ремень не забудьте!

Инна тихо прыснула в кулак. Они ушли в глубину парка, где она, по-звериному, без йода и марганцовки, где поцелуями, а где слюной и языком зализывала его боевые раны.

              ***

Перемещаясь по острову, Егор присмотрел пейзаж, где на берегу моря, на выразительно дикой скале, одинокое дерево, кряжистое и корявое, вцепившись корнями в скалу, упрямо противостояло ветрам и непогодам. И ему захотелось уговорить Льва нарисовать ему обещанный пейзаж. Они вместе направились на пленер. Когда они нашли необходимый ракурс, пока Лев устанавливал мольберт и натягивал холст, Егор, усевшись на огромный камень, так, чтобы видеть и мольберт, и море, глядя на волны, штурмующие берег, сказал.

— Мир так изменился за годы прошедшие со дня сотворения мира. Солнце решило, что хлеб за брюхом не ходит, перестало вращаться вокруг Земли и теперь Земле самой приходится вертеться вокруг Солнца. Клей, которыми звёзды были наклеены на небесные хрустальные сферы, за семь тысяч лет окончательно рассохся, и все звёзды улетели в космос. Все хрустальные сферы переколотили аэропланы ещё в Первую мировую войну. Непонятно, правда, куда делись верхние воды, которыми Господь затопил матушку Землю во времена всемирного потопа по самую вершину горы Арарат?  Чтобы так надёжно всё утопить, воды там должно было быть свыше десяти мировых океанов!

— Меня больше интересует, где теперь ютится Господь, если теперь все небесные сферы перебиты?

— Я полагаю, что среди голубей. Последний раз, когда его видели, он явился Марии голубем. Ему это, наверное, так понравилось, что он так голубем и остался. С тех пор ведь никому и никогда Он больше не являлся?

— И, правда, что там, вечному холостяку, на хрустальных небесных сферах делать? Там холодно и пусто. То ли дело среди баб! Они такие тёплые и так весело хохочут, когда их слегка крылом пощекочешь! Ему всегда нравились нищие духом. Особенно если это молоденькие непорочные еврейки, по-домашнему пахнущие чесноком и козьим сыром! – Смеялся Лев, нанося грунтовку на холст.

— И такая ответственная работа колхозного счетовода! Его иудо-христианско-мусульманский колхоз разросся до необозримых размеров, попробуй, уследи за всеми грехами всех своих чад.

— И сами чада напридумывали множества религий и сект, попробуй угодить всем!  Что грех для мусульманина – благо для иудея, что грех для христианина – благо для мусульманина. А ещё и секты! А архивы! Бог, ты мой! Там ведь досье на каждого грешника со всеми его грехами надо хранить вплоть до Судного Дня. Тут свихнуться можно. Нет, уж, правда, лучше быть голубем!

— Значит, как сказал Заратустра, Бог умер? Или сложил с себя полномочия? И мы теперь должны существовать в суетном безбожном мире? Быть индивидами-потребителями, материалистами и атеистами, презирающими тех, кто не согласен с нами? Но я, уважающий своего отца и деда, память всех двенадцати поколений Красновых, среди которых, уж точно, глупцов и лодырей никогда не было, не желаю быть атеистом. Но я не приемлю иудо-христианского Бога. Как мне быть?

— Думай! Как сказал уважаемый тобой Френсис Бэкон: поверхностная философия склоняет ум человека к безбожию, глубины же философии обращают умы людей к религии. Так, что думай сам. Я верю в тебя. – Сказал Лев, пристально и оценивающе глядя на скалу, выбирая стиль, характер и детали будущей картины.

— Что тут думать! Дело не во мне, а во времени. В той схватке между воинствующими материалистами, отрицающими важность духовных ценностей, и идеалистами, отстаивающими духовные ценности. И побеждают пока материалисты, целенаправленно делающие нас индивидами-потребителями. Что для тебя является материальным? Что является духовным?

— Я, особенно не задумывался над этим. И материальное, и духовное для меня едины и неразрывны. Вот эта скала! Её можно увидеть, потрогать, она материальна. Её материальная цена ноль рублей, ноль копеек. Но она мне нравится, и я потратил уйму денег и труда, чтобы до неё добраться, чтобы её рисовать! Вот эта картина! Она тоже материальна, это та же скала, но она уже продукт моего художественного воображения и мастерства. Её материальная цена тоже нулевая – я тебе её дарю. Но ты станешь сказочно богат, если ты её сохранишь, а я вдруг стану знаменитым художником. Не бойся, тебе это не грозит! – успокоил он Егора. – А материализм? – задумался он, делая уверенные мазки на холсте. – В математике, в физике есть метод краевых задач, попробуем применить его для решения проблем материализма. Представим себе, что я единственный человек на Земле. Я не знаю, что вода называется водой, солнце – солнцем, почва – почвой, как червь, я живу только ощущениями и мир для меня материален, и только материален. Я одинок, и я материален, материальны моя среда обитания, моя пища, весь окружающий меня мир.

— Материализм — это религия одинокого человека?

— Представим теперь, что я последний человек на Земле. Я единственный, кому удалось взлететь на звездолёте, улететь с гибнущей в катастрофе Земли. Я знаю, что море называется морем, солнце – солнцем, земля – землёй, но мне теперь некому рассказать, каким прекрасным был мой мир. И мой духовный мир умирает во мне, оставляя мне лишь мир материальный. Я одинок, и я материален, материален мой звездолёт, космос, моя пища, весь окружающий меня мир.

— Получается, что воинствующий материализм – это религия душевного одиночества, религия последнего человека!

— Представим себе, что теперь нас двое. И тогда..

— В начале было Слово! – воскликнул Егор. – Слово, как индивидуальная метка, символ, который присваивается предмету или действию, для попыток искать взаимопонимание и договариваться.

— Вместе со словом, речью, с кругом общения, окружающий нас материальный мир, закодированный словами символами, отражается внутри нашего сознания, создавая для каждого человека свою картину мира, свой мир знаний, свой мир иллюзий. То, что объяснимо принимается за истину или принимается на веру, что необъяснимо рождает миф. Мир слишком велик, чтобы сходу объять необъятное, объяснить необъяснимое, поэтому мы вынуждены пользоваться своей ограниченной картиной мира, в которой Солнце иногда вынуждено вращаться вокруг Земли, а звёзды быть приклеенными к хрустальным сферам. Развитие человечества есть драматическая борьба ошибок и заблуждений, ложных мифов и слепых вер, гениальных прозрений и повседневного труда, с целью выживания, обеспечения энергией и ресурсами, познания истины, приближения нашей иллюзорной ограниченной картины мира к его реалии. Наша кодированная словами символическая картина мира, ограниченная несовершенством разума, недостатком знаний и качеством речи всегда несовершенна. Но она постоянно совершенствуется по мере роста знаний, открытия человеческим духом новых тайн, истин и смыслов материального мира. В этой борьбе рождается всё духовное, делая всё материальное вторичным, утилитарным. И слово является важнейшим инструментом познания

— И Слово было у Бога! И Слово было Бог! Слово было у людей. Значит люди – боги?

— Не знаю, боги или нет, но с чего начинается Библия? «В начале сотворил Бог небо и землю». А, чтобы это засвидетельствовать, нужен сторонний наблюдатель, а его, стороннего наблюдателя, человека, Бог создал лишь на шестой день творения. Так, что я думаю, что Бога еще не было, но уже были евреи, сотворившие этого Бога.

— А роль Слова, рождающего духовное, рождающего богов?

— Слова, речь развивают в нас память, воображение, разум. Но мир, наш огромный непознанный мир, остаётся огромным и непознанным, пугающим и непонятным. А страхи и незнание требуют чудесных явлений. И тогда появляется Бог! Как самое совершенное существо, которое знает всё, владеет всеми силами материального мира, стоит за пределами бытия. Даёт надежду и силы преодолеть слабость и страх, несовершенство разума, недостаток знаний. Рождается Бог символ, Бог идеал!

— Идея Бога у всех народов одинакова. У самого слабого народа – самый могучий Бог. Как попытка опереться на всезнающего, и получить защиту у всемогущего. Он источник движения и порядка. Бог для всех один! Только жрецы разные.

— От имени Бога, они служат определённым политическим задачам своего племени, и исходя из них исполняют обряды поклонения своему божеству, бытовые обряды, формируют, мировоззрение, понятия морали и нравственности, долга и чести. Определяют духовные ценности, которые ставят выше материальных. Взамен духовных ценностей они требуют материальных подношений. Они менялы. Их валюта – Бог. И сколько ни гони торгующих из Храма – они там были, они там есть и будут всегда, пока существует потребность в чуде.

— На начальных этапах истории человечество жило в естественном состоянии, когда не было ни государства, ни собственности. ни морали. Жизнь человека была подчинена лишь нормам естественного права, которые означали право каждого человека на всё, до чего он может дотянуться. Но человек несовершенен, эгоистичен и агрессивен. В условиях естественного права, это, естественно, приводит к войне всех против всех. Человек человеку – волк?

— Не обижай волка! В жестоком и нестабильном мире, для предотвращения самоистребления, люди вынуждены были ограничить естественную свободу и поменять естественное состояние на общественное состояние. Это происходит в результате общественного договора, результатом которого становится создание государства. Естественное право заменяется сводом моральных законов. В их основе заложен принцип: «не делай другому того, чего ты сам не желал, чтобы это было сделано по отношению к тебе». Становление государства позволяет этим законам развиться и закрепиться в правовых нормах. Бог, наиболее сильного племени становится единым Богом государства. Верование становится государственной религией. И государственная религия вынуждена принять и развивать правовые нормы государства.

Лев в задумчивости склонился над палитрой, внимательно разглядывая море и краски, соображая, какие оттенки, ему сейчас будут нужны и какие краски для этого ему смешивать. Потом стал снова рисовать и продолжил, в раздумье, растягивая слова.

— Но государство – это, прежде всего институт насилия, который подавляет и ограничивает естественную свободу человека во имя сохранения человеческого рода. И государственная религия, церковь наследуют родимые пятна государства. Бог перестаёт быть идеалом, становится объектом обязательного поклонения, огнём и мечом вербуя себе новых и новых верующих. Но сам Бог об этом не знает. Он по-прежнему идеал! И сам жертва нечестных жрецов, становящихся тормозом для развития, ложью и насилием оскверняющих пути поиска истины. Если мы, учёные, ошибёмся или, не дай бог, подтасуем результаты эксперимента, и создадим лжетеорию, лженауку, придумаем не существующие законы природы, то, я думаю, мы только осложним себе жизнь, но природа, мир этого не заметит. Он продолжит жить по своим законам. Так поступает и Бог.

— Из твоих рассуждений, выходит, что Бог не физическое лицо, что церкви – не жилища Бога, Он даже не конкретная духовная ипостась. Бог – это мечта. Мечта об абсолютном знании! Развитие человечества — это вечная борьба эгоизма личности и её рудиментов естественного права с правовым государством, это кровавый поиск баланса между Я и Мы, во имя справедливости и общего блага. В этой жестокой борьбе Бог выполняет функции миротворца, связующего звена между людьми, объединяющего их начала. Мечты об абсолютной справедливости! Бог – это идеал! Идеал высокий и непостижимый. Абсолютная истина для своего времени. Но истина – дитя времени! Следовательно, Бог тоже дитя времени. И со временем тоже должен совершенствоваться.

— Молодец! Только не сиди так долго на камне. Он большой и внутри холодный. Пока он был на солнце, поверхность его нагрелась, он был тёплый, а теперь тянет тепло из тебя. Так, что пересядь. Значит, Бог мечта о всеобщей любви и абсолютной справедливости? Он велик, вечен и непостижим. И невозможно достигнуть совершенства идеала. Как невозможно достигнуть абсолютного знания. Достигнуть абсолютной справедливости. А теперь вопрос, где же теперь ютится этот Господь Бог, оказавшийся без места жительства, без своих хрустальных небесных сфер?

— Великий Бог совершенства – идеал, которого мне никогда не постичь, как не перешагнуть линии горизонта, как бы мне этого ни хотелось. Бог-идеал, до высот которого мне хотелось бы дотянуться, дорасти душой, живёт в моём сердце. Как моя врождённая жажда знаний. Как моя врождённая жажда справедливости. Как моё страстное стремление жить, творить и радоваться счастью бытия. Моё удивление и осознанная малость, перед грандиозностью мироздания. И моё сокровенное ожидание чуда.

— Попытка объяснить грандиозность мироздания через мифы и торговлю чудесами это то, на чём зиждется любая религия. То, для чего создаются боги.

— Не только для этого. Это ещё и попытка объединить людей на основе религии. Дать им платформу для построения духовных ценностей, связующих людей, ограничивающих их эгоизм, их разобщающее естественное право владеть всем вокруг. Попытка вывести людей из состояния, когда человек человеку — волк. Но мифы и чудеса лежащие в основе любой религии, слишком шаткий фундамент для всесильного и вечного бога. Разрушая мифы и чудеса, мы свергаем богов, разрушаем, плохие или хорошие, но общие духовные ценности. И тогда: «Если нет бога, значит всё дозволено» — говорит Достоевский.  «Бог умер: теперь хотим мы, чтобы жил сверхчеловек» — вторит ему Ницше. И весь кровавый двадцатый век — век, когда сверхчеловеки, которым всё дозволено, во имя своих идеологий, попирают все этические и моральные нормы, разрушают общечеловеческие духовные ценности. Делают из людей «массы», а, значит, индивидов и недочеловеков, ради сытости, погружающихся в первобытную архаику, где человек человеку волк.

Он замолчал, глядя на волнующуюся синеву моря. На волны, бесконечной чередой, набегающие на берег. Молчал и Лев, занятый работой. Молчали долго. Наконец Егор продолжил.

— Так, что, отвергая мифы, пытаясь понять законы мироздания, найти необъяснимым чудесам природы вполне объяснимые законы, я хотел бы сохранить в своей душе Бога. Но окружающий меня мир меняется во времени, и я тоже совершенствуюсь вместе с ним, и мой Бог тоже должен совершенствоваться вместе со мной! Но в качестве религии, отвечающей за порядок взаимоотношений между мной и окружающим меня миром, методологии поклонения моему Богу, мне предлагают иудо-христианский уксус, который, может быть, был вином, одухотворяющим ещё полторы тысячи лет тому назад. Но времена безнадёжно изменились.

— У тебя есть предложения? – Спросил Лев, тщательно вырисовывая кряжистый ствол дерева.

— Есть соображения. Я считаю, что источниками движения и порядка в окружающем нас мире, во Вселенной, являются Хаос и Случай.

— Мир, конечно, не машина Декарта, не совершенный часовой механизм, где пружиной, обеспечивающей движение и порядок, является Бог. Это, наверное, тепловая машина. И судя по тому, что он подчиняется законам термодинамики и, как доказано, энтропия мира возрастает – это, действительно, гигантская тепловая машина. Температура же, как показатель тепловой энергии объекта, является показателем интенсивности хаотического движения молекул

— Так, что хаотическое броуновское движение молекул и случайное взаимодействие свойств тел между собой по физическим и химическим законам, короче говоря, Хаос, есть пружина, которая обеспечивает движение и порядок во Вселенной. Бог по Декарту?

— Предположим, что это так. Но Бог — это идеал и «Бог не играет в кости». Бог, по Эйнштейну, тоже отвечает за порядок. А ты в одну компанию собрал и Бога, и Случай.

— Эйнштейн, конечно, авторитет, но Бэкон осуждает слепую веру в авторитеты. И Эйнштейн, тоже был такого же мнения.

— Бэкон, Эйнштейн! Тебе, я смотрю, после смерти Махатмы Ганди, и поговорить-то не с кем было. – Пошутил Лев.

Егор улыбнулся ему в ответ.

— Хаос взаимодействует со свойствами тел посредством хаотических процессов. Завершившийся во времени процесс, является событием, а Случаем, он может стать, только тогда, когда есть сторонний наблюдатель. Ни катастрофическое землетрясение, ни извержение вулкана, ни столкновение галактик, не будут Случаем, если нет наблюдателя. Хаотические процессы и события, это горы скрытые в океане Хаоса. Лишь немногие из них достигают его поверхности, находят наблюдателя, становясь островками случаев

— И тут, со сторонним наблюдателем, с живым человеком, Бог, Хаос, большой любитель поиграть в кости, любит пошутить! И это, похоже, его любимая забава.

— И проверка наличия ума и юмора у стороннего наблюдателя. Но он не злонамерен. Всегда даёт шанс на принятие решений по выходу из сложившейся ситуации.

— До тех пор, пока не сложится фатально-летальное стечение обстоятельств.

Лев долго молчал, тщательно рисуя контуры скалы. Временами, он отступал на шаг, чтобы издали взглянуть на своё, рождающееся в творческих муках, произведение. Сравнивал с оригиналом. Кое-что дорисовывал. Потом продолжил в задумчивости:

— Океан Хаоса! Звучит грандиозно! Но, сознавая грандиозность мироздания, я сам знаю, что я лишь маленькая случайная флуктуация в этом океане хаоса. Мир, конечно, не упорядоченная машина Декарта. Хотя бы потому, что этот Великий океан на берегу, которого мы стоим, тоже случайная субстанция полная миражей и загадок. Он состоит из молекул воды, которые, пройдя через длительные странствия и многочисленные превращения, собрались здесь и сейчас. Завтра молекулы этой волны, рассыпавшейся у наших ног, растекутся, развеются и будут уже в других местах! Всё течёт, всё изменяется. Разнесённые ветрами и течениями, через некоторое время, они будут присутствовать в каждой капле морской воды. Каждая капля океана несёт в себе молекулы воды, которые когда-то были мозгом Архимеда, кровью Юлия Цезаря, чернилами Шекспира, дымом крематориев Освенцима. Незримые артефакты прошлого, молчаливые свидетели всех свершений материального мира, они пронизывают каждое мгновение нашего бытия. Моим настоящим связывают меня с прошлым космоса, с будущим мироздания. Мистика? Но, погружаясь в море, я каждый раз плыву по океану, помнящему момент рождения Вселенной, по океану Хаоса случайных событий, которые сотворили мир, сегодняшний день, меня, нас, соткали ткань бытия. Нет, это не упорядоченная машина Декарта. Это не Бог пружина, которую кто-то ещё должен заводить. Это Бог Хаос.

— И задача исследователя по видимым островкам случаев, выявлять подводные хребты событий и, погрузившись в океан Хаоса, исследовать свойства тел и хаотические процессы, приведшие к этим событиям и случаям. Выявлять закономерности их появления. Моделировать процессы и применять их во благо человечества. Познавать мир.

— Но бог Хаос –движущая сила Вселенной. Он не человеческий бог.

— Хаос – вечен, Хаос – всесилен. Хаос – всемогущ. Он – вездесущ и непостижим. Весь набор качеств, чтобы стать богом для человека, кстати, тоже хаотического процесса, зажатого между непредсказуемым будущим и застывшим прошлым, связанного с мировым Хаосом лишь мгновением настоящего. Но бог Хаос, действительно, бог Вселенной. Для человека есть бог Случай, бог Фатум. Он тоже вселенский бог, любитель играть в кости. Но, именно он, величайший экспериментатор мира, превращает для стороннего наблюдателя, человека, события в случаи.

— Но слепой бог Случай, играющий в кости, не может быть мечтой. Идеалом высоким и непостижимым, живущим в сердце человека.

— Но он, действительно, высок и непостижим. Он создал меня и, именно он, ведёт меня по жизни, превращая для меня текущие события в случаи.

— Формирует твою судьбу? Ты фаталист?

— Нет. Если бы я был один на Земле, то, как мы уже видели, мне вообще не надо никакого бога. Но я не один на Земле. А вселенский бог Фатум, катит на меня мутные волны событий, превращая их для меня в мои случаи. И задача моего Бога, идеала, живущего в моём сердце пропустить эти события и случаи через моё сердце, дать им мгновенную оценку. Отфильтровать грязь и мусор, чтобы делать свою судьбу такой, какой я её хочу видеть, не делая другому того, чего я не пожелал бы себе. Поэтому, как ни велик бог Фатум, свою судьбу, через свой выбор, я всё-таки делаю сам. И я не фаталист.

— И кто же этот Бог-идеал, живущий в твоём сердце?

— Только Любовь! И её сестра Совесть!

— Многожёнец! – Хохотнул Лев, активно работая кистью – Но меня не проведёшь! Ты ведь умолчал ещё об одной своей даме сердца, об Истине, которая тебе всего дороже. И то, правда! В этом многосложном мире, построенном на костях и на игре в кости, трудно устоять перед их живым очарованием. – Он замолчал, тщательно вырисовывая пенную кромку прибоя у подножия скалы. 

— Их много милых нежных дам, нашедших приют в моём сердце. Это и Красота, это и Доброта, это и Смелость, и множество других. Все они бесприютные дочери времени, слабые женщины и требуют защиты. Они ищут мужественные сердца, чтобы обрести там свою опору. Смелость — это мужество, поборовшее Страх. Доброта – это мужество, победившее Злобу. Красота – это мужество, одолевшее Мерзость бытия. Радость – это мужество, покорившее Печаль. Их вечная борьба за место в моём сердце и есть моя жизнь, моя радость бытия.

— Любовь – это воля к действию, это мужество, победившее Ненависть, Совесть – это воля к справедливости и мужество, одолевшее Беззаконие. И почему же ты из всех этих, не спорю, милых дам своего мужественного и благородного сердца, Богом-идеалом назначил только Любовь и только Совесть? И, почему в паре?

— Любовь – это страсть, Любовь – это цель, Любовь – это действие. Любовь – это воля, это активное начало, ведущее меня по жизни. А активное начало требует постоянного контроля над действием, чтобы не позволять мне делать другому того, чего я не пожелал бы себе. Требует постоянного контроля Совести.

— Любовь – это страсть, а страсть доступна только молодым. Любовь – это Бог молодых?

— Да! Молодых и сильных. Только в их сердцах горит страсть, пылает огонь Любви, живёт воля к действию, только им доступна Любовь! И всё в этом мире сделано или задумано молодыми! Перед её силой открываются все тайны бытия, рушатся все стены крепостей Хаоса. И сам Хаос любит сильные горячие сердца полные любви и надежды, открывая перед ними все свои сокровища и тайны. Единственно чего он им не прощает: это лень и глупость. С годами остывают сердца, и сил у Любви становится всё меньше и меньше. Но Совесть – это тоже Любовь. Моя любовь к себе, к ближнему моему, к справедливости.  Любовь до последнего вздоха.

— Но, где гарантия, что в моём сердце, не поселятся Хитрость, Месть, Злоба и Ненависть?

— Значит, в твоём сердце нет места мужеству. Оно мертво, ты не готов к сопротивлению, и ты уже мертвец, потому что ты в плену у пороков.

— Бог Фатум, катит волны событий, превращая их для меня в мои случаи. И каждое мгновение я должен принимать решение. И, значит, моё Мужество, побеждающее мои пороки, главное качество моей души? Мужество, как воля принятия мудрых решений, мужество честных поступков, мужество ответственности за свои поступки. Что возможно только в государстве, создавшем нерушимые правила игры, основанные на запрете делать другому того, чего ты не пожелал бы себе. Только там и только в мужественных сердцах Любовь и Совесть могут побеждать пороки?

— Когда в сердцах людей нет мужества и воли, служащих идеалам Любви и Совести, они в плену у пороков. А, когда сумма их пороков превысит Любовь, тогда рушатся их идеалы справедливости, торжествуют вражда и ненависть, исчезает движение вперёд. Их богами становятся мёртвые идолы, ожившие тени из пещерного естественного права, которые враждебны человеку и человечеству. И Всемогущий Хаос насылает чуму на все их домы, разрушая всё, что остановилось в своём развитии. Это же можно сказать о народе, государстве, человечестве в целом. И тогда катастрофы неминуемы.

— Их молитвой становится «Вихри враждебные реют над нами, злобные силы нас злобно гнетут»? Не понимая, что их гнетут их же идолы, пороки злобы, зависти и ненависти? Как избежать катастроф?

— Человек проявляется в поступках. И государство, которое было создано как инструмент насилия, подавляющее и ограничивающее первобытную естественную свободу человека должно насаждать добродетели и искоренять пороки, во имя сохранения человеческого рода и общества, добра и справедливости. Иметь чёткий свод нравственных законов и правовых норм, не позволяющих человеку делать другому того, чего он не пожелал бы себе. Власть, олицетворяющая силу государства, должна быть сильной, и неотвратимо применять эту силу, изымая уродов, творящих беззаконие, из жизни общества. Для этого государства и создаются.  

— А для профилактики этих поступков должна существовать религия, основанная на Совести и Любви, как часть общечеловеческой культуры. Свод религиозных канонов, определяющих границы добра и зла?

— Религия, как часть культуры, но не культура, как часть религии.

— В пропорции, против которой грешили все жрецы, во все времена. Но где взять эти каноны и эти пропорции, которые через Любовь и Совесть смогут объединить нас в человечество? 

— Мне трогателен и смешон безбожник Заратустра, разрушитель христианских мифов и буржуазной морали, бегающий по горам, заглядывающий за каждую скалу, в своём безуспешном поиске Сверхчеловека. Мне понятен и близок смысл его символов – орла и змеи, парящих над пропастью. Только зоркость орла и мудрость змеи, парящие над бездной Хаоса, и всесилием Случая,  помогут каждому из нас обрести  мужество и волю, чтобы  через свою Любовь и Совесть, через свой выбор, стать свободными и ответственными, найти свои пределы, свои пропорции, способные объединять нас в человечество для поиска истины и созидания.      

— Дай бог! – Сказал Лев. – До сих пор отношения бога и человека были как отношения отца и сына. Небесного отца, который всё решал за своего малолетнего неразумного сына. Его воля объединяла людей, для всех он был отец, и каждый из них старался быть друг другу братом. Но, похоже, неразумный сын уже вырос и желает жить своим умом и иметь своего бога.

— Сын обязан чтить Отца своего и иметь в душе своего бога. Просто отвергнуть Его, это было бы слишком просто и слишком опасно. Чистый разум, рационализм, атеизм и материализм, как мы уже видели, это скучная религия одинокого червя, не видевшего неба, не знающего солнца. Разъединяющая религия последнего человека. Настоящих богоборцев, атеистов, не бывает, каждый во что-то верит. Но место богов, в их душах, занимают идолы. Идолы — это пороки, ставшие на место богов, объединявших людей на идеалах любви, совести и справедливости. Каждый атеист – идолопоклонник. Идол Сила, становится для него самоцелью, ради насилия и власти идолопоклонник готов на всё. Идол Деньги – готов на всё ради денег. Идол Гордыня ради гордыни. Идолы, как демоны в ночи, сражаются друг с другом, и поле битвы поливается человеческой кровью. А это путь в никуда, назад, к первобытному естественному праву, где человек человеку волк. К последнему человеку.

— Не обижай волка! – Повторил Лев и, прикусив кончик языка, сосредоточенно и старательно стал вырисовывать мелкие детали. Потом сказал:

— Не дай бог! И я надеюсь, что наши тёплые и живые боги Любовь и Совесть, живущие в наших мужественных сердцах, слабых и смертных, но дающие нам силы и волю преодолевать волю всемогущих и бессмертных богов Хаоса и Фатума, объединят нас в нашем стремлении познать мир, в радости творчества и в труде созидания. Поведут вперёд, и не отдадут на растерзание идолам стяжательства.

Он отступил на шаг, критическим и внимательным взглядом осмотрел своё художественное полотно. Видимо, остался не совсем довольным. Но, взглянув на часы, сказал.

— Принимай работу!

Пейзаж был хорош! Все его детали были выписаны чёткими смелыми мазками умелой рукой. Краски, передавали цвет натуры. Автор кое-где сгустил их, умело, создав настроение тревоги. 

Они стали собираться домой. По дороге в лагерь Лев спросил.

— Ты, что-то, последнее время, стал мало погружаться. Надоело что ли?

— Нет, но мне, действительно, надоело ползать по дну. Хочу глубоководных погружений.

— Так за чем же дело стало! Оба аппарата исправны. С воздухом у нас, спасибо москвичам, проблем нет. Плавсредств, правда, нет, но фалов достаточно. Так, что надёжную страховку мы продумаем и тебе обеспечим. У острого мыса, судя по карте, глубины подходящие. Так, что, не откладывая в долгий ящик, завтра и решим твою проблему. Если погода позволит.

                                  ***

  «Надёжное» плавсредство из четырёх связанных надувных матрасов, было заякорено большим камнем, лежащим на шестидесятиметровой глубине, в ста метрах от берега. С берегом плот был соединён фалом. На плоту лежал Лев с надетым аквалангом. Егор, одетый в гидрокостюм, проверяя снаряжение, плавал у берега. Когда всё было готово, Лев махнул рукой.

Команда осталась на берегу, а Егор, последний раз проверив надёжность крепления пятидесятиметрового фала с контрольным буем, направился в море. Море было относительно спокойное и, махнув рукой на прощание, он поплыл, преодолевая волны, вздымая сотни брызг, бурунов и вихрей. Достигнув плота, он был тщательно осмотрен Львом и, получив напутствие, начал погружение. Ткань бытия, сотканная Фатумом, на данный момент времени, была суровой, но не враждебной и он надеялся через свою волю и свой разум держать её под контролем и выйти из испытания целым и невредимым. Сознавая свою ничтожность перед бесконечностью Хаоса и всесилием Случая, верил в то, что они не злонамеренны, что они откроют для него любую тайну мира, но никогда не простят глупости и слабости, трусости и лени.

Уверенно посылая вперёд своё послушное сильное тело, он плыл в глубину, наблюдая, как гаснет свет, как меркнут краски, как тёмный сумрак обнимает его всё плотнее и плотнее. Погружался до тех пор, пока через фал не почувствовал биение волн на поверхности моря. Он огляделся. Узкий синий мешок цвета индиго объял его почти вплотную, окружив мрачной стеной из чернильной мглы. Внизу тоже была холодная чёрная мгла и лишь вверху, в серебристом ореоле пузырей выдыхаемого им воздуха, далёкой манящей синевой рябила поверхность моря. Соединённый фалом с поверхностью, он почувствовал себя червяком, приманкой на конце длинной-длинной удочки. Освоившись в глубине, зажав загубник зубами, артикуляцией губ, мыча, как глухонемой, из мрака бездны он воззвал к христианскому Богу:

— Здесь, на краю тёмной бездны, на границе света и тьмы, жизни и смерти, в чужой враждебной мне среде, где я, ничтожный, имею ничтожный шанс уцелеть, если Ты, Вездесущий и Всемогущий, прольешь на меня хоть каплю своего божественного гнева. Я обращаюсь к тебе и заявляю тебе, презренный торговец фальшивыми индульгенциями, жалкий плут и обманщик, коварный работорговец, посылающий рабов на галеры веры, что ты для меня не Бог. Что ты абсолютное ничто! Что ты даже умереть не можешь, потому что тебя нет, и никогда не было. Что ты лишь выдумка лжецов, за мзду читающих сказки с амвонов, что ты лишь мираж, который мечтают увидеть потерявшие надежду. И если это не так, вырви загубник из моих порочащих тебя уст, прекрати подачу воздуха, швырни в меня пучок молний, порази меня громом, выпусти на меня чудовищ из тёмной бездны. Нашли на меня безумие, чтобы я, сбросив свинцовые грузы, подобно пробке шампанского, вылетел из глубины на поверхность моря, где кровь моя, пресыщенная азотом, вскипит, разрушит сосуды мозга, и равнодушные морские волны примут моё бездыханное тело. Я знаю – тебя нет, но если ты всё же есть ответь мне, прекрати мои сомнения и мучения, порази меня своим гневом. Потому что ищущий истину, я не могу жить в неведении.– Егор плавал в глубине, со спокойствием обречённого,  ожидая, что, вот-вот узкий мешок тёмно синего полумрака сольётся с холодным чёрным мраком бездны, чтобы поглотить его, богохульного и богомерзкого навсегда. Но ничего не происходило. Только Лев иногда дёргал фал, спрашивая о состоянии. Егор отвечал ему, что всё в порядке. – Что же ты молчишь, сивобородый? Покажи мне свою святую ярость, которая уже превращала в прах и в пепел невиновных. Что же ты медлишь? Где твои громы и молнии? Где твои чудища бездны? Их нет! И быть не может! Потому, что тебя нет, и никогда не было. Вне меня! Потому что ты лишь плод моих фантазий, моих желаний, моя жизненная потребность опереться хоть на что-то в этом ревущем стремительном потоке бытия. И я и ты, мы оба знаем, что если умру Я, то вместе со мной умрёт и Бог, что мы с тобой в одной связке! И Я навеки обречен, нести в своей душе своего Бога. Значит, я – человек, и Я – Бог? Богочеловек! Поистине: «Я – раб, Я – царь, Я – червь, Я – бог!».

Он ещё немного поплавал в глубине, потом начал подниматься вверх. Медленно поднимаясь из мрачных глубин, с радостью наблюдал, как тает мгла, как расширяется, оживает сине-зелёное пространство вокруг него, как расцветают краски прекрасного бытия, он говорил себе

— Если бы теперь среди горных вершин и альпийских лугов, среди белизны снегов и хрустальной чистоты водопадов я встретил бы Заратустру, я бы сказал ему: «Здравствуй, Заратустра! Это Я! Сверхчеловек, которого ты ищешь. Ты не прав! О, Заратустра! Ты не прав в том, что Бог умер. Бог жив, и Он во мне. Но это не Бог стада, терпеливо жующего жвачку рабства. Не хитрый Бог пастырей, с их кнутами лжи и насилия. Это мой Бог, светлый Бог человека, Бог знания, созидания и поиска. Бог свободного и справедливого человека. И ты прав лишь в одном, о, Заратустра, что есть боги, но не Бог».

Он благополучно всплыл, хлопнул, в знак признательности, ладонью об ладонь, протянутую ему руку Льва, и поплыл к берегу. После того, как вытащили и разобрали плот, смотали фалы, он, надев свитер и неизменную резиновую рубаху, с аквалангом, отправился в тёплую светлую бухту и плавал там, наслаждаясь обилием красок и форм животного мира.

Неожиданно рядом с ним, на границе островка саргассов, появилась маленькая, с наперсток, медузка с коричневатым крестиком в центре совершенно прозрачного, едва заметного купола.

— Крестовичок! Это страшнее осьминога или морского ежа! – С ужасом подумал Егор и шарахнулся от неё, как от смертельно опасной кобры – Если крестовичок, медуза размером с медный пятак, несущая  коричневый крест на куполе, обитающая в тихих прогретых бухтах с морской травой, медуза гонионема, его коснется, то могут быть самые тяжелые последствия. Яд стрекал медузы парализует мускулы дыхательных органов. Вначале на пораженном участке кожи будет ощущаться жжение, затем он покраснеет, отечёт, и на нем появятся волдыри. Потом начнут болеть суставы, появится ломота в конечностях и пояснице. Возникнут перебои дыхания, ему будет не хватать воздуха, может появиться сухой кашель. Со временем эти явления усилятся, может возникнуть онемение конечностей. Счёт времени пойдёт на минуты, и только вмешательство врача, сможет предотвратить развитие анафилактического шока. А где тут искать врача? – С тоской думал он. На нём был шерстяной свитер и его резиновая рубаха, но шея, руки и ноги были голыми и не защищёнными от прикосновения этого крохотного призрака-убийцы. Медленно и печально, не делая резких движений, чтобы не захватить маленькую медузу бесконтрольными потоками и вихрями, образующимися при его движении в воде и избежать соприкосновения с нею, он стал уходить от опасной гонионемы. Но чуть было не налетел на вторую, совершенно такую же медузу. А вот и третья плывущая сбоку. – Всё, приплыли! Полный перебор этих призраков, несущих полный паралич или даже смерть! Врач, похоже, уже не потребуется. И крест мой уже начертан! Что это? Запоздалая расплата за богохульство? Или случайное стечение обстоятельств? –  тосковал Егор, наблюдая, как одна из этих призрачных убийц резкими движениями купола с коричневым крестом, стремительно поднимается вверх, а другие две, перевернувшись, медленно опускаются в глубину, раскинув  во все стороны вытянутые ловчие щупальца, ищут свою жертву – его Егора! – В любом случае только я сам смогу найти выход их сложившейся смертельно опасной ситуации. И будь, что будет! – Он, успокоился, выдохнул воздух и стал медленно погружаться вниз, рассчитывая по дну уйти от опасности. Он обратил внимание, что щупальцев у медузы мало, всего четыре, против положенных гонионеме восьмидесяти, со стрекалами полными смертельного яда. Он мысленно чертыхнулся и поплыл вперёд, не обращая внимания на «крестовичков». Этих призрачных созданий с четырьмя длинными щупальцами здесь было много. Это были не ядовитые гонионемы, а безобидные гидромедузы.

— Ну, и шутник Вы, господин Случай!

                                                  ***

В один из дней пребывания на острове, они с Инной решили снова сходить к кекурам Пять пальцев. На подходе к цели они свернули с дороги, и пошли по самому краю обрыва, там, где береговая линия была изрезана оборонительными сооружениями. В прошлый раз они просто их пересекли, спускаясь к берегу, а теперь Егор решил познакомиться с ними поближе.

Проходя по краю обрыва, он увидел внизу на камнях осыпи металлический стабилизатор мины. Он увёл Инну в укрытие и вернулся к опасной находке. Он, конечно, должен был пройти мимо неё, но раз он увидел, то должен был уничтожить её, чтобы не подвергать опасности других, которые могли её не заметить. Он взял большой камень и, укрывшись за кромкой обрыва, сбросил его на снаряд. Раздался металлический звук, но взрыва не последовало. Он несколько раз проделал эту операцию, пока не убедился, что мина не действующая. Он спустился вниз подошёл к ней и стал её рассматривать. Это был не большой стальной снаряд около двадцати сантиметров в длину, выпущенный из миномета со стороны моря. Медный взрыватель был смят при ударе об скалы. Егор понимал, что рисковать не стоит, но стремление к риску, было частью его натуры. Поэтому он осторожно взял снаряд в руки и, поднявшись наверх, сбросил мину со скалы на камни. Взрыва не было. Так он проделал несколько раз, пока не убедился, что взрыватель выведен из строя окончательно. Тогда он забросил мину в свой рюкзак, и они пошли дальше.

Они шли по бетонированному руслу окопов, заглядывая в пулеметные гнёзда и блиндажи, пока неожиданно не уперлись в матроса, стоящего в окопе.

— Вы арестованы, за незаконное проникновение на охраняемый объект ВМФ Советского Союза. – Сказал строго матрос, наслаждаясь произведённым впечатлением. Потом улыбнулся и добавил – Есть хотите?

— А, что у вас сразу за арестом кормить положено? – улыбнулся в ответ Егор. – Тогда нам положена двойная порция, потому что мы здесь уже один раз были.

— Ишь, губу раскатал на казённые харчи! – смеялся матрос. Потом представился:

— Николай! Правда, составьте компанию. Напарник отправился в поселок и, наверное, рыбачку нашёл. Глаз не кажет.

Они тоже представились. По дороге они рассказали друг о друге. Николай тоже был сибиряк.

— А вы, что здесь делаете? – спросил Егор, когда они пришли в большое просторное помещение, укрытое в скале.

— Мы, морская пехота, здесь тренируемся, то атакуем это укрепление с моря, то обороняемся, иногда его ремонтируем, приводим в порядок, иногда охраняем.

Николай быстро и сноровисто разлил и разложил из термосов первое, второе и третье и вскоре Егор, которому уже достаточно надоели рыба и тушенка, с удовольствием ел настоящую солдатскую пищу.

— А я вас знаю – сказал Николай – я был там на танцплощадке.

Инна с беспокойством взглянула на Николая.

— А, это Вы, Николай, тогда сказали, что с бабами не воюете?

— Да. Но вы не беспокойтесь. Мы же не зэки какие-нибудь, не блатата, мы тоже русские, советские люди. Когда дурь прошла, я думаю, мы дали правильную оценку событий. Егор у нас теперь не просто бычара, а настоящий мужик, несокрушимый Илья Муромец, Ромео, готовый умереть за свою Джульетту. И Джульетта тоже хороша! Настоящая русская баба! Как лютая тигра, влетела в горящую избу спасать своего мужика. Такой драки, таких страстей, мы сроду не видели, думали, что они есть только в кино, а здесь, прямо в жизни сподобились. Теперь каждый из нас хотел бы стать, как я теперь узнал, Егором, чтобы его так же любила Инна-Джульетта.

— Мой ухажёр тоже так думает? – спросила Инна

— Не знаю. С нами он подчёркнуто, сух и официален. И, по-моему, отчаянно трусит. Потому что он был с нами сопровождающим и если узнают, какая драка из-за него произошла, то ему кранты, из партии вон, карьеры нет, а может быть и разжалуют. У них там с этим строго!

— Бедный! – пожалела его Инна. – Да ещё и пощёчину схлопотал!

— Самый бедный у нас — это Васька, — смеялся Николай – ну, тот, который пряжкой махал! Все так заботились о нём, так его жалели за то, что Егор вместе со штанами снёс его мужское достоинство, так заботились о нём, что ему пришлось выложить своё мужское хозяйство на стол, чтобы все убедились, что всё на месте. Теперь все сомневаются: а не муляж ли это был?

Инна безудержно хохотала.

 — Он у нас в новой должности: главный чистильщик эфира. Как только по связи идут помехи, радист говорит: «Эфир у нас что-то засорен, а не послать ли нам Ваську на клотик, пусть там веником помашет, эфир почистит. Это у него хорошо получается». Посылают, машет, эфир чистит.

Теперь хохотал и Егор.

— А каково состояние тех двух, которых мне пришлось выключить? – Спросил он.

— Очень сожалеют, что такое кино проспали.

— Передай им мои извинения. И скажи, что я их люблю.

— Кержак, что ли? Возлюби ближнего? И если тебе врезали по одной щеке, подставь другую? – Недоверчиво спросил Николай.

— Да, кержак. Но это, в-третьих. А во-первых, я благодарен им за то, что они заставили меня сделать мой выбор и понять, что больше жизни мне дорога эта женщина. – Егор обнял Инну за плечи – Во-вторых, я благодарен им за то, что это была драка, а не поножовщина. А тому, кто чуть было не нарушил это, приходиться доказывать своё мужское достоинство. Ну, а в-третьих, ты уже сказал.

Помолчали. И Николай, обращаясь к Инне, сказал:

— Ну, как не любить такого мужика! Мне кажется, что я его тоже полюбил. Но как мне добиться любви женщины?

— Сказав «с бабами я не воюю», Вы уже на пути к победе. Но это только половина истины. Вторая половина заключается в том, что с бабой не воевать надо, а бабу любить надо. А бабы, они все на любовь отзывчивы!

— Если бы всё так просто было, то все были бы просто счастливы. Вот мой дядька, например. Красавец! Умница! Деньжищи лопатой гребёт! Любит свою бабу! А она, стерва, пьёт, гуляет, с мужиками треплется, мучит его, а он ей всё прощает, потому что любит. Почему такая несправедливость? И, чтоб я мог тебе поверить, не говори мне больше Вы.

— Ну, хорошо, Коля! Каждый день, каждое мгновение, мы должны делать свой выбор. И в своём выборе всегда надо руководствоваться своими принципами. Без них твой выбор всегда будет хаотичным, случайным, ложным и опасным. А выбор всегда должен быть только честным и только осознанным. На то они и принципы. Так, что твой красивый дядька, когда-то сделал свой случайный ложный выбор, или осознанно предал свою любовь, показал свою беспринципность, после чего, уважающей себя женщине, любить его стало уже невозможно.

— Мутна водица во языцех. Для ясности можешь ли ты привести конкретный пример действия этих принципов?

— А, что нам далеко ходить? Вот мой Егорушка! Вы поставили его перед выбором предать меня или быть размазанным пьяной толпой! Согласно своим принципам, он предпочёл быть растоптанным, но не предать меня. И я за это любила его и люблю сейчас. Признал бы он тогда своё бессилие, бежал бы, спасая себя, предал бы меня, я, может быть, поняла бы сложившуюся ситуацию, поняла бы его бессилие противостоять злу, простила бы его, но любить уже бы не смогла. Сложно всё это. Поэтому любовь и встречается так редко, особенно в быту, с его миллионами заморочек. А женщине, поверь мне, всегда очень важно любить и быть любимой. И всегда чувствовать себя в безопасности, защищённой своим возлюбленным.

— Чем я могу помочь своему горемыке дядьке?

— Раз живут вместе, значит, они нужны друг другу. Когда будешь дома, найди нужные слова, расцарапай ими в кровь их души, пусть они покопаются в своём прошлом и, ради будущего, найдут тот, может быть, единственный их неправильный случайный выбор, поступок, испортивший им жизнь. Честно разберутся с ним и простят друг друга. Ведь правильный диагноз – половина пути к выздоровлению!

Они попрощались с гостеприимным Николаем и спустились к морю. Непогода разметала их уютное ложе, и оно отдельными сухими стеблями свисало с камней и кустов. Пришлось снова собирать и создавать уют, но теперь они знали, что они на берегу не одни.

Заплыв на глубину он увидел заросли морской капусты – ламинарии. Золотисто-коричневые, чуть зеленоватые водоросли окаймлены светлой полосой, края их были слегка гофрированы. Дно полого уходило в глубину и, насколько можно было видеть в прозрачной воде, было почти сплошь покрыто большими камнями, обросшими капустой. Казалось, под водой стоят вплотную друг к другу коричневые лохматые стога. Плавая среди этих стогов, он увидел странную рыбу, сантиметров сорока в длину, головастую с раздутым брюхом. Темная, почти черная спина резко отделялась от мертвенно-бледных боков и брюха. Изо рта рыбы торчали оскаленные долотообразные зубы, которыми она щелкала и скрежетала самым угрожающим образом. Это была собака-рыба – её мясо очень ядовито. Причем можно съесть девять рыб и смертельно отравиться десятой, а может быть, и первая окажется роковой. Для японцев это, как русская рулетка. Они называют этих рыб «фугу» и ценят как изысканное блюдо. Случаи отравления в Японии часты, и большинство из зарегистрированных случаев отравления этой рыбой имели смертельный исход. Поэтому Ольга Васильевна и говорила: «Не ешьте фугу!»

Широкие, плотные слоевища длиной метра в два коричневыми каскадами спадали с камней, скрывая их под собой. Местами водоросли были собраны в плотную массу так, что средние побеги, сжатые со всех сторон, поднимались почти вертикально и свисали вниз, теряясь среди таких же широких лент со слегка гофрированными светлыми краями. Длинные, как темные змеи, слоевища, облепленные морскими ежами, лежали на песчаном дне. Эта водоросль богата йодом, находящимся в ней в органической форме. Егор, оторвал длинное слоевище и потянул его к берегу. Там отмыв его от слизи в морской воде, сделали, что-то вроде салата, но без масла и специй блюдо не пошло. И свернув морскую капусту в плотный клубок, решили забрать его с собой, чтобы попробовать приготовить его в домашних условиях.

Потом он достал из рюкзака мину и стал внимательно её рассматривать с любопытством мальчишки, лишь игравшего в войну, и впервые прикоснувшегося к настоящему оружию. Она была красива. Изящная, большая спелая груша со стальным стабилизатором. Он любовался ею. Но Инна не разделяла его вкусов.

— Выбрось эту гадость! Вам, мужчинам, лишь бы убивать да падать смертью храбрых! А, о том, каково нам, женщинам и детям, вдовам и сиротам жить на этой голой, без вас, земле, вы хоть когда-нибудь думаете?

— Не корысти ради, а токмо волею власти мя пославшей идём мы на войну. – Сказал Егор и забросил мину за выступ скалы.

— Так надо разобраться с этой властью.

— Война есть война. Впереди беспощадный враг, а позади беспощадная власть, которая требует победы. И, что удивительно, власть всегда права! Во время Первой мировой, как только власть зашаталась, сразу нашлись беспредельщики, которые по обе стороны линии фронта установили свои кровавые диктатуры. Власть – это сила! Во время второй мировой, была бы у нас победа, свобода, если бы «кровавый» Сталин не провёл жёсткою властною рукою индустриализацию и перевооружение? Не дрогнувшей рукой не посылал бы на убой в Сталинград дивизии и армии? Я, думаю, что нет. А попробуй разобраться с властью – вмиг она превратит тебя в лагерную пыль. Нет, здесь, что-то другое. Надо думать!

— Сотрудничество с властью? Для тебя, я считаю, тоже это невозможно. Ты слишком независим, обо всём хочешь иметь собственное мнение, индивидуален, хочешь стать личностью. А сколько их таких, вставших на путь сотрудничества с властью, с благими намерениями на что-то влиять и, превратившихся в канцелярскую пыль, став безликими винтиками безликой машины?

— Что удивительно, слова власть и сила – синонимы на греческом, латинском и английском языках. На языках тех наций, которые владели и владеют миром на разных этапах истории.

Инна удивилась.

— И, правда, слово power по-английски сила, оно же означает власть. То есть с младенчества люди, говорившие на языках этих наций, принимали как безоговорочную аксиому, что только сила рождает власть? Что только сильная власть имеет право на существование?

— Любая власть всегда вступает в противоречие с требованиями подвластных народов и всесильного времени. И бессильная власть всегда рушится, независимо от того, сколько злобы и жестокости она не обрушивала бы на свой народ. Только там, где подчинение силе и сотрудничество с нею, на основе твёрдых и сильных законов, давало гражданам уверенность и безопасность, делало власть сильной и законной. А граждане с младенчества усваивали простые истины, что, только став рабами закона, они станут свободными, что только рабы закона, ставшие свободными людьми, могут построить свободное общество, основанное на законе и социальной справедливости.

— Свободное общество с сильной властью не имеет права быть отсталым, потому что в мире всегда найдутся силы, готовые поработить его. Оно должно соответствовать духу времени, чтобы обеспечить гражданам достойную жизнь и защитить их от зависти, от внешней угрозы.

— Поэтому любая власть, как высоко она себя бы не ценила, она всегда лишь механизм, регулятор, способствующий достижению баланса между требованиями времени и достигнутым прогрессом. И чтобы власть соответствовала духу времени, у сильной власти должна быть ещё одна компонента – знание. Поэтому великий Френсис Бэкон, пророк и энтузиаст технического прогресса, провозгласил: «Сила есть знание. Знание – сила». А, значит, и власть.

— Но это же говорил ещё Аристотель!

— И в Греции, и в Риме и в Англии, как всегда и везде, только сила рождала власть. Но только там, где власть овладевала знаниями о природе человека, общества, вещей она переставала быть тупой силой. Делегировала часть своей силы народу, гражданам. Вступала с ними в диалог через ареопаг, сенат, парламент. Сотрудничала с ними через оппозицию, на основе знаний и сильных законов. «Ни одно правительство не может считать себя в безопасности там, где не существует влиятельной оппозиции». – говорил английский премьер Дизраэли.

— Развивая науки, знания, нация подавала знак времени, что она готова с ним сотрудничать?

— И время выбирало её! Страна получала громадное преимущество перед окружающим миром. И в умах граждан этих наций триединство понятий власть, сила и знание были отправной точкой для движения вперёд, базой для военного, технического и духовного прогресса.

— Триединство понятий знание, сила и власть базовое, ключевое понятие для развитого гражданского общества?

— Да, но, к сожалению, в русском языке эти слова разъединены, несут понятия, временами даже враждебные друг другу. И, чтобы соединить эти понятия воедино, на мой взгляд, не воюя с властью, надо просвещать общество, чтобы власть, наконец, сама стала олицетворять себя с силой, опирающейся на знание, закон и сотрудничество с оппозицией. Сам, став личностью, с твёрдыми идеалами нравственных ценностей, свободы и прогресса воспитывать учеников. Воспитав десять, двадцать учеников, можно будет считать, что жизнь прожита не зря.

— Молодец! – Похвалила его Инна. – Через два поколения вас будет уже четыреста! Через три – восемь тысяч! А через двенадцать поколений вы займёте все места во всех парламентах. И будете властвовать двенадцать лет. Потом придут хомокиберы и сотрут вас в клеточную пыль. Это вам уже знакомо. Вы, староверы, это уже проходили.

— Какой же выход? – растеряно спросил Егор.

— Мой гуру, разрешите Вашей недостойной, но верной ученице напомнить Вам, что в своём Учении Нового Лотоса Вы уже ответили на волнующий Вас вопрос.

— И как же я ответил? – смеясь, спросил Егор.

— Ваша, не помню, какая по счёту заповедь звучала: «Живи здесь и сейчас. Ты – пламя свечи в храме Вечности. Ты – мгновение на шкале времени, будь достоин своего времени и помни – всё проходит». Мудро! Справедливо! А мы две свечи в этом храме Вечности, такие молодые и красивые лежим, здесь и сейчас, под вечным небом, без желаний и без движений и совсем забыли, что мы лишь мгновения на мгновение пришедшие в этот мир и, что всё пройдёт. Миг за мигом пройдёт наша жизнь, наша молодость, наша любовь. Лежим и зря коптим небо миазмами бесполезных рассуждений.

— Вы, как всегда правы, моя мудрая ученица! Поэтому перейдём сразу к заповеди: «Твоя Любовь, Твоя Совесть – твой Бог. Твой Бог всегда с тобой». Совесть наша чиста и нам остаётся только Любовь! А этот Бог всегда со мной! – смеялся Егор, щекоча ей кончик носа сухой травинкой. Она, смеясь, уклонялась, и волнующимся прерывистым грудным голосом говорила:

— О, мой гуру!… Если Вы полны священного трепета Любви…, если в Вас горит божественный огонь желаний…, то смиренно прошу Вас поделиться им со мной… С Вашей любящей ученицей,… жадно внимающей трепету Ваших желаний… Чтобы от жаркого и трепетного пламени Вашей свечи вспыхнуло моё сердце… и подарило нам обоим миг радости и счастья. – Лаская его, ворковала ему Инна.

— О, да! – сказал он, целуя её в губы. Он мало, что понял из страстного и волнующего шёпота своей возлюбленной, но полные огня, пламенные волнующие слова проникли в его сердце, зажгли его. – Я полон священного трепета и божественного огня, любимая… Теперь трепещите и Вы, моя желанная ученица!… И к черту все миазмы!

И шум прибоя заглушил слова и стоны любви.

Она немного полежала неподвижно, потом радостно и с удовольствием потянулась, улыбкой счастливого человека улыбнулась тёплому солнцу и, раскинув широко и свободно руки, сказала:

— Господи! Хорошо то как!

Маленький голенький человечек, на берегу Великого океана под покровом высокого чистого неба, осознавший радость бытия и скоротечность жизни, она, воздев руки к космосу, поведала ему своё страстное желание и прочла ему свою молитву:

— О, Вечный и Всемогущий бог Фатум! Сегодня имя твоё Любовь! Услышь молитву женщины, которой ты подарил великое счастье любить. Короток век мой, малой пылинки, затерявшейся в звёздной туманности, где живу я только мгновение – здесь и сейчас. Я – лишь пламя свечи в твоём храме Вечности. Я – лишь вспышка, мгновение на шкале времени и помню всегда, что всё проходит. Всё пройдёт безвозвратно! Прошу тебя, Всемогущий. Боже, сделай так, чтобы сегодня от двух трепетных свечей в твоём храме Вечности, во чреве моём зажглась маленькая свечечка Великой Любви, чтобы мы смогли передать огонь жизни и эстафету пламенной Любви грядущим поколениям. Аминь!

Она прислушалась к себе, как бы проверяя, не сошёл ли на неё вечный и всемогущий бог Фатум, потом повернулась к Егору, легла к нему на грудь, устроилась удобней и, улыбнувшись, спросила

— Так на чём мы остановились? На том, как быть достойным своего времени?

— Да, моя хорошая.

— В этом вам, мужчинам, может помочь только женщина. Только она, женщина, великая воспитательница мужчины, человека и человечества. Только она может родить и воспитать Личность. Только она может преобразовать общество, пустив его развитие по пути эволюций.

— Спору нет! Вы прекрасны, а известно, что красота спасёт мир. И всё же… курица не птица, а баба не человек! Волос длин, а ум короток. И множество анекдотов про блондинок, разве не говорят о невозможности этого пути. – лаская её смеялся Егор.

— Ну, это придумали мужчины, чтобы покрывать свои безобразия! Но, даже у них, в вечных спорах птица ли курица и кто появился вперёд яйцо или курица, петух даже не в счёт. Почему? Потому, что он агрессивен и драчлив. Глуп и годится только для супа. И по утрам кукарекает лишь потому, что уверен, что солнце встаёт лишь для того, чтобы его послушать. – Смеялась она в ответ.

— Но ведь красив и голосист, зараза! И каждая серенькая курочка отдаст последнее зёрнышко, чтобы жить с ним в одном курятнике. Но и он не жмот какой-нибудь, а делится с семьёй, если ему что-нибудь перепадёт. – продолжал смеяться Егор. – Но я и предположить даже не мог, что ты у меня такая феминистка!

— Не обижай меня, любимый! Я тебе никогда не давала повода для таких мыслей. И не дам.

— Почему же ты тогда хочешь отобрать у мужчин право на преобразование общества?

— Потому, что нет у них этого права! И никогда не было! Просто, каждый должен заниматься своим делом. Разве возникал этот вопрос в семьях Шевелёвых, Старцевых, Бринеров, Янковских? Там мужчины профессионально ставили своё дело, преобразовывали край, зарабатывали на жизнь, а женщины профессионально делали своё дело: рожали им детей, хранили семью, воспитывали детей, формировали ту среду, в которой жили и творили их мужчины. Мальчиков готовили для дела, а девочек для семьи. Так же, по-моему, воспитан и ты.

— Вопрос этот у нас в семье, действительно, никогда не возникал. Хотя отец, пропадающий с утра до вечера в поле, зарабатывал в колхозе трудодни и копейки недостаточные, чтоб содержать семью. И меньше, чем зарабатывала мать на ферме.

— Вопрос возник, когда власть свалилась на большевиков, мечтающих освободить всех от всего, в том числе и женщин от гнёта мужчин. Они придумали теорию «стакана воды», по которой каждый мог удовлетворить своё интимное желание так же легко и просто, как выпить стакан воды. Эта теория, с восторгом принятая победившими профессиональными революционерами, профессиональными насильниками и сутенёрами, предполагала обобществление женщин, как скота, превращение их в секс-рабынь, в девушек по вызову, планово рожающих детей для детских домов, неизвестно от кого, по разнарядке министерства воспроизводства населения. Отрёкшиеся от старого мира и отряхнувшие его прах со своих ног, они хотели забыть его мораль и нравственность. Эта бредовая идея, этот разврат, чуть не стал политикой партии. Но Ленин, воспротивился этому. Громя институты власти, институты церкви, буржуазную мораль и нравственность, он решил сохранить институт семьи. И только за это ему спасибо! И только за это, по-моему, он стал Великим Лениным. Только за это центральные улицы всех городов названы его именем и на них стоят его памятники. Но отголоски этой теории бродят до сих пор, в виде общего падения нравов, пополняя детские дома сиротами при живых родителях.

— За что я не люблю большевичков? Они – ничтожества, возомнившие себя богами. За нас решали, кому становиться серой трудящейся массой, кому лагерной пылью, а кому шлюхой по вызову, трудящейся на фронте планового воспроизводства населения. Но трудно быть богом! И всем им, почти всем, пришлось отвечать за это. Зимой, когда я услышал про эту «теорию» я попросил моего товарища Холина объяснить мне, что это такое? Узнать историю вопроса? Он попробовал изучить этот вопрос и интересные факты, поведал про королей лжи большевиков и про их подлость.

— И что же он обнаружил?

— Большевики, всех полов и мастей, никогда не были образцами морали и нравственности. И сейчас их «Правда» стоит две копейки. Их главное оружие – ложь. Их лозунги «Фабрики – рабочим!» и «Земля – крестьянам!». Где же они, эти рабочие, владеющие фабриками? Где эти крестьяне владеющие землёй? Их не было, и нет! Эти лозунги – только ложь, брошенная в массы рабочих и крестьян для захвата власти. Так и с теорией стакана воды. Она, эта идея, брошенная большевиками в массы, как девка, брошенная в полк, должна была опустить политическое сознание изголодавшихся солдатских масс ниже уровня сексуальной похоти. Развалить мораль, нравственность общества, парализовать его сопротивление, обеспечить захват власти. Использовав свою ложь, захватив власть, они дали обратный ход своим лозунгам, о фабриках, заводах, земле и сексуальной похоти.

— Приходя к власти, некоторые местные Советы, издавали декреты об обществлении женщин. Но нигде и никогда не было ссылки на эту «теорию».

— Впервые этот термин упомянул Ленин в беседе с Кларой Цеткин. Потом и Луначарский подключился к борьбе с этой «теорией», к защите семьи, любви и нравственности. «Девка», уже использованная ими и, родившая им власть, должна была уйти. Потому что общество без семьи, морали и нравственности безнравственно и всегда опасно для любой власти.

— Откуда же появился этот термин?

— «Любовь, как стакан воды, должна быть доступна каждому!» — Впервые это прозвучало в «Воспоминаниях о Фредерике Шопене» Ференца Листа со ссылкой на графиню Аврору Дюдеван, возлюбленную Шопена. Она же Жорж Санд. Она, много лет делившая свою жизнь, любовь и стакан воды с безнадёжно больным Шопеном, имела право так сказать. Теперь вопрос: могли ли «народные массы»: безграмотные крестьяне, пролетарии, матросы, солдаты и полуграмотные профессиональные революционеры, читать «Воспоминания о Шопене» Ференца Листа? На французском языке? Сделать «теорией» выдернутую из контекста фразу? Нет, конечно. Это могли делать только образованные большевики вроде Ленина, Луначарского, Чичерина, Инессы Арманд, Александры Коллонтай. Они же, сознательно унизив Любовь до похоти, пустили эту идею, «теорию» в массы. Они же потом с ней и боролись. Говорили о невозможности пользоваться стаканом, захватанным сотнями губ.

— У Эдуарда Багрицкого есть поэма «Февраль», про это время. Там еврейский юноша «герой мазурских болот», дезертир, облечённый безвременьем силой и властью, насилует женщину, свой идеал, свою недоступную ранее мечту. Но даже он чувствует и понимает, что это не верно! Что так не должно быть! Что всё будет не так! Что это всего лишь ложь и грязь! «Будут ливни, будут ветры с юга! Лебедей влюблённое ячанье!»

— Семья – опора государства, ячейка общества. Это единственное, что осталось нам от институтов старого мира. Наша надежда на будущее. Единственное, за что осталось бороться.

— Да, осталась. Но в жалком обтрёпанном виде. Борясь с богатыми, власть сделала всех нас бедными, маленькими серыми индивидами. А, чего хочет маленький серый безнравственный индивид? Маленьких удовольствий. Не имея возможности зарабатывать на большие, он крадёт маленькие, где попало и с кем попало. Это сказывается на здоровье нации, общества, семьи, на её прочности и в первую очередь, страдают женщины и дети.

— Общее падение нравов, конечно, налицо. Это отмечено и в анекдотах. Например, заспорили в компании охотников, что для них значит настоящая охота. Говорят, про охоту на уток, зайцев, медведей, тигров. Доходит очередь до нашего героя он и рассказывает: «Иду я на охоту. На пляж. Вижу Её. Мне охота! Ей охота! Нам охота! Вот это охота!». А, Вам, охота? – смеясь, спросил он.

— Мне всегда охота тебя, любимый, – счастливо смеялась в ответ она – но слишком хорошо, это тоже нехорошо!

— Ну, тогда наша охота переносится. Поговорим о кризисе семьи.

— Всё лишь потому, что профессиональные революционеры, как правило, недоучившиеся студенты, были плохими студентами. Мне по философии пришлось готовить реферат на тему «Жан Жак Руссо предшественник марксизма-ленинизма». Я, конечно, его защитила, как надо, но для себя сделала выводы, что, если бы Руссо знал, чей он предшественник, он сжёг бы все свои рукописи.

— Но рукописи не горят, потому что на заре нового эона, всё равно какой-нибудь Итальяно или Британо написал бы то, что требуется эону. Так, что не прочитали марксисты у Руссо?

— Они не знали, что крёстный отец всех революционеров, Жан Жак Руссо сказал на заре эпохи революций: «Люди всегда будут такими, какими делают их женщины; поэтому, если вы хотите, чтобы были великие и добродетельные люди, внушите женщинам, что такое величие и добродетель». Если бы они это знали, они никогда не брали бы в руки оружие, а, помогая женщинам, в любви и согласии, в величии и добродетели, преобразовывали бы общество, мир, человечество. Но безграмотные, мечтающие стать вершителями судеб, они выбросили из своего лексикона слова величие и добродетель. Они не создавали великих и добродетельных людей. Они их уничтожали. Путём насилия они гнали впереди себя кровавую пену революции, и все они были ею пожраны. Разрушив старый мир, они ничего не создали.

— Внушите женщинам, что такое величие и добродетель и они спасут мир! – задумчиво сказал Егор. – Тогда, что такое величие и добродетель? – Спросил он.

— Это уж Вы мне внушите, что такое величие и добродетель, мой гуру! Не дано мне, женщине, знать этого. Волос длин, а ум короток!

— Я тебя чем-то обидел? – спросил он, погладив её по головке, как ребёнка. – Прости!

— Нет, мой дорогой! Ты меня ничем не обидел. Но я, действительно, не знаю, что такое величие и добродетель. Слишком долго эти слова втаптывались в грязь, смешанную с кровью, и они забылись. Величие так прочно связалось с насилием, с властью, с кровью и с манией величия, а добродетель с ханжеством церкви, что за них не стоит бороться. Их не стоит хотеть.

— Тогда постараемся восстановить их первоначальный смысл. «Если вы хотите, чтобы были великие и добродетельные люди». Что хотел Руссо и, что хотим мы? Чтобы человек стал свободным, Личностью, талантливым творящим добро созидателем, уважающим власть и уважаемым властью.

— Разделив общество на индивидов и личностей, Андрей, на мой взгляд, был излишне категоричен. Сюда надо ввести ещё переходное понятие – индивидуальность. Широкий спектр людей, переставших быть только потребителями-индивидами и, пытающихся заявить о себе, раскрыть свой талант, что-то создать, каждый в своей отрасли.

— А личности – это индивидуальности, уже достигшие успеха и внёсшие конкретный вклад в копилку человечества?

— Да! И для индивидов желающих стать индивидуальностями, и для индивидуальностей мечтающих стать личностью, и для личностей, для всех, кто живёт и стремится к созидательной цели, к результату, подходит заповедь Нового Лотоса, мой гуру: «Каждый – подобие Творца, талантлив и свободен изначально. Раскрой свой талант своему времени и каждому воздастся по делам его»

— Значит, Великий, это достоинство человека, это индивидуальность, ставшая личностью не благодаря насилию, не по наследству, не за деньги, а по таланту, по делам, по вкладу в созидание, в развитие человечества? Но возникают вопросы, кто обеспечит эту свободу? И кто воздаст по заслугам его? Власть? Бог?

— Законы, данные Богом и свято соблюдаемые Властью.

— Была у нас, в России, богом данная власть. Самодержавие. Были и законы, которые кончились с выстрелом женщины – Веры Засулич, положившей начало эпохе террора, беззакония, революций, массовых расстрелов и репрессий. Того кошмара, среди отголосков которого приходиться жить и нам. И неизвестно, чем ещё всё это кончится. Что, Вере Засулич неправильно внушили понятия величия и добродетели, морали и права, свободы и личной ответственности?

— Самодержавие было тормозом развития России. И царизм всеми силами, в том числе и насилием, старался сохранить архаику общественных отношений. И понятия добродетели Веры Засулич не совпали с понятиями добродетелей, навязываемых самодержавием и церковью.

— И красота решила спасти мир? Но худой мир всегда лучше кошмаров гражданской войны. Хотя, конечно, на исторических перекрёстках трудно понять, где хуже, где лучше. И насилие всегда неизбежно приведёт к насилию. Как в природе действие закона Ньютона – действие равно противодействию. Как аукнется, так и откликнется.

— «Безумству храбрых поём мы песню!» пел буревестник революции. А революции всегда безумны!  Когда безумцы присваивают себе право силой водворять справедливость на земле, насильно тянуть глупый народ к счастью, делать людей свободными и счастливыми, добрыми и великодушными, мудрыми и щедрыми, уверенными в себе людьми, то они неизбежно приходят к желанию перебить их всех.

— Ну, ладно, прошлое нам не изменить, в настоящем – ты со мной, и это прекрасно! Помечтаем о будущем. С величием и личностью мы разобрались. Осталось разобраться с добродетелью.

— Прежде чем разобраться с добродетелью, необходимо разобраться с законами, богом и властью, гарантирующими свободу для раскрытия таланта и справедливость воздаяния по заслугам.

— Власть? По-моему, мы её демонизируем. Вернее, как наследница самодержавия, и его неудачная калька, она сама себя демонизирует. По-настоящему власть это просто чиновник, нанятый обществом, для выполнения каких-то функций. Который вне исполнения этих функций никто, ничто и звать его Никак. И, в первую очередь, я заменил бы его на киберхома.

— Никакий Никакиевич! Хорошее имя для власти! Акакий Акакиевич, выросший из гоголевской «Шинели»! Но и вне исполнения своих функций он тоже гражданин общества, обязанный исполнять его законы и ими же защищённый. И, где гарантия, что киберхом, лишённый понятия добродетелей, посаженный вместо Никакия Никакиевича на хлебное место, не научится брать взятки батарейками? – смеялась Инна.

— Философы древности Сократ, Платон, Аристотель, Конфуций уделяли много внимания понятию добродетели. И добродетельный народ процветал, проводя жизнь в трудах и опасностях, не зная другого удовольствия, кроме исполнения долга.

— Но после сокрушительных побед ученика Аристотеля Александра Македонского добродетель навсегда покинула Грецию, уступив место эгоизму, насилию, алчности, тщеславию и множеству прочих пороков индивида, поразившего античный мир индивидуализмом. И блистательная культура Эллады завершилась. Да так круто, что завоевание Греции Римом греки сочли за благо.

В Китае же, уже после смерти Конфуция могучий император Ши Куан Ди, объединивший Китай, провозгласил, что народом должны управлять не добродетели, а законы, а добродетели, какие сочтёт нужными, он будет вколачивать народу палками. Он повелел сжечь все книги, а всех философов или казнить, или сослать на строительство Великой Китайской стены. Но император ушёл в мир иной в сопровождении жён и десяти тысяч глиняных воинов, а народ смёл диктатуру его династии и восстановил диктатуру добродетели.

— Диктатура добродетели! Она оказалась сильнее диктатуры законов и безграничной императорской власти? Законы нужны только сильным и богатым – они, как паутина, опутывают общество и в ней запутываются только бедные и слабосильные, а сильные и богатые её просто не замечают. А в безнравственном обществе законы вообще не работают. Так в чём же оказалась сила добродетели?

— За пятьсот лет до Иисуса Христа, в жестокие безнравственные времена, когда цари множества царств в междоусобных войнах истребляли народ Китая, Конфуций дословно сформулировал принципы, которые впоследствии легли в основу христианства: «Поступай так, как желаешь, чтобы с тобой поступали», и «люби ближнего»

— И это позволило ему создать свою религию конфуцианство?

— Нет. Он был только философ. Ему была чужда идея персонифицированного бога с его чисто человеческими страстями и пороками. С его непоколебимым авторитетом стоящем на зыбком фундаменте мифов, чудес и таинств. Чужды религии с их армиями жрецов, торгующих мифами.

— В нашем искусственном мире – всё мифы! Так, что без мифотворчества ему было не обойтись.

— Из своей раздираемой войнами древности он обратился к опыту мифической старины, когда и налоги были меньше, и люди жили лучше, и чиновники были справедливее, и правители мудрее. Где только высшее божество Небо, Высокое Чистое Небо, где обитают души любящих и любимых предков, было источником власти, любви и благодати на земле. В его учении образ патриархальной семьи стал идеалом государства. «Правитель да будет правителем, подданный — подданным, отец – отцом, сын — сыном» с жёстким распределением прав и обязанностей в большой единой семье – государстве. Где каждый член этой семьи должен обладать добродетелью, делать добро, приносить пользу своей семье, своему государству.

— И в чём, по его мнению, истинная добродетель?

— Добродетельный человек — это человек честный и искренний, прямодушный и бесстрашный, трудолюбивый и ответственный, всевидящий и понимающий, внимательный в речах, осторожный в делах. В сомнении он должен искать совета, в гневе — обдумывать поступки, в выгодном предприятии заботиться о честности. В юности должен избегать вожделений, в зрелости — ссор, в старости — скряжничества. Он безразличен к еде, богатству, жизненным удобствам и материальной выгоде. Всего себя он посвящает служению высоким идеалам, служению людям и поиску истины. Познав истину утром, он «может спокойно умереть вечером».

Ещё добродетельный человек должен обладать — чувством долга, продиктованным внутренней убежденностью в том, что следует поступать именно так, а не иначе. Долг — это моральное обязательство, которое человек в силу своих добродетелей накладывает на себя сам. Чувство долга, как правило, обусловлено знанием и высшими принципами, но не расчетом. «Благородный человек думает о долге, низкий человек заботится о выгоде»- учил Конфуций.

— Скромный, честный, трудолюбивый и ответственный человек! И ещё с чувством долга! Он безразличен богатству, жизненным удобствам и материальной выгоде. Всё рационально выверено, чтобы каждый мог приносить пользу обществу. Но разве можно исключить из его жизни алчность, жажду наживы, стремление к комфорту?

— Все империи гибнут одинаково. Их разрушают эгоизм и алчность индивидов. Китай же в кризисные моменты включал кровавый механизм самоочищения общества, и приводил его в норму.

— И каждый кризис становился новой ступенью возможностей. Как это работало?

— Опираясь на древние представления о Небе и высшей небесной благодати, конфуцианство выработало постулат, по которому император получал божественный мандат на право управление страной, пока он служил образцом добродетели и был её гарантом. Отступая от принятых норм, что выражалось в произволе властей, экономическом упадке, социальных кризисах, волнениях, правитель лишался права на данный ему Небом мандат власти.

Финансовое же благополучие китайского централизованного государства строилось за счёт налога с крестьян и государство не поощряло ни крупное богатство, ни крупное землевладение. Но алчность, жажду наживы и прочие пороки индивида никуда не спрячешь, и число богатых землевладельцев возрастало за счёт коррупции, казнокрадства, взяток и прочего. Оно разлагало общества. Это вело к снижению доходов казны, расстройству административной системы, повышению налогов, недоверию к властям. Возникал кризис, и в этот момент начинал действовать тезис об ответственности властей за дурное управление. Иногда кризис преодолевался, но чаще всего в пламени восстания сгорали и императорская династия, и всё, что было нажито непосильным трудом чиновниками и богатыми землевладельцами. После кризиса центральная власть в лице нового императора, пришедшего из народа на гребне очищения, и его окружения становилась чище, сильнее, а дельцы должны были начинать все заново. Итак, в течении пяти тысяч лет. И сейчас, уже почти век, в Китае кризис, очищение и время перемен, на алтарь которого уже положено шестьдесят миллионов человек убитыми.

— А Платон, Аристотель? Прокукарекали, а там пусть и не рассветает? Их труды канули в Лету?

— Нет. Они были использованы христианской церковью для классификации грехов и добродетелей рабов божиих. Европейские же философы развили их учения о государстве, как общественного договора между властью и обществом, где эгоизм индивидуумов должен регулироваться законами. Но, как мы видели на примере императора Ши Куан Ди, добродетель выше законов! Лао Цзы, за три века до этого могучего императора, сформулировал стадии разрушения государства, как правило «Трёх когда»: «Когда потеряна истинная добродетель, является добродушие».

— То есть, когда эгоизм последующих поколений, размывает понятие добродетелей, общество начинает расслаиваться по имущественному признаку, но люди ещё терпимы друг к другу и живут по понятиям добродушия, регулируемого вполне христианскими принципами: «Поступай так, как желаешь, чтобы с тобой поступали», и «люби ближнего своего». И общество худо-бедно существует.

— Именно так. «Когда потеряно добродушие, является справедливость».

— То есть, когда человеческий эгоизм и индивидуализм окончательно разрушают то, что мы называем христианскими ценностями, связывающие общество, вступают в силу законы, пытающиеся сохранить справедливость. Но законы лишь усиливают неравенство.

— Да. «Когда потеряна справедливость, является приличие. Правила приличия — это только подобия правды и начало всякого беспорядка». Это, как в современном европейском эгоистическом обществе, отвергнувшем бога, скатившемся в идолопоклонство Золотому Тельцу, в индивидуализм и либерализм, как свободу всех от всего. И безнравственные люди, сдерживаемые только договорами и приличиями, в любой момент могут развязать войну всех против всех.

— А в конфуцианском обществе?

— Человек с рождения привыкал к тому, что личное, эмоциональное, своё, на шкале ценностей несоизмеримо с общим, принятым, рационально обусловленным и обязательным для всех. Катастрофой для китайца было «потеря лица» — публичное унижение, обвинение в нечестности, например, во взяточничестве, мошенничестве, независимо от полагавшегося за это наказания, было для него моральной смертью.

— Да. Добродетель выше законов! Благородные люди! Но в столкновении с европейским индивидуализмом они терпели поражение.

— Благородные люди ждут такого же благородства со стороны партнёров и всегда проигрывают наглым агрессивным индивидуалистам, пока не сумеют поставить их на своё место. Но это временно. И впереди у них, я думаю, великое будущее. Ориентированные на старину они не уделяли должного внимания естественным наукам. Тем не менее, именно они, за эти две тысячи лет, дали миру шёлк, ковры и бумагу, газеты, бумажные деньги и фарфор, и многое другое без чего дикие и неумытые европейские индивидуалисты до сих пор бы воевали между собой копьями в пределах Европы – ведь компас, порох и мыло тоже изобрели китайцы.

— Общество высокой морали должно быть передовым во всём! Они все свои пять тысяч лет истории были готовы к восприятию социализма и коммунизма, как наиболее подходящей им социальной системы. И, возможно, историческая миссия русской революции, лишь в том, чтобы помочь им в этом. Что нам делать, чтобы наше общество тоже стало честным, трудолюбивым и социально ответственным. Поверить в Высокое Чистое Небо?

— Воспитывать граждан. Как говорил Руссо: «Родина не может существовать без свободы, свобода без добродетели, добродетель без граждан. У вас будет всё, если вы воспитаете граждан. Без этого у вас все, начиная с правителей государства, будут лишь жалкими рабами».

Но Жан Жак Руссо был лишь философом, он всего лишь пытался защитить достоинство человека, а выпустил либерализм и кровавого джина революций, извращённого марксизмом провозгласившего диктатуру пролетариата. Ещё Руссо говорил: «Сила не творит право, и люди обязаны повиноваться только властям законным»!

— Но революции не спрашивают, кто кому обязан повиноваться. Они устанавливают диктатуру силы. И где эти власти законные? И те, кто сомневался в законности глупости, лжи и силы? Ты знаешь, я не трус, но я боюсь бодаться с этой властью. Знаешь, что революции химики не нужны, также как и физики, радиофизики, ботаники и биологи. Я поднял этот вопрос только для того, чтобы воспользоваться удачей общения с умными людьми и с холодным умом и сердцем выработать свою гражданскую позицию на будущее. Позицию, на которую, может быть, и жизни моей не хватит. Найти своё место творца и созидателя, служить отечеству, человечеству, а не режиму лжи, глупости и насилия.

— И чем же мы, «умные люди», тебе помогли?

— Мне всегда было плевать, кому принадлежит собственность. Лишь бы она эффективно работала на общество, на будущее. Я никогда не был согласным с существующим режимом, но я верил, что завтра будет лучше, чем вчера. Теперь я понял, что эффективной экономики без частной инициативы, без личного вклада самозабвенно работающей на общее дело добродетельной личности не может быть. И власти ведут нас не через тернии к звёздам, а от одной катастрофы к другой. Андрей сказал, что поражение Советского Союза неизбежно, мы сами себя разорим показухой, космосом и гонкой вооружений. Я с ним согласен, и поэтому я никогда не буду работать в этих ныне престижных областях, ни в каких закрытых институтах и «ящиках». Я буду человеком сугубо гражданским. Власть, состоящая из лишённых добродетелей властолюбивых индивидов, старается делать из нас маленьких сереньких индивидов в коротких штанишках, кормящихся с её руки. Я буду стараться работать в сфере образования, на духовность, готовить вокруг себя индивидуальностей и личностей. Не конфликтуя с властью, работать, как Андрей, «на осадок». На будущее. На граждан, на гражданское общество.

— Внушать женщинам, что такое величие и добродетель? – смеялась Инна. – Научила на свою голову!

— И когда нас, великих и добродетельных, станет много, мы разберёмся с этой властью, как Гулливер с могучим лилипутским флотом. Мы заставим её уважать индивидуальность и личность так, чтобы они тоже смогли уважать власть.

— Но личность, взявшая на себя заботы о преобразовании окружающего мира, призывающая индивидов вырваться из плена потребительства, рабства убогой серости, зажечь в их душах факел добродетелей, сама должна быть одухотворённой личностью. Что для тебя будет служить источником этой одухотворённости? Учение Нового Лотоса?

Он испытующе посмотрел на неё

— За час до прихода на Гусиное озеро, никакого Учения Нового Лотоса не существовало. Оно родилось, под влиянием момента тогда, когда павлин, чтобы очаровать свою курочку, распустил длинный и бесполезный в обыденной жизни, но такой очаровательный и восхитительный, с точки зрения курочки, свой роскошный павлиний хвост.

— О, он восхитил, очаровал, поразил свою курочку! Проник в самое её сердце, стал её откровением, её мечтой, частью её самой. – Смеялась она, лаская его. – Но, неужели, для тебя самого, полные глубокого смысла слова Нового Лотоса были только словами?

— Нет, это мой взгляд на мир, заповеди, переданные мне моим дедом. Моя внутренняя философия, мой мир, моя мудрость, в конце концов. Мудрость, которой я никогда ни с кем не делился. Потому что смешнее и глупее непрошеной мудрости ничего не бывает. И её счастье, что она появилась под влиянием красоты божественных лотосов, в нужном месте, в нужный час, нашла нужного человека и назвалась как Учение Нового Лотоса, а не Павлиньего Хвоста.

— Теперь нас двое последователей Учения Нового Лотоса. Но, что для тебя означает духовность, духовные ценности.

— Для моего Ума духовность имеет познавательное значение – постижение истины, для Духа значение нравственное – созидание добра, а для Тела эстетическое – познание красоты. Вокруг этих трёх начал: истины, добра и красоты и должны будут собраться мои духовные ценности, будет расти моя индивидуальность, а если повезёт и личность. В данный момент ты единственная моя духовная ценность, которой я дорожу. Для моего Ума ты мой идеал и истина, в последней инстанции, мне приятно в совместном поиске истины приходить к общим точкам зрения. Для моего Духа ты – цель и добродетель, мне приятно делать тебе добро и принимать твою заботу. А для моего Тела ты – любовь и красота, мне приятно дарить тебе любовь, наслаждаться твоей красотой. Ты, ты, ты! Я люблю тебя! И я прошу стать для меня моей Любовью, моей Совестью.

— «Твоя Любовь, Твоя Совесть – твой Бог. Твой Бог всегда с тобой». Ты просишь меня стать твоей богиней?

— Да! «Не мы нужны Богу, Бог нужен нам». И без моей богини мне полный зарез. Прошу стать моей богиней, чтобы идеалы любви и заповеди Нового Лотоса послужили мне опорой, основой для выработки моих понятий о добре и зле, морали и праве, долге и чести, достоинстве и справедливости, о смысле жизни и добродетели. Наполнить мою жизнь содержанием и смыслом. Быть моим счастьем.

Она заплакала.                  

— Егорушка, солнышко моё, не мучь меня! Ты же знаешь, как я люблю тебя! Любая женщина, услышав такое признание в любви от любимого, была бы на верху счастья. Но, к сожалению, не я! Ведь знаешь ты, и знаю я, что твой идеал с изъяном – я поторопилась родиться раньше тебя! Что авиабилет, лежит у тебя в кармане и пропасть шириной в тысячи километров скоро ляжет между нами! Это разрывает моё сердце.

Он гладил её волосы, стараясь говорить спокойно:

— Всесильный бог Фатум неумолим! Он делает всё так, как ему заблагорассудиться, создаёт проблемы, проверяя нас на прочность. Всесильный бог Фатум добр и щедр! Он всегда предоставляет нам право искать решения своих проблем. В день нашей встречи Фатум провёл мимо меня сотни девушек, может быть, красивее и моложе тебя в которых я не рассмотрел и сотой доли тех достоинств, которые я обнаружил в тебе, там на катере. И, на мой взгляд, предстоящая разлука, хотя она и фатальна, но это лишь проверка нашей любви и имеет своё решение.

Нет, она не плакала, не рыдала, но молчаливые слёзы глухого отчаяния, вытекая из уголков глаз, скользили по её вискам, теряясь в светлых прядках её причёски.

Он, пытаясь хоть как-то утешить её, говорил ласковые слова, нежно целовал глаза, губы, груди, чувствуя, как их общая боль неизбежной потери и его забота о хрупком настроении женщины, нежность к ней, наливает его ответственностью за неё и мужской силой. Лаская, он пытался отвлечь, рассмешить её, и шутливо говорил: помнишь, как в «Декамероне» монах уговаривал свою монашку «Взойдём на гору Гелвуйскую, войдём в долину Иософатскую, где совершим великое чудо». И попытался «взойти» на её груди, но она, смеясь сквозь слёзы, сказала:

— Подожди, любимый! Извини, но сейчас я не смогу ответить тебе всей страстью моего желания. Извини меня, Егорушка! «Я сейчас справлюсь со своим горем», — говорила она и, положив голову ему на грудь, втягивала в себя, слышный только ей, запах мужского тела. И, набравшись сил, желая поддержать разговор, спросила:

— Значит, ты решил всё-таки бодаться с властью, не открыто, но с умом, работая «на осадок», перевоспитывать индивидов в индивидуальностей?

— Обезличенный индивид это тот, который из материального и духовного выбирает только то, что можно продать. Из прав и ответственности выбирает только права. Тот, который, в выборе между честью и выгодой всегда выберет выгоду, а в выборе между добром и злом, не делая между ними никакой разницы, однозначно сделает свой выбор в пользу выгоды. Из правды и обмана выбирает хитрость. А для общества нет вреда большего, чем хитрость, выдаваемая за ум или за правду.  Из полуголодного рабства и полной тревог свободы всегда выбирает рабство.

— И ты намерен поколебать эту глыбу?

— Обезличенный индивид – опора власти, которая потратила десятки лет на уничтожение личностей и индивидуальностей. Власти, которая под лозунгами равенства и социальной справедливости творит беззаконие, насилие и глупость и, возможно не ведая сама, проводит невидимое сверху, подпольное расслоение общества, где вверху оказываются самые мерзкие из индивидов. Власти, забывшей или не знавшей, что такое общественный договор, и для чего существуют государство, власть, законы. Власти, которой нужны только почести, как старикам медали, и зажимающей рот любой критике. Преследующей за требования соблюдения человеческого достоинства.

— Лет сто назад, когда народовольцы, сами устали от развязанного ими против царских властей террора, они «пошли в народ», просвещать его, надеясь, что просвещённый народ сделает выбор  в пользу их идеалов свободы. Но народ, сделал свой выбор, сдав всех народников полиции.

— Но, он был способный ученик! Через сорок лет этот народ уже был на баррикадах, творя террор, насилие и произвол по понятиям идеалов свободы у народовольцев.

— Ты слышал, там, у озера, пионерский клич «Будь готов!» и бодрый ответ «Всегда готов!». Так власть растит себе смену! Быть готовыми отдать даже жизнь за дело Ленина, партии и правительства. Власти тоже читали Льва Толстого и тоже знают, что у жизни один закон: если хочешь улучшить жизнь – будь готов отдать свою. За, какое дело ты готов отдать свою жизнь?

— Не буду оригинальным, проблемы, стоящие перед нами те же, что и в шекспировские времена. В этом несправедливом мире власти, идеологии и системы могут меняться, а несправедливости остаются прежними, потому что индивид остаётся прежним: «Зову я смерть. Мне видеть невтерпёж Достоинство, что просит подаянья, Над простотой глумящуюся ложь,  Ничтожество в роскошном одеянье,  И совершенству ложный приговор, И девственность, поруганную грубо, И неуместной почести позор, И мощь в плену у немощи беззубой, И прямоту, что глупостью слывет,  И глупость в маске мудреца, пророка,  И вдохновения зажатый рот,  И праведность на службе у порока…» — Всегда готов!

— Подожди! Не умирай, любимый! Я же говорила, что вам, мужикам, лишь бы убивать да падать смертью храбрых! Давай вместе с холодным умом и сердцем подумаем, чего же мы хотим.

— Я люблю мою великую страну! Её безбрежные просторы, разнообразие климатов, рельефов, характеров, языков, этносов. Я люблю свой великий народ, ставший жертвой, какого-то бесчеловечного эксперимента, его великий язык, его великую культуру, создавшую в суровых условиях севера свою самобытную цивилизацию. Я хотел бы избежать каких-либо резких поворотов в её истории. Но я не приемлю власть, которая, перечеркнув историю, традиции народа, его нравственную чистоту и деловую активность, растоптала, уничтожила личность, превратив всех в убогих серых индивидов. Пытаясь навязать это убожество миру, ведёт нас к новой катастрофе.

— Но было, наверное, что-то и хорошее. Например, наше счастливое детство. Образование, позволяющее нам с тобой говорить на равных, хотя я родом из столицы, а ты из глухой сибирской деревни. Наше настоящее, наша   надежда на будущее, что завтра будет лучше, чем вчера.

— Но надежды на будущее на ложном пути всегда бывают ложными.

— Но власть и сама меняется. Она уже не такая кровожадная, как была ещё лет десять тому назад. Она даже позволяет нам здесь, без опасения за свою свободу, осуждать её.

— Но только так, чтобы нас никто не слышал. Она по-прежнему является бюрократической кликой вождей, от имени «гегемона» насилующих самого гегемона и весь народ. Бездарно проматывая сталинское наследство, не меняясь, по сути, пытается выдать временные уступки за демократические преобразования. Навечно сохранить за собой роль пастухов при стаде индивидов.

— Короче, страна у нас хорошая, а государство нет?

— Да. За, что и люблю тебя, мой свет, ещё и за ту способность коротко излагать смысл длинных рассуждений. Власти государства не знают, для чего создаются государства и их законы.

— Со времён Цицерона «Законы должны искоренять пороки и насаждать добродетели». А у нас же, как во времена Салтыкова-Щедрина «Строгость российских законов смягчается их необязательностью»

— Нужна свобода, необходим парламент, где народные избранники свободные в своих суждениях, честные и неподкупные, знающие потребности общества, имеющие своё мнение, где в борьбе этих мнений рождается истина, возведённая в закон. Законы, суть которых – человеколюбие. И справедливость – правда, рождённая мудростью законов. Лишь тогда сильная добродетельная власть обеспечит исполнение законов и справедливое воздаяние по заслугам.

— Значит, ты утверждаешь, что суть законов – человеколюбие?

— Это же истина.

— А где любовь там и бог! Моё смирение, быть может яркой, но лишь свечи в храме Вечности! Драгоценной, но лишь пылинки, в бесконечности мироздания! Моя благодарность Ему за подаренную мне жизнь. За то, что Я пришёл в этот мир человеком. За то, что я не одинок. Мой источник силы и вдохновения. Наше объединяющее начало и наша сила. Наша вера в справедливость. Мерило того, что нам истинно и свято. Наша надежда на защиту в этом непредсказуемом скоротечном мире.

— А те, кто в это не верит – все мудаки и хамы! Было бы в душе у человека высокое чистое небо Совести и Любви, и не важно, как зовётся его бог: Яхве, Будда, Аллах, Тенгри или Фатум и кто их пророки. Тогда даже атеист может быть вполне приличным человеком. А мужчина, чтобы что-то внушать женщине, должен иметь волю и мужество, идти дорогой чести и всегда быть честным перед собою, понимая честь как награду, присуждаемую ему обществом за его добродетели. Иметь свою цель, которой служит он сам, и свой набор добродетелей, которые он желал бы видеть и в своих детях. Единое  понимание, которых между мужчиной и женщиной сделает крепкой и здоровой их семью, свободной и богатой их страну. И только тогда Мы совместным трудом можем создать достойную для себя, для каждого Я, среду обитания. Стать свободными и здоровыми, богатыми и щедрыми. И говорить то же, что говорил Френсис Бэкон, творец великой англосаксонской цивилизации на заре индустриального эона: «Деньги – это навоз! Если их не разбрасывать, от них будет мало толку. А добродетель с помощью богатства становится всеобщим благом». И это истина! А истина обретается только тогда, когда у людей есть свобода, чтобы искать ее!

— «Бог любит каждого, но, если ты любишь Бога – твори добро, живи в чистоте и радости, стань здоровым и богатым – и щедрому воздастся». Воистину божественные заповеди Нового Лотоса!

— Бог, Родина, Свобода, Добродетель и Закон! По-моему, лишь они всегда делали людей свободными, а их страны процветающими. И, по-моему, в поисках истины, мы её нашли! Спасибо тебе, моя дорогая. Моя умница! Добродетель ты моя!

— Это, пожалуй, только формула успеха! А, чтобы она стала истиной, нужно ещё многое сделать. И, раз ты, ловец человеков, собрался одухотворять индивидов, делая из них индивидуальностей и личностей, ты должен иметь в котомке странника широкий набор духовных ценностей. Но об этом уже думай сам! Я верю в тебя! Я люблю тебя!

А сейчас твоя добродетель, которую, как обычно, хвалят и которая, как всегда, мёрзнет, желает погреться на обещанной ей охоте! – Ласкалась к нему Инна. – И, где же тут мой любимый?… Мой отважный покоритель гор Гелвуйских?… Мой милый сладкий охотничек, которого мне всегда охота?… – Смеялась она, прильнув к Егору, и целуя его…

    ***

«Пристегните ремни» объявила стюардесса, и слова её повторили загоревшиеся транспаранты. Ту-104 затрясся по бетонке аэропорта Владивостока и, пробив облака, устремился в будущее. Взглянув через иллюминатор на густо синее небо, Егор расслабился в мягком кресле. Там за спиной остались Владивосток, остров Путятин, Инна. Прошлое, подарившее ему миг радости и глоток счастья. Щедро оделившее его красотой природы, друзьями, любовью.

Инна не поехала в аэропорт провожать его. Они простились там, на острове, у развилки дорог. Она, прижав своё заплаканное лицо к его груди, шептала

— Прости, любимый! Я не поеду провожать тебя, я не могу рвать своё сердце напоказ.

Нежно взяв в полукольцо своих ладоней её небесное лицо, он целовал её заплаканные глаза, гладил светлые волосы и, понимая неотвратимость надвигающейся разлуки, шептал ей ласковые слова. Она, собрав все силы, пыталась говорить спокойно:

— Всегда помни, что ты остался со мной навсегда, как моё самое чистое и светлое воспоминание, мой белый пушистый альбатрос. И где бы ты ни парил, над какими просторами, помни, что я всегда с тобой. Если будут проблемы, пиши, звони. Мне будет легко понять близкого и дорогого мне человека, и я буду рада дать тебе дельный совет, или чем-то помочь тебе.

— И ты пиши мне. Я даже не могу представить себе, как мне будет одиноко без тебя!

— Ты знаешь, как я тебя люблю. Я знаю, как ты меня любишь. Я хотела бы быть всегда вместе с тобой. Но обстоятельства выше нас! Я хотела бы быть матерью твоих детей. Но не судьба! Наш с тобой бог Фатум сильнее нас! С Еленой не рви отношений. Потому, что страдания юного Вертера не излечить ни словами, ни философией, ни упорной работой, их можно излечить только другой женщиной. Поэтому, если найдёшь её достойной, а твоя планка должна быть очень высока, женись на ней. Я буду, счастлива, если будешь, счастлив ты.

На мгновение она замолчала, а потом, глаза её снова наполнились слезами, она наклонила к себе его голову и, покрывая его лицо поцелуями, говорила тепло и благодарно:

— А тебя, моё солнышко, я благодарю за всё. За свет и за тепло подаренное мне. За ту энергию, в ожидании которой я берегла свою любовь. За те полёты во сне и наяву. Моё солнышко, за это недолгое время, осветившее мне всю красоту мира, согревшее меня, подарившее мне миг радости и глоток счастья. Я желаю тебе, удачи и радости, чтобы они множили для тебя те редкие минуты счастья, которые изредка дарит нам жизнь. Иди! – Оторвала она его от своего сердца.

Он взял рюкзак, поцеловал её на прощанье, и пошёл вперёд по скошенному лугу.

— Иди вперед, навстречу туманному будущему, без страха и с мужественным сердцем. – говорил он себе.

Сюда он прилетел мальчиком, но возвращался мужем.