Путь пчелы

 Белый, первозданный снег похрустывал, проваливаясь под лыжами. Лыжники миновали распадок, минуя редколесье, вступили в кедровый бор. Егор подошёл к дереву, погладил ствол и серые, шершавые чешуйки коры посыпались на белый снег. Высокие колонны стволов уносили в голубое небо вечнозелёные кроны и ветер шумел запутавшись в длинных зелёных иглах. Как говорил дед: в сосновом бору хвалиться, а в кедровом богу молиться. Он вспомнил кедровые леса своей родины. Да, огромные кедровые леса вдоль берегов большой, быстрой реки. Живые леса полные бурундуков, белок, колонков, соболей. Времена меняются и всё это великолепие уйдёт скоро на карандашную дощечку. Миллионы детей нарисуют миллиарды деревьев, но это не вернёт то чудо природы, что называется кедровым бором. Этому красавцу, можно сказать, повезло. Он молод, ему лет 110 – 120. Находясь  в пригородной, заповедной зоне покрасуется ещё, радуя не одно поколение томичей. А там вершится катастрофа. Лесоводы ещё не научились в полной мере восстанавливать кедровые леса, а лесозаготовители уже работают на их уничтожение. Заскрипел снег, это подошёл сокурсник Гена Сизов, добродушный толстячок по студенческой кличке Слоник.

— Пройдём ещё с километр, спустимся к речке, а там, наверное, и лыжня будет.

— А по мне по этому бору идти хоть до вечера. Красота!

— Красота, — подтвердил  Слоник

Они послушали тишину, нарушаемую мерным прибоем вершин, и пошли дальше. Как они и предполагали, появилась лыжня извивающаяся вдоль берега небольшой быстрой реки. Быстрая вода делала промоины во льду и вороны чёрные на белом снегу деловито расхаживали вдоль промоин.

 Вскоре лыжня втянулась в деревню. Ленивые собаки, лениво брехнув на нарушителей спокойствия, с чувством выполненного долга возвращались в свои подворотни. Лыжня проходила мимо большого бревенчатого дома, и едва лыжники приблизились к дому, раздался отчаянный стук в окна, радостный визг. Беленькие, чёрненькие, рыженькие девушки отчаянно барабанили в окна, что-то радостно кричали, зазывно махая руками: к нам, к нам. Пока лыжники соображали, чтобы это значило, с шумом распахнулись двери и они были атакованы и обезлыжены отрядом весёлых амазонок. Торжествующий отряд, весело толкаясь, со смехом, с шутками ввел пленников в дом. Оглядевшись, они поняли, что захвачены в плен студентками пединститута, выехавшими на зимние каникулы в подшефную школу. Чтобы унять непомерный энтузиазм амазонок, пленник шутливо произнёс:

— Видит бог, мы сопротивлялись, и на нас распространяется конвенция о статусе военнопленного, защищающая пленников от насилия.

— Какое насилие, шеф, когда Пенелопа здесь! Одно сплошное удовольствие. — возразил Слоник радостно улыбнувшись большегрудой красавице.

Гена Сизов был известен, как большой ходок по женской части и всех его пассий объединяло то, что все они были Пенелопами. Наверное, как обещание долгого ожидания.

В прихожую с теннисной ракеткой в руке заглянул парень и удивлённо произнёс:

— Девки, где вы откопали этого снежного барса?

— В снегу, естественно. А, что? Барсик, как Барсик, даже немного поцарапался. – в свою очередь удивилась высокая рыжая девица.

— Снежный барс, покоритель пика Евгении Корженевской, альпинист – семитысячник Егор Краснов собственной персоной! – торжественно произнёс парень, в котором Егор узнал Алексея, товарища по альплагерю.

 — Не понятно, но волнует!  – произнесла высокая рыжая девица — что, значит альпинист- семитысячник?

— Альпинист, покоривший гору свыше семи тысяч метров высотой. Сказал Алексей.

— А-а, разочарованно хмыкнула рыжая. А я думала это гора из семи тысяч покорённых женщин. Хотела бы, что бы и меня покорили, даже если я буду семь тысяч первой. Но предупреждаю — это будет не легко.

— Ты, говорят, ушёл из альпинизма в аквалангисты, почему?

— Как-то, высоко в горах, в осыпи, я нашел ракушку. Окаменелая, истертая, с едва заметным завитком, но эта была ракушка! И я понял, что эти горы выросли из моря, что пройдут века, и здесь снова будет плескаться море. Я понял, что мир широк, океан вечен, а жизнь так коротка! И мне захотелось окунуться в глубины океана, прикоснуться к его мощи и попробовать себя, пока молодой, во всех ипостасях.

— Рад за тебя, что это твой выбор. Покоритель вершин, покоритель глубин, не всё ли равно! Главное быть надёжным парнем, каким я тебя знаю. Но вернёмся к нашим овечкам, высот, конечно, никаких, но такие глубины! Такая тёмная вода, такие омуты, такие черти! Тут я пас. Тут нужен специалист подводник, исследователь подводных глубин и течений. Намёк понял? Шутка.

И обернулся к «овечкам»:

— Что вы держите гостей, как пленников у порога! Про конвенцию слышали? Сами захватили, сами и кормите! А я пошёл доигрывать партию.

Девушки зашевелились. Говорили, что-то по-французски и по их действиям гости поняли, что путь к сердцу мужчины должен был лежать через желудок. И это было правильно. Вскоре накрыли стол на двоих. Обед был простой: походная каша с тушёнкой и кисель. Пробежавшись по морозу, ребята нагуляли хороший аппетит и ели с удовольствием. Парни сидели во главе длинного стола, а все остальные места заняли девушки. Их было человек пятнадцать – все были молоды и красивы. Слоник сидел рядом с Пенелопой, а все остальные переключили внимание на Егора: кто нарочито глядя «во все глаза», кто-то «строя глазки», а кто-то просто по бабьи подперев щеку ладонью.  И все с удовольствием смотрели, как едят мужчины. Егор обратил внимание на девушку с каштановыми волосами, которую он ещё заметил среди отчаянно стучавших в окна. Теперь она сидела, подперев щеку ладонью и нарочито, как солдат, глазами ела начальство.

— Издеваешься? – Спросил Егор

— Мне нравиться, как вы едите. – церемонно ответила она. Егор отвлёкся на какое-то замечание Слоника, но, подняв голову, увидел, что каштановая всё также нарочито смотрит на него.

— Издеваешься над вечно голодным студентом? — взорвался он.

— Вечно голодный студент — это хорошо. – засмеялась она.

— Это почему же?

— Сытое брюхо к труду и ученью глухо.

— Если студент на каникулах, то на какой труд вы намекаете? – он насмешливо и даже нагловато стал рассматривать её лицо, стараясь смутить её и заставить опустить глаза, но она выдержала взгляд, паузу и будничным голосом ответила:

— Тот, который всегда был делом чести, доблести и геройства.

Она хочет обратить на себя внимание и это ей, кажется, удалось. А, впрочем, я заметил её ещё раньше, чем она этого захотела.

— Мы ждём потрясающих воображение рассказов о покорении непокорённых вершин. – сказала рыжая и не покоренная.

— Для начала давайте выясним, пленники мы прекрасных амазонок или их гости?

— Гости, гости.

— Если гости, тогда давайте знакомиться, а то получается, что незваный гость хуже татарина. Хотя я сам живу среди татар и всегда им рад. Егор Краснов, Геннадий Сизов третьекурсники университета. Девушки по порядку

называли себя, и гости узнали, что каштановую звали Еленой, рыжую – Зинаидой, а Пенелопу просто Галей.

— Человек смертен, а матушка Природа бессмертна, поэтому покорителей вершин и покорителей глубин нет, и быть не может. Это не более, чем литературный штамп. Если какая-то вошка, кряхтя и потея, доберётся до вершины огромной горы, постоит там несколько минут, даже напишет «здесь был Вася» и поспешно побежит вниз, то можно ли говорить, что она покорила вершину. К утру снег заметёт все следы, и гора будет стоять так, как стояла миллионы лет, как будет стоять миллионы лет, пока не развалится от какого-нибудь геологического катаклизма.

— Смертный может покорить только смертного? – спросила Зинаида.

— Да. «Но человека человек послал к анчару властным взлядом». Кстати, кисель у вас очень вкусный, настоящий клюквенный, можно добавки.

— Ну, жрать горазд! – восхищенно улыбнулась крашенная блондинка Валентина, черпая кисель из ведра – И кто же тебя сердешного послал к этому анчару так далеко и так высоко. Неужто этой «смертной смолы» в магазине поближе не было.

— Парадокс в том, что «раб», которого послали это я, и «князь» который послал это тоже я

— Как у Державина: «Я – раб, Я – царь, Я – червь, Я – Бог!»

— Совершенно, верно.

— Не слишком ли много здесь Я? И все с большой буквы.

— Не слишком. Давайте определимся, что такое Я.

— Я это Эго – основа эгоизма. Я – последняя буква в алфавите

— И то и другое верно. Но для меня моё Я, это моя душа ищущая, метущаяся, постоянно неудовлетворённая. Моя душа, которая является единением трёх стихий: духа, ума и тела. Где неукротимый дух ставит цели, острый ум ищет пути достижения цели, а ленивое тело не спешит достигать этих целей. И счастье это, когда все три стихии достигнут своей единой цели.

— Счастье – эфемерное состояние отдельно взятой души достигшей своей цели? Интересная формулировка, надо будет запомнить. – сказала Зинаида.

— Не надо ходить за вашим счастьем так далеко. Рецепт его лежит в ближайшем обувном магазине. – проворчала Валентина. Идите, купите ботинки на размер меньше и ходите в них целый день. Вечером, когда их снимите, и неукротимый дух, и острый ум, и ленивое тело – все будут очень счастливы.

— Дух не ставил насилие над телом своей целью, ум не смог предотвратить это насилие, а тело страдало по чьей-то прихоти. И душа не может быть счастлива. Это пример насилия над личностью. В нём нет свободы выбора.

— Вывод – счастливым может быть только свободный человек? – сказала Зинаида.

— Молодец! – похвалил Егор, хлебнув киселя. – Но вернёмся к нашим горным баранам. Значит, Я молод, Я здоров, Я свободен и хочу быть счастливым. Моё Я, моя душа, строит наполеоновские планы, но она должна быть уверенна в себе, в своей тройке стихий: правильно ли ставит цели мой дух, верен ли мой ум, надёжно ли моё тело? Разгул ли это стихий? Необъезженные ли это дикие, злые кони в табуне? Или это уже готовая русская тройка способная целеустремлённо нести мою душу, моё Я, по магистрали жизни?

— И твой могучий дух помимо обыденных целей ищет себе суперцель, чтобы проверить себя на грани возможного? – задумчиво произнесла Зинаида.

— Да, у него неодолимая страсть раздвигать горизонты, смотреть, что там за горизонтом. И он выбирает горы.

— Я же говорила – оживилась Валентина, — без магазина вам не обойтись. Ведь для полного счастья надо купить горные ботинки и эти железяки к ним. Ну, на размер ошиблась. Извините.

Все засмеялись. Разговор получался непринуждённый, доверительный. Какие омуты? Какие черти? Хорошие девчонки! И симпатичные к тому же.

— Поставив суперцель, дух разбивает её на подцели и переводит их в разряд обыденных, и все заняты своим делом. Я – собирает, зарабатывает, копит деньги. Что толку в мечте, если нет ни гроша за душой. Ум – изучает снаряжение, методики и опыт восхождений. Тело – усиленно тренируется. И вот наступает поход, час испытаний. В позапрошлом году был Кавказ, были восхождения на вершины. Это всегда тяжкий труд, непомерный риск и проверка себя на прочность. И не только себя, потому что идёшь в связке.

— Что же ты испытывал, человек, когда покорил вершину.

— Может кто-то и чувствует, что он покоритель, но не я. Я, действительно счастлив, потому что достиг своей цели, пусть промежуточной, но цели. Моё Я, моя душа поёт, а тело пляшет потому, что дух, ум и тело пустили по кругу братину с вином победы и, напившись этого вина допьяна, они торжествующе вопят: мы это сделали! Что испытываю я к горе, которая подарила мне радость победы и уверенность в себе – благодарность.

— Поблагодаритель вершин. Ну, прямо японские церемонии какие-то, осталось только харакири сделать прямо на вершине, мол, остановись мгновенье ты прекрасно – неожиданно и зло сказала Валентина.

— Да ну тебя – сказала Зинаида – покоритель ли, поблагодаритель ли вершин не важно. Важно то, что он победитель и победил не бездушную гору, а победил себя, нашу скуку и обыденность. Хотела бы я быть на его месте или хотя бы рядом.

— Извините – извинилась Валентина, — не люблю пафоса, а этому Егору я бы посоветовала хорошие женские ежовые рукавицы, чтобы не бегал по горам и не рисковал народным достоянием. А то, что этот болтун талант и народное достояние я не сомневаюсь.

— Молодой ещё, пусть побегает. – решили все

Вошёл Алексей. Егор обратился к нему с вопросом, как он относится к женскому альпинизму.

— Нормально. У нас на секции даже объявление висит для новичков: «Если хочешь стать настоящим мужчиной приходи к нам в секцию альпинизма. Если хочешь стать настоящей женщиной приходи к нам в секцию альпинизма.»

— Прошлым летом был на Памире на поляне Москвина, из которой идут маршруты на пик Евгении Корженевской и на пик Коммунизма, там тоже в ходу были шуточки типа: «с Жени спасатели опять сняли двух поляков». Так в честь своей жены пик назвал её любящий муж, хотя сама Евгения на Памире не была, а жила в Петербурге и постоянно готовила к приезду мужа хорошие женские ежовые рукавицы.

— И хорошую женскую меховую горжетку. — добавил Слоник

— А-а – расхохотался Алексей. Анекдот. Армянское радио спросили: как предотвратить женскую меховую горжетку от вытирания? Радио долго молчало, потом ответило: мы не знаем, что такое женская меховая горжетка. Но догадываемся. Советуем меньше ездить на велосипеде. – Хохотал Алексей. Посмеявшись, добавил

— Без женщин в секции никак. Они создают климат, дух соревнования, соперничества, но наверху им делать нечего. Ваше дело ждать. Готовить свои ежовые рукавицы, меховые горжетки, что ещё у вас там. А мы всё равно будем ходить в горы. Скучать там по вас и называть вашими именами пики и кратеры, ледники и морены. Помолчал, затем распорядился:

— Ну, девки, всё. С гостями познакомились, посиделки закончились, дежурным прибраться и готовить ужин, остальные на улицу.

И девчонки, словно вчерашние школьницы, смеясь и толкаясь, оделись и, взяв, кто лыжи, кто санки, кто просто картонки отправились на улицу. Там они разделились: кто на лыжах отправился в бор, остальные пошли кататься на гору. Егор и Гена с Галей-Пенелопой пошли кататься на гору. Там на хорошо укатанном склоне они провели часа полтора-два бесцельно тратя время и бездумно хохоча, когда разогнавшийся на склоне «паровозик» сходил с колеи, резко уходил в сторону, рассыпался, опрокидывая своих пассажиров в чистый пушистый снег. И всегда, почему-то рядом была Елена. Егор не обращал на это внимание ещё и потому, что «чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей…». Начало уже смеркаться, когда они разгорячённые и раскрасневшиеся, мокрые от снега и пота, весёлой гурьбой ввалились в дом. Отпуская шуточки дежурным и, по волчьи нюхая воздух, пытаясь определить степень готовности пищи, чтобы утолить свой волчий аппетит.

  После ужина были танцы под старенькую шипящую радиолу, с небогатым набором пластинок. Алексей, видно, не баловал вниманием своих подопечных  и не присутствовал на танцах. Гена всё время танцевал с Галей, и Егору пришлось танцевать со всеми. Он был красив, как молодой бог, высок и строен, с сильной спортивной фигурой, подчёркнутой серым пушистым свитером, умело вёл и поддерживал беседу, и девчонки буквально таяли в его сильных руках. Но природная скромность, отсутствие опыта ловеласа и, главное, не желание его приобретать и им пользоваться, ставили невидимый заслон в его отношениях с женщинами. Он, наверное, был однолюб, всегда искал свою единственную и, поэтому сейчас, перетанцевав со всеми, установил со всеми ровные, доверительные отношения и не больше. В том числе и с Еленой. Иногда он, танцуя с очередной партнёршей, поддерживая беседу с ней, внимательно разглядывал Елену равнодушными глазами. Она была красива, как красива молодость блеском глаз, свежестью кожи, и белизной зубов. Белое, симметричное, слегка вытянутое лицо, обрамлённое гривой каштановых волос, внимательные глаза, под своевольным разлётом бровей, высокий лоб, прямой нос и чувственные губы. Гордо посаженная голова на грациозной шее. Фигурка не высокая, но и не мелкая, пропорциональная. Когда же она танцевала с Егором, зелёные глаза её из-под лучистых ресниц отливали изумрудами глубоких озёр, голос был приятен, речь была толкова и немногословна. Кожа на лице была гладкой, без следов косметики, которую Егор называл штукатуркой. И приятный, еле уловимый запах тепла и живой плоти, исходивший от её тела, возбуждал его и был приятен Егору, как бывает, приятен запах зверю, взявшему след.

  В одиннадцать часов танцы прекратились, и в доме воцарилась суета, какая бывает в лагере перед отбоем. Умывались, чистили зубы, стелили постели. Слонику и Егору постелили отдельно в разных классах.  Егор, привыкший в альплагерях и походах к  разным условиям ночёвки, лежал и слушал, как затихают шаги, разговоры, смех. Дом погружался в тишину. Лунный свет, отражённый от снежной поверхности за окном, заполнил класс голубым неверным светом, отчего синие океаны на карте полушарий висевшей на стене стали чёрными и призрачный, смеющийся череп Африки над белыми костями Антарктиды был весел, как весел «весёлый Роджер», зовущий на подвиги и приключения. Вечный бег луны менял углы отражения на кристаллах льда, которыми художник мороз нарисовал на окнах дивные цветы, заставляя их вспыхивать разноцветными искрами. Скрипнула дверь и в призрачном свете показалась Елена.

— Я посижу с тобой?

— Полежи со мной. Он приподнял край одеяла, приглашая проскользнуть в тепло пододеяльного пространства.

— Нет, я посижу. Она села поверх одеяла, скрестив по-восточному ноги, одетые в лыжные трико. Рука Егора, задержавшись на мгновение на её колене, скользнула вверх по бедру.

— Ручки шаловливые будут лежать здесь и только здесь. – Капризно сказала она, мягко взяла руку Егора и положила к себе на колено, прикрыв её сверху своей тёплой ладонью. Они помолчали, привыкая к ситуации.

Молодое тугое тело склонилось над ним, маня своей привлекательностью и доступностью. Молодая тугая плоть рвалась обладать этим телом. Откуда-то из потёмок души вылез ловелас Мефистофель и возбуждённо зашептал: «Чего медлишь, чего вытягиваешься? Она пришла сама! Она твоя! Бери её!».

 Но ангел-хранитель закрыл её своим крылом: «Она протянула тебе руку дружбы, а может быть и любви. Любовь животворящее звено цепи всех времён. Мост между прошлым и будущим. Тебе не нужно будущее? Тебе не нужна Любовь?»

Мефистофель неистовствовал: «Дёрни её за руку. Пусть эта женщина, сидящая в  неустойчивой позе  Будды, рухнет тебе на грудь. Закрой её крик поцелуем. Подомни под себя и делай с ней что хочешь. Она сама пришла!»

Белый ангел убеждающе шептал: «Эти глаза, которые обещают любить тебя, потухнут. Эти губы, которые кричат слова невысказанной ещё любви, станут лживыми. Эти руки, страстно желающие обнять, оттолкнут тебя. И ты снова останешься один. Потерпи! Не торопи события.»

Мефисто совсем обезумел так, что заговорил стихами Гёте: «Вы ж волокита продувной, готовьте подходящий кол, чтоб залечить дуплистый ствол!»

«Это вам не Вальпургиева ночь, сударь, это преступление против троих».

«Почему против троих – опешил Мефисто – я вижу только Эго?»

« Против неё – это насилие. Против него – завтра для него она будет ничто, и он снова останется один тащить своё Эго. Против третьего, который будет зачат в грехе и в насилии.»

«Против пятерых! Уж тройню я бы им обеспечил» – проворчал Мефисто, уползая в потёмки души.

Егор повернулся набок, обернулся калачиком вокруг её тела, подпёр свою голову одной рукой, а в другую взял её руку.

— Итак, ночь первая. Что нам расскажет Шахерезада?

Шахерезаде было, что рассказать. Поняв, что миновал момент, когда её приход будет истолкован неправильно, она говорила не умолкая. Они проговорили всю ночь. О чём могут говорить молодые, у которых  своё прошлое, немного настоящего и  манящая бездна  будущего – вся жизнь впереди. О том и говорили

Наверное, уже было утро. Чаще стали лаять собаки. Проскрипели чьи-то  сани по дороге.

— Одна ночь прошла, Шахерезада, осталось только тысяча. Он ласково погладил её волосы.

— Я согласна на десять тысяч – засмеялась она, сказок у меня хватит

— Только сказки, а правда есть?

— Есть одна.

— Какая?

— Ты мне нравишься.

— И только?

— Подожди. Подожди немного. Какой-то чёрт поднял меня среди ночи, переставляя мои ноги, привёл к тебе сюда. Я не знала, что делать. Сидела, наверное, как дура. Дёрни ты меня за руку, урони, изнасилуй я б, наверное, не смогла сопротивляться. Но ты добрый, сильный, терпеливый. Ты понял меня и я тебе благодарна. И пока не торопи события. Я, ведь, когда тебя увидела, сразу что-то во мне перевернулось: «это Он!».

— Бывает – великодушно согласился Егор.

— Что бывает?

— Бывает я еду, вижу из окна автобуса — «это Она», но автобус мчится дальше и ничего не происходит. Или в том же автобусе едем вместе, вижу «это Она». Прижмут меня к ней так, что как честный человек, я обязан на ней жениться..

— Ну и как? – засмеялась она

— Пока бог миловал.

— Но, а серьёзно, так, чтобы всё перевернуло, бывало?

Он помолчал, вспоминая.

— Наверное, было. Вот как-то ехал я на поезде, где-то в средней полосе России, вышел в тамбур и обмер: «это Она» и статная и красивая. И, главное, на меня смотрит восторженно и удивлённо: «это Он». Но поезд уже тормозит на каком-то богом забытом полустанке и ей уже выходить. Шагнул, я было за ней.

— А дальше, что? – нетерпеливо спросила она.

— А дальше? Дальше наш поезд ушёл без неё.

Помолчали.

— Вот и я – сказала она, волнуясь, — вот и я боялась, страшно боялась, что наш поезд уйдёт без меня, поэтому и пришла. А как она выглядела?  С нескрываемым любопытством спросила Елена.

— Красивая.

— Но хоть чуть-чуть похожа на меня? – умоляюще посмотрела она на него.

— Ты тоже красивая, но красота у вас разная. Она как Венера Милосская из Лувра. Всё при ней и руки тоже. Всё пропорционально, всё женственно. Но её красота холодна и академична. Она статуя, ею можно любоваться на площадях и в просторных залах. Ты же, как Венера Таврическая из Эрмитажа. Твоя красота живая. В ней много тепла и света и нет ничего лишнего. Ты, как точёная статуэтка, выполненная искусным мастером. Тобою можно любоваться всегда и везде.

— Всю жизнь? – спросила она

— Всю жизнь! – подтвердил он

— Ну совсем, как Елена Прекрасная, — счастливо улыбнулась она — но уже пора спать, а то утром грянет Троянская война, а я не причёсана. Спокойной ночи, вернее доброе утро, дорогой.

— Приятных сновидений, златокудрая.

Она встала и неслышно растворилась в предрассветной синеве.

Днём снова была гора. Егор и Гена стояли и разговаривали, любуясь своими женщинами. Вот ведь, как получается, подумал Егор, пятнадцать девушек молодых, весёлых, одна краше другой, а вот, потянулась ниточка от одной души к другой и ищу теперь глазами её одну. Он улыбнулся оглянувшейся Елене. А, что в ней? Две руки, две ноги, симпатичная мордашка, на которую Слоник даже внимания не обратил. Но в наших душах уже есть тепло, уже есть тайна, уже есть одна ночь, как обещание привести наши одинокие дробные души к общему знаменателю, чтобы они понимали, дополняли друг друга, чтобы мы вместе стали сильнее, добрее, богаче. Может это любовь? Да нет! Это только приглашение к любви. Предстоит долгий путь к доверию и взаимопониманию. Весёлый гвалт настиг их, сбил с ног, опрокинул в снег, увлёк вниз по склону и потом долго выковыривал из кучи-малы. Поднимаясь в гору Егор любовался Еленой, её стремительной грацией, её пластикой движений. В своей оранжевой шубке, она напоминала ему какого-то диковинного игривого зверька. Белочка? Нет, не белочка. Егор вспомнил, как он видел мышкующих в поле лис. В таких же шубках, так же весело, с такой же грацией они устраивали настоящие цирковые аттракционы перед любопытными мышами, чтобы в один миг слопать зазевавшегося зрителя. Он представил себя в роли зазевавшейся мышки и рассмеялся:

— Все мы хищники. Зубы у нас такие, резцами называются, чтобы мясо рвать. Внезапная волна теплоты накрыла его, он вспомнил слова оранжевого мудрого Лиса из доброй сказки Сент-Экзюпери:

— Мы все в ответе за тех, кого приручили. – И улыбнулся оглянувшейся Елене.

Подошёл Алексей и спросил:

— Егор, ты успел съездить домой? Егор кивнул в ответ.

— А я ещё нет. Вот поручили мне здесь бабье царство охранять, и просидел я тут все каникулы. Хотелось бы хоть на день домой, к предкам смотаться. Вы, я смотрю, здесь ко двору пришлись. Может, отпустишь меня на пару дней? Работа не пыльная, следить, чтобы амазонок не обидели. Я тебе доверяю, знаю, что ничего плохого не произойдёт, а я пулей слетаю туда и обратно. Через два дня буду на месте. Договорились?

— Нет. Мне завтра надо в деканате побывать. Да и сбились мы с пути, потерялись, и хозяева квартиры, наверное, уже волнуются за меня. Так, что к ночи, мне в городе надо быть.

— Если я, уеду сейчас, а вы вечером то, я думаю, ничего страшного не случится. Вы вернётесь завтра, а я послезавтра. Одну ночь переночуют без мужчин, на то они и амазонки. Договорились? – продолжал настаивать Алексей – Ну я пошёл, поговорю с Зинаидой. Договорились?

— Сегодня мы уезжаем вечером и возвращаемся после обеда. Договорились.

И обрадованный Алексей побежал разыскивать Зинаиду.

                                            *  *  *

Была уже ночь, когда Егор подходил к дому, где он снимал квартиру. Просторный деревянный дом, на высоком каменном цоколе, располагался за глухим деревянным забором в татарской слободе – Заисточье, населённом преимущественно татарами. Залаяла Шайтанка, но услышав голос Егора, засуетилась повизгивая и стуча по будке хвостом.

— Каштанка, Каштанка – ласково приговаривал Егор, открывая калитку, закрытую на хитрый засов. Шайтанка, выбрав удобный момент, прыгнула, лизнув Егора прямо в нос шершавым, тёплым языком. И встала, довольная собой, слушая, как Егор распекает её за несдержанность эмоций. В завершение выговора он ласково потрепал её по загривку и стукнул в светящееся окно в цоколе дома. Вскоре послышались шаги, и дверь открыл добродушный гигант Холин, его товарищ студент – историк, с которым Егор снимал комнату.

— Ну, если вы на антирекорд пошли, за сколько дней можно пройти пятнадцать километров то так бы и сказали, — проворчал он –  Мы бы вас до конца каникул и не ждали бы, а то тут за тебя беспокоятся.

— Неужели ты? – удивился Егор.

— Нет не я, а тётя Рая.

— А ты? Неужели у тебя не шевельнулось ни капли тревоги, за бесследно исчезнувшего товарища.

— На моей памяти, томича со стажем, никто из студентов в Томске, никогда бесследно не исчезал, ну, конечно, кроме Лаврова, который каждый раз бесследно исчезает после танцев. Но и он всегда возвращается, иногда даже хорошо откормленным.

— Вокруг такие леса, кругом берлоги, медведицы. – продолжал Егор выжимать сочувствие.

— Насчёт медведиц не знаю, а медмедицы попадаются и очень даже хорошенькие.

Внезапная догадка озарила лицо Холина.

— Что провалились в берлогу к медмедицам?

— К педпедицам.

— А-а, — разочарованно протянул Холин. Ну и как?

— Отлично! Девчонки – блеск. Присоединяйся к нам. Завтра мы возвращаемся.

— Нет.

— Почему?

— Всё умеют, всё знают, всех всему учат, а кто бы их самих научил жить по-человечески. – с горечью произнёс Холин. И Егор вспомнил, что его товарищ происходил из семьи педагогов и ещё недавно мучительно и больно переживал разрыв отца с матерью.

Пока Егор приводил себя в порядок, его товарищ заботливо приготовил яичницу с салом и луком, чай, порезал хлеб и они сели ужинать.

— По Вашему заказу я произвёл исследование по истории Раскола, проведя в научке много дней, пролистав множество фолиантов, и даже заработал мозоли на пальцах. – он демонстративно подул на пальцы. – Короче, с вас причитается.

— Посмотрим на качество исследования. – улыбнулся Егор.

— Должен предупредить, как это мне не больно, история – тоже девка продажная, как ваши генетика и кибернетика

— У империалистов денег куры не клюют, ну не устояли наши девки, но ведь не измылились же они у капиталистов! Может быть и у нас когда-нибудь денежки появятся. Простим их. А вашу девку музой Каллисто, кажется, зовут, она с древних времён слыла неподкупной. Когда же и кому она продалась? Примеры, факты, доказательства.

— Продавалась всегда и всем победителям. Ещё лет десять назад студенты сдавали историю ВКП(б). Сталина низвергли, и тебе пришлось учить уже историю КПСС. История той же страны, той же партии, те же события, но это уже другая история, где, в угоду победившей группировке, изменены трактовки, акценты, персоналии. Я не знаю, кто победит лет через десять и какой курс будут читать студентам, ясно только одно – без работы я не останусь.

— Поздравляю. Это то, что ты хотел мне сообщить. – сказал Егор зевая.

— Нет, я хочу сказать, что Смуту и Раскол мне пришлось изучать по материалам историков 19-го века, а значит ангажированных монархией и победившим абсолютизмом.

— Хочешь сказать, что мы должны взять у них только факты, а трактовки, акценты, истину должны  установить сами?

— Правильно! Приятно иметь дело с умным человеком.

— Чем же тебе не угодил Карамзин? Он так трогательно утопил бедную Лизу, что она стала укором бездушию самодержавия.

— Не одну бедную Лизу он утопил. Он утопил реформы Сперанского, конституцию, которая была им подготовлена для Александра I. Если бы тогда была принята конституция, ограничивающая абсолютизм, то декабристы не будили бы Герцена, Герцен не бил бы в «Колокол» и сейчас мы бы жили в совсем другой стране. Он убедил Александра I, что абсолютизм и монархия — это лучшее, что можно предложить русскому человеку, а все эти реформы и конституции – происки врагов. И это значит, что он утопил всех нас, с головой погрузив в это кровавое дерьмо.

— Надо же, простой любитель древностей, у него, наверное, даже образования исторического не было, а взял и всех утопил. Какие вы могучие люди, историки. – он с уважением посмотрел на Холина. – Жаль только, что альтернативных историй не бывает. Она всегда такая, какая есть.

— Если её очистить от идеологической шелухи. Но вернёмся к нашему вопросу. Откуда начнём?

— Древних славян пропустим, начнём с крещения Руси.

— Нет, захватим немного. Господин Великий Новгород, одна из первых европейских республик, богатый, торговый центр славян, через Волхов и Неву имеющий выгодную торговлю с городами Балтийского моря, в лице своего президента (посадника) Гостосмысла, пригласил в качестве министра обороны (князя) некого Рюрика. Протеже Гостосмысла, его внук, Рюрик, был удачным приобретением Новгорода. Рюрик и его потомки были верны договору, никогда не посягали на суверенитет и самоуправление Новгорода, хранили его границы. Иван Грозный, семь веков спустя, в угоду своим монархическим амбициям ликвидировал суверенитет и самоуправление Господина Великого Новгорода, тем самым он нарушил условия договора, и династия Рюриковичей перестала существовать. Началась Смута.

— Мистика какая-то! А, что князь это не владыка, не деспот, а нанятый министр обороны?

— Князь, он же конязь, наверное, это производное от словосочетания: конь и витязь. То есть не главарь бандитской шайки, а предводитель дружины конных витязей нанимаемых для защиты вольных городов. Там где не было демократических традиций самоуправления, где население по тем или иным причинам раболепствовало перед силой, князья постепенно превращались в деспотов, владык. Так случилось с Киевом. Но не с Новгородом. Даже Александр Невский, могучий полководец, умный дипломат, которому, я думаю, ничто не мешало стать князем Новгородским, потратил все свои силы и всю свою жизнь, чтобы защитить эту республику, этот росток демократии от посягательств тевтонов и татар. Я к чему всё это говорю, чтобы обосновать тезис, что состоявшийся в 17-м веке раскол — это сопротивление, нет, не гражданская война, а сопротивление республиканского Севера рабовладельческому Югу.

— Народ один, язык один, религия одна.

— Разное географическое, климатическое положение. Разный этногенез

— Доказательства.

— К Новгороду тяготели северные территории. Север давал всё для жизни: лес для домов и дрова для тепла в них, лес для строительства кораблей, меха, мясо, рыбу, мёд. Но требовал огромного трудолюбия, абсолютной честности, надёжности, жестоко наказывая отступников. Лживому лентяю, не верящему в нерушимую мужскую дружбу не выжить ни в северном море, ни в северной тайге. И каждый верил в себя – я смогу. Каждый верил в друга – он не подведёт. Каждый верил в божий промысел – Он поможет. Так, что люди составляли основное богатство Господина Великого Новгорода, где простое рукопожатие заменяло печати на торговых договорах. И горе отступнику. Личная свобода, личные качества и взаимное доверие – выше любой ценности окружающего мира. Отсюда веротерпимость и безопасность применительно к «гостям» и к своим согражданам. Когда в 19-м веке Священный Синод обратился к Николаю I с просьбой окрестить Малоземельских ненцев, когда-то входивших в новгородские земли, тот начертал на прошении: «их крестить – только портить».

— Позиция республиканского Севера принимается. Тем более, что наш род ведёт своё начало из вологодских лесов и я по себе  знаю, что трудолюбие и честность, ключевые пункты воспитания. Причём не какими-то воспитательными методами, а личным примером. Я всегда удивлялся, как отец, придя с работы, как бы он там не устал, едва поев, сразу же принимался за домашнюю работу. Столярничал, слесарничал, ладил капканы, заряжал патроны, шорничал, и я  к нему тянулся, учился у него. Я умею и столярничать, и шорничать, и если надо и валенки могу подшить. И взаимопомощь! Уходя из охотничьей избушки, мы всегда оставляли там дрова и продукты для тех, кто придёт после нас. И сами, с благодарностью пользовались заботой предыдущих охотников. А как там на юге?

— А на юге Степь. Степь широкая и неоглядная от алтайских гор до Карпат. Где-то там, на востоке, в Южной Сибири, в кузнецкой котловине и в прилегающих к ней предгорьях Алтая и Саян крепла, множилась, формировалась, плавила металл, ковала стремена и мечи новая волна переселенцев. Скифы, сарматы, роксаланы, гунны, тюрки, монголы только ждали толчка от китайского дракона, чтобы сорваться с места и искать нового счастья в бескрайней степи. Лживый, кровожадный азиатский дракон, живущий грабежами и набегами, ставящий ни во что человеческую жизнь и человеческое достоинство, почитающий только силу и деспотов, веками терзал эту землю, сжигая города и посевы, угоняя во тьму Азии вереницы пленников. Он, как бы говорил плачущему от бессилия и ненависти урусу: «ты сможешь стать победителем только став таким же деспотичным, лживым и кровожадным». И талантливый ученик превзошёл учителя. Он убил азиатского дракона, сам став драконом. И на бескрайних просторах Евразии появилась могучая держава, наша с тобою родина, беременная деспотизмом и насилием. И каждый родившийся здесь становился рабом дракона имя которому самодержавие и тоталитаризм.

— Позиции определены чётко, но как же сосуществовали самодержавие и республика.

— Самодержавия ещё не было, так как не было самой державы. Была Москва, собирающая дань с русских городов для хана, и понемногу приворовывающая из этой дани. Всё изменилось, когда появилась женщина.

— Шерше ля фам? Кто же она эта женщина?

— Зоя Палеолог дочь деспота (правителя) Мореи Фомы Палеолога, племянница последнего императора Византии Константина, она же Софья Фоминична Палеолог ставшая второй женой Великого князя Московского Ивана III. После захвата Константинополя турками, она некоторое время жила в Риме и папа римский надеялся, что, выдав, её за овдовевшего Князя Московского, он сблизит католическую и православную церкви. Она привезла с собой большой штат учёных, архитекторов, библиотеку, герб Византийской империи – двуглавого орла и огромное желание превратить Россию в наследницу Византии, а Москву в третий Рим. Для начала она заявила: «Дорогой, я не для того отказала французскому королю, чтобы стать женой данника какого-то хана. Немедленно прекрати это унижение». Что не сделаешь для любимой женщины? Князь немедленно собрался в поход. Не знаю, чем бы закончилось сражение на реке Угре в 1480 году, никто не решался его начать, но, к счастью, у татар кончилось сено, и они разбрелись по домам. Азиатский дракон бежал – Москва обрела двуглавого орла, перестала быть данником хана и стала данником идеи Третьего Рима. И с тех пор, вопреки традициям княжеского двора, Иван III всегда советовался с женой по важным государственным делам. Итальянские архитекторы превращали деревянную Москву в большую стройплощадку.

— Честь и хвала этой женщине.

— Известно, что короля делает свита. Для свиты русского царя – бояр, думских дьяков, чиновников намного столетий вперёд идея превратить Россию в наследницу Византии, а Москву в третий Рим стала национальной идеей. Какой бы князь, царь не сидел  на престоле, как бы не складывалась политическая ситуация, государственный аппарат, церковь работали на имперские амбиции, на самодержавие, не останавливаясь перед насилием, азиатской жестокостью и презрением к человеческому материалу. Имперские амбиции Софьи Палеолог и кровь азиатского дракона наиболее полно проявились во внуке Софьи – Иване Васильевиче Грозном. Сокрушив Казанское и Астраханское ханства, он сам стал азиатским драконом и с азиатскою яростью стал крушить Великий Новгород – оплот демократии. В России должен быть один Господин – Царь Московский. Все остальные только данники – подданные царя. Город был разграблен, вечевой колокол казнён – у него вырвали язык, тысячи граждан были уничтожены, почти пятьдесят тысяч граждан вереницей пленников ушли в другие области государства. Сбылась мечта Софьи Палеолог – Россия заразилась той же болезнью, от которой умерла Византия – самодержавием. Вскоре умер Иван Грозный не оставив полноценного наследника. Договор Господина Великого Новгорода с Рюриком был нарушен, и династия Рюриковичей кончилась. Начиналась великая Смута.

— Роковая женщина. Великая Смута ещё не великий Раскол?

— Нет. Но всё к нему готово. Разгромлен Новгород. Абсолютизм сформирован. Церковь и государственный аппарат знают своё назначение. Репрессивный аппарат работает. Сформировалось дворянство. Состоялось закрепощение крестьян. Осталось начать продавать их как товар, как скот, как рабов. Но вмешалась Смута, самозванцы, польская интервенция. Это отдельный вопрос и на нём я не буду останавливаться. Пока соборно избранный царь Михаил примерял свой трон, государственный аппарат делал своё дело. И как только царь умре, шестнадцатилетний наследник Алексей Михайлович, по странному прозвищу Тишайший, чего-чего, а тишины в его царствование не было, сразу же утвердит Соборное Уложение, где произойдёт окончательное закрепощение крестьян.

— А позиция православной церкви? Для неё ведь и царь, и боярин, и смерд – братья во Христе, перед Богом все равны.

— А позиции никакой. Если в католичестве  целибат – безбрачие и холостой патер, ксёндз достучится до каждого прихожанина и прихожанки и поможет решить их проблемы, то православный батюшка, проповедуя Любовь, любит всё и всех. И выпить и закусить и матушку свою, которая у него единственная, и чад своих единокровных, которых у него много так, что на других у него времени просто нет. Нет, конечно, он служит всё, что причитается по чину, но моральная, психологическая помощь прихожанам только одна: «Христос терпел и нам велел». В жестоком, непредсказуемом мире, где смерть косила молодыми правых и неправых, сильных и слабых, спасением были надежда и вера. Надежда, на себя, на свою большую семью. И вера в Бога – лоцмана в бурном житейском море, гаранта справедливости. Верили истово. Религия объединяла людей, а элиты формировали нации.

— Язык один, религия одна, нация одна.

— В раздробленной, католической Европе война двигатель прогресса: одни совершенствуют стрелы – другие изобретают мушкеты, одни строят неприступные стены – другие изобретают мортиры, а Леонардо да Винчи уже рисует вертолёты и танки. У нас, данников азиатского дракона, междоусобицы удельных князей были вне закона, вне прогресса. И победив дракона, став драконом, мы имели только одно оружие – высокую рождаемость, человеческий материал. И его не жалели в борьбе за объединение княжеств, отражения интервенций, расширения границ. Церковь всегда верно служила власти, была рядом с властью, настолько близко, что царь Пётр, сын Алексея Михайловича, отменил патриаршество, отдав управление Церковью чиновникам Священного Синода.

— А сейчас, когда церковь отделена от государства, что её ожидает, как ты думаешь?

— Я думаю то, что получила церковь после революции за предательство своего народа вполне заслуженно. Ведь церкви громили не какие-то иностранные захватчики, а свои воинствующие безбожники. Но я думаю, что она выживет, она поднимется, ведь каждому нужна вера, каждому нужна надежда, каждому нужна любовь. Это интимно, никакое общество, никакое государство никогда этого не сможет дать. Вопрос только в том сумеет ли церковь сделать правильные выводы из катастрофы Византии, из катастрофы России, и о своей роли в этих катастрофах. Сумеет ли она найти свою позицию, служить народу, быть ему опорой. Станет ли её Бог надёжным лоцманом в житейском море каждого гражданина, его справедливым арбитром. Сумеет ли её священнослужитель  дойти до каждого прихожанина, стать его психологом, его психотерапевтом, его адвокатом.

— Но вернёмся к Алексею Тишайшему.

— Царь Алексей Михайлович был добрейшей души человек, славная русская душа. С мягкими чертами лица, голубыми глазами на полном белом лице, обрамлённом красивой русой бородой он был красив, как бывает, красив сказочный царь. Грамотный начитанный, он впервые после Бориса Годунова, стал читать и подписывать государственные документы. Доброта и мягкость характера, уважение к человеческому достоинству в подданном, производило обаятельное впечатление на своих и на чужих и заслужило ему прозвище «тишайшего царя». Иностранцы удивлялись тому, что царь при беспредельной власти над народом, привыкшем к полному рабству, ни разу не посягнул ни на чью жизнь, ни на чьё имущество, ни на чью честь. Например, казначей одного из монастырей отец Никита, выпивши, в пьяном кураже, подрался со стрельцами, стоявшими в монастыре, побил их десятника и выгнал стрельцов из монастыря. Царь возмутился этим поступком, не утерпел и написал письмо буйному монаху. Характерен сам адрес послания: «От царя и великого князя всея Руси врагу божию, шпыню, казначею Миките». Самодержавный царь, который мог сдуть отца Никиту с лица земли, как пылинку, но даже в приливе царственного гнева он не забывал, что на земле никто не безгрешен перед богом, что на его суде все равны, и цари и подданные. «Да и то ведай, сатанин ангел, — писал царь в письме к монаху,- что одному тебе, и отцу твоему Диаволу годна и дорога твоя честь, а мне, грешному, здешняя честь, аки прах» и, что он, Алексей Михайлович, будет молиться, чтобы бог простил Никите его прегрешение. Сохранилась его переписка с другими подданными, где царь выступает как добрый и умный советчик.

— Но как он мог сочетать должности добрейшей души человека и самодержавного государя? Ведь добрейшей души государь всегда наказание для страны

— Действительно трудно быть добрейшей души государём, «тишайшим» царём в «бунташный» век. Соборное Уложение, соляной и медный бунты, восстание Разина, Раскол, войны с Польшей и Швецией. Но он мог себе это позволить. Как я уже говорил, какой бы царь не сидел на троне, государственный аппарат, церковь, знали свои цели, своё дело, и делали его. При Алексее Михайловиче, продолжилось укрепление самодержавной, ничем не ограниченной власти царя. Достигла расцвета Приказная система управления, интенсивно шёл процесс бюрократизации. При Алексее I в состав России вернулись Смоленск, Малая и Белая Руси. В год присоединения  Малороссии к России произошла война с Польшей. Царь лично возглавил поход. Войны с Польшей за Малороссию и со Швецией за Ливонию шли с переменным успехом, но в целом результатом военных действий, явилась важная победа русского государства. Продолжалось освоение Сибири – основаны Нерчинск, Иркутск, Селенгинск. Семён Дежнев добрался до Аляски, а Иван Поярков открыл Амур и Охотское море. На первом российском военном корабле «Орёл» был поднят трёхцветный бело-красно-синий флаг, заведены полки иностранного строя. Было достигнуто полное восстановление дипломатических отношений со всеми государствами Запада и установлены сношения с Китайской империей. Во внешней политике после многих лет застоя, стратегическая инициатива  снова перешла к Москве. Литва и Польша окончательно утратили наступательный порыв, отступив в отношениях  с Россией на роль стороны обороняющейся, без надежд на успех.

— То есть то, что Петру Великому пришлось делать с величайшим напряжением сил, ломая традиции и судьбы, пролив море крови, на четверть обезлюдив страну, всё это во многом уже было сделано при добрейшем царе Алексее Тишайшем. Так сказать, малой кровью и на чужой территории? 

— Царь Алексей оставался верным благочестивой старине, но уже был склонен к полезным нововведениям. В церкви он стоял часов по шести подряд. Добрейший царь с его уважением человеческого достоинства, верящий в то, что перед богом все равны, умный человек, повидавший в походах мир, он остро чувствовал конфликт между требованием времени, как необходимости признания за человеком его индивидуальности и свободы, и проводимой при нём политикой закрепощения крестьян, конфликт между личностью и самодержавным государством. Глубоко религиозный человек, он настойчиво и смиренно просил у бога совета, как разрешить эти конфликты. Но бог безмолвствовал. Поэтому он одной ногой ещё твёрдо упирался в родную православную старину, а другой уже шагнул за её пределы. Он был единственный царь, который смотрел на еретический Запад, пытаясь найти там что-то полезное, не отрекаясь от привычных традиций и верований. Так не думали до него. Так не думали после него.

— Но, наверное, пора появиться патриарху Никону?

— Патриарх Московский Никон, в миру Никита Минов, родился в мордовской крестьянской семье. Не вынеся жестокого обращения мачехи, ушёл в монастырь, откуда вернулся по настоянию отца в возрасте 17 лет. Вскоре женился и, будучи грамотен, занял место священника. Истово исполнявший свои обязанности пастыря, был вскоре замечен и приглашён в Москву. Смерть всех троих детей отца Никиты, была воспринята им, как указание свыше. В скиту, вблизи Соловецкого монастыря, он принял монашество под именем Никона. В 1643 году стал игуменом Кожеозерского монастыря. В 1646 году, приехавший в Москву по монастырским делам, мощный и целеустремлённый Никон, понравился молодому царю и был им поставлен архимандритом Новоспасского монастыря, который был семейным монастырём-усыпальницей Романовых. И стал как бы домовым священником царской семьи. Новый архимандрит обустроил, украсил монастырь и завёл в нём строгие порядки. Царь зачастил в монастырь, а Никон к царю. Вошёл в число участников кружка ревнителей благочестия, собранных духовником царя Стефаном Вонифатьевым для борьбы с пороками духовенства. В 1649 году царь продвинул его на митрополию Великого Новгорода. В 1649 году было принято новое гражданское «Соборное Уложение». По нему гражданский суд над людьми церковного ведомства и наблюдение за церковной экономикой переходило к ведению государственного «Монастырского Приказа».

— И это усиление государственного над бытовыми церковными привилегиями ощущалась как обида всего духовенства?

— Да, новый митрополит новгородский считал, что главнейшая цель его церковного служения – победа над светским, боярским, государственным мировоззрением, казавшееся ему нечестивым, во имя преобладания Церкви над государством. Любимцу царя Никону было дано право судить, всё население церковных земель своей митрополии своим церковным судом. Он контролировал светское судопроизводство. Новгородским дьякам было запрещено вмешиваться в дела митрополита. Денежные средства кафедры он щедро тратил на благотворительность.  Во время голода кормил триста человек ежедневно. Во время бунта 1650 года вёл себя мужественно. Дал сбежавшему воеводе возможность укрыться в своих палатах и грудью выступил против бунтовщиков ворвавшихся к нему. Был жестоко избит, но нашёл в себе силы пойти на другую сторону Волхова в лагерь бунтовщиков, служил там литургию, увещевал бунтовщиков, а упорных предавал анафеме. Когда для подавления бунта подошли московские войска и смяли новгородцев, тогда бунтовщики с жёнами и детьми повалились в ноги Никону. И он ходатайствовал о прощении их. Это великодушие покорило Никону сердца новгородцев и молодого царя. После смерти патриарха Иосифа в 1652 году, Стефан Вонифатьев, снял свою кандидатуру на должность патриарха в пользу молодого энергичного Никона. Горячо поддержанный молодым царём, верившим в деловые качества и преданность «собинного» (особенного) друга, Никон был избран патриархом Московским и всея Руси. Но Никон  отказывался принять сан до тех пор, пока царь и народ на коленях не принесли клятву во всём повиноваться воле патриарха. Выполняя волю царя и кружка ревнителей благочестия начал проведение церковной реформы с исправления церковных книг и введения единства церковных обрядов по греческим образцам.

— Победа церковного над светским, преобладание церкви над государством, называется теократией и является историческим анахронизмом. Оно чуждо России и православию в целом. Раскольником, оказывается, выступил сам патриарх Никон.

— Не торопись! Всё не так просто. В этот период и царь, и патриарх, и весь кружок благочестия – будущие раскольники, как никогда едины. Вопль о том, что мир «рушится, дети не слушаются родителей, каждый хочет писать книги, и конец света близок»,  зафиксирован в самом древнем документе, дошедшем до нас из глубины веков, известном как «папирус Присса» Книги Мёртвых. Он датирован 3350 годом до новой эры. В течении пяти тысяч лет этот вопль, время от времени, сотрясал основы государственности всех государств во всех частях Земли. Пришла пора и нашему кружку благочестия услышать этот вопль. Он объединил все политически значимые силы России и стал основой государственной политики. Начали с книг. Дело в том, что крестили Русь по Студийскому уставу, вытесненному потом в Византии Иерусалимским. Связи между Россией и Византией во времена татарского владычества почти не было, и за семьсот лет у России и греков появилась разница в обрядах и книгах не затрагивающая основ православия. Кроме того, до изобретения книгопечатания, книги переписывались писцами и человеческий фактор за семьсот лет тоже внёс существенную роль в содержание книг. То писец с бодуна не там поставит знаки препинания, то непонятный текст трактуется писцом по-своему. Бывало в одной церкви, одни и те же книги содержали разные тексты.

— Очевидно, что необходимость правки книг назрела. Но, наверное, у царя, у патриарха и у «ревнителей благочестия» были свои цели?

— Исторически сложилось так, что Россия оказалась единственной православной страной отстоявшей свою независимость. К ней тяготели западные и южнорусские земли, отторгнутые у неё соседями во время татарского нашествия. Их православные храмы относились к константинопольскому патриархату и там богослужебные книги и церковные обряды соответствовали греческим образцам. У царя была долгосрочная цель: укрепив Россию присоединением западных и южных областей, ликвидировать разницу в богослужении московской патриархии и остального православного мира, стать во главе его, освободить Константинополь и, может быть, примерить на себя корону византийских императоров

Цель патриарха Никона соответствовала царской, но, с тайным умыслом, что церковь будет выше государства и он, патриарх, будет выше царя. Для осуществления этой цели, он дальновидно разыграл спектакль с клятвой повиновения. при избрании его патриархом. Эксплуатируя любовь и доверие царя, он наивно полагал, что этой клятвы будет достаточно для осуществления его замыслов.

Цели протопопов «ревнителей благочестия» соответствовали цели патриарха, но с тайным умыслом, что они останутся наблюдающим и карающим органом, ревниво следящим и категорически отвергающим проникновение «латинской ереси». По своей необразованности не понимая, что ставить церковь выше государства и есть латинская ересь.

— В притчах царя Соломона сказано чего не выносит земля: раба ставшего царём и дурака дорвавшегося до хлеба.

— Ради борьбы с «Уложением», урезавшим имущественные права церкви, Никон, с особым рвением умножал патриаршие владения и расширял границы собственной патриаршей области. И сам царь, забывая Уложение, вновь и вновь жертвовал Никону имения. При Никоне они достигли небывалых размеров. Среди этой церковной империи Никон построил три монастыря, предназначенных для роли как бы личных владений церковного монарха. Иверский монастырь, возле города Валдая, Крестный монастырь на острове Белого моря, и Воскресенский монастырь, названный «Новый Иерусалим» возле Москвы. Название «Новый Иерусалим» воплощало целый комплекс великодержавных мечтаний Никона. Кроме копирования Иерусалимского храма Гроба Господня, алтарь в этом храме имел пять отделений с пятью престолами для всех пяти патриархов. Средний престол Никон отводил себе, не только как хозяину, но и как вселенскому патриарху. Эти три монастыря царь пожаловал Никону в его личное владение. Патриарх жёстко проводил в жизнь программу московского церковного великодержавия, требующую срочных и неотложных реформ в русской церкви. Греческий образец брался за основу, ради приближения церкви русской к греческому восприятию на случай прихода её в Царьград. В это дело Никон вложил всю свою необузданную властность.

Уезжая из Москвы в походы, царь оставлял Боярскую Думу под контролем Никона. Исполняя государственную царскую власть Никон слал указы воеводам подписывая: «..указал государь царь великий князь всея Руси Алексей Михайлович и мы Великий Государь и патриарх московский…»

— Раб ставший выше царя! «..указал государь … и мы Великий Государь». Было от чего содрогнуться земле!

— И она содрогнулась! Никон был строг и тираничен в суде над духовенством. Особые дьяки ходили по Москве и доносили Никону о беспорядках. Патриаршие стрельцы забирали нетрезвых попов прямо на улицах и сажали в каталажки. Это практиковалось и до Никона, но при нём приняло характер массового террора. Окружение Никона стало заносчивым. Это  подняло против Никона духовенство, включая его бывших друзей Стефана Вонифатьева, Ивана Неронова и других.

Обиды бояр подогревала уже осознанная ими вражда Никона к их детищу «Соборному Уложению». В Боярской Думе Никон превозносился над боярами, приучая их к покорности власти патриарха на случай задуманного переворота. Не разумея по своему невежеству, что мысль о примате церкви над государством чужда православию.

— Зарождался объединенный фронт протопопско-боярской оппозиции с целью подорвать положение Никона фаворита и свергнуть иго временщика?

— В патриаршей библиотеке, Никон нашёл документы Константинопольского собора 1593 года об утверждении русского патриаршества. Он обратил внимание на те пункты, где русский патриархат обязывался быть во всём согласным со своими восточными собратьями и ради этого сглаживать возникшие разногласия. Это его убедило, что третий Рим не может быть чем-то разнящимся со вторым Римом. И Никон отдаёт прямую директиву исправлять книги по текстам греческим. Так немедленно в изданиях Псалтири было дано указание опустить две статьи: о двуперстном сложении крестного знамения и о 16 земных поклонах на «Господи и Владыко живота моего». Такой резкий поворот руля вызвал бурю. До сих пор вопросы изменения обряда обсуждались в кружке ревнителей, в дружеском совете. Теперь бывшие друзья Никона: Иван Неронов, Аввакум Юрьевецкий, Логгин Муромский, Даниил Костромской, и другие, приняли это своеволие, как объявление войны. Действительно Никон задел тут самый общеупотребительный и привычный обряд перстосложения, освященный особой клятвой Стоглавого Собора ещё при Иване Грозном. Никон знал поспешность нововведений, но любая попытка найти компромисс, рассматривалась им как попытка ослабить престиж его власти. И он решил подавить оппозицию беспощадно и в самом зародыше. С этой, казалось бы, мелочи началась катастрофа.

— Началась драма Раскола?

— Никон оказался не мудрецом, а тираном и глупцом. Летом 1653 года все вожди раскола были расстрижены и отправлены в ссылку, где многие вскоре погибли. Протопопу Аввакуму, по настоянию царя, был сохранён сан и он с семьёй был выслан в Тобольск. Убрав с московской сцены своих друзей-противников и, взяв Печатный Двор в своё ведение, Никон решительно продолжал начатую правку книг и обрядов. В том же году, он, отправил послание константинопольскому патриарху, где  изложил и конфликтное дело с протопопами, с просьбой поскорее дать ответ. В своём ответе патриарх старался сдержать неразумную энергию Никона, внушая ему здравую мысль, что если какая-либо церковь и отличается порядками неважными для веры, то это не должно приводить к разделению церквей, если сохраняется неизменно одна и та же вера. Патриарх умолял Никона прекратить распри, видя в них симптомы раскола. И Никон мог бы ещё исправить дело, но, слепо веря в неограниченность данной ему власти, используя свой неограниченный административный ресурс, неистовый Никон не мог уже остановиться.

— Неограниченность власти, административный ресурс? Всё это построено на зыбком песке доверия монарха. Любви и доверия, которые он сам же и предал, пытаясь подчинить светскую власть царя своей церковной.

— Враги Никона поставили своей задачей оторвать царя от патриарха, поссорить его с Никоном. Царь вырастал, мужал и приобретал вкус к самостоятельности. Бояре пользовались этим и настраивали его против Никона, как захватчика неподобающей ему власти в ущерб царю. К началу 1657 года бояре вызвали из ссылки Ивана Неронова, и устроили их свидание для выслушивания его обвинений против Никона. Старец Григорий, как звали теперь постриженного в монахи Неронова, внушал царю: «доколе терпишь этого врага Христова? Государевы власти уже не слыхать в Москве! А от Никона всем страх». Царь стал избегать встреч с Никоном. Тот понял это и сам стал уезжать в свой Воскресенский монастырь. Великодержавные замыслы Никона были построены на любви и доверии царя. Без этого они были недостижимы. А царь решил строить свои отношения с Никоном на холодных началах официального долга.

— Но это царю тоже,  наверное, было не просто это сделать?

— Неопределённость положения Никона толкала его на нелепые поступки. В июле 1658 года, в день Положения ризы Господней царь отсутствовал на утрени. А после утрени прислал боярина Юрия Ромодановского, который передал Никону: «царское величество на тебя гневен, поэтому к утрени не пришёл. Ты пренебрег царское величество и пишешься Великим Государем, а у нас один Великий Государь – царь. Царское величество почтил тебя как отца и пастыря, но ты не уразумел. И ныне царское величество повелел сказать тебе, чтобы впредь ты не писался и не назывался Великим Государем и почитать тебя впредь не будет». Это поразило Никона – его воздушный замок рухнул, его латинская теократическая мечта разбилась. Никон был человек решительный и реагировал ошеломляюще. К литургии в Успенском соборе он велел принести в алтарь простую монашескую одежду. Совершил литургию, причастился и, не открывая «царских врат», сел перед престолом и написал письмо к царю. Затем, взошёл на амвон и обратился к народу в великом волнении: «Ленив я был учить вас… От сего времени не буду вам патриархом». Народ заволновался, собор зашумел, а Никон распорядился, чтобы двери собора были закрыты. Стоял шум, никто ничего не понимал, что говорилось. Никон же при злорадстве недругов, надел монашескую ряску, и хотел было уйти, но теперь уже двери были закрыты перед ним. Так было велено царём, которому сообщили о скандале, происходящем в соборе. Никон сел на ступеньки кафедры. Царь прислал князя Трубецкого спросить, почему он патриаршество оставляет, не посоветовавшись с великим государем? Никон вручил Трубецкому написанное царю письмо. Он понимал, что его план может быть сорван и, помня о данной народом и царём клятве, хотел использовать её, чтобы выйти из игры, не потеряв лица. И этот момент наступил. Трубецкой быстро вернулся с письмом, не распечатанным и с новой просьбой царя: патриаршества не оставлять. На это Никон заявил: «я своего слова не переменю». И поднявшись, стал выходить из собора, двери которого были уже открыты. Пошёл он с палочкой мимо своих патриарших палат к Спасским воротам. Они были заперты. Он, как нищий, сел под сводами ворот, пока не пришло распоряжение: ворота открыть и выпустить странника. Пешком, с палочкой он добрёл до своего подворья. Через трое суток молча уехал в свой Воскресенский Новоиерусалимский монастырь. Таким образом Никон поставил вопрос «о доверии правительству». Трёхдневное молчание царя, было ясным ответом, что отставка принята. Так началось междупатриаршество почти на 10 лет до 1667 года. Тем временем, Никон, будто бы забыв о патриаршестве, деятельно занялся строительством в Воскресенском монастыре: копал пруды, разводил рыбу, сооружал мельницы, разбивал сады и расчищал леса, во всём показывая пример рабочим и трудясь наравне с ними. С отъездом Никона Церковь была обезглавлена. Следовало избрать нового патриарха, но поведение Никона не позволяло сделать этого. По прошествии некоторого времени он уже раскаивался о своём поспешном удалении и опять стал предъявлять претензии на патриаршество. Эти заявления смутили царя и должны были смутить всех – и друзей, и врагов Никона: теперь нельзя было приступить к выборам нового патриарха, не решив в каком качестве, новый патриарх будет находиться к старому. Для решения этой проблемы в 1660 году был созван поместный собор. Большинство архиереев было против Никона, и решило лишить Никона сана, но меньшинство доказывало, что поместный собор не имеет такой власти над патриархом. Царь согласился с доводами меньшинства, и Никон сохранил сан. Но это так запутало дело, что могло разрешиться только международным советом.

— Тем временем Раскол набирал силу, выдвигая на первые роли новых лидеров типа неистового Аввакума. Во всём православном мире происходила замена старого устава новым, старых обрядов новыми, но я не слышал о расколах, самосожжениях, этих добровольных аутодафе

— Лет за 10-20 до Никона митрополит Киевский и Галицкий Пётр Могила провёл аналогичную реформу на польских землях, в условиях гораздо худших, преодолевая сопротивление польских властей и господствующих католической и униатской церквей. Но это был высокообразованный, умный человек, поставивший своей целью выживание православия в условиях польской оккупации, последовательно проводящий реформу и умно отстаивающий свою позицию. В противовес невежественному, импульсивному Никону, ставящему во главу угла только собственную власть.

— Я думаю, что пора появиться Аввакуму?

— Неистовый Аввакум с детства был неистов. Родился он в нижегородском уезде в семье священника «за Кудмой рекой», как писал он позднее в своём «Житии». Об отношениях в семье можно судить по крупицам фактов им же оставленным. Отец спился, мать ушла в монастырь, оставив трёх или четырёх младших братьев на попечение 15-летнего Аввакума. Церковная карьера, к которой он был предназначен во многом фактом своего рождения в семье священника, развивалась успешно: в 21 год Аввакума рукоположили в дьяконы, в 23 избрали попом. Женился на сироте. Жили большой семьёй, в которой всегда проживали юродивые и бесноватые. Так бы он и остался безвестным попиком «за Кудмой рекой», если бы не его бескомпромиссное служение богу, его принципиальность и неистовая несгибаемость. Повсюду, где пришлось служить Аввакуму, в начале это было село Лопащи, откуда он бежал в Москву, к землякам Вонифатьеву и Неронову, а потом Юрьевец Повольский, куда он приехал из Москвы протопопом, молодой священник требовал от паствы безусловного благочестия. Он унимал «от блудни» баб, налагал на провинившихся прихожан строгие наказания, изгонял бесов. Возмущённые его непомерной строгостью жители Лопащи несколько раз избивали Аввакума батогами прямо посреди улицы, а юрьевцы, избив, изгнали его из своего города. Постоянные неурядицы закалили его, а занятия изгнанием бесов наложили отпечаток на его характер. Это должен быть уверенный в себе характер, способный подчинить себе любого человека, изгнать любого беса.

— Ты атеист, не веришь в бога, а веришь в бесовщину?

— Почему бы и нет? У здорового человека в здоровом обществе тоже случаются сбои, когда требуется вмешательство психологов, а каково же было им там, в пучине невежества и бесправия, где всё пронизано мистикой, где культивировался страх и главными аргументами в спорах были кулак, плеть и плаха.

Лишившись своего прихода, Аввакум перебрался в Москву и стал помощником Неронова – заменял его в Казанском соборе во время его отлучек. Неронов ввёл приезжего протопопа в «кружок ревнителей благочестия», а затем представил и царю Алексею Михайловичу. Одним из занятий «ревнителей благочестия» была работа «справщиками» — правкой церковных книг перед сдачей их в печать. При просмотре нескольких вариантов текстов выбирались тексты, которые, по их мнению, были «истинно православные». Работа не пыльная, уважаемая, рядом с высшими иерархами церкви и с самим царём, не бьют, не гонят, да вот беда – избранный их стараниями новый патриарх Никон, стал считать «истинно православными» только греческие тексты. И на первые роли на Печатном дворе вышли греки и киевляне. Как тут не возмутиться? Возмутились. Расправа была скорой и неадекватной. Вонифатьев и Неронов были пострижены в монахи и сосланы. Аввакума не тронули.

— Но он проявил упрямство и, по царскому указу, его вместе с женой и детьми сослали в Сибирь?

— Архиепископ тобольский Симеон встретил Аввакума с сочувствием и дал ему приход. По своему обыкновению протопоп зорко следил за нравственностью и правоверием своей паствы и нажил много врагов. Его пытались утопить, и Аввакуму пришлось скрываться. На протопопа пошли жалобы. Наконец слухи об его энергичных выступлениях против реформы дошли до Никона. Из Москвы поступил указ следовать Аввакуму дальше в ссылку на Лену. Он был уже в Енисейске, когда его застал другой указ – следовать Аввакуму в качестве полкового священника на восток в Даурию с отправлявшимся туда под началом воеводы Афанасия Пашкова отрядом и быть там Аввакуму полковым священником. Во время этого похода Аввакуму и его семье пришлось вынести много лишений и страданий. Пашков оказался невежественным, грубым и жестоким самодуром. Казни, плети, кнуты и пытки служили ему обыденными средствами поддержания дисциплины и порядка в отряде. Аввакум пытался внушениями обуздать его жестокость, за что был нещадно бит кнутом. Впрочем, сломить волю мятежного протопопа Пашкову не удалось. Не помогло и другое, более жестокое наказание он на шесть недель посадил Аввакума в Братский острог. Всё это время он был заключён в «студённой башне», где, как он писал, «коли покормят, коли нет». Из заключения он вышел таким же неуступчивым, как и прежде. Пашкову пришлось смириться с его непокорностью, но он продолжал истязать Аввакума. Путь в Даурию был очень тяжёлым. Два лета экспедиция брела по берегам рек, а зимами «волочилась за волоки, чрез хрепты». Протопоп вместе с двумя сыновьями подростками тащил нарты, а жена с младенцем и дочь шли пешком. Позже Аввакум писал: «робята – те изнемогут и на снег повалятся, а мать им по кусочку пряничка даст, и оне съедши опять лямку потянут». Переправившись через Байкал, отряд двинулся вверх по Хилку. Продовольствие кончилось. Казаки терпели жестокий голод. Семья протопопа питалась травами и сосновой корой, ела павших лошадей и найденные по дороге трупы животных, зарезанных волками. Два его маленьких сына, не вынеся трудностей, умерли. Но сам протопоп стойко переносил лишения и старался облегчить страдания другим несчастным. В дороге к нему часто приводили больных и убогих. Он же «по обычаю сам постился и им не давал есть, молебствовал и маслом мазал». Некоторые больные получали выздоровление, «особенно те, которые мучились от бесов». Тяжелейшая экспедиция продолжалась пять лет. Только в 1661 году из Москвы пришёл указ, разрешающий Аввакуму вернуться в столицу. Брошенный Пашковым он «три годы ехал из Даур до Москвы». «Страна варварская, иноземцы не мирные, отстать от лошадей не смеем, а за лошадьми идти не поспеем, голодные и томные люди. В иную пору протопопица бедная брела, брела да и повалилась и встать не может. Опосля на меня бедная пеняет: «Долго ль, протопоп, сего мучения будет?» И я ей сказал: «до самыя, до смерти, Марковна». Она же вздохня отвещала: «Добро, Петрович, ино ишшо побредём». «И до Москвы едучи, по всем городам и сёлам, во церквах и на торъгах кричал и прповедан слово божие». В Сибири он пробыл 10 лет и вернулся только весной 1664 года. Однако в столице Аввакум не задержался. Уже в августе 1664 г он был отправлен в новую ссылку, в Мезень.

— Его неистовое упрямство не позволило ему долго находиться на одном месте?

— «Паки реку московское бытие. Видят оне, что я не соединяюся с ними, приказал государь уговаривать меня Родиону Стрешневу, чтоб я молчал. И я потешил ево: царь то от бога учинен, а се добренек до меня, — чаял либо по маленьку исправиться». Тронутый вниманием государя и надеясь, что ему будет поручено исправление книг, Аввакум, действительно, некоторое время пребывал в умиротворении. Такой поворот событий пришёлся не по душе старообрядцам и они с разных сторон бросились уговаривать Аввакума не оставлять «отеческих преданий». Аввакум «паки заворчал, написав царю многонько-таки, чтоб он старое благочестие взыскал» и возобновил свои обличения никонианского духовенства, называя их отщепенцами и униатами. Царь увидел сколь беспочвенны его надежды на примирение Аввакума с церковью и, поддавшись уговорам духовенства, подписал указ о высылке Аввкума.

В феврале 1666 года, в связи с открытием церковного собора, Аввакума привезли в Москву. Его снова пытались склонить к признанию церковных реформ, но протопоп «раскаяния и повиновения не принёс, а во всём упорствовал, ещё же освящённый собор укорял и не православным называл». В результате, в мае Аввакум был расстрижен и предан проклятию, как еретик. После суда его, вместе с другими расколоучителями отправили в заключение в Угрешский монастырь, откуда его перевели в Пафнутьев-Боровский. В инструкции посланной игумену монастыря предписывалось: узника «беречь накрепко с великим опасением, чтобы он из тюрьмы не ушёл, и дурна никакова бы над собой не учинил, а чернил и бумаги ему не давать и никого к нему не пускать». Его ещё надеялись сломить с помощью вселенских патриархов, которых ждали на собор для низложения Никона. После «греческого» «бешеного» собора 1667 года он был сослан в Пустоозёрский острог. С ним были сосланы протопоп Лазарь, дьякон Федор и инок Епифаний. Стража в остроге наблюдала только за пребыванием ссыльных на месте и ни в чем их не стесняла. И они агитировали во всю, занимаясь, главным образом, перепиской в широком масштабе земли русской. Писали во всё Поморье, в Керженец, в Боровск, где были сосланные боярыни Морозова, Урусова, Данилова. Писали в Москву, царю. Сидя в земляной тюрьме: «..несть на мне ни нитки, только крест с гойтаном да в руках чотки, тем от бесов боронюся» – писали царю несгибаемый Аввакум и его бес гордыни — «..ты пал, а не восстал, послушав Никона, умер душою, а не воскрес. С каким оправданием ты хочешь явиться на Страшный суд. Здесь ты нам не дал справедливого суда с отступниками, а там будешь отвечать перед нами. За всех на тебя одного падёт вина – ты попустил. Тошно тебе будет там». В его нравоучениях и советах звучала уверенность ветхозаветного пророка, а не обычное осознание духовником обязанности руководить религиозной жизнью своих детей. «От имени Господни повелеваю тебе», «не я, но тако глаголет Дух Святый», «я небесные таны вещаю, мне дано!» – писал Аввакум с убеждённостью, что он выражает волю Господню, а не своё мнение. С такой же уверенностью он управлял своей паствой, раздавая советы «старолюбцам». С Пустоозёрского Синая гремели громы Аввакума: «Глупцы! От гордости пропадёте, как черви капустные!». Надо жить «советно», младшие да подчиняются старшим! Но сами «старшие», сами вожди раскола, от невежества «плели лапти» в богословии и спорили между собой. Дьякон Фёдор решил, что сами учителя зарапортовались и назвал многое из этого «зломудрием». Аввакум ответил ругательствами и проклятиями и даже донёс страже на Фёдора. Дьякон выскочил в окно при появлении стрельцов, но его взяли и били до крови. А Аввакум с Лазарем стояли и потешались.

Но и сам Аввакум осознаёт наступление трагедии. Старые священники или переучиваются, или умирают. Нет священства, нет таинств: «благодать на небо улетела». Значит, пришли последние времена. Но надо не отчаиваться, а спасаться и под властью Антихриста. Миряне должны действовать сами в пределах допустимого. «Повелеваем самим православным крестить. По нужде дозволено крестить простолюдину. А исповедоваться пошто идти к никонианину? Исповедайте друг другу прегрешения, по апостолу». А причащаться как? «Пусть каждый сам себя причащает. Младенца причащает отец или иной муж». Он, конечно, понимал, что вводит в жизнь своей заочной паствы необычные в православной жизни обряды и нравы, которые, по существу, являются отступлениями от устава, гораздо большими, чем сами «никонианские» новшества. Его поучения оставались не до конца ясными и несли в себе зародыши будущих сект. Под влиянием гонений и пропаганды массового самосожжения раскольников ещё при жизни Аввакума этой мучительной казни подвергли себя свыше восьми тысяч человек. Об этом знал Аввакум и сам побуждал старообрядцев к самосожжению. В «Послании к Сергию» он писал: «Что ты задумался? Не задумывайся, не размышляй много, поди в огонь, – Бог благословит. Добро те зделали кои в огонь забежали … Вечная им память!».

Но пришло и его время взойти на костёр. 14 апреля 1682 года закончилась на костре жизнь несгибаемого человека, легенды русской духовности. Узников вывели из-за тюремного тына к месту казни. Они заблаговременно распорядились своим имуществом, раздали книги, облачились в чистые, белые рубахи. Теперь Аввакума, Фёдора, Лазаря, и Епифания никто не уговаривал отречься. Палачи привязали узников к углам сруба, завалили дровами, берестой и подожгли. Протопоп нашёл в себе силы поддержать словами кричащих от боли, затем с интересом стал рассматривать свою горящую руку с пальцами, сведёнными в двуперстие, и замолк. Народ снял шапки. Огнепальный стал легендой.

             ***

— Я понял, что реформа была исторически неизбежной, но из действующих персонажей что-то мне никто не симпатичен. Ни добрейший царь, грозное и переменчивое оружие в руках победившей партии. Ни патриарх Никон, раб вознёсшийся выше царя только для того, чтобы сотрясать русскую землю. Ни этот «огнепальный» протопоп готовый сжечь всю свою паству лишь бы она не досталась никонианам. Истина то всегда была рядом, озвученная высшим авторитетом православной церкви – патриархом константинопольским, молитесь, как хотите, креститесь, как хотите, ересь лишь там, где затрагиваются основы веры. Но никто эту истину не захотел расслышать, никто не хотел её увидеть. Была борьба, раскол, годы и люди растраченные впустую.

— Почему впустую? Были люди, которые на этом хорошо заработали. Но об этом позже. Факт в том, что это был конфликт между верховной властью в лице добрейшего царя Алексея Михайловича, исполнительной властью в лице доверенного Алексея Михайловича патриарха Никона, человека деятельного, но грубого и невежественного и народом в лице несгибаемого протопопа Аввакума. Результатом этого конфликта стал Раскол, тектонический сдвиг русского общества, трещина которого прошла через все слои тогдашней Руси, увлекшая в раскол треть населения страны. И с этих позиций рассмотрим кто прав, кто виноват.

— Все и никто! Бесполезнейшее занятие русского человека – поиск тех, кто прав, кто виноват! Все и никто! Не помню, кто сказал: «эллин ищет мудрости, иудей закона, русский правды». Как всегда, в невыгодном положении находится русский. Потому, что мудрость можно измерить драгоценными словами, крупицами жемчуга – перлами, закон – томами, а правду ничем не измеришь потому что, правда, у каждого своя. Вернее было бы говорить о справедливости, как о правде рождённой мудростью законов. Она универсальна и применима и для русского, и для иудея, и для эллина, а, значит, применима для всех времён, для всех религий и всех народов.

— Справедливость как, правда, рождённая мудростью законов! – повторил Холин, восхищенно глядя на Егора. – Замечательная формула! Мне её, как раз, и не хватало! Теперь проведём системный анализ России, времён царя Алексея Михайловича, с позиций справедливости в твоей формулировке. Любое государство, независимо от того каким путём оно возникло, это всегда общественный договор между властью и народом, где народ – это тоже сила, а, значит, тоже  власть. И народ, повинующийся законам, должен быть их творцом.

Верховная власть обязана побуждать общество соответствовать духу времени, утверждать законы, соответствующие духу времени,  и быть гарантом справедливости для каждого члена общества. И для выполнения этих функций всегда должна быть готова власть употребить. На то она и власть! И в этом вопросе она должно быть сильной и жёсткой, и не должна быть ни доброй, ни нерешительной. Быть властью сильной и справедливой, всегда помня, что «не в силе Бог, а в правде».

Исполнительная власть должна быть посредником между верховной властью и народом. Она обязана, бескорыстно и безоговорочно, следовать в русле верховной власти, действовать в рамках принятых законов, приближающих понятие справедливости к реалиям нового времени, побуждать народ к знаниям и к созиданию. Создавая условия для современных культурных и товарно-денежных отношений, чётко видеть перспективу развития страны и формулировать содержание будущих законов работающих на реализацию этой перспективы.

Народ носитель культурных традиций, обязан созидательно трудиться, безоговорочно исполнять принятые законы и формировать понятие справедливости, вытекающие из культурных и товарно-денежных отношений нового времени и доводить их до исполнительной власти. Осуществлять воспроизводство здорового, грамотного и квалифицированного населения способного противостоять вызовам времени.

— То есть в государстве все отношения должны быть пронизаны понятиями справедливости?

Народ формирует понятия справедливости, исполнительная власть связывает эти понятия с требованием времени, формулирует предложения, верховная власть принимает законы. Народ живёт и созидает по принятым законам и формулирует новые поправки, к понятиям справедливости, исходя из реалий нового времени… И так по кругу, неотвратимо день за днем, год за годом, век за веком. Когда этот цикл нарушается, кто-то кого-то не расслышал или переврал, возникают условия для бунтов, расколов, революций. Так это?

— Да, только неукоснительное исполнение своих обязанностей властями и народом на принципах справедливости должны дать стране прогресс и процветание в условиях стабильности. Любой стране, во все времена!

— Что же мы имеем из реалий того времени?

— Добрейший и нерешительный царь, которому власть и «здешняя честь, аки прах», правильно понял требование времени как необходимость вывода человека из корпоративной ипостаси – общинной, церковной, государственной и сословной к человеческой индивидуальности, к личности и как необходимость создания обрядового пространства России единого со всем православным миром. Доверив это тонкое, деликатное и важное дело не Боярской Думе, традиционно нацеленной на укрепление самодержавия и закрепощение крестьян, а духовному лидеру страны, поставил на это место властного и невежественного мужика Никона. Поняв свою ошибку, никак не мог набраться смелости власть употребить. Откладывал свои проблемы на поздний срок, потерял время и тем самым заставил Петра I, навёрстывая упущенное время, затратить много сил и энергии, пролить много крови. Создал свод законов – «Соборное Уложение», но гарантом справедливости Алексей Михайлович никогда не был.

— Ставим Алексею Михайловичу «неуд». Как и Николаю Александровичу, Николаю II, про которого его премьер-министр Витте говорил: «никогда не видел более воспитанного человека, он даже к слугам обращается на Вы», а результат тот же самый – раскол общества, революция. Что поставим исполнительной власти?

— Тоже «неуд». Передав исполнительную власть в обход Боярской Думы, своему любимцу патриарху Никону, царь открыл эпоху фаворитизма. Но дело даже не в этом. Дело в результате, а результат отрицательный. Бескорыстного служения верховной власти не было, поскольку проводилась политика «священство выше царства», замена самодержавия теократией, что помимо предательства доверия царя, являлось реакционной латинской ересью. Никон с жадностью дурака дорвавшегося до хлеба, приобретал земли и имущество для церкви. Справедливости от фаворита не приходилось ожидать. Например, собирая коней для царской конницы, отправлял их в монастыри пахать монастырские земли. О побуждении народа к знаниям, совершенствовании товарно-денежных отношений, являющихся фундаментом мощи страны, у невежественного мужика, служившего реакционной идее, не могло быть и речи. Неуд, только неуд.

— Какой же оценки заслуживает Аввакум сын Петров по фамилии Кондратьев? Несгибаемый представитель несгибаемого народа.

— Тут вопрос сложнее. Не потому, что народ священная корова и неприкасаем, а потому, что он носитель культурных традиций, формирующих нацию, народ. Полноправный субъект общественного договора заключённого между народом и властью. Общественного договора, ради которого и создаются государства. В условиях тотальной неграмотности, отсутствия законов и гарантий справедливости, эти традиции несли функции правды, рождённой мудростью народного опыта проверенного временем, служили неписанными законами, и эрзацем справедливости. И любое нарушение традиций – это нарушение неписанных законов, это нарушение общественного договора, крах справедливости. На этом фоне и зарождался Раскол. Конформистское большинство, которое во все времена всегда со всем согласно, конечно, со временем сумело бы залечить раны соотечественников, полученные ими при крушениях их понятий справедливости, и число несогласных с реформой свелось бы к нулю. Но «бешеный» собор 1667 года был иностранным вмешательством в дела русской церкви и государства, своими жестокостями сокрушил устоявшиеся понятия справедливости, порвал связующие нити между властью и народом. И в раскол ушла треть страны. Востребованным стал расстриженный протопоп: «Огнём, да кнутом, да виселицей хотят веру утвердить! — возмущался Аввакум. — Которые Апостолы научили так? Не знаю! Мой Христос не приказал Апостолам так учить». Он был сослан в Сибирь и никто этого не заметил. Тысячу раз он мог погибнуть в Сибири и никто, кроме Настасьи Марковны, его не оплакал бы. Но он оказался со своим народом в нужном месте в нужный час. Он был трудолюбив. Терпелив, вынеся много бед и лишений, у края земли поставил Нерчинский острог. Боролся за справедливость и нравственную чистоту, без которых не построишь никакого общества. Был грамотен, талантлив, чадороден. И не его вина в крушении справедливости, связующей нити между властью и народом. Поэтому он единственный, кто получает оценку «удовлетворительно». Почему не выше? Потому, что его бескомпромиссная  несгибаемость и гордыня, перешедшие в страстное желание заполучить терновый венец мученика, на мой взгляд, спровоцировали жестокости Раскола. А главной добродетелью настоящего христианина всегда было смирение.

— В трудные исторические времена, созданные, как правило, бездействием властей, всегда требуются герои, не жалеющие ради своего народа своей жизни и бросающиеся грудью на амбразуры. Что же мы имеем в остатке? Одна оценка «удовлетворительно» на троих. Не густо! Алексей Михайлович потерял на расколе время и здоровье, умер в 46 лет. Никон потерял власть. Аввакум – жизнь. Страна, опираясь на своё прошлое, должна жить настоящим, чтобы уверенно смотреть в будущее. Но страна раскололась. Кто же заработал на расколе?

— Господин Хаос! Стоит народу или власти нарушить хотя бы один из пунктов общественного договора, порвать связующее звено справедливости, уважения и любви к ближнему своему, как появляется господин Хаос и отбирает все приобретения, достижения и победы. Отбрасывает страну на десятилетия назад. Порою безвозвратно. Требуется затратить много усилий, времени и крови, чтобы вернуть себе утраченные достижения.

— Хаос, действительно, жесток. Он не прощает лени и глупости, безволия и несвободы. Но он отступает перед знаниями, умом, волей и мужеством граждан.

— В России не было граждан. Были только подданные. У которых всегда был недостаток знаний, ума, воли и мужества. И, конечно, свободы.

—  И кто же этот жестокий господин Хаос, виновный в Расколе?

— В феврале 1662 года в Москву прибыл грек проходимец, лжемитрополит Газский Паисий по фамилии Лигарид. Из выпускников римской униатской Коллегии святого Афанасия. После выпуска он был послан в качестве платного миссионера униатства в Константинополь. Оттуда он уехал в Валахию под видом законоучителя в семью валашского господаря. В Валахии Лигарид втёрся в доверие к Иерусалимскому патриарху проживавшему там подолгу в подчинённых ему монастырях. От его имени Лигарид съездил в Палестину и там устроил себе поставление на Газскую митрополию. В тоже время, как доказано документально по ватиканскому архиву, Паисий писал в Рим доклады о своих миссионерских успехах и требовал себе повышения жалования. Изучив в Валахии церковно-славянский язык, Паисий перебрался на Киевщину, где служил в костёле, и после напутственных бесед с папским нунцием и королём польским Яном Казимиром, стал стремиться в богатую и наивную, как русский валенок, Москву, прихватив с собой обоз, редкого по тем временам, зелья – табака. Там лжемитрополит Газский, окружил себя такими же проходимцами, среди которых был справщик Арсений Грек, родившийся православным, ставший католиком, потом мусульманином, потом снова православным, Мелетий – подделыватель чужих подписей и другие. С блеском учёности и хорошо подвешенным языком Паисий быстро создал себе в Москве шумную рекламу. Атаковал царя и правительство рядом денежных ходатайств в связи с множеством греческих церковных нужд. К Паисию, как к высоко компетентному специалисту потянулась вся церковная Москва. В том числе и скучающий патриарх Никон начал изливаться в письмах с жалобами на царя, бояр и всех своих противников. Для Паисия эти письма были истинным кладом. От Никона Паисий уже не мог ждать ничего. От царя и бояр он ждал милостей. Он предложил господствующей партии свои услуги, чтобы утопить Никона окончательно. Боярин Стрешнев поставил перед Лигаридом 30 вопросов, на которые он должен был дать ответы. Документ был представлен царю, и кампания началась. После резких и враждебных для Никона и эффектных для бояр ответов на поставленные вопросы, Паисий Лигарид вошёл у царя и при дворе в моду, и ему отдали на отзыв деяния собора 1660 года, осудившего Никона, но не посмевшего лишить его сана патриарха. Опытный провокатор, с заданием закрепиться в высших эшелонах русской православной церкви, а, может быть и занять место патриарха Никона, не жалел эпитетов и откровенной лести в восхвалении мудрости царя и бояр в тоже время не жалел критики и ругательств в адрес Никона и собора. Практический совет его состоял в том, чтобы царь, для верности суда над Никоном, пригласил всех четырёх греческих патриархов. Таким образом, он хотел легализовать своё самозванство, авторитетом всех действующих патриархов. По его совету были составлены грамоты, приглашающие вселенских патриархов прибыть в Москву для суда над Никоном. Но восточные патриархи, для которых практика замены патриарха была делом обыкновенным, а разница в обрядах не существенной, ограничились отписками. Выразителем их был Иерусалимский патриарх Нектарий, который помнил пройдоху Лигарида, лишил его Газской кафедры, архиерейского сана и находил участие его в суде над Никоном подозрительным. Откликнулись только обедневшие патриархи Александрийский и Антиохийский ранее бывавшие в Москве по делам милостыни. Действуя через агентов Ватикана в Константинополе, Лигарид получил от вселенского патриарха полномочия, и на этот счёт в Москве была получена патриаршая грамота. Как оказалось впоследствии, она была подложной. Но наивная Москва поверила или хотела верить подлогу. В её глазах Лигарид был квалифицированным и полномочном судьёй над Никоном и московские власти открыли для него полный кредит доверия. Но Никон называл Лигарида «лжеепископом, волком, бродягой, свиньёй, еретиком». И, поднявшийся до высот представителя Вселенского Патриарха Лигарид стал позорно проваливаться перед всей Москвой. Друг Никона, брат Вселенского Патриарха, митрополит Иконийский стал громко доказывать подложность полномочий Лигарида. Царь был смущён и тайком послал в Константинополь к патриарху келаря Чудова монастыря Савву за справкой. И тот узнал, что действительно такого рода полномочий Лигарид просил у патриарха и тот ему отказал. Отказал потому, что на Востоке уже ведают о нечистоплотности и латинстве Лигарида. По докладу Саввы : «Лигаридия лоза не Апостольского престола…. что он папёжник и лукав человек». После этого, сам Лигарид подумывал о спасении бегством. Написал царю письмо с просьбой отпустить его домой, так как он прибыл в Москву просто ради дел милостыни. Сам царь был смущён скандалом и боялся его огласки. Поставив в суде над Никоном на патриархов Антиохийского и Александрийского, царь решил через них поправить репутацию Лигарида и это ему удалось. Сами патриархи были лишены своих полномочий собором, созванным константинопольским патриархом, как только он узнал об их поездке в Москву для суда над Никоном. Но в расчёте на богатые царские милости, лишённые полномочий патриархи были готовы на всё. Закрытие глаз на Лигарида было для них маловажной деталью. Паисий Лигарид снова воскрес. Увлечённые корыстью, патриархи взяли его в друзья и соучастники в суде над Никоном, духовенством и старообрядческой оппозицией.

— «Праведный» суд под руководством лжемитрополита и низложенных патриархов, действующих на основании подложных грамот, должен был быть справедливым и принести на Русь долгожданный мир и порядок?

— Завершившийся в июле собор, вводя новоисправленные книги и обряды, был достаточно тактичен, что бы не бить по больному месту: — не осуждать старых книг и обрядов, на которых русские епископы сами выросли. Если бы суд по этому вопросу мог бы ограничиться этим русским собором 1666 года, то может быть, победа нового обряда над старым произошла бы постепенно без возникновения раскола.

— К сожалению, к нам уже ехали приглашённые правительством греческие патриархи.

— В ноябре в Москву прибыли патриархи Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский. Их встречали, как миротворцев. Но ни слова не понимающие по-русски, выполняя волю царя, они были иезуитскими кинжалами в руках Лигарида и его компании.

Суд над патриархом состоялся в декабре. Подсудимый патриарх защищался с той же яростью и аргументацией, что и спровоцированные им вожди раскола. Он стоял на своём: «а греческие де правила не прямые». «Те де правила патриархи от себя учинили, а не из правил». «После вселенских соборов всё де враки». «А печатали де те правила еретики». «А я де не отрекался от патриаршества».. Никон по мужицкому здравому смыслу, не признавал дутых титулярных прав Александрийца  судить московский патриархат. Развивая свой реализм от здравого смысла, он даже попрекнул приезжих гостей в фиктивности их собственных титулов. Он сказал: «а во Антиохии и во Александрии ныне патриархов нет». Никон был прав потому, что Константинопольский патриарх, зная их бескомпромиссную продажность, дезавуировал на тот момент патриархов приехавших в Москву судить Никона. Но не все были посвящены в дипломатическую тайну. Чтобы не развивать скандала и не терять времени, гостям подсказали заявить Никону о предстоящем ему осуждении. Никону объявили, что он будет низвергнут из сана и священства и объявлен простым монахом. 12-го декабря собрание собора состоялось в крестовой палате. Царь Алексей избежал этой тяжёлой для него сцены. Вызванного Никона заставили ждать в сенях. Патриархи и иереи, облачившись, прошли в Благовещенскую церковь Чудова монастыря, Никону приказали следовать за ними. В церкви Никону было прочитано решение суда, где перечислялись преступления Никона: досаждал государю, вторгаясь в мирские дела, самовольно отрёкся от патриаршества и бросил паству, не архиерейскую проявлял кротость, мучительно наказывая священных лиц и другие. Именоваться ему теперь простым монахом, а не патриархом Московским. Место же его пребывания до кончины жизни назначить в монастыре, где ему безмолвно плакаться о грехах своих.

 Победив Никона авторитетом восточных патриархов, царь Алексей последовательно решил смирить дух «священство выше царства» именем тех же авторитетов. Стараниями Лигарида после длительных рассуждений и ссылок ответ был противоположным идеям Никона: царская власть выше патриаршей. Но это лишь спровоцировало её неприятие со стороны русских архиереев, и часть из них не подписывалась под осуждением Никона. Льстивые перегибы аргументации Лигарида и угодничество восточных патриархов лишь вели к запланированной катастрофе. И она появилась в формулировке: «Итак, да будет положен конец слову! Да будет признано заключение, что царь имеет преимущество в делах гражданских, а патриарх – церковных, дабы таким образом сохранилась целой и непоколебимой во век стройность церковного учреждения». В этой, казалось бы, компромиссной формулировке, церковь, ценой осуждения Никона, победила государство. Был составлен план постепенной передачи прежнего широкого судебного ведомства в руки архиереев. Эта была большая реформа и закрытие Монастырского приказа произошло лишь через десять лет. Ради мира с церковью, чтобы избежать в будущем появления нового Никона, государство непоследовательно уступило церкви её исторически устаревшее право быть в экономике и управлении двойником государства. Государством в государстве. Россия была на десятки лет отброшена назад. Для церкви это была огромная победа. Пиррова победа. Именно она заставила царя Петра упразднить этот нонсенс, лишить церковь патриарха, силой загнать церковную власть в жёсткие рамки, отведённые ей Священным Синодом. Обязать священников доносить на прихожан, нарушая тайну исповеди, если на исповеди станет известно о намерениях угрожающих государю или государству. Русская православная церковь умерла, как посредник между Богом и людьми, став частью бюрократического полицейского государства.

— Осталось решить вопрос о противниках церковной реформы, защитниках старой веры?

— Ещё летом собор решил вопрос о старообрядчестве, решил грамотно, тактично. Лидеры оппозиции наказаны, есть надежда, что естественные вопросы, возникающие у каждого раскольника: как же это так, оторваться от всей церкви, от царя, от всех властей церковных и гражданских, от Москвы, с кем и докуда, вернут раскольников в лоно матери церкви. Но, Паисий Лигарид с компанией, злобно и тенденциозно заразили патриархов настроением оскорблённой амбиции, представив дело о старообрядческой оппозиции как националистическую вражду части русских ко всему греческому. И греки, и их «советники» безнадёжно испортили дело. Возложили на ответственность русской церкви значительную часть вины за раскол. Это правда, прошедший летом собор не решил, как быть с авторитетом Стоглавого Собора 1551 года, утвердившего старый обряд. Собор 1667 года ответил на этот вопрос, но ответил так, что раскол стал неминуем. По их мнению, для искоренения раскола необходимо было не только объявить старые русские обряды еретическими, наложить анафему на их употребляющих, но и отвергнуть главный аргумент старообрядчества – ссылку на соборное освящение русской церковной старины. Патриархи, их советники и с ними, увы, и все русские архиереи собора 1667 года посадили на скамью подсудимых всю русскую московскую церковную историю, соборно осудили и отменили её. Вот как была отвергнута главная веха русской обрядовой старины – Стоглавый Собор 1551 года: «..тую неправедную и безрассудную клятву Макариеву и того собора разрешаем и разрушаем и той собор не в собор и клятву не в клятву, но ни во что вменяем яко же и не бысть..». Хлысть, не бысть! И собор не в собор и клятва не в клятву и нету русской истории. Все еретики, все преданы анафеме: и цари и подданные, и попы и миряне, и грешники и святые потому, что не так молились, не так крестились! Простоте и невежеству русской церкви задана была греками «непростыми», но продажными и тоже невежественными, унизительная порка. Этого не делал в полемике со старообрядцами ни собор 1666 года, ни патриарх Никон. Это могло быть делом только чужих рук.

— И русские епископы все эти обидные вещи подписали?

— Такова была их плата за лояльность к царю, вставшего на сторону авторитета восточных патриархов и лояльность к самим патриархам, как следствие своей научной беспомощности. Горькая расплата за покой невежества! Торжество Лигарида.

Протопопа доставили на собор с вселенскими патриархами 17 июля. Патриархи снова долго увещевали его, советуя смириться и принять церковные нововведения. «Что ты так упрям? — говорили патриархи – вся наша Палестина, и Сербия, и Албания и волохи и римляне и ляхи – все тремя перстами крестятся, один ты упорствуешь?» Для Аввакума же была характерна абсолютная невосприимчивость к чужому мнению, что превращало спор с ним в дело неблагодарное и бессмысленное. Убедить его, в чём-либо было невозможно. Один лишь раз заколебался Аввакум, на обратном пути из Сибири, посещая тамошние церкви, он смутился, видя, что повсюду служат по новым книгам, и задумался, уж не пора ли принять их? Жена, Настасья Марковна, спрашивает: «что Господине опечалился»? — «Жена, что делать? Зима еретическая на дворе: говорить мне или молчать? Связали вы меня». «Что ты, Петрович, говоришь! Не тужи о нас! Силён Христос и нас не покинут! Поди, поди в церковь, обличай ересь». Аввакум рассказывает, что бил жене за это челом, «да и пошёл, как прежде, учить везде и всюду». Теперь надо было отвечать перед высшими авторитетами церкви, высшим вселенским Ареопагом, выше которого только Страшный суд, учить их уму разуму.

«Вселенские учители! Рим давно упал и лежит невосклонно, и ляхи с ним же погибли, до конца враги христианам быша. И у вас православие пестро стало от насилия турского Махмета, да и смотреть на вас нельзя: немочны вы стали. И впредь приезжайте к нам учитца: у нас божию благодатью, самодержество. До Никона отступника в нашей России у благочестивых князей и царей все православие чисто и непорочно и церковь немятежна. Никон волк с дьяволом предали тремя персты креститца. Еще же московский поместный собор при царе Иване быша двуперстием слагая персты креститца и благословляти повелевает, яко же прежние святые отцы научили. Тогда при царе Иване были на соборе знаменосцы Гурий и Варсонофий, казанские чюдотворцы, и Филипп, соловецкий игумен, от святых русских». И патриарси задумались, а наши, что волчонки, вскоча, завыли и блевать стали на отцев своих, говоря: «глупы де были и не смыслили наши святые, не ученые де люди были, — чему им верить? Они де грамоте не умели!» О, Боже святый! Как только терпят святые своих же поношение? Мне, бедному, горько, а делать нечева стало. Побранил я их колько мог, и последнее слово рекл: «чист есмь аз, и прах прилепший от ног своих отрясаю пред вами, по писанному: «лутче один твори волю божию, нежели с тьмой беззаконных!» Так на меня и пуще закричали: «возьми его! Всех нас обесчестил!» Да и толкать и бить меня стали и патриарси сами на меня бросились, человек их сорок, чаю, было, велико антихристово войско собралося! Ухватил меня Иван Уаров да потащил. И я закричал: «постойте, не бейте!» так они все и отскочили. И я толмачу архимандриту Денису говорить стал: «говори патриархам: апостол Павел пишет: «таков нам подобаше архиерей? Преподобен, незлоблив» и прочая, а вы, убивше человека, как служить станете? Так они и сели. И я отшел ко дверям да набок повалился: «посидите вы, а я полежу», говорю им. Так они смеются: «дурак де протопоп! И патриархов не почитает!» И я говорю: «мы уроды Христа ради, вы славны мы же бесчестны, вы сильны мы же немочны.» Потом паки ко мне пришли власти и про аллилуйя стали говорить со мною. И мне Христос подал: посрамил в них римскую ту блядь словами Дионисия Ареопагита. И Евфимей, чюдовский келарь, молвил: «прав де ты, — нечева нам больше говорить с тобою!». И повели меня на чепь».

Там на цепи, Аввакуму предложили три вопроса, ответы на которые должны были решить его судьбу: православна ли русская церковь, православен ли царь Алексей Михайлович, православны ли восточные патриархи? Аввакум ответил, что «церковь православна, а догматы церковные от Никона еретика, бывшего патриарха, искажены новоизданными книгами…. А государь наш Алексей Михайлович православен, токмо простою своею душою принял от Никона книги, чая их православны, не рассмотря плевел еретических…» О патриархах он написал, что сомневается в их православии. Когда эти ответы были предоставлены собору, тот подтвердил отлучение и объявил, что осужденного следует наказать и «градскими казнями». Те не заставили себя ждать: в конце августа, Аввакум вместе с другими вождями раскола — монахом Епифанием, дьяконом Фёдором и протопопом Лазарем, был сослан в Пустоозерск на реку Печору. Всем узникам, кроме Аввакума, вырезали языки и отрубили пальцы на правой руке, чтобы не крестились двоеперстно и не писали. Аввакум избежал этой казни, так как за него заступились царица Мария Ильинична и сестра царя, Ирина Михайловна. Во всём остальном судьба вождей раскола была схожей. Каждый из узников был заключен в отдельной земляной тюрьме, о которой Аввакум писал: «..покой большой и у меня и у старца (Епифания), где пьём, едим, тут и лайно (кал) испражняем, да складше на лопату, и в окошко! Мне видится, что и у царя, того Алексея Михайловича, нет такого покоя».

— Если для Никона собор 1667 года был концом его дел, то для вождей раскола он был началом их пастырского служения?

— Этот «греческий» «бешеный» собор закрепил существование у нас старообрядчества не как оппозиции, которая могла ужаться до малой секты, а как безнадёжно отделившегося от церкви широкого народного движения. И на эту рану, из угоды царю, греки насыпали соли телесного озлобления раскольников, надели на них мученический венец. Они настояли, чтобы подвергать отлученных «градским казням», «овым языки отрезоша, овым руце отсекоша, овым уши и носы и позориша их на торгу, и потом сослани быша в заточение до кончины их». Именно эта навязанная греками изощрённая восточная жестокость, которой никогда не было на Руси, окончательно привела к расколу.

Так, что Паисий Лигарид, господин Хаос, мог просить у русского царя вознаграждения за услуги адвоката дьявола. У польского короля награды за Андрусовский мир 1667 года отсрочивший раздел Польши на сто лет. У Ватикана, повышения себе жалования, как спецагенту, отбросившего православную Россию на десятки лет назад и расколовшему православие.

                     ***

— «И что за диво? Издалёка, Подобно сотням беглецов, На ловлю счастья и чинов, Заброшен к нам по воле рока. Смеясь, он дерзко презирал Земли чужой язык и нравы. Не мог щадить он нашей славы, Не мог понять сей миг кровавый, На что он руку поднимал!»

— Да, так оно и будет после этого собора. Но уже не проходимцы лжемитрополиты и прочие арсении греки, меняющие веры, как перчатки, а, как мухи, слетевшиеся на запах падали, немецкие и австрийские вахмистры и капралы, ставшие русскими генералами и фельдмаршалами, «птенцы гнезда петрова», собутыльники по пьяным оргиям и всешутейшим соборам будут вершить русскую историю.

— А разве можно было ожидать, что либо иное после наших «волчонков, которые вскоча завыли и блевать стали на отцев своих»? Предав анафеме историю своей страны, лишили народ его истории, порвали связь времён, сделали всех Иванами не помнящими родства. Пётр I, отменив патриаршество, сделал царей и цариц, со всеми их проблемами, грехами и пороками, наместниками Господа на земле и тем самым разрушил механизм сакральной связи между людьми и небесами. А «волчонки», став чиновниками полицейского государства, перестали быть посредниками между Богом и людьми. Они стали стукачами, специализирующимися в тонкой духовной сфере, беспринципно использующими принцип: «согрешил – покайся, покаялся – согреши, а мы тебя выслушаем и доложим куда надо». Церковь, как бы она не старалась доказать своё могущество, наверное, перестала быть легитимной. И это шаткое «наверное» всегда чувствовалось, и должно было вызвать отчуждение верующих от церкви и подданных от государства, значительно ухудшить психику и нравственность людей.

— Да, во время вторжения Наполеона, бдительные извозчики сдавали в полицию, как французских шпионов, своих седоков, русских вельмож ни слова не понимающих по-русски. Раскол расколол общество не просто на новообрядцев и старообрядцев, русские люди разделились на покорных и непокорных. Покорные подчинились диктату государства: «Они – сила! Они – власть! Мы же маленькие винтики большой машины. Мы лишь послушные рабы.» И среди этой послушной части общества происходит отчуждение подданных от церкви и государства. Рабы, лишённые прошлого, без Бога в душе и царя в голове, были обречены под масками добродетелей скрывать свои пороки. И уже к XIX веку, все слои русского общества оказались мало привержены самодержавию, православию, государству. Раскол – это водораздел в развитии русского общества. Но, наверное, это и водораздел между цивилизациями Европы и России. Несмотря на последующую насильственную «европеизацию» России. В Европе шла непрерывная борьба за свободу, за честь и достоинство каждого гражданина, права которого защищены законом, за стирание грани между «они» и «мы». В самодержавной же России эта грань насильственно насаждалась, культивировалась рабская психология,  основанная на лжи и хитрости, обмане и насилии. Маркиз де Кюстин, путешествуя по России, по приглашению Николая I, по просьбе царя написал книгу, которую царь и его приближенные назвали клеветой на Россию. А что, собственно, он написал? Честный европеец, заглянувший в глубины России, он не мог не увидеть губительных уз крепостничества, рабскую психологию несчастных подданных, уродливую мораль униженной властью и бюрократическим аппаратом страны, где хитрых много умных нет.

— Добрейший и тишайший царь Алексей Михайлович умудрился направить развитие России против хода мирового исторического процесса. Крепостное право, закон, попирающий свободу и справедливость, честь и достоинство гражданина, устранил народ из общественного договора, ради которого и создаются государства, ради которого русский народ отстоял Россию во времена Смуты и польской интервенции. Появился бесправный русский мир, объединённый кровью и насилием, где в отношениях между властью и народом,  между «они» и «мы». преобладают ложь, хитрость и насилие. Русский мир, где всегда была жива и живёт гордость русского человека за своё Отечество, мечта о свободе и справедливости.

— Да, деревцо крепостнического самодержавного государства, посаженное Алексеем Михайловичем, на месте увядшего общественного договора, расцвело, обильно политое царём Петром русской кровью и вином всешутейших соборов. Но уже к XIX веку оно засохло и чахло зеленеет до сих пор благодаря регулярным поливам кровью.

— Почему до сих пор? Романовых давно уже свергли.

— Да, но самодержавное государство осталось. Заменили Романовых на политбюро, а что изменилось? Ведь и ты, и я по-прежнему маленькие винтики большой машины – государства. Вопрос на засыпку: кто отменил крепостное право?

— Обижаешь! Царь Александр II – Освободитель, в 1861 году.

— Ошибаешься! Царь Никита I, Хрущёв – Освободитель, в 1961 году. А раньше из колхоза можно было уехать только на государственную службу – в армию или в тюрьму. Правда, тебя, как одарённого, могли отправить на обучение или дать справку для поступления в ВУЗ. Отчуждение человека от государства осталось на прежнем уровне. В европейском обществе, когда гражданин встречается с запретом, он говорит себе: «это я через общественный договор, через свой парламент запретил себе делать это». Наш же человек говорит себе по прежнему: «это «они» запретили мне делать это». И, поверь, всегда найдёт способы, чтобы достичь запретного.

— В этом, наверное, и кроется загадочность русской души?

— В этом и кроются все его несчастья, лживость и хитрость, показная покорность и стихийный бунт, раздвоенность русской души, как результат раскола, последствия того неправомочного собора, когда лжемитрополиты и неправомочные патриархи, чужие в чужой стране, лишили русский народ его истории, лишили его своих корней.

— Ещё один жестокий пример того, как неграмотный бесправный народ становится игрушкой в руках бессовестных ловкачей и демагогов. Жертвой иностранных манипуляторов. А непокорные?

— А непокорные? Не смотря на условия, созданные правительством, сравнимые только с Освенцимом: те же «пещи огненные» в которых сжигают раскольников, те же желтые лоскуты, которые они должны пришивать к одежде на спину, непокорные отказываются понимать, почему за них должны принимать решения власти – будь то государственная машина или церковная верхушка? Они были намерены сами решать, что для них хорошо, что для них плохо. Старообрядцы категорически отвергают любое навязывание им идей или образа жизни. Да, это старые консервативные формы быта. Но это их формы быта! Их отцы устанавливали их, и они намерены ими пользоваться. «В каких это правилах написано, чтобы царю церковью владеть и догматы изменять? Ему подобает лишь оберегать её от волков её губящих, а не толковать, и не учить, как веру держать и персты слагать. Это не царево дело» — писал Аввакум. И, зародившись, как протест против вмешательства государства в церковные дела, старообрядчество было построено на идее главенства общества над государством, что является основой протестантизма.

— Вместо «священство выше царства», как основы теократии Никона, формулировка «общество выше государства», как основа современных процветающих государств с сильными парламентами и альтернатива самодержавной власти царей? Интересный поворот!

— Формулировка «общество выше государства», как основа современных процветающих государств с сильными парламентами это не призыв «вперёд в Европу», а призыв «назад к Господину Великому Новгороду», где всё это уже было. А прогресс и процветание дело наживное, дело времени, личной ответственности и трудолюбия граждан. Главное, чтобы Царь и Великий князь всея Руси помнил, что он лишь нанятый Всея Русью министр обороны для защиты, в частности, церкви от «волков её губящих», а не её насильник. Царь московский, азиатский дракон Иван Грозный, разгромил Господин Великий Новгород территориально, царь московский, азиатский дракон Алексей Тишайший пытался разгромить Великий Новгород духовно. И это ему удалось, но не совсем. По всей Руси, особенно на бывших новгородских землях, разгорелись очаги сопротивления непокорных старообрядцев, которые тлеют до сих пор.

— Чем же ответило правительство?

— Я не буду останавливаться на частностях, скажу только, что ведомые попами команды творили зверства, сравнимые только со зверствами средневековой инквизиции: и языки отрезоша, и руце отсекоша сотням тысяч русских людей, загоняя их истинно восточными методами в истинно восточное православие. Карательные команды действовали вплоть до отмены крепостного права. Были сожжены или сгорели в добровольных «гарях» десятки тысяч людей. Сотни тысяч людей ушли за рубеж, сотни тысяч ушли в леса, тайные скиты и корабли, сотни тысяч расселились на бескрайних просторах Сибири. Сотни тысяч остались в городах терпеть гнёт властей и презрение церковников.

— Великая хартия вольностей уже существовала в Англии почти пятьсот лет. Шекспир уже написал все свои пьесы, где добродетели так мучительно, но неотвратимо побеждают пороки и заблуждения. Пуританин Кромвель уже казнил короля Карла I. Во всей Северной Европе победил протестантизм. Что сближает старообрядчество с европейским протестантизмом?

— У протестантов верующий стремиться хорошо работать и меньше потреблять, чтобы честным путём добиться богатства и ещё при жизни убедиться посредством этого в своей избранности Богом, в том, что он достоин спасения после смерти. Это стимулировало трудолюбие и аскетизм, умеренность в потребностях. Трудолюбие, чистоту и аскезу пропагандировал Аввакум в своих поучениях и своим жизненным примером. Их он усиливал ожиданием скорого прихода Антихриста. В чём разница между протестантом и старообрядцем? В том, что протестанты индивидуалисты собирались спасаться в одиночку, а старообрядцы искали спасения коллективного: жили, трудились, даже в огонь шли общиной.

— Индивидуалисты протестанты, исповедуя трудолюбие, аскетизм и умеренность в потребностях создали современный капитализм. Чего добились старообрядцы, не желая отказываться от общины?

— Выброшенные властями за грань выживания, на обочину жизни, окружённые стеной презрения и грабительскими налогами, старообрядцы, исповедуя трудолюбие, честность, аскетизм и умеренность в потребностях проявили удивительную пластичность. Как царь Пётр не воевал с бородами, не обрезал, не выщипывал их, старообрядцы сохранили свой символ, свой опознавательный знак. И, когда, где-нибудь на ярмарке, купец-старообрядец видел трезвого бородача, который крестится, отвернувшись к стене – он знал: это свой. Смело подходил к нему, здоровался с ним, как в старину, «Мир дому твоему!», и приглашал его к себе домой. Там у самовара, за чашкой чая велись неспешные разговоры о ценах на товары в регионах, о способах доставки товаров, условиях производства и кредитования. Общине легче собрать стартовый капитал, она же давала людей, готовых какое-то время, бесплатно работать идеи ради, ради общего дела. Капиталы любят честных, упорных и трудолюбивых и они, капиталы, стали толпами стекаться к тайным скитам, кораблям, к старообрядческим часовням и кладбищам, которые стали фактически банками, финансирующими торговые сделки, и страховыми агентствами, возмещающими потери, если они возникли в результате противодействия церкви или правительства. Так, что уже во времена Екатерины старообрядцам принадлежала значительная доля капиталов. Они в значительной степени контролировали торговлю по всей России, судостроение и транспорт на Волге, горнозаводскую промышленность Урала. Отвечая лично перед Богом за свою честность и трудолюбие, без церковных посредников, они основательно ставили своё дело так, что после них ни немцам, ни армянам, ни евреям делать было нечего. А после царского манифеста 1905 года, где декларировалась свобода вероисповедания, и за старообрядцами признавались их права, оказалось, что свыше двух третей торгово-промышленного капитала России принадлежит старообрядцам: Авксентьевым, Бурышкиным, Боткиным, Гучковым, Деевым, Коноваловым, Морозовым, Мамонтовым, Прохоровым, Рябушинским, Третьяковым и тысячам других.

— А до 1905 года никто об этом не догадывался?

— «Богаче всех богатых и славнее всех славных тот, кто живёт в вере Христовой и творит дела угодные Господу» – учил Аввакум. И они жили скромно, оставляя себе необходимое для прожития и развития производства, отдавали деньги на пользу общества, на «дела угодные Господу». Что мы знаем? Боткин построил больницу, Мамонтов – Большой театр, Третьяков – Третьяковскую галерею, Но это только часть того, что на поверхности, видимая часть айсберга.

— Не поверю, что за двести с лишним лет гонений и притеснений, после стольких ударов по правой щеке, они терпеливо подставляли левую.

— Не знаю, сведений о вооружённых отпорах раскольников вооружённым командам ведомых попами у меня нет. Как я уже говорил Раскол это сопротивление, не гражданская война, а сопротивление республиканского Севера рабовладельческому Югу. Но над войском Пугачёва, лжеПетра III, развевалось знамя настоящего Петра III, знамя голштинской гвардии переданное Пугачёву старообрядцами. Как оно им досталось? Во что обошлось? История об этом умалчивает. Финансирование «народной воли», если оно и было, тоже тайна, покрытая мраком. Известно, что Морозов, через Горького передавал большевикам деньги. Авксентьев входил в руководство партии эсеров. Более известна позиция староверов после манифеста 1905 года. Они создатели и руководители целого ряда партий: кадетов, октябристов, и прогрессистов предназначенных для парламентской борьбы. Они же владельцы и издатели партийных и других массовых влиятельных газет. В феврале 1917 года, загнанный на станцию Дно император Николай II, подпишет переданный ему старообрядцем Гучковым и монархистом Шульгиным текст отречения.

— Так, что непокорные победили? Не долго же было их торжество. Так, что община не помеха на пути технического прогресса и в приобретении капиталов?

— Община способ выживания человека, его способ защиты от опасностей окружающего враждебного мира. Замкнутая, самодостаточная ячейка общества. И чтоб её разрушить, надо сделать так, чтобы окружающий мир перестал быть враждебным человеку, стал понятным и справедливым. В странах, где нет достаточного слоя грамотного населения и справедливых законов — справедливы только традиции, ибо они позволяют сосуществовать общинам внутри государства. Такое государство может худо-бедно существовать и процветающим оно может стать только тогда, когда даст народу всеобщую грамотность и справедливые законы. Тогда исчезнет страх перед окружающим миром, сами по себе порвутся связи человека с общиной и человек станет полноправным гражданином полноценного государства.

— Не этого ли совета просил в многочасовых молитвах у Господа царь Алексей Тишайший?

— Может быть! Но это долгий мучительный путь, требующий кропотливого труда многих поколений, а может быть и нескольких столетий. Это путь Англии и Европы в целом. Возможен другой более короткий путь, когда грамотные лидеры общин объединяются с какой-то целью, идеей, мечтой. Тогда возможно чудо.

— Чудо, традиции, община – задумался Егор – я понял! Ты хочешь мне объяснить как из общины, японских традиций выросло японское экономическое чудо?

— Попробую. Со времён Магеллана португальцы были гостями у японцев. Иезуиты ставили там церкви и монастыри и потихонечку окатоличивали японцев. Во времена Алексея Михайловича они решили, что быть гостями в Японии им уже мало, и они хотят стать её хозяевами. Составили заговор, на то они и иезуиты! Но заговор был раскрыт. И Япония на двести лет закрылась для иностранцев. Страна с самобытными традициями и малограмотным населением стала заповедником общинных отношений. Всего сто лет назад, в шестидесятых годах прошлого века, когда она чуточку приоткрылась, трое англичан решили прокатиться по Японии на велосипедах и сделать фотографии неизвестной на Западе страны. Была весна, под цветущими сакурами, диковинными птицами порхали гейши. Навстречу велосипедистам слуги несли лаковые носилки с самураем, и путешественники стали с интересом разглядывать процессию и фотографировать её. Вдруг самурай соскочил с носилок и с криком «банзай», одним тренированным ударом меча рассёк пополам англичанина, его велосипед, его фотоаппарат только за то, что англичане не упали в грязь лицом при виде его важной особы. Англичане подали в международный суд, и суд присудил японцев к выплате контрибуции. Япония отказалась её выплачивать. Тогда англичане ввели эскадру в порт Иокогамы и стали обстреливать город. Самураи все, как один, выскочили с мечами на набережную и с кличем: «не сдадим Япону мать» стали ждать высадки десанта. Но англичане, не встречая противодействия, обстреливали город до тех пор, пока им не привезли требуемую сумму.

— Совсем как у Бабеля!: «Мосье Эйхбаум, положите, прошу Вас, завтра утром под ворота на Софийевскую 17, двадцать тысяч рублей. Если Вы этого не сделаете, так вас ждёт такое, что это не слыхано, и вся Одесса будет говорить о Вас. С почтением, Беня Король». – рассмеялся Егор – только вместо Бени Короля расписалась английская королева.

— Тебе смешно, а внук этого самурая, адмирал Того, разобьёт русскую эскадру в Цусимском сражении. Национального унижения было достаточно, чтобы консолидировать общество и заставить разные общины совместно ковать оружие победы.

— Быстро японская мимоза превратилась в японскую шимозу! Но это ничего не доказывает. Царь Пётр положил под Азовом армию, и ничего! Через год привёл новую и взял Азов. Положил под Нарвой армию и ничего! Привёл новую и взял Нарву. Иван Грозный, тот вообще, положил под Казанью три армии, пока не взял Казань с четвёртой попытки. Но Россия, как была безграмотной и бесправной, так ею и оставалась. И, вообще, я не представляю, что такое всеобщая японская грамотность. Нужно потратить всю жизнь, чтобы выучить десятки тысяч иероглифов. На что-то другое просто не хватит времени. Ты представляешь, как выглядит японская пишущая машинка?

— Нет.

— Я  тоже не представляю. Там, по-моему, от клавиши до клавиши надо ездить на велосипеде. Но они, действительно грамотные ребята. Это и есть японское чудо. Но мы отвлеклись. Почему же была так скоротечна победа непокорных над самодержавием, когда была так близка к реализации их идеологема «общество выше государства»?

— Наверное, привыкшие к терпению и к основательной подготовке дела, они думали, что впереди у них вечность. А пока, в составе Временного правительства они занялись подготовкой Учредительного собрания, которое и должно было определить, чем быть России: монархией, конституционной монархией или республикой и решить другие важные вопросы.

— Суета большевиков их не волновала?

— Не волновала. А зря! Лидеры большевиков были сплошь евреи. Троцкий — Бронштейн, Парвус — Гельфанд, Ленин — Ульянов — Бланк. Свердлов, Зиновьев, Каменев, Рыков, Пятаков — это те же Апфельбаумы и Розенфельды. Как говориться, поскреби русского… Евреи, тоже гонимое меньшинство, используя в качестве опознавательного знака бороду с семитским колером, действовали по той же схеме, что и старообрядцы, собирая капитал, копеечка к копеечке. Поскольку они появились в России лет на сто позднее старообрядцев, то к 1905 году они успели закрепить за собой около 10 процентов национального продукта России. А им хотелось большего. Посредством учения Маркса, замутить сложившуюся обстановку и в мутной воде отнять капиталы у терпеливых староверов и перераспределить сложившийся рынок капитала в свою пользу. Троцкий – сын крупного землевладельца и племянник директора Русско-Азиатского банка вряд ли был глубоко озабочен положением русского рабочего или крестьянина. Как и Парвус – Александр Гельфанд, чей девиз был: «ищу Отечество по сходной цене». Свою родину Россию он давно продал немецкому генеральному штабу. Когда там поняли, что Германия проигрывает войну, немецкий генштаб выделил Парвусу огромные деньги, для вывода России из войны. И тот через Швецию, через Русско-Азиатский банк стал накачивать Россию немецкими деньгами для дестабилизации обстановки. Действовали определённые тарифы: за участие в беспорядках, за антиправительственные лозунги, за стрельбу в воздух, за убийство полицейского. Но сквозь все эти коллизии: предательство, развал фронта, нагнетание революционной обстановки всё шло к Учредительному собранию. И тогда Ленин произнёс: «сегодня рано, завтра поздно». Я думаю, историки будущего найдут не только следы немецких денег, но и следы немецких зондеркоманд бравших для него в эту роковую ночь банки, почту, телеграф. И открывшееся Учредительное собрание было тут же распущено большевиками. Наступившая диктатура оставила Россию без выбора.

— Участие старообрядцев в гражданской войне?

— Что требуется в гражданской войне? Жёсткость и жестокость. Мобилизовать всех никониан, дать им оружие и звучные лозунги, пусть даже лживые, послать их в бой, поставив сзади заградотряды с пулемётами и требовать, требовать жестокости. Могли ли это сделать Гучков, Коновалов или другие старообрядцы, входившие во Временное правительство? Конечно, нет. Они рафинированные политики, православные христиане, способные творить лишь дела угодные Господу, они не могли быть жестокими, лгать и убивать. Поэтому они ушли со сцены, надеясь, оставшись непокорными, заставить будущее работать на Россию. А Троцкий смог. Для него, глобалиста, Россия была только «хворост», который он швырял в костёр мировой революции. Он мобилизовал всех гоев, дал им оружие и комиссаров, звучные лживые лозунги: «фабрики рабочим», «земля крестьянам», послал их в бой, поставив сзади заградотряды с пулемётами, и требовал, требовал жестокости. Организовал настоящий геноцид русского народа, уничтожая офицеров, интеллигенцию, дворян, священников, казаков – всех, кто хоть чем-то был опасен диктатуре.

— Так, что приговариваем его к смертной казни через ледоруб?

— Если бы только его. Своей жестокостью он и большевики приговорили весь еврейский народ к Холокосту.

— Как?

— У немецкого фашизма русские корни. Победа большевиков в России должна была спровоцировать мировую революцию. Но этого не произошло. Появились и продержались по несколько месяцев в 1918 году только Венгерская и Баварская советские республики. В июле 1918 года в Москве, в Высшем Техническом училище, защитил диплом архитектора советский гражданин Альфред Вальдемарович Розенберг. Поблагодарив за предложение остаться на кафедре, он уехал к себе на родину в Таллинн. Там сделал попытку вступить в созданный немцами, оккупировавшими Прибалтику, Германский Легион, но был отвергнут с формулировкой: «слишком русский». По состоянию здоровья жены уехал в Германию, поближе к Альпам. Там произошла его встреча с бывшим гражданином Баварской советской республики ефрейтором Адольфом Шикльгрубером. Поговорили они, как советский человек с советским о своих бывших руководителях Троцком и Радеке. Да так поговорили, что Адольф Шикльгрубер, с благодарностью принимавший свои боевые награды из рук отцов командиров, евреев по национальности, стал законченным антисемитом Адольфом Гитлером и большим поклонником эзотерических доктрин Елены Блаватской и оккультизма Гурджиева. Будущий главный редактор фашистской газеты «Фёлькишер беобахтер» и будущий автор «Майн кампф» пронесли трогательную дружбу до последних дней своей жизни. Розенберг умер на виселице в Нюрнберге, Гитлер в бункере рейхсканцелярии, погубив за время своей дружбы свыше шести миллионов евреев.

— И не только евреев. — Егор помолчал. – Я полагаю, что лишь честно служа своей родине, воспитав её граждан трудолюбивыми и ответственными, сделав её сильной, богатой и открытой, можно мыслить глобально и говорить об интеграции. Служа насилием химерам мировой революции, предав интересы своей родины и совершив революцию в России, евреи, создали лишь клубок мировых проблем. С которыми не справились. Значит, во всём виноваты евреи?

— Не больше, чем русская интеллигенция!  В России слишком долго существовал конфликт между властью и обществом, между элитой и народом, церковью и миром, подогреваемый интеллигенцией. Конфликт, принимавший иногда кровавые формы. Очень медленно, но процесс осознания интересов власти и общества шёл. Но вмешавшиеся в этот конфликт евреи, чьи  интересы были ущемлены, свобода ограничена, а мессианская идея глобального мира казалась им осуществимой через мировую революцию и, которые, увлекаясь, не умеют делать что-нибудь на половину, разрубили этот гордиев узел, и связанный с ним клубок мировых проблем. Революция ослабила Россию, нарушив баланс сил в Европе, создав целый ряд диктаторских режимов, сделавших евреев виноватыми во всех своих бедах. И, действительно, если взялся за большое дело, то это надо делать его с умом, с любовью, на пользу своей страны и народа, а не доктринами для химер.

— Да и, что это за народ такой, эти никониане? Если горстка революционных демагогов, обещая невозможное, может убедить их в чём угодно? Убить царя, разрушить храмы, полюбить бедность, возненавидеть богатство и богатых? Как дед мне говорил: богатство, от слова бог, даётся человеку для добрых дел. Что же случилось с непокорными?

— Тотальная диктатура, отняв у граждан собственность и инициативу, не терпела даже тени непокорных или даже хоть в чём-то не согласных. Поэтому пройдя коридорами Лубянки, местных чрезвычайных комиссий и органов НКВД, все непокорные были расстреляны или исчезли на просторах огромной и жестокой империи Гулаг, не оставив даже тени. Остались только островки старообрядчества разбросанные по глухим лесам и посёлкам.

— Значит, они просто до меня не добрались.

— Доберутся – пообещал Холин зевая. Пора спать. Время, ужас, третий час. Заболтались мы с тобой.

— Будем надеяться, что и я уже не тот непокорный. И время уже не то.

— Доберутся – пообещал Холин засыпая – ты хочешь быть сильным и уверенным в себе человеком, а здесь и сейчас это дозволено только подлецам. А ты не подлец.

— Я надеюсь ещё на то, что какие у страны историки сегодня – такое у неё завтра. Береги себя.

— Беречь себя, значит безмолвствовать. Спасибо, что выслушал – сквозь сон пробормотал Холин.

************************************************************************-

                                        *  *  *

  

Рано утром Егор вышел на улицу, расчистил двор от нападавшего в его отсутствие снега, с великим удовольствием сделал зарядку к радости Шайтанки, игриво норовившей либо опрокинуть, либо лизнуть его во время приседаний. Зайдя в сени, он убедился, что бабочка крапивница, устроившая себе зимовку в сенях, и замеченная им ещё с осени, висит на месте. Потом, позавтракав, отправился в университет, где списал расписание на новый семестр и получил стипендию. Пройдясь по магазинам, купил всё, что ему было заказано, положив сверху кубик халвы, кило на три, отправился домой. Там аккуратно снял уснувшую крапивницу, осторожно поместил её в приготовленную заранее красивую коробочку, сунул за пазуху, взял лыжи и отправился на автобусную остановку, где встретился с Сизовым. Часа через два они вошли, радостно встреченные, в ярко освещенное весенним солнцем помещение школы. После радостных приветствий и дружеских поцелуев Егор и Слоник выложили на стол привезённые хлеб, крупы, консервы и теннисные шарики. Встреченный одобрительным гулом куб халвы мгновенно превратился в шар, в шарик и потом совсем исчез под шутки и смех амазонок. Когда с халвой было покончено, Егор подошёл к Елене и протянул ей маленькую красивую коробочку. Елена приняла подарок, внимательно и тревожно посмотрела на Егора, и сложная гамма чувств отразилась на её покрасневшем лице. Держа в руках нечто неизвестное, женское любопытство и страх перед принятием какого-то непонятного, но важного решения, боролись в её душе, и это многократно усиливалось тем, что взоры всех присутствующих устремились к ней и  в наступившей тишине все ждали её решения. Женское любопытство пересилило. На мгновение, приоткрыв рот, и кончиком языка облизнув пересохшие губы, искоса взглянув на притихших девчонок, она решила – будь, что будет и начала открывать коробочку. Потом передумала и закрыла её. Потом женское любопытство вновь одолело её, и она окончательно решив – будь, что будет, решительно открыла коробочку. Бабочка крапивница, проснувшаяся от зимней спячки, согревшаяся за пазухой у Егора, яркая в своей черно-красно-белой окраске, огненным протуберанцем вылетела в образовавшуюся щель и жарким языком пламени стала метаться по комнате яркая в ярких лучах весеннего солнца. Все дружно выдохнули – а-а-х-х! и бросились ловить бабочку, но, оценив красоту момента, замерли, зачарованно наблюдая за её полётом. Испуганная Елена отшвырнула от себя коробочку, некоторое время ошарашено следила за полётом крапивницы, затем, поддавшись общему ажиотажу, бросилась за ней вдогонку, но остановилась, зачарованная трепетной красотой так неожиданно прилетевшего лета. Мгновенный испуг, яркость необычной эмоции, радость и лёгкость, обретённая после снятия необходимости принятия какого-то важного, но непонятного решения, переполнили её. И она, заплясав, как пляшут от восторга обрадованные дети, получившие долгожданный подарок, по-щенячьи взвизгнув, бросилось на шею к Егору, взволнованно говоря:

— Ну, Егорушка! Ну, молодец! Подарить кусочек грядущего лета, это всё равно, что подарить глоток надежды замерзающему среди зимы!

     После обеда, дежурные решили сходить за водой на родник. Вода, которую брали в сельском колодце, наверняка, была не хуже родниковой, но все решили идти на родник, чтобы прогуляться по зимнему лесу. Слоника и Пенелопу оставили дома наблюдающими, а сами с кастрюлями и вёдрами, шумным цыганским табором отправились кочевать к роднику, до которого было километра полтора вдоль речки. Лёд местами был размыт быстрыми струями воды.  У одной из промоин они остановились, наблюдая, как водяной воробей оляпка бесстрашно ныряет в водяной поток, добывая ручейников и мальков. Потом они свернули в лес и по руслу ручья, сопровождаемые вездесущими любопытными синицами, подошли к чистому роднику, обрамленному невысоким деревянным срубом украшенного незатейливой резьбой и кованым серебром из ледяного куржака. Серебряные нити инея свисали с окружающих родник берёзок. Чистые и светлые струи воды мощным потоком пробившиеся к свету из темноты земного плена, что-то тихо и радостно пели об обретённой свободе, играя песчинками в горле родника. Постояли, попили, набрали воды в емкости. И Зинаида, глядя на клонящееся к закату солнце, сказала:

— Господи! Хорошо то как! – Потом помолчала и добавила – И всё-таки жизнь прекрасна, не смотря ни на что! Когда-то в детстве я страшно боялась смерти. Наверное, боюсь и сейчас. А, вообще, как ты смотришь на эти вопросы? Что такое жизнь? Что такое смерть? И откуда они есть пошли? – обратилась она к Егору. – Что-то меня сегодня на вечное потянуло. Не к добру, наверное. Вот и закат, что-то сегодня красненький, к перемене погоды, наверное. Но, что такое жизнь? Я понимаю, что вопрос неординарный и если не готов можешь не отвечать.

— Я могу предложить только свой взгляд на этот вопрос. Прав он или нет судить тебе.

— Я внимательно слушаю.

  — Окружающий нас мир бесконечен. У него есть бесконечное будущее и бездонное прошлое. И процесс превращения будущего в прошлое можно представить себе как плавильную печь, где наше бесконечное будущее переплавляется в бездонное прошлое. Физический процесс превращения будущего в прошлое, протекающий в бесконечно тонком слое между прошлым и будущим это и есть настоящее, это и есть наша жизнь. Отталкиваясь от прошлого, мы стремимся в будущее и живём настоящим. Да, да! Живём только настоящим и только мгновением!  Мгновение! И настоящее становится прошлым. Мгновение! И эту птицу синицу уже не вернуть на этот сучок, оляпка уже не нырнёт в одну и ту же воду, вылетевшее слово не вернуть обратно, а событие не отменить. Мгновение! И всё становится кадром кинохроники, всё становится киноархивом, и живёт с нами, пока жива наша память. Из  этих мгновений сотканы наш опыт, наши знания, наша жизнь, наша судьба. И я жив этим мгновением, пока идёт процесс переплавки моего будущего в моё прошлое, пока тепло этого процесса согревает мою кровь, заставляя меня всеми органами чувств ощущать своё настоящее. Пока я счастлив, вдыхать аромат  этого мгновения. Пока я могу участвовать в настоящем, совершить поступок, отвечая за него перед будущим. И я жив, пока живо во мне моё прошлое – моя память, пока живы мои знания, мой опыт, мой ум позволяющие хоть как-то предвидеть будущее и организовать своё настоящее.

— Будущее спит, прошлое мертво. Лишь мгновения настоящего творят вечность! Наверное, это так, но так печально зависеть от мгновения которого, увы, не вернуть! И память! Никуда  от неё не деться.

— Кому-то обидно и досадно за бесцельно прожитые годы, а ты печалишься о мгновении. Уймись, Зинка! – сказала Валентина.

— А, что такое смерть? Ты боишься её?

— Нет! Потому, что вы, как улитки нагруженные домиками своих проблем, медленно и печально ползёте навстречу своей смерти. Вы боитесь её, ожидая её впереди. Вы боитесь своего будущего. Моя же смерть ищет меня в прошлом.

— Как это?

— Я её слышу! Я чувствую её дыхание! Она гонится за мной по пятам! Вот стою я перед вами молодой, и, кажется, красивый. Но мгновение! И моё настоящее стало прошлым. А прошлое всегда мертво! Я, кажется, ничуть не изменился, но смерть отняла у меня частичку меня. И я жив, только потому, что в это мгновение моё будущее успело стать моим настоящим. Но мгновение… И так далее. Моё прошлое – моя смерть. И я жив пока я бегу из своего настоящего в своё будущее, оставляя прошлое позади. Когда же моё прошлое догонит меня, значит, моя смерть догнала меня.

— Значит наша жизнь это огонь нашего стремления из мгновений настоящего в бесконечное будущее. Пока он горит, бьются наши сердца, и горячая кровь пульсирует по нашим жилам. А наша смерть это, когда наше холодное, мёртвое, бездонное прошлое  догонит нас. Захватит наше настоящее, зальёт его своим вечным холодом и потушит огонь наших стремлений из мгновений настоящего в бесконечное будущее. Какие же  из этого выводы?

— Их, пожалуй, три: знай, помни, действуй.

Знай, что ты живёшь среди хаоса, в мире Хаоса. И мгновения настоящего это твоя единственная возможность общаться с внешним миром, с непредсказуемым Хаосом. Возможность жить, чувствовать, видеть, слышать, ощущать биение жизни окружающего нас мира, понимать надвигающиеся события, оценивать их масштабы и, сообразуясь со своими знаниями, умом, волей и мужеством принимать мгновенное решение, делать свой выбор, совершать поступок, который определит твоё будущее. Только нам позволено через свой выбор, свой поступок бороться с Хаосом, жить, формировать среду своего бытия, выбирать свою судьбу. И горе тому, у кого не достаточно знаний, ума, воли, мужества и свободы. Нет характера и должной реакции на вызов мгновения настоящего.

— Хаос враг всего косного?

— Хаос движущая сила мироздания и разрушает всё, что остановилось в своём развитии. Он не прощает бессилия, лени, глупости, безволия, страха и несвободы. Но он и препятствие, испытание для всех идущих к цели. Хаос ценит талантливых и трудолюбивых, уважает умных, дерзких и настойчивых, любит победителей, способных преодолевать выставленные им препятствия. И дарит им изредка радость победы. Но, пока мы живы, мы обречены на принятие мгновенных решений в мгновения настоящего. И никуда от этого нам не деться. Может быть, потом кому-то будет обидно за неправильно прожитую жизнь, но это всегда будет лишь расплата за неправильный выбор сделанный в какое-то мгновение настоящего, ставшего забытым прошлым.

Я думаю, что задачи воспитания, образования и веры – научить  нас из множества решений мгновенно выбирать одно, но правильное решение. Поскольку, в наше время, никто из нас не может похвалиться ни воспитанием, ни образованием, тем более верой, то мой совет, знай свои цели, умножай знания и опыт, оттачивай свой ум, волю и мужество для принятия мгновенных, но правильных решений. Цени свою свободу, свой выбор, каждую секунду, каждое мгновение жизни!

Второй вывод – помни о смерти. Древний, как “memento mori”. Помни, что в любой момент твоё прошлое догонит, захватит твоё настоящее, зальёт его своим смертным холодом и потушит огонь твоих стремлений. Поэтому, опираясь на прошлое, сознавая ответственность перед будущим, живи настоящим, здесь и сейчас, помня о смерти. Страх смерти это  не страх перед небытием – ты пришёл из небытия и уйдёшь в никуда. Страх смерти это  страх того, что ты не успеешь исполнить свои обязательства перед прошлым, свои планы на будущее. То, ради чего, ты пришёл в этот мир. Страх того, что мгновения настоящего, такие  яркие и сочные, как зёрна спелого граната, упакованные в красочной оболочке сегодняшнего дня и такие желанные мне, путнику, томимому жаждой познания, уже не упадут к моим ногам, не подарят мне свою красоту и тайну, если завтра я  останусь в прошлом. И это не повод для отчаяния и уныния, а величайший стимул для действия и творчества. Чтобы жить так, как будто это мгновение настоящего твоё последнее мгновение.  Рваться вперёд через тернии к звёздам,  искать своё предназначение, успеть осуществить задуманное. Жить здесь и сейчас в этом лучшем из миров, радоваться пению птиц, улыбкам женщин и этому неяркому предвесеннему, предзакатному солнцу, делать выбор, принимать решения и совершать поступки. Наша жизнь была, есть и будет миром упущенных возможностей! Я буду ошибаться, падать и подниматься, но лишь одного прошу у судьбы: пока я жив, пусть мой выбор всегда остаётся за мной.

— Третий вывод – действуй! – добавила Зинаида. Бери из прошлого лишь самое необходимое. Беги вперёд и не оглядывайся. Кто оглянется – тот превратится в соляной столп. Да будет так!

— Не знаю, кто там превратится в соляной столп, а в ледяной столп я уже превращаюсь – сказала Валентина. И все стали собираться в обратный путь.

Егор, как бы прощаясь, внимательно оглядел родник. Какое-то тёплое доброе место, а всего лишь потому, что  какой-то добрый человек расчистил полянку, посадил берёзки, сделал добротный сруб, кратковременное пристанище для кристально чистых струй, оставил здесь маленькую частичку своей доброй души, и своего труда. Зинаида перехватила его взгляд, и сказала:

— Да, ты прав и этот родник – подтверждение твоей правоты. Из бездонных глубин земных недр, из своего бездонного прошлого молекулы воды, солей и минералов собрались здесь и сейчас в чистые струи родниковой воды, которые, вырвавшись из прошлого, радуют нас чистотой и свежестью  настоящего мгновения. Но мгновение! И они убегут в своё бесконечное будущее, где, будучи разнесёнными течениями и ветрами по морям и океанам, превратятся в пар и облака, чтобы пролиться благодатными дождями и питать другие родники. И родник жив, пока непрерывен этот процесс. Так и наша жизнь. Из глубин мироздания атомы, образовав молекулы воды, солей и органических соединений, собрались здесь и сейчас в наших одушевлённых телах, чтобы мы, вырвавшись из плена прошлого, жили настоящим и стремились в будущее. Для чего?

Егор на мгновение задумался.

— Вечный вопрос о смысле жизни. Но на такой же вопрос: «Какие ж выводы из этой всей науки?» любимец всех аквалангистов мира Омар Кальмарович Хайям ещё десять веков тому назад, на мой взгляд, справедливо ответил: «Из праха мы пришли – нас ветер унесёт».  Это он про наши одушевлённые тела.

— Для чего?

— Нет ответа. Наверное, у каждого он свой. Заметь только – перед нами река, которую питают десятки тысяч родников. Но лишь один из них порадовал нас чистотой и свежестью  настоящего мгновения, лишь потому, что чистота и свежесть его струй, в прошлом, встретились с чистотой и свежестью помыслов неизвестного нам, но, очевидно, хорошего человека. Одушевлённого тела, не втоптавшего в грязь чистоту родниковых вод, а сделавшего свой выбор, затратившего свой труд, чтобы в будущем порадовать нас  чистотой и свежестью  настоящего мгновения.

На обратном пути Зинаида, шедшая рядом с Егором и Еленой, обратилась к Егору с просьбой.

— Егорушка, как, наверное, ты заметил, мы, отнюдь, не амазонки. Все мы девушки на выданье, активно интересуемся мужским полом, имеем какой то опыт общения с ним, чаще всего отрицательный, и мы хотели бы понять это животное – мужчину, что бы знать, что ему от нас надо.

— Для чего?

— Глупый! Для того, чтобы любить самой и быть любимой!

— В этом случае мой единственный совет помнить всегда, в любых обстоятельствах, в любой жизненной ситуации, вызубрить, как «Отче наш», простую истину: мужчина тоже человек.

— А, что есть сомнения?

— У меня нет, но у вас – сплошь и рядом. То вы его идеализируете – делаете богом, то низвергаете в ад в образе сатаны, а чаще всего рисуете его в виде чёрта с рогами. А он просто человек, в чём-то сильный, где-то слабый и постоянно требующий любви и заботы.

— Вы, наверное, нас тоже демонизируете.

— Наверное. У нас, аквалангистов, бытует шутка: «Как-то летом водолаз Утопающую спас. На ней женился – Пошёл и утопился» —  пропел Егор частушку.

— Что бы устранить все эти недомолвки, все неясности поручаю тебе вечером после ужина организовать диспут о природе любви – безапелляционным тоном будущего директора школы произнесла Зинаида.

— О природе любви? Тут я пас. Извините, полный профан. Ни опыта, ни знаний. О любви спросите Слоника.

— Ну-ну! Слоник вам расскажет о любви всё! Наедине, где-нибудь в тёмном углу при помощи рук, губ, лживых слов и обещаний и кое-чего ещё, о чём болтать не стоит. И надо быть полной дурой, чтобы верить ему. Ты – другое дело. Ты, как мы тебя поняли, честен, открыт для диалога, обладаешь широким кругозором знаний, знаешь чего тебе надо, умеешь доказать свою правоту и, наконец, просто настоящий мужик. Мы верим тебе.

— Спасибо за доверие, но, правда, не могу. Наговорю каких-нибудь глупостей, за которые потом самому будет неудобно.

— Глупости твои  мы тебе заранее прощаем. Где ошибёшься – поправим, на то и диалог, диспут, чтобы, отбросив глупости, приблизиться к истине.

Егор задумался.

— А, правда, хороший случай для получения опыта в проведении семинаров. Опыт, который может пригодиться в будущем. Ну, ладно, уговорила. Но предупреждаю, в отстаивании своей позиции я могу быть излишне резок и категоричен.

Вечером, когда дежурные убрали со стола, подмели пол и сдали дежурство, за столом, предупреждённое заранее, собралось всё женское население школы. Не было только Слоника с Пенелопой, которые знали о любви всё и предпочли заниматься любовью вне семинара. 

— Товарищи амазонки! – улыбнувшись, сказала Зинаида, — я предлагаю провести диспут на тему «мужчина и женщина, взаимоотношение полов, любовь и её природа». Чтобы дискуссия была полноценной, а не однополой, а значит однобокой, я попросила Егора, единственного мужчину, которому я доверяю, включиться в обсуждение этого вопроса.

Говорят, что дети рождаются от любви родителей. Но уделом наших родителей были время перемен, ломка общественных отношений, энтузиазм пятилеток, лагеря и поля сражений. И хрупкие плечи наших матерей тоже сполна изведали тяжкий груз ответственности за судьбу родины. Время требовало от наших родителей самоотдачи и самоотверженности, и их поколение было поколением героев! Но никому из этих героев не было дозволено иметь своего мнения, жить своим умом, согласно своему воспитанию или традициям. Быть уверенным в своём настоящем, будущем и даже в прошлом. Беспощадный каток идеологии прессовал их чувства и желания, потребности и возможности. О своём счастливом будущем «трудящиеся массы» знали из средств массовой информации. Но, по моему мнению, только любовь имеет право быть главной ценностью бытия, путеводной звездой для каждого человека на пути из настоящего в будущее. Верховным судьёй, решающим какой выбор делать страннику: выбирать ему жизнь или смерть ради того, к чему он стремится, ради того, что он любит. Быть эталоном счастья. В своё жестокое время наши родители только выживали. И я удивляюсь, как это мы могли родиться и выжить в этой обстановке неустроенности, неуверенности и опасности. Но мы родились, выжили и выросли! И мы требуем любви! Но на сломе времён отученные думать, неуверенные ни в чём наши родители никогда не могли ничем нам помочь, доверив наше воспитание улице и школе.

Они выжили вопреки кровожадному Молоху перемен! И, конечно, мы их любим. Но во всех жизненно важных вопросах нам приходиться искать свою правду самостоятельно. Поэтому, вопреки давлению всезнающей и бездушной пропаганды, мы так тянемся к своим сверстникам, учимся друг у друга, заполняя пустоты своего незнания и непонимания дружеским общением, вместе ищем истину, заново познавая мир. Заново открывая его, учимся любить, пытаемся найти свою любовь. Не скажу, что наши попытки кончаются удачно. К своему сожалению, мы узнаём, что в этом мире много места для лжи, обмана, зла и предательств. Но это наш мир! И в этом мире мы обречены жить. Искать свою судьбу, пытаться строить её на крепкой основе взаимной любви мужчины и женщины. Строить счастье своих будущих семей, надёжное будущее своей родины. И в этом плане для нас всегда является большой удачей встреча с сильным и умным человеком, мужчиной, имеющим своё мнение, и готовым честно его отстаивать. Поэтому я пригласила Егора принять участие в нашей дискуссии.

Чтобы увидеть себя своими глазами и составить мнение о себе мы пользуемся зеркалом. Чтобы увидеть себя глазами мужчины воспользуемся мнением Егора. Конечно, чтобы мы не сказали о любви, у каждой из нас она будет всегда особенная и всегда своя. Как судьба! Но любовь – что же это такое?

  И все взоры обратились на Егора. Егор, сидя во главе стола, также внимательно, как в первый раз, по очереди осмотрел сидящих. Беленькие и рыженькие, брюнетки и шатенки, синеглазые и кареглазые, худенькие и полные, ангелы во плоти и агрессивные, правдивые и лживые, с искрой божьей в глазах и без неё – все они хотят любить и быть любимыми. Но на всех любви не хватит! Все они хотят быть счастливыми! Но на всех счастья не хватит. Любовь для них, как фейерверк, как взрыв чувств, как брызги шампанского, как вечный праздник вечной весны! Как подарок судьбы, как приз в лотерее жизни. Она – мечта! Но взрыв чувств – мгновение, он уйдёт, оставив душевные травмы, брызги шампанского к утру высохнут, оставив пятна, праздник кончится, призов и подарков на всех не хватит. И утро первой любви, может оказаться серым понедельником. Но настоящая любовь не должна умирать! Ибо настоящая любовь, прежде всего великий труд, великий талант и великое искусство. Настоящая любовь должна жить вечно, как вечно живёт Парфенон, вознесённый над Акрополем любовью к прекрасному, трудом античных зодчих. Как вечно будут жить Саския – любовь Рембрандта и Беатриче – любовь Данте, увековеченные их талантами. Как вечно будет жить искусство обольщения Клеопатры.  Прекрасные в своей молодости, чьи-то будущие жёны, чьи-то будущие матери. Будущие брошенки, будущие разведёнки.  Не многим достанется приз. Но все они с интересом, почти с мольбой, смотрят на Егора и ждут рецепта вечной любви.

— Любовь, любовь, ты, почему волнуешь кровь? – задумчиво произнёс Егор. – Любовь! Что это такое? Для начала заявлю, что любовь придумали французы.

— Неправда! За тысячи лет до Франции и французов мифы древней Греции полны аромата страсти и любви.

— Но это мифические всемогущие и бессмертные боги, шалуны и забияки, которых суд любой современной страны обложил бы такими алиментами, что даже им, богам, мало бы не показалось.

— Что значит любовь для простых смертных греков тех времён, описана в самом древнем из всех романов, дошедших до нас «Дафнис и Хлоя». И, поверь, страсти и любви в нём ничуть не меньше, чем в мифах, в «Манон Леско» или в любом талантливом современном произведении.

— Да, что там древняя Греция, один из самых древних египетских папирусов гласит: «лишь только голос твой услышу, волненье грудь мою томит». Так, что французы тут не причём.

— В детстве, когда я прочёл «Барышню-крестьянку» Пушкина, в тот год в марте стояли сильные морозы, и наш кот Василий вынужден был сидеть дома. Я дружил с одноклассником Сашей, и часто бывал у него дома, а у них была кошка Акулина. Я заметил огромный интерес Акулины к моим валенкам. Кота же Василия я поймал на месте преступления, он, оказывается, только и ждал момента, чтобы пометить мои валенки. Я не спрашиваю, каково было мне, юному отроку, осознать себя ходячим дуплом старого дуба, через которое общались пушкинские Алексей и Акулина, я хочу вас спросить, что писали друг другу влюблённые коты?

— Лишь только запах твой услышу, волненье грудь мою томит. – смеясь перевели с кошачьего девчата.

— И что это значит?

— Что любовь гораздо старше любого романа и папируса. Она изначально присутствует в каждом молодом и живом теле.

— Да, любовь — это инстинкт продолжения рода, на который накладывают свои ограничения традиции народа и законы среды обитания. Согласны?

— Да, но французы и, особенно француженки, требуют реабилитации, снятия незаслуженных обвинений.

— В средние века, когда женщина была лишь орудием продолжения рода, где-то в районе Арля, появился неизвестный поэт-песенник. Серьёзные люди не верили в успех мероприятия и говорили ему: петь для дур – дело труба, потому имя тебе – трубадур. Но он был умный человек, не обиделся и начал петь для дам. Он воспевал красоту хозяйки замка, её благородство, её нежность, её ум, её чувства, её любовь. Свою любовь к ней. Чем могли ему ответить бледные затворницы замка, до смерти запуганные смертным грехом, измождённые молитвами и постами, между беременностями закованные в бронированные пояса верности? Только бросить с балкона монету и посмотреться в зеркало, чтобы попытаться найти там красоту, нежность и другие воспеваемые достоинства. Монета, собственно, и нужна была трубадуру – он уже поёт у другого замка, у другого балкона, другой даме. Бизнес процветал. Появились последователи. Песни трубадуров подействовали и на самих хозяев жизни: грязные помылись, лохматые постриглись, мохнатые побрились. Дошло до чего! Муж, громыхая замком, отпирает пояс верности, а жена, вместо того чтобы говорить, как она счастлива быть сегодня наложницей у своего господина, задаёт ему глупый вопрос: «милый, ты меня любишь? А если нет, запирай свой замок обратно и убирайся, а я сегодня остаюсь верна своему идеалу. А если да, то докажи свою любовь!». Чего не сделаешь ради инстинкта размножения! Чистые, постриженные, побритые мужья стали устраивать рыцарские турниры ради женщин, научились льстить и петь серенады для женщин. Кто не умел льстить женщине, учился у поэтов, кто не умел петь о своей любви – нанимал профессионалов. Любовь стала товаром.

— Похоже на правду потому, что красиво! Любовь выросла из музыки, как богиня любви Афродита выросла из морской пены! – восхищённо прошептала Елена.

— Да, пены было много! Музыка, поэзия, литература, театр, живопись, фотография, кино и везде любовь главный товар. И почти везде открывают счёт и ведут французы. Возражения есть?

— Нет. Но я бы с удовольствием и с благодарностью возложила бы цветы к памятнику неизвестному трубадуру где-то в районе Арля. Ведь он создал современных мужчин и женщин, современную цивилизацию.

— Ну, с французами разобрались! Я только добавлю, нельзя рисовать картину одним цветом. Так и любовь нельзя нарисовать одним цветом. Любовь она яркая и многоцветная, многогранная. Она делает человека сильным, благородным, готовым пожертвовать всем ради любимого, она же делает людей безнравственными эгоистами. И все мы беззащитны перед магией любви. Она творит радость, она же несёт горе. Она делает счастливыми, она же убивает. Она – товар для женщин и мужчин, она же делает товаром и женщин, и мужчин. Белый ангел любви, её светлые тона – красота, радость, счастье. Чёрный ангел любви, тёмные её тона – проституция, порнография, безнравственность. И всё это – Любовь! Какие отправные точки мы возьмём из этого набора для дальнейшей дискуссии о природе Любви?

— Инстинкт, красота, радость, счастье, нравственность. – перечислила Зинаида.

— Инстинкт, как наследуемый рефлекс, есть у всех и у каждого. Поэтому оставим его собакам Павлова. Красота – штучный товар, зависит от восприятия субъекта. Поэтому оставим её субъектам, то есть вам самим судить объект своего внимания. Радость – способность выражать благодарность судьбе – спутница счастья. Поэтому наиболее нам интересны пары: любовь и счастье, любовь и нравственность. Но договоримся сразу, что любовь — это дело двоих, а счастье – удел каждого

— Поэты, писатели, художники, стремясь к оригинальности, создали слишком много пены вокруг любви и с этой пеной выплеснули детей. То есть оторвали любовь от инстинкта размножения, а без детей, без ответственности за них, любовь – призрак, фантом. Она приходит, когда захочет, диктует свои правила и уходит, когда захочет. Она вне разума. Тем не менее, мы женщины, храним верность традициям и наша цель и сверхценность, по-прежнему, даже вопреки правилам нынешней цивилизации – брак, семья и дети. – твёрдо сказала Зинаида

— Я тоже думаю, что на каждую Анну Каренину всегда найдётся свой паровоз. Но иногда так хочется пофлиртовать с призраком любви, сойти с ума, пожить вне разума? – спросил Егор.

— А, что делать? Мы, женщины, наиболее эксплуатируемые, чаще всего обманутые своими павлинами серые курочки, но мы тоже желаем счастья, пусть и призрачного.

— Что может убить любовь женщины? Предательство мужчины. А брак без любви – узаконенная проституция! А какой спрос с проститутки? Она вольна любить каждого. – добавила Валентина.

— Что может убить любовь женщины? Завышенная самооценка. Нежелание понять мужчину, войти в его мир, удовлетворить его потребности, разделить с ним его возможности. Слишком падки на лесть и судите слишком строго. Не судите, да не судимы будете! В конце концов, сами выбирали. – резко сказал Егор.

— Что, компромисс невозможен изначально?  «Разругались у порога грядущего счастья?» —тревожно спросила Зинаида.

— Слава богу, компромисс ищут и находят, и человечеству вырождение пока не грозит, хотя у некоторых «цивилизованных» стран демографические проблемы уже возникают.

— Что такое понять мужчину?

— Мужчина всегда следопыт, охотник, исследователь. Мать-природа не слишком была щедра с ним. Для неё он просто расходный материал, который должен исследовать окружающий мир, приспособиться к нему, передать эту приспособляемость потомству и погибнуть. Доказательства? Мальчиков рождается больше девочек. Но в детстве их соотношение уже поровну потому, что мальчишки падают с крыш, тонут в реках, теряются в лесах, гибнут на дорогах и в драках. Вперёд их толкает неосознанная смелость – инстинкт познания окружающего мира. О статистике молодого возраста вы знаете из слов песни: «потому, что на десять девчонок по статистике девять ребят». И горе тому народу или популяции, где этот инстинкт подавлен. В эксперименте, мухи дрозофилы, лишённые самцов, не теряют возможность производить потомство, репродуцируя только самок, но через несколько поколений, без самцов, эта популяция исчезает в силу неприспособленности к окружающей среде.

— Так, что миф об амазонках – только миф? А мы тут себя амазонками возомнили. Да вот мать-природа, спасибо ей, нам лыжников послала. Какой ни есть, а всё-таки подарок! Спасибо, что просветил, просветитель! Сейчас будет говорить, что мужчин беречь надо! А что нам с расходным материалом церемониться?  В расход его на мелкие женские нужды! – шутливо-угрожающе надвинувшись на Егора, загалдели девчонки, демонстрируя повышенный интерес к такой постановке мужского вопроса.

— Но, но! – шутя, прикрикнул на них Егор – Не будите лиха пока тихо, а то я вам покажу, что мужчина не только защитник и вожак, но ещё вождь, тиран и самодур в силу возложенных на него природой обязанностей.

— Уж это мы знаем. В каждом стаде – свой козёл! Но как его беречь, противного, при таких амбициях?

— Молча! Знаю, что для женщин задача почти непосильная, но вы спросили – я ответил. Мужчина утром вышел из пещеры добыть мамонта. Для этого ему надо исследовать тёмный, дремучий лес, найти там тропу зверя, руками, при помощи какой-нибудь каменюки, вырыть яму-ловушку размером вдвое-втрое превосходящую мамонта, при помощи этой же каменюки заготовить и установить колья в яме, замаскировать яму. И это при том, что в этот момент он сам предмет охоты для саблезубого тигра или соседнего племени двуногих. Страх, тревога, усталость гонит его обратно в пещеру, но долг заставляет исследовать, рисковать и делать своё дело. Он знает, что там, его ждут и надеются на его добычу дети и хранительница очага, царица большой пещеры в которую стремились все мужчины во все времена. Пещеры, из которой сильный, смелый, уверенный в себе мужчина завтра утром снова выйдет преобразовывать окружающий мир, космос.

— К чему эти пещерные страсти, поднятые до космических высот?

— К тому, что мир не изменился за ближайшие десять тысяч лет. Что мужчине для счастья, по-прежнему, надо утром с радостью идти на работу, а вечером с радостью возвращаться домой. А сделать его счастливым можете только вы.

— А если он по пути домой расплещет своё счастье на чужие подолы?

— А, что делать! Он исследователь. И на десять девчонок по статистике девять ребят. Мужчина во все времена мог не вернуться с охоты, с войны. Мой совет, как и прежде, ждать, любить, верить. И делать всё, чтобы он вернулся. А мужчина? Он всегда вернётся туда, где был по-настоящему счастлив.

— Ваша неправда, сударь! Мир изменился. Он стал мужским и невыносимо жестоким по отношению к женщине. Ждать, любить, верить! Вечно? А детей прошедшей любви, кто сегодня кормить будет? Поэтому царица покинула свой трон, вышла из пещеры, чтобы получить образование, специальность и самой зарабатывать на жизнь. И это у неё получается! – возразила Зинаида.

— Эмансипация женщины? Если рассматривать её как право Жорж Санд курить длинные сигареты и право Коко Шанель носить мужские брюки, я поздравляю вас, вы добились своего. С остальным поздравлять вас не буду. Я очень ценю женский ум. Он, наверное, изощрённее, изобретательнее, организованнее мужского. Царицы всё-таки! Но в своей специфике. Если вам дадут в руки кувалду на железной дороге, или загрузят голову логарифмами и интегралами в исследовательском институте то мать-природа потеряет своё любимое дитя. Человеческой цивилизации придёт конец. Беда не в том, что вы будете работать хуже мужчин. Беда в том, что мужчины, потеряв ответственность, будут работать хуже вас, поглупеют, а то и, вообще, уйдут в запой. Исследовательская компонента прогресса будет утеряна, сначала наметится застой, а потом всё рухнет. Взяв на себя мужские обязанности, вы изменитесь гормонально, ваши голоса станут грубыми, но женские хромосомы не станут мужскими. И человеческую цивилизацию ждёт участь популяции мух дрозофил лишённых самцов.

— Значит вы без нас пьяное дерьмо, и мы без вас ничто. Где же выход?

— Любить, беречь друг друга. Знать своё место, своё предназначение, свою ответственность и доверять друг другу. А окружающий мир, Хаос – он всегда был враждебен и даже жесток к человеку. Нужна только воля к сопротивлению. Согласованный, адекватный ответ.

— Когда в товарищах согласья нет – их дело не пойдёт на лад. Где же искать это согласие? В нравственности? Но, где она эта нравственность? Она – фундамент любого государства. Её обслуживают идеология, искусство, религия. Но, бывшие террористы, сексуальные мародёры, «идеологи победившего пролетариата», провозгласили «теорию стакана воды», по которой любовь объявлялась пережитком, а иметь половой контакт становилось также просто, как выпить стакан воды. «Теория», как нельзя лучше, покрывала безответственность и все виды насилия, практикуемые победителями. И эта безнравственность едва не стала идеологией государства. Искусство? Ни советская, ни мировая литература нас тоже ничему не учат потому, что основана на конфликтах и занимается только тем, что перелицовывают нравственность в безнравственность и наоборот. И всё это на грани дозволенного. И чем тоньше эта грань – тем, считается, талантливее произведение. В религии? Какую нравственность можно найти на развалинах церквей? Может у тебя есть пример согласованного, адекватного ответа? – спросила Зинаида.

— Поищем его на развалинах церквей. Я кержак в двенадцатом поколении, раскольник, старообрядец, старовер. Когда Русь принимала христианство в десятом веке, то приняло от греков не только попов, но их церковные книги и обряды. Так как жизнь, в том числе и церковная, не стоит на месте, к семнадцатому веку появились разночтения, как в церковных книгах, так и в греческих и русских церковных обрядах. И назрела необходимость ликвидировать эти разночтения, чтобы не оказаться в положении, когда весь православный мир идёт не в ногу, одна Россия в ногу. Константинопольский патриарх советовал московскому патриарху Никону делать это мягко, не насильственно. Но Россия – есть Россия! Азиатская страна. Полетели головы, начались ссылки, казни. Несогласных объявили еретиками, не подумав, что автоматически объявляют еретиками и Александра Невского, и Сергия Радонежского и всех тех, кто трудился на благо России, но не так молился и не так крестился до горе-реформаторов. Этого не все могли стерпеть, и в русской церкви появился раскол. Преследуемые церковью и властью раскольники ушли в Сибирь, Польшу, Турцию. Интересно, что после 1905 года, когда за староверами было признано право на существование, в Россию стали возвращаться старообрядцы из Румынии, Турции, Польши. И оказалось, что все они едины и связаны не только языком, но и сохранили быт, обычаи, обряды, книги и образ жизни 17 века, как будто бы братья расстались на три года, а не на три века.

— Живые консервы 17 века – это очень интересно, но причём здесь любовь?

— Я хотел бы рассмотреть подвиг самоотверженных старообрядцев как пример нравственности, существовавшей в России до её европеизации Петром и на этом примере рассмотреть пару любовь и нравственность в поисках «согласованного, адекватного ответа». Согласимся, что выжить в чужеродной, подчас враждебной среде, сохранив на три века в неприкосновенности язык, быт, религию возможно только при условии большой предприимчивости, огромного трудолюбия и высокой нравственности.

— Я не могу доверять религиям, тем более религиозным фанатикам, лишь потому что в любой религии женщина считается нечистой и вторична. – сказала Валентина

— Это лишь доказывает, что все религии мира создавались женатыми мужчинами, а их жёны никогда не были способны понять важность того, чем занимаются их мужья.

— Например?

— Болтун, лодырь, бездельник. Кретин! Если ты такой умный, то почему ты такой бедный? – постоянно слышали ученики Сократа оскорбления Учителю от его скандальной жены Ксантиппы. Но кто знает теперь Ксантиппу? А мудрость её мужа и его ученика Платона – краеугольные камни в фундаменте западной цивилизации. Кстати, все религии мира отдают пальму первенства семье и женщине, как матери и хранительнице семейного очага. И сам Сократ ценил Ксантиппу, как хозяйку дома и терпеливо сносил её брань. Когда на глазах учеников она вылила на него ведро помоев он только пробормотал – «Нормально, сначала гром, а теперь вот и дождичек пошёл.» А на вопросы учеников: стоит ли после таких примеров жениться, неизменно отвечал: «Конечно, женись. Если тебе повезёт, ты станешь счастливым человеком. Если нет – станешь философом.»

— Простим бедную Ксантиппу! Обыкновенная женщина, она выходила замуж за обыкновенного каменотёса, рассчитывая на его стабильный заработок и стабильный доход семьи. Но каменотёс стал вдруг философом. Не приняв всерьёз эту метаморфозу, она всё же оставалась верна своему каменотёсу, до последнего вздоха философа. Не поняв, правда, что он так каменотёсом и оставался. «Только теперь ему за ничтожные деньги приходилось тесать краеугольные камни в фундаменте западной цивилизации», —сказала    Зинаида

— В нашей Афиновке тоже есть философы – проворчала Валентина. — Берут с утра амфору на троих и философствуют до вечера, только и слышно «Платоша, ученик, сбегай за следующей!». Если бы Платоша мог не только бегать, но и закусывать, чтобы записывать, то «могла бы собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов российская земля рождать». А мир был бы завален краеугольными камнями цивилизаций, которые они натесали своими языками. Только вот бабам приходится за всё отдуваться, все эти камни разгребать. Приползают философы ближе к ночи домой, и провозглашают мудрую истину, к которой пришли за день рассуждений: «жрать хотим». Жаль, но на всех их помоев не хватает.

— Тяжела и безрадостна жизнь философа во все времена: то цикуту заставляют пить, то на костре поджарят, то помоями норовят облить. Но во все времена они что-то искали, находили и что-то куда-то двигали. «Но вернёмся к нашим кержакам», —миролюбиво произнесла Зинаида.

— Кержацкая семья большая семья. Состоит из отца семейства, непререкаемого авторитета – «большака», матери – «большухи», детей, женатых сыновей с их семьями. Большой семье проще выживать и растить детей. Каждый знает своё дело, своё место. Женщины тоже включены в иерархию семьи и всегда найдётся тот, кто поставит женщину на место. Когда «большак» умирает, семья распадается, женатые сыновья сами становятся большаками. Чтобы выжить семье в суровых условиях гонений и лишений, на плечи нового большака ложился огромный фронт работ по обустройству семьи и общины, а на плечи новой большухи задача обеспечить ему тылы. И тут наступает момент истины проявляющий, кто есть кто в семье нового большака. Их роли расписаны воспитанием. Они прошли школу жизни в семьях отцов. И если в новой семье главной фигурой становилась новая Ксантиппа, то такая семья по молчаливому согласию общины, считалась порченной, нечистой и негласно приговаривалась к уничтожению.

— А как с заповедью «Не убий»

— Нет, нет. Об этом нет и речи. Эта семья постепенно исключалась из общения, их невесты никогда не дождутся сватов, а сватам их женихов – неизменно откажут. Их дети, лишённые женихов и невест в своей среде, уходили либо к «мирским», либо селились в лесах и на болотах, пополняя в местном фольклоре штат бобылей, леших и кикимор. Жестоко? Но это их жизнь. Только так они могли сохранить язык, веру и самобытность. Противопоставить всеразрушающему Хаосу свою энергию, предприимчивость, трудолюбие и нравственность.

— Предприимчивость, трудолюбие и нравственность, а куда ушла любовь?

— Женились молодые не по любви, а по выбору родителей. Выбирали невесту так, чтобы не было и тени родственных связей, и поэтому часто брали её из других мест. Бывало так, что молодые знакомились только под венцом. Но молодость и воспитание брали своё и они быстро находили общий язык потому, что они молодые. В суровой битве за выживание они быстро становились друзьями и союзниками, дополняя возможности, и потребности друг друга. Воспитанные в трудолюбии, в уважении к воле родителей, они безоговорочно принимали безальтернативность выбора, ответственность перед Богом, семьёй и общиной за свою новую семью. Это создавало предпосылки для того, чтобы в совместном труде рождалось доверие друг к другу и векторы целей молодых полностью совпадали. И тогда к ним приходила Любовь. Большая Любовь как благодарность за даримое тепло, за заботу и защиту, за радость воплощения своей мечты о своей семье.! И в обиходе в русской речи вместо современного слова любить, олицетворяющего стихию плотских человеческих увлечений, в ходу было доброе русское слово – жалеть. Я жалею тебя! Это звучало как признание в любви.

— Безальтернативность выбора, вектор цели – ишь какой математик в стране любви выискался. А я не хочу быть коровой, ведомой хозяином к безальтернативному быку, чтобы получить этот вектор цели куда надо. – заявила Валентина.

— Во-первых, быка хочет корова, а не хозяин. Во-вторых, она его так хочет, что готова разнести весь коровник в щепки. В-третьих, ей глубоко плевать альтернативный это бык или безальтернативный, главное, чтобы его вектор цели совпал с её целью продолжения коровьего рода и попал бы точно в цель.

Все засмеялись, потом наступила тишина. И в тишине стали слышны всхлипывания Зинаиды. Скупые женские слёзы ручьями лились из её глаз. Она плакала вполне натурально. Лишь в уголках хитрющих глаз таился фарс.

— Зинка, ты чего? – удивлённо спросили её

— Егорушку жалко! Ведь дома его только жалели, а никто не любил.

— Ну уж нет. – усмехнулся Егор. – Мама у меня лучшая в мире! Да и папа тоже молодец. Соплями меня, правда, никто никогда не мазал, но и слезами не умывал, и я был счастлив потому, что все дорожили моим мнением, и всё делалось для того, чтобы бережно подготовить меня к самостоятельной жизни. В кержацкой деревне годность к самостоятельному труду начинается с четырнадцати лет. Когда мне исполнилось четырнадцать, а учился я в восьмом классе, у деда на колхозной пасеке возникли проблемы. Зима была жестокой, и пчёлы в омшанике помёрзли, и встал вопрос или закрывать пасеку или увозить её на зимовку куда-нибудь на Алтай. А это дорого и хлопотно. Я уже знал, что жидкости при нагревании расширяются, и предложил построить новый омшаник с керосиновым отоплением. Для этого надо вбить в землю несколько труб и заполнить их керосином. Холодный керосин будет опускаться вниз, нагреваться от подземных вод, расширяясь подниматься вверх и отдавая тепло в омшаник, снова уходить вниз. Такой теплообменник. Взрослые переглянулись и, когда я ушёл на летние каникулы, на пасеке меня ожидали трубы и било. Такая железяка, которая одевается на вертикальную трубу, закрепляется на ней, а груз поднимается по трубе руками вверх и с силой опускается вниз. Кинетическая энергия удара передаётся трубе, и она на миллиметр уходит в грунт. Говорят, сам придумал – сам и делай. Сколько тысяч раз я поднял двухпудовый груз, я не знаю, но сорок метров труб я вогнал в землю. Свежий воздух, хорошая пища, посильный труд, внимание взрослых, осознание того, что я делаю полезное дело по собственному проекту, преобразили меня физически и духовно. Я стал сильным, уверенным в себе человечком, и научился смотреть на этот лучший из миров с удивлением, и радостью. И когда пришло время явиться мне в девятый класс, одноклассники и, особенно, одноклассницы подходили знакомиться с новичком. Трубы заполнили соляркой, они работают, и будут работать очень долго. Так, что сами решайте, жалели меня, берегли или любили. А я с тех пор непременный участник областных олимпиад по физике. Колхоз специально подгонял время отправки рыбных обозов в Томск ко времени проведения туров олимпиады.

— Я же говорила, Ломоносов! – воскликнула Валентина. – У меня на таланты нюх!

— Когда я жил с родителями, маминой любви хватало на всех, и я как-то не обращал на это внимание. Но, приехав на первые каникулы, обратил внимание, с какой заботой мать собирает отца на работу, как она его провожает, как встречает, и понял, что такое любящая женщина.

— Это не любовь – это привычка. – возразила Валентина.

— Они, наверное, даже и не знают, что любят друг друга. Они по-прежнему жалеют друг друга. А, значит, ценят, берегут и любят. Их вектора цели совпали, и появились мы с Лизой. У них всё срослось, поэтому они счастливые люди. Хотел бы, и я такого счастья, но, увы, наши дороги разошлись.

— Ну, тогда вернись. – осторожно сказала Елена.

— Нет, я не из тех, кто оглядывается назад. Жребий брошен, поэтому поищем своего счастья на бескрайних просторах России.

А, что нам скажет прародитель современных языков санскрит? Специалисты по санскриту имеются? Как трактуется там глагол любить?

Лия, веснушчатая и рыжеволосая, светлая, как весенний одуванчик, слегка заикаясь, произнесла:

— Я интересовалась. С-лово любовь происходит от слова лобха в санскрите. Л-лобха имеет синоним жадность.

— Замечательно! Два греха встретились. «Она моя! И только моя!» — вскричал Каин и убил Авеля. Может не Каин, может не Авеля, но всё равно из-за женщины. Жадность, лобха, обуяла, нежелание делиться ею с сопещерником.

— Что здесь смешного? Причём тут сарказм?

— Сюжет для кинодрамы эпохи неолита: Каин любит её, она любит Авеля. Каин из пещерной жадности убивает Авеля. Она за это ненавидит Каина пещерной ненавистью. Вопрос к зрителю: кто тут пещерно счастлив? Никто! Мы в начале договорились, что любовь – дело двоих, а счастье – удел каждого. Из тысячи пар, регистрирующих брак лишь про одну пару, можно сказать, что они любят друг друга.  900 пар создаются лишь потому, что кто-то кого-то, как ему кажется, любит, а другой партнёр вроде бы не возражает. Из них 600 пар распадутся, потому что в начале пути они не сверили свои векторы цели, и, как оказалось, у них нет ничего общего. Ещё 200 пар из 900 будут вместе только потому, что их держат дети, имущество, обстоятельства. Лишь 100 семей из этих 900, методом проб и ошибок, найдут общие цели и интересы и, если за это время, не потеряют взаимного доверия, могут быть счастливы. Остальные 99 пар созданы на трезвую голову, заранее сверены векторы цели, оговорены правила сосуществования и при условии взаимного доверия и уважения к ним придёт любовь, и они будут счастливы, как женщины, так и мужчины. Они будут наиболее значимой социальной группой.

— В соперничестве Любовь и брачный контракт победил брачный контракт? – спросила Зинаида.

— Я не говорил этого. Я говорил только, что любовь мощный стимул, но плохой лоцман в житейском море.

— А «сверены векторы цели, оговорены правила сосуществования». Где они сверены, где оговорены?

— Всё в устной форме, на доверии.

— А почему не брачный контракт?

— Ну, пристала! Потому, что нужно другое гражданское общество и другое государство. Но я вам этого не говорил.

— А ваши кержаки, что у них другое гражданское общество, и другое государство?

— Пребывая в самоизоляции, мы сохранили нравственно-этические нормы допетровской России. Мы русские, но мы другие – староверы, «кержаки». Поэтому, наверное, на субэтническом уровне, можно говорить о другом гражданском обществе.  В частности, мы никогда не заключали ни браков, ни брачных контрактов. У нас всегда всё на доверии. Оговорено, освящено вековыми традициями, религиозным воспитанием, нравственными устоями. При советской власти только вот регистрироваться заставили. А так один раз и на всю жизнь без бумажек, контрактов и договоров с любовью по жизни, перед богом в ответе. Не знаю, надолго ли нас хватит, но пока мы сохранили и традиции, и воспитание, и нравственные устои. Однако размываются устои, теряются традиции, молодежь принимает нормы поведения окружающей среды. В частности, я. А жаль.

— Наверное, это естественно, взаимное проникновение этносов, культур, обязательное обучение по единой программе. Теперь вот телевидение вмешалось. Оно нас объединяет, чтобы разъединить. Зачем мне знать мнение соседа, если я знаю, что его мнение целиком зависит от мнения телевизора. Мы скоро станем страной соседей, не знающих друг друга.

— Ну, соседи меня и сейчас не волнуют, а вот любовь! А вот любовь, как Егор сказал, время от времени волнует кровь. Что это? «Зачем?» —спросила Валентина.

— Это не любовь, это всего лишь влюблённость. Попытка найти любовь. Романтическая страсть, граничащая с психическим расстройством с симптоматикой, описанной ещё древними врачевателями. Зачем? Самка обезьяны демонстрирует всем самцам стаи свою готовность к спариванию покрасневшими гениталиями, и её абсолютно не волнует, кому достанется приз, пусть самцы сами разберутся между собой. И в этом есть смысл, в борьбе за право продолжения рода победит сильнейший. Мы стоим на другой ступени развития, и кроме силы ценим свободу, знания, умение, ум, власть, богатство, доброту, щедрость, нежность и тысячи других человеческих ценностей. Наша стая слишком велика, мы слишком индивидуалисты, слишком лживые, агрессивные, жадные и жестокие. И умные, чтобы так легкомысленно отдать стае на потребу своё самое дорогое. Поэтому овуляции наших самок скрыты, мы скрыты одеждами, скованы рамками многочисленных табу, связаны и защищены законами. Но мы созрели, и природа требует своего. Нас слишком много, но нам дано право выбора с кем уйти из стаи, и у нас есть, хоть и расплывчатый, но всё же есть, свой идеал партнёра. Мы долго его искали и, наконец…. Вот оно, моё счастье! И влюблённость это мучительная попытка впечатать в своё подсознание свой выбор, чаще всего случайный и ложный, образ его единственного или её единственной, кому мы желаем дарить свою любовь и преданность, чтобы доверять бесконечно и прощать всё, кроме измены. Но любовь – дело двоих, их взаимного доверия, и сколько этот образ себе не впечатывай, если нет ответного чувства, ответного желания дарить свою любовь и преданность, и твой образ ему безразличен, то это будет лишь мучительная попытка глухого найти своё счастье по телефону. Кроме страданий, граничащими с психическим расстройством ничего у него не получится. Благо, что у большинства влюблённых это расстройство довольно быстро проходит, и в абсолютном большинстве случаев не смертельно.

— И, чтобы любовь не стала мукой, сплошным страданием, необходимо обоюдное желание, контакт и доверие?

— Без взаимного доверия любовь либо мука, либо обман, либо принуждение к любви. Одним словом – беда.

— Но слово доверие, подразумевает наличие веры, общих ценностей, в том числе и духовных, свято соблюдаемых и, связывающих партнёров воедино. Но на это необходим огромный труд и так много времени для поиска и создания этих ценностей.

— А, что делать? Без взаимного доверия, без совместного труда и общих ценностей, мгновенно и, как может показаться по любви, можно выскочить замуж и за циркового медведя.

— А, что? И, правда! Чем не жених? Мишкой зовут! В кепке ходит! На велосипеде ездит! На гармошке играет! Артист, большие деньги зарабатывает. Славный парень! – Смеялись девчата.

— Но через несколько лет звереет. И выход: или сдать его в зоопарк, или застрелить. — Нужно это вам?

— Хоть мы пока и амазонки, но мы помним, что наша сила по-прежнему в слабости, что мы слабый пол.  И такого нам не надо.

— В восточных единоборствах есть принцип: «Поддайся, чтобы победить». И этот принцип является частью женской психологии. И вы, отнюдь, не слабый пол. Вы хитрый, мудрый и очень сильный пол. Ваша слабость только кажущаяся. От вас полностью, или почти полностью, зависит психологический климат ваших будущих семей.

— Это почему же мы такие хитрые и мудрые?

— В вас заговорила женщина, созрело желание выйти замуж. И вы выходите на охоту. Вы прекрасная богиня, Артемида охотница. И вот он ваш медведь! Славный парень! Мишкой зовут! В кепке ходит! На велосипеде ездит! На гармошке играет! Деньги зарабатывает. Вы натягиваете тугой лук желания, пускаете стрелу очарования, включаете все свои чары и хитрости. И вот он ваш! Ваш желанный трофей! Он окружён, окольцован, он ваша вещь, ваша собственность. Он ваш, и только ваш! Вы добились своего, и вы счастливы! Но через некоторое время ваш любимый медведь звереет и пускается во все тяжкие. Некоторые из них, как тот добрый водолаз, который утопающую спас, на ней женился, пошёл и утопился, начинают винить себя. Другие начинает пить, гулять и распускать руки. Надо это вам?

— Нет. Но почему так происходит?

— В вас заговорила женщина, вы вышли замуж. Женщина всей своей эмоциональной и материнской природой влечется к союзу с мужчиной, жаждет помощи ему и от него. И в этом ваша сила и ваша слабость, двойственность женской природы. Вы привязаны к мужу своей любовью, вы выносили и родили ему детей. Он и они стали частью вашей плоти и души. Ваш интерес — семья. И только вы можете создать в семье атмосферу радости, благополучия и счастья. Вы, как могучий Атлант, на плечах которого держится небо вашей планеты Семья. И когда ваше тяготение к мужчине вытесняется его безразличием, это очень болезненный вывих в самих основах женской природы.

— И в чём причина?

— В необходимости понять мужчину. Он охотник, он исследователь, он гражданин Вселенной, его интересы вне семьи. Освобожденный природой от деторождения, с семьёй он связан только своей любовью к женщине и ответственностью за детей. Если мать любит всех своих детей всегда и безусловно, то отец любит их значительно позже, за что-то, его любовь избирательна и её надо заслужить. Он всегда считает свою свободу высшей ценностью и, сам охотник, он не может быть ни трофеем, ни вещью, ни собственностью. Он может ею пожертвовать только ради любви. Но без общих целей, без общих ценностей, без доверия любовь неизбежно перейдёт в скуку, в раздражение, а то и в ненависть. Так, что думайте сами, решайте сами, делайте свой выбор. Но всегда знайте, что только вы своим умом, своим трудом, силой и жертвенностью любви, своей мудростью, а иногда даже хитрой игрой, можете и должны сами создавать своё счастье и счастье своих близких.

— Учиться умению и знанию семейных отношений, ткать нити духовных ценностей, связывающих нас воедино, совместным трудом ковать щит взаимного доверия – это, наверное, прекрасно, и это можно делать всю оставшуюся жизнь. Но это же так долго, трудно и даже скучно. Но любовь – это ещё и романтическая страсть, нежданно пронзившая моё сердце. Трепетный огонёк, опаливший мою одинокую душу сегодня, здесь и сейчас. Сегодня он горит, а завтра его может и не быть. Что делать? Соблазн велик. «Ловить момент?» —спросила Валентина.

— Это ваш выбор, это ваша судьба. Но, повторяю, без веры и взаимного доверия любви не бывает. Есть только самообман, ложь, страх, самоистязание и насилие принуждения к любви. Одним словом – беда. И, чтобы успешно бороться с этой бедой, кроме голоса своего сердца, необходимо уважать свободу и свободный выбор своего партнёра. Поэтому никогда, я повторяю — никогда, не считайте своего возлюбленного своей собственностью. В своём выборе он всегда должен быть свободным и связанным с вами только любовью и взаимным доверием. Он ваш драгоценный партнёр, он ваш счастливый выбор, он объект вашей любви, которого вы любой ценой должны сделать счастливым лишь для того, чтобы через свой счастливый выбор самой быть счастливой. И если вы уверенны, что это же чувствует и партнёр, то это и есть взаимное доверие. Это любовь! Это счастье! А секс это только приложение к любви.

— Свобода – это свобода выбора, но, сделав свой выбор, ты перестаёшь быть свободным! Впечатать в подсознание образ её единственной, без которой и жизнь не жизнь, этот романтический идеал, наверное, есть и у животных, в частности у лебедей. Я слышала трогательные истории, когда погибает один лебедь, то и второй выбирает смерть. – тихо сказала Зинаида.

— Насчёт лебедей слышал, но не знаю. Но знаю, что избирательность работает, что однажды и на всю жизнь избранный партнёр – лучший в мире. Знаю также, что вокруг нашей деревни каждый волк, ушедший из стаи, однолюб и примерный семьянин, а в самой деревне даже гуси хранят верность друг другу до самой смерти.

— Сколько перьев сломано, сколько сил, денег, чернил, бумаги и киноплёнки истрачено, чтобы выдать романтические терзания молодой души – незрелую влюблённость за большую Любовь и у нас, и на Западе?

— Незрелая влюблённость – это всего лишь искра, возникшая при соприкосновении двух одиноких душ. А чтобы из искры возгорелось пламя надо немало потрудиться. А что из этого пламени получится – большой пожар, опустошающий душу, или спокойный огонёк домашнего очага, согревающий двоих, целиком зависит от твоего терпения, таланта, трудолюбия и … удачи. Но, дай нам бог, каждому из нас пережить это безумие!

— И не последний раз! – мечтательно сказала Валентина

— Но всегда надо помнить то, что сказала Зинаида: сделав свой выбор, ты перестаёшь быть свободным! Иначе конвейер разочарований никогда не остановится. А что касается романов и фильмов то, как бы не был талантлив роман или фильм мы то знаем, что это придуманная история, сошедшая с конвейера, штампующего Любовь. Цель которого сеять в умах людей сомнения, хаос, сумбур и беспорядок.

— Хаос убивает Любовь?

— Человек – это часть Вселенной, а это значит, что и к нему применимы законы термодинамики. А законы термодинамики говорят, что энтропия мира возрастает, что тепловая смерть Вселенной неизбежна. Рано или поздно все небесные светила погаснут и космический холод и мрак покроют всё пространство на все времена, да и время само умрёт, так что победа Хаоса над Разумом и порядком неотвратима. Но внутри Вселенной идёт антиэнтропийный процесс самоорганизации, сопротивления безысходности смерти, поиск согласованного, адекватного ответа всеразрушающему Хаосу. Чтобы понятиям Смерть, Холод, Мрак, Сатана, Хаос, Одиночество противопоставить понятия Жизнь, Тепло, Свет, Бог, Разум, Порядок, Любовь.

Конечно, мои кержаки понятия не имели об энтропии, как о мере беспорядка и хаоса. Не знали они и о тепловой смерти, но они знали слово смерть и на интуитивном уровне понимали, что человеческая жизнь есть бесценный дар и сохранить этот слабенький огонёк во Вселенной может только любовь. Трудом добывали тепло, свет и пищу для любимых, с верой и надеждой искали любовь. Чтобы противостоять разрушительным действиям Хаоса, защитить свой мир любви овладевали знаниями и умением. И, конечно, дорожили свободой, которую они ценили превыше всего.

— Значит, моя Любовь – она принадлежит не только мне, не только нам двоим. Моя любовь, дарующая новую жизнь, всегда часть антиэнтропийного процесса, способная дать новую жизнь умирающей Вселенной?

— Дать пока только надежду на новую жизнь умирающей Вселенной. Сколько тысяч, миллионов поколений пройдёт, до какого уровня должна подняться наука, прежде чем любовь, труд, веру, знания и свободу мы сможем противопоставить в качестве нашего согласованного, адекватного ответа всеразрушающему Хаосу? Может быть, когда-нибудь, когда человечество колонизует пространство Вселенной, именно эти ценности человеческого характера позволят ему зажигать новые светила и греться у рукотворных вселенских костров. Но уже сейчас, через свой ум, волю и мужество, мы должны выбрать их нашими ориентирами в нашем движении по жизни.

— Энтропия, Великий Хаос, они ведь не только во Вселенной, они, наверное, в нас самих, в наших головах. Чем они грозят нам, нашей стране, человечеству? Я, полагаю, там, где, по тем или иным обстоятельствам Разум сдаёт свои позиции, там процветают слуги Сатаны и Хаоса. Там нет места для любви.

— В России слуги Сатаны, «бесы» Достоевского вместо того, чтобы целеустремлённо работать, в поте лица своего, как работают во всех цивилизованных странах, над тем, чтобы не было бедных, стали бороться за то, чтобы не было богатых. Они разрушили Россию, заменив любовь завистью, а разум ненавистью, сделав всех нищими. «Мы наш, мы новый мир построим». А, что можно построить в стране пронизанной завистью, злобой и ненавистью? Только призвав на помощь ещё более мощный порок – страх. Да, они построили мощное государство, но на гнилом фундаменте.

— Всё, что должно стоять вечно должно быть создано с любовью?

— Золотые слова! Всё, что должно стоять вечно должно быть создано с любовью!

— В итоге, что мы имеем в сухом остатке?  –  Зинаида посмотрела на часы.

— Итак, что мы имеем в сухом остатке? –   Егор посмотрел на Лию

— Щ-щупальца вселенского всеразрушающего Хаоса тянутся к нам, заставляя ежедневно, ежечасно принимать решения – подчиниться смертельным объятиям тупого, неотвратимого Хаоса, убивающего Мысль, или сделать свой выбор, руководствуясь Разумом. Поскольку, по определению, мы homo sapiens – человек разумный, мы должны принимать решения, руководствуясь своим разумом. И нашими ориентирами, критериями разумности, пусть всегда будут любовь и труд, вера и знания, свобода и здоровье. Я включила сюда здоровье, так как здоровье, когда оно есть – оно ничто, но без здоровья всё ничто. Не может быть полноценной любви, полноценного труда. Ограниченны вера, знания и свобода.

— Молодец, умница-разумница – похвалил Егор. Ты, наверное, круглая отличница?

— Стараемся. – солнечно улыбнувшись, ответил весенний одуванчик.

— Совершенно верно! Они взаимосвязаны здоровье и свобода, как взаимосвязаны личность и общество. Здоровье – свобода, данная природой человеку, чтобы достигать поставленные цели, реализовывать себя, а свобода – здоровье общества, нации. Способность этого общества дать возможность наиболее полно раскрыться каждой личности, каждому члену общества.

— С-свобода это не только возможность общества, что-то дать, а способность граждан питать это общество. Их ответственность перед обществом. Поэтому, с древних времён гражданином стать мог не каждый. Свободное общество – всегда богатое общество, потому что свободный человек, вооружённый знаниями, умением и ответственностью, всегда производит много больше, чем потребляет. А богатое общество может позволить себе создать условия комфортности для каждого гражданина.

— Это так, но должен сказать несколько слов в защиту «тупого, неотвратимого Хаоса». Он, разрушительный по своей природе, никакой не тупой, не злобный, не злонамеренный – он просто Хаос, разрушитель и созидатель, охотно подчиняющийся всемирным законам, о которых мы пока знаем совсем немного. Знаем только, что в бесконечной Вселенной протекает бесконечное множество случайных хаотических процессов. Но в этом хаосе, в этой какофонии мира всегда присутствуют, с ничтожной долей вероятности, стационарные самоорганизующиеся энергозатратные процессы, которые за миллиарды лет, подчиняясь универсальным всемирным физическим и химическим законам, создали окружающий нас мир, подарили нам жизнь, организовали нашу встречу.

—  Из этого вытекает, что главное назначение науки – изучать, накапливать, анализировать знания по каким законам живёт Хаос?

— Да, да – воскликнула Лия – И это говорит ещё о том, что всё новое это хорошо забытое старое. Вспомните, как начинаются мифы древней Греции. «Вначале существовал лишь вечный, безграничный, тёмный Хаос. В нём заключался источник жизни. Всё возникло из безграничного Хаоса – весь мир и бессмертные боги. Из Хаоса произошла и богиня Земли – Гея. Широко раскинулась она, могучая, дающая жизнь… Из Хаоса родилась и могучая сила, всё оживляющая Любовь – Эрос». Заметьте: нет ещё богов неба – Урана, солнца – Гелиоса, луны – Селены. Нет титана Океана. Ещё предстоит появиться Великому Крону – хроносу, времени, Зевсу с сонмом олимпийских богов, а уже изначально существует богиня Эрос – Любовь.

— А иначе и быть не должно. Потому, что главное предназначение человека, его главная цель в этой жизни – любить и быть любимым. Противостоять всепроникающему вечному безграничному тёмному всеразрушающему Хаосу, породившему этот мир и превращающему в ничто, каждого, кто потерял веру, кто остановился в своём развитии и предал свою любовь, может только тот, кто постоянно совершает целенаправленные усилия, с верой движется вперёд, и в чьём сердце горит могучая сила, всё оживляющая Любовь. Ещё бы я в этих мифах прочитал, что люди появились раньше богов, а весёлые жизнерадостные боги появились только те, которые были нужны жизнерадостным людям, чтобы жить в гармонии с окружающей средой.

— Просто удивительно! – сказала Зинаида. В мировом пространстве с температурой минус 270 градусов по Цельсию летит теплый контейнер, напичканный разнообразными формами жизни. Там есть океаны, моря и континенты, атмосфера, ветра и дожди, круговорот воды в природе. Есть зима и лето, день и ночь, рассветы и закаты. И все это множество параметров завязано так, чтобы от Арктики до Антарктики процветала разнообразная жизнь. Нарушится, не дай бог, один параметр и Земля превратится в безжизненную, стылую планету, каких множество во Вселенной. Но этого же не происходит! Значит это кому-то нужно!

— Бог? Мировой разум? Или стечение обстоятельств? Вам вряд ли, кто внятно ответит сейчас. Наши знания ещё в зачаточном состоянии. Но то, что мы включены в программу антиэнтропийного процесса, я в этом уверен. Что для тебя включает в себя понятие вера? – обратился Егор к Валентине.

Она задумалась.

— Для меня вопрос веры не включает в себя ни культов, ни религий. Обстоятельства складывались так, что мне приходилось надеяться только на себя и верю я только в себя. Я понимаю, что этого слишком мало, что это слишком тяжело. Но, что делать? Такова моя жизнь. И я всё-таки, надеюсь, встретить того с кем разделю свою веру.

— Не надо быть цыганкой-гадалкой, чтобы предсказать, что разбитых надежд у тебя будет много. Прорваться сквозь тернии своего эгоизма, эгоцентризма, самоуверенности и самодостаточности, победить холод своей души и настроить её вибрации на самопожертвование и самоотдачу себя семье, детям, любимому человеку задача невообразимо трудная для тех, кто верит только в себя. Говорят: маленькие дети – маленькие проблемы, большие дети – большие проблемы. А любимый муж – всегда бо-о-ольшой ребёнок и, значит, проблем с ним будет много, и они всегда будут большими. И вера только в себя в любви не лучший советчик.

— А, что я теряю? Как у Визбора:

       Десять лет варила суп, десять лет бельё стирала,

       Десять лет в очередях колбасу я доставала.

       Десять лет учила я сверхсекретное чего-то,

       Десять лет сидела я у окошка на работе.

       Сердце, стачивая в кровь, десять лет дитё растила!

       Что ж осталось на Любовь? Полтора годка от силы! – пропела она.

— Не тот пример. Там пример, того, как надо защищать себя, самоотверженно бороться за свою любовь маленького, но гордого человека, от похотливых бретёров, которых всегда предостаточно.

        Я не Люся, говорю, а зовут меня Тамара.

        И такого не терплю, и такие мне не пара!

Я говорю, что и полутора годков на Любовь тебе могут и не достаться лишь потому, что на них надо поработать десять лет, за них ещё надо побороться, защитить их.

— Ваша мысль мне понятна. Я подумаю.

Вошедший напиться Слоник с удовольствием выпил кружку родниковой воды и стоя с кружкой в руках у питьевого бачка с интересом слушал дискуссию. Дождавшись паузы, выступил вперёд и хорошо поставленным почти, что оперным баритоном пропел: «… И мне моралистов жаль. Иной насладится трижды, Пока ты блюдёшь мораль…».

— Один мой знакомый медик говорил мне, что все болезни от нервов, один сифилис от наслаждений. – сказала Валентина – так, что все мы умрём от ста неизвестных нам пока болезней, только Слоник от одной заранее известной.

— Надеюсь, это произойдёт не скоро. Но, если говорить о вечном, о смерти, о времени и о себе, то должен сказать, что я не испытываю иллюзий:

             Когда врагов утешат слухом,

             Что я закопан в тесном склепе,

             То кто поверит ста старухам,

             Что я бывал великолепен?

— Ваше Блудейшество, Слоник Великолепный! Что чувствуешь ты, когда, проклиная тебя, твоих детей убивают во время абортов. Когда твои, никому не нужные родившиеся дети, сданные в дома ребёнка, тянут тоненькие ручки навстречу хмурым воспитателям и лепечут: «Папа, мама! Зачем вы меня родили? Зачем вы меня бросили?». Что отвечаешь ты «ста старухам» при встрече, когда они жалуются, что их дети – безотцовщина, растут в нужде и с комплексом неполноценности? – взорвалась Валентина.

— Что я отвечаю?   Примерно так:

       Каждый день, каждый час мы стареем! И назад возврата нет!

       Наша жизнь? Наша жизнь – лотерея! Не тяни пустой билет!

— К-клинический случай. К-консилиум должен констатировать, что совесть у пациента умерла окончательно. Тот самый случай, когда свобода совести переходит в свободу от совести. Любовь к ближнему, забота о близких – непременные атрибуты совести и если их нет, то нет и совести. Капитализм, социализм, коммунизм – это всего лишь формы организации общества, его товарно-денежных отношений, попытки найти наивысшую производительность труда и социальную справедливость. Главное в этих формах – их содержание.  Это мы, граждане. И если хотя бы у части граждан, по тем или иным причинам, совесть мертва, то это значит, что общество поражено метастазами равнодушия и безответственности и оно обречено. В какие бы замечательные дали не звали бы граждан их лидеры, какие бы замечательные пряники не обещали, какими бы кнутами не пользовались.

— Не я этот мир устроил так, что каждой из вас дана ваша щелочка-хотелочка, которой всегда чего-то хочется и которая всегда почему-то чешется. А мне дана моя драгоценная палочка-чесалочка, которая желанна каждой из вас. И мы ищем и находим друг друга, к взаимному удовольствию.

— О-о, бледнолицый искатель бледной спирохеты, – как от зубной боли простонала Зинаида – не испытывай терпения благородного племени амазонок. В противном случае, защищая поруганную честь сестры нашей, мы вынуждены будем откопать топор войны и отрубить им твоё самое драгоценное по самое не балуй!   

— Нет, нет! Если сочтёте виноватым – рубите голову. Но только не это! Всё, всё. Вас понял. Ухожу, ухожу. – сказал Слоник, закрывая дверь.

— Мне непонятна роль труда. – продолжила Зинаида. Человек строит электростанцию, чтобы, в рамках антиэнтропийного процесса, дать электричество в бытовую и в производственную сферы. Но это же электричество питает радиостанции, и телевидение, которые, мягко говоря, не всегда адекватны и сеют в умах людей сумбур и беспорядок. Через них слуги дьявола служат разрушающему Хаосу?

— Как ты уже говорила: «летит теплый контейнер, напичканный разнообразными формами жизни». И среди них не только кефирные палочки, но и смертельно опасные микробы, и задача нашей иммунной системы противостоять им.  Пусть свобода и здоровье всегда позволят нам самим принимать решения, вера и знание делать выбор цели правильным, а любовь и труд наполнят нашу жизнь смыслом и созиданием и тогда нам не страшен никакой Хаос, никакие слуги дьявола. У нас на них иммунитет. Мы служим Разуму.

— Любовь, дарующая жизнь – это то, на чём держится и будет держаться мир пока сияет Солнце и мерцают звёзды – сказала Зинаида. А женское и мужское счастье по сути одинаковы – любить и чувствовать близкого тебе человека, дорожить им, верить ему, знать своё место и его предназначение, уважать его цели,  способствовать их достижению и уметь разделить с ним и горечь поражения и радость победы.

— Жизнь удивительная штука!  Бездушный прах, миллиарды лет бывший  рассеянным в пространстве, вдруг на какое-то мгновение собирается в единое тело, получает душу и способность чувствовать, думать, принимать решения, реализовывать их, участвовать в антиэнтропийном процессе сопротивления Смерти и Хаосу – ему даруется жизнь. И распорядиться ею – твой выбор, твоё право. Не каждый станет Архимедом или Ньютоном, Тицианом или Моцартом.  Но рано или поздно приходит время отвечать перед Создателем – Господом Богом или Мировым Разумом на единственный вопрос: «Зачем ты жил, никем не ставший?». И ответ: «Я любил. Я передал эстафету любви и созидания от прошедших поколений грядущим», я думаю, будет достойным и убедительным.

— К-как у святого Августина: «Люби – и делай что хочешь»

— У него же: «В необходимом – единение, в сомнительном – свобода, во всём – любовь».

— «Единение, свобода и любовь» — отличный девиз для единства наших будущих семей! И каторжный каждодневный труд во имя сохранения единства и свободы, доверия и любви. А формула любви для женщины очень проста: «Люби, и будь любимой!» — подытожила Зинаида. – И это в наших силах, в наших руках. А с кривыми то руками нечего и замуж ходить!

— Здесь очень важно уточнить понятие свободы. Абсолютной свободы не бывает. Абсолютно свободен только идиот. Человек всегда должен быть свободен в своём свободном выборе, пока он его не сделал. А в нашем случае, сделав свой выбор, ты с радостью признаёшь свою несвободу, признаёшь зависимость своего счастья от счастья любимого, и делаешь всё, чтобы он был счастлив. Только ответственный свободен и только свободный ответственен! И в рамках ответственности перед своей семьёй, человек должен с радостью нести своё добровольное иго, чувствовать себя свободным в принятии решений способных хранить радость, единство и доверие внутри семьи. Любить и быть любимым

 В коридоре хлопнула входная дверь, что-то загремело, послышались шаги, открылась дверь и на пороге появилась немолодая круглолицая женщина. Она огляделась, привыкая к электрическому свету.

— Здравствуйте, Вера Петровна – поздоровались с ней девушки.

— Здравствуйте, девочки! И мальчики тоже. Шла мимо, думаю, дай загляну на огонёк, посмотрю как постояльцы обращаются с вверенным им казённым имуществом.  – она снова огляделась. Чистота у вас, порядок, молодцы. С удивлением посмотрела на Егора сидящего во главе обеденного стола и девчонок, сидящих по обе его стороны и спросила:

— Что это у вас за тайная вечеря?

— А, правда! Иисус и двенадцать апостолиц. — рассмеялась Зинаида

— И кто же из вас Иудесса?

— Все мы верим Учителю, все мы его любим, но целуется он только с одной.

                                        *  *  *

За полночь, когда всё стихло и луна, словно, удивившись тишине, осторожно заглянула в окно, Егор лежал и ждал Елену. Она пришла, непринуждённо села поверх одеяла и весело произнесла:

— Ночь вторая! Второе явление Шахерезады. Но у меня есть предложение – сегодня Шахерезадом будешь ты.

— Но я никогда не рассказывал сказок.

— Правду и только правду. Сегодня слушатели хотят знать только правду.

— Слушатели или следователи?

— И то и другое. У меня есть огромное желание исследовать все глубины, все тайники твоей души, чтобы они стали мне близки и понятны.

— Чужая душа потёмки!

— Вот, вот и я о том же. И я хочу, чтобы твоя душа перестала быть для меня чужой и тёмной. Чтобы в трудную минуту я бы могла придти тебе на помощь, а может быть, зная тебя, предотвратить эту трудную минуту. Или ты не желаешь, чтобы я лезла к тебе в душу?

— Нет, почему же? Я только хочу предостеречь от излишнего энтузиазма. Если ты любишь человека, ты можешь и должна стать частью его души, но ты никогда не станешь мной. И свои трудные минуты я встречу сам и как мужчина.

— Я не сомневаюсь. Но кто ты?

— Кто я? – он задумался. Кто я? – повторил он. Я – это мой Дух – сгусток целей, правда, пока не больших, но очень мне нужных, чтобы познать окружающий мир, получить образование, стать классным специалистом, подняться как можно выше в горы, нырнуть как можно глубже в море. Я – это мой Ум: опыт прожитых лет, мои ошибки, заблуждения и победы. Знания, которые я приобрёл из осознания своих поступков, бесед, лекций, книг. Умения мыслить быстро и логично и .. немного интуиции. Я – это моё Тело, которое хочет есть и пить, хочет тепла и ласки и, чтобы получить это, готово пройти через все горнила жизни. Все эти три Я и есть моё Я – моя душа. Таким образом, Я, это целеустремлённый, твёрдый, сибирский, «кержацкий» характер. Кроме того Я, это потёмки моей души, которые толком я и сам не знаю.

— Опыт прожитых лет, ошибки, заблуждения и победы – нужны годы, чтобы в них разобраться. Профессиональные знания можешь оставить при себе. А вот твёрдый сибирский, «кержацкий» характер и эти самые потёмки твоей души меня уже волнуют. Что такое потёмки твоей души?

— Я не вещь в себе. Я живу в обществе и каждый день, каждый час, каждое мгновение мне нужно принимать решения. Иногда очень быстро. И тогда из тёмных глубин моей души вылезают чёрт и ангел и начинают дискуссию. Я только присутствую при их пикировке и принимаю окончательное решение. Парадокс в том, что эти чёрт и ангел это я, это мой опыт, мои знания, потому, что они ни разу не посоветовали мне того, чего я не знаю или не могу. Наверное, такая двоичная механика негативно-позитивного мышления, замешанная на том, что я воспитан религиозной матерью.

— И кого ты чаще слушаешь чёрта или ангела?

— Я стараюсь жить по совести, по правде, а чёрт это лишь образ, который позволяет осознать все негативные стороны момента.

— Что такое твёрдый, сибирский, «кержацкий» характер? Кто такие кержаки? И почему они воды не дадут напиться прохожему?

— Кержаки, сибирское название старообрядцев. Так как первые переселенцы были из Керженца, название прижилось за всеми староверами. Я не буду говорить о расколе, о причинах раскола. Скажу, что от официальной православной церкви отошли гордые, трудолюбивые люди, которые на просторах Сибири искали свободы, независимости и невмешательства церкви и властей в их души и в их обряды. Хозяйство у кержаков было крепкое, дома добротные, в доме чистота и порядок. Мирской, пьющий из посуды кержака – оскверняет её и она либо выбрасывается или подвергается специальной обработке. Женщины строго следили за чистотой. Помню, мать постоянно поучала Лизу, сестрёнку мою, если находила посуду недостаточно вымытой: «помни, что в грязной посуде бесовьё живёт, свадьбы играет и плодится». Замени слово бесовьё на слово микробы и всё станет на свои места. За сотни, а может быть и тысячу, лет до Пастера и Левенгука, до пастеризации и микроскопа наши предки ввели понятия санитарной гигиены и возвели их в религиозные догмы. Это позволяло им быть здоровыми для труда в обыденной жизни и выживать во времена массовых эпидемий. В больших деревнях для гостей и прохожих держат отдельную посуду, и проблем нет. А вот там, где чужие появляются редко, проблемы появляются, и миф о негостеприимности старообрядцев постоянно подпитывается.

Кроме того, личная посуда имеет большое воспитательное значение. С детства в подсознание вводится мысль, что никто, кроме тебя не будет содержать твою посуду, твой дом, твоё дело в чистоте и порядке. Никто, кроме тебя, не наполнит их содержанием. Поэтому кержаков могли любить или не любить, но они всегда были эталоном чистоты, постоянства и трудолюбия.

— Как ты представляешь своё будущее?

— Я вырос в полной, трудолюбивой, абсолютно трезвой семье, где никогда не употребляли бранных слов, в обстановки любви и доверия. Где уже не боялись Господа, но по-прежнему свято чтили его заповеди. Я унаследовал от кержаков их трудолюбие, смелость, настойчивость, веру в свои силы и стремление, не жалея сил, идти к тому, что мне дорого и свято. Их упёртость и целеустремлённость. Их сомнение в правоте окружающего их мира. И всё это оказалось моим преимуществом. Моё трудолюбие, настойчивость и целеустремлённость даёт мне возможность хорошо учиться. Сомнения в правоте окружающего меня мира питает мою любознательность, позволяет ставить вопросы и, в меру своих знаний, находить на них ответы. Достижение поставленных целей и ответы на возникающие вопросы это часть моей жизни, источники моей радости. И своё будущее я вижу в качестве учёного, исследователя открывающего тайны Вселенной и мирового Хаоса.

— Сомнения в правоте окружающего мира? Они опасны. И неизвестно куда могут завести.

— А, что делать? Я есть Я! И если я первым увидел мрак впереди, то я должен первым предупредить о нём за мной идущих и, по возможности, его развеять.

— У Данко сердце было одно, и он догорел вместе со своим сердцем. У тебя сердец в запасе много?

— Нет. оно у меня тоже одно.

— Твоё отношение к религии?

— Я сильный, здоровый парень, занимаюсь любимым делом, радуюсь жизни, живу полноценной интересной жизнью, надеюсь только на себя, на свои силы и религия, вроде бы, мне не нужна. Но я интуитивно чувствую, что я не прав.

— Почему?

— Молодая, сильная, здоровая гусеница с удовольствием и с хрустом жуёт свой любимый зелёный лист и никто ей не нужен, и ничто ей не нужно. Но от тоски одиночества, от страха быть сожранной, от ненависти к конкурентам по листу она сама строит себе могилу-кокон и умирает в нём. И совершается чудо – страшная, мохнатая гусеница превращается в прекрасную бабочку, у неё появляются крылья! Её жизнь после смерти – радость полёта! Мы всю свою жизнь варимся в том же соусе одиночества, страха, ненависти и множества других чувств. Каждый день приближает нас к смерти, и умираем мы без веры в жизнь после смерти, без надежды на радость полёта. Религия даёт нам эту надежду. Кроме того, религиозные догматы это веками отшлифованные нравственно-этические нормы, без которых невозможно никакое полноценное общество. Как это не отрицали безбожники эпохи строителей социализма, но «Моральный кодекс строителя коммунизма» уже построен на евангельских заповедях.

— Есть ли Бог? И где он? На небе? Гагарин летал, говорит, никого там не видел.

— Но ты требуешь от меня ответа на вопрос, на который никто не сможет ответить. Кроме моего деда.

— И как же он отвечает?

— На такой же мой вопрос он мне ответил встречным вопросом: «Ты поднимался на гору высокую, трогал небо руками, что ты там видел?»  Отвечаю: «Кроме звёзд и снега ничего.»  Спрашивает «А меня там видел?» «Нет, конечно.» — говорю. «Ты мечтаешь опуститься на дно морское, ты меня там можешь увидеть?» «Нет, конечно. Что ты у меня Бог вездесущий?»  Отвечает: «Ну, а если бы у нас был прибор, что-то вроде рации, по которой мы бы с тобой не только разговаривали бы, но и  видели бы друг друга. Ты бы видел меня на горе высокой и на дне морском?» «Да, конечно» «Значит, Бог везде, где есть человек! И чтобы его услышать или увидеть, нужен только прибор. И этот прибор у человека есть – это его Совесть!»

— А я думала, почему свободу вероисповедования свободой совести называют? А это оказывается свобода быть со своим Богом или не быть. Умный у тебя дед.

— Да, в деревне его академиком зовут. Моя Совесть – мой Бог, моя Любовь – мой Бог. Мой Бог – всегда со мной. Так он меня учил.

— Моя Любовь – мой Бог! Если ты меня полюбишь – я стану богиней? Мне страшно.

— Моя Любовь – это не только женщина. Это моя семья, моя родина, поиск своего пути, чтобы быть им полезным. Это моё восприятие мира. И этому мне ещё придётся учиться.

— Всё равно мне страшно, потому, что я должна буду принять эту истину без рассуждений. Моя Любовь – мой Бог и со всей страстью любящей женщины, я должна буду перенести её на любимого мужчину. И, неизменно встанет вопрос, а достойна ли я бога?

— Ну, когда возникнет этот вопрос, мой совет, посмотри ночью на нимб вокруг головы любимого мужчины, если он не светится, значит достойна. Десятки поколений Красновых пользовались этим советом, жили долго и счастливо, и разводов среди них никогда не было, хотя женились они чаще всего не по любви, а по воле родителей.

— Шутишь, а я серьёзно.

— В чём проблема?

— Все мы бабы стервы! И ты не знаешь, какая я штучка! Такой уж я родилась. Я не могу лгать, я не могу делать, что-то наполовину. Если ты меня полюбишь, для меня это будет большая удача потому, что я верю в тебя, я верю тебе. Для тебя тоже, это будет удача потому, что нет ничего, чтобы я не сделала для своего любимого мужчины, моего бога. Но, что мне делать с моим темпераментом, с моим дурным характером?

— Значит, ты мне обещаешь «весёлую» жизнь? Как у Ахматовой – он начал читать нараспев:

                                            Сжала руки под чорной вуалью…

                                            — Отчего ты сегодня бледна?

— Елена подхватила           — Оттого, что я терпкой печалью

                                              Напоила его допьяна

                                              Как забуду? Он вышел шатаясь,

                                              Искривился мучительно рот…

                                              Я сбежала, перил не касаясь,

                                              Я бежала за ним до ворот.

                                              Задыхаясь, я крикнула: «Шутка

                                              Всё, что было! Уйдёшь, я умру!».

                                              Улыбнулся спокойно и жутко

                                              И сказал мне: «Не стой на ветру».

— Я обещаю, что не буду улыбаться спокойно и жутко. И тебе не придётся, задыхаясь бегать против ветра потому, что я знаю надёжный метод борьбы с жестокими шутками акмеисток. Десятки поколений Красновых боролись с излишком темперамента, с ленью, мигренью и депрессией тем, что делали, рожали и воспитывали детей. Шесть, восемь, десять весёлых, ласковых мордашек и для дурного настроения, дурного характера просто времени нет.

— Шесть, восемь, десять весёлых, ласковых мордашек – ужас какой-то. – с неподдельным ужасом и внутренним теплом улыбнулась Елена. – Они съедят все твои горы, выпьют все твои моря и мне ничего не оставят. А я ведь хочу стать учительницей. Хорошей учительницей.

— Ну, вот нарожай мне целый класс и учи их, учительница, моя хорошая. Твои дети тоже имеют право в совершенстве знать английский и французский языки.

— А чем кормить целый класс будешь? У вас в деревне, наверное, это проще. А здесь в городе это будет очень большой проблемой. Да и опоздали мы с тобой. Твои Красновы в наши годы, наверняка, уже папами и мамами были. И, может быть, не один раз.

— Так, что же мы зря теряем время? – смеясь, вскричал Егор, потянул и уронил  Елену себе на грудь. Она, смеясь, сопротивлялась

— Ну, уж нет. Ваше предложение слишком заманчиво и слишком опасно, чтобы так безоглядно нырять в этот омут. Поцелуй меня и я пошла. От греха подальше!

Егор ласково и нежно поцеловал склонившуюся к нему Елену. Она встала и неслышно растворилась в предрассветной синеве.

                                        *  *  *

Весенний семестр покатился по накатанной колее. Лекции, тренировки, библиотека. Егор любил учиться, не пропускал лекции, старательно их конспектировал. Эти старания в сочетании с хорошо тренированной памятью давали хорошие результаты. Это выражалась в отличных оценках на экзаменах, и имело денежный эквивалент в виде повышенной стипендии. Хотя деньги были не самоцель, но были совсем не лишние. Родители в колхозе получали трудодни, а значит, денег у них не было. Они помогали продуктами, которые Егор привозил, когда бывал дома на каникулах. Мёд, мясо, рыба присылались ему зимой с оказией. Но деньгами ему никогда не помогали. Хозяева квартиры, Рая и Кемаль, относились к нему как к своему родственнику и денег никогда не требовали, но Егор, всегда надеялся только на себя и не хотел быть никому обязанным, и платил за квартиру столько же, сколько и Холин. По той же причине он отказался от помощи бездетного дяди Павла. При больших расходах на книги, на альпинистское снаряжение и оборудование для подводного плавания, на авиационные и железнодорожные билеты, денег катастрофически не хватало. Поэтому он всегда старался подзаработать и, если это было не в ущерб учёбе, принимал участие  в различных студенческих «калымах» — разгрузке вагонов, копке траншей и других работах. В прошлом году он открыл для себя новый вид «калыма» — разгрузка барж с пиломатериалами. Это был скоротечный, сезонный вид работ, пока в Томи была большая вода, как раз во время весенних экзаменов. Но это был «настоящий калым», позволяющий за день изнуряющей работы заработать больше месячной повышенной стипендии. Егор познакомился с сопровождающими груз, работниками леспромхозов с Кети и Чулыма и они, признав в нём земляка и «своего», обещали известить его о сроках своего прибытия следующей весной. Поэтому Егор старался хорошо учиться ещё для того, чтобы весной, досрочно сдав экзамены, попробовать заработать на берегу Томи, на авиабилеты до Владивостока и обратно, и принять участие в готовящейся в клубе экспедиции на Японское море.

Регулярные тренировки позволяли ему поддерживать жизненный тонус и здоровье на должном уровне. Спортивные тренировки в клубе были поставлены очень грамотно, что позволяло воспитанникам клуба регулярно занимать высшие ступени пьедесталов на республиканских и всесоюзных соревнованиях по подводному спорту. Поначалу на Егора возлагали большие надежды, что он станет показывать высокие спортивные результаты и войдёт в спортивную элиту клуба. Но Егор, лишённый амбиций, тратил на тренировки столько времени, сколько требовалось, чтобы  в совершенстве овладеть техникой погружений, правилами безопасности и сколько ему требовалось для поддержки и укрепления своего здоровья. Он с удовольствием занимался в бассейне, в зале, и на улице, но ровно столько, сколько он мог это себе позволить, чтобы не мешать основному виду деятельности – учёбе. Его больше интересовала другая сторона деятельности клуба – экспедиционная. Возможность погружаться в моря и океаны, омывающие острова и материки. На будущее лето была намечена экспедиция на Японское море, и при распределении обязанностей среди членов  организационного ядра будущей экспедиции Егору была отведена роль научного руководителя экспедиции. А это значит, совместно с руководителем экспедиции, необходимо было найти и обосновать её цель, и, получив, хоть какое-то финансирование из фондов университета, сделать её доступной для большего числа членов клуба. Доставить, как можно большему количеству своих товарищей студентов, во время летних каникул, отдых, радость и удовольствие ощутить настоящий морской прибой, погрузиться в настоящие солёные воды Тихого океана, открыть для себя новый мир красок и ощущений, и сделать какое-то полезное дело. Поиски затонувших сокровищ, как цели, были не в счёт потому, что все знали, что если эти сокровища где-то вдруг и замаячат, то ещё не найденные, все они уже принадлежат государству и, не дай бог, они их нечаянно найдут. Оставалось пройтись по кафедрам зоологии и истории и предложить свои услуги по пополнению экспонатов для их музеев. На удивление, эта идея сработала. Историки сказали, что у них плохо представлен Дальний Восток, а биологи, что в их зоологическом музее слабо представлена фауна дальневосточных морей. И по их ходатайствам финансовая сторона экспедиции частично была решена. Осталось решить, каким образом обязательства клуба перед историками и биологами можно выполнить. Предполагать, что дно дальневосточных рек устлано, черепками минувших эпох, а заливы морей кишат экспонатами фауны с этикетками на боку, не хотелось. Поэтому Егор в научке, как в обиходе называлась научная библиотека, обложился, помимо своих конспектов, книгами по  фауне дальневосточных морей и истории Дальнего Востока. И вскоре он знал большинство дальневосточных рыб и морских беспозвоночных «в лицо». Познакомился с историей Приморья и Владивостока, узнал про тангутов и чжурчженей, эпоху Золотого царства. Узнал, что Чингис Хан, в стремлении «к последнему морю», уже завоевавший полмира, никак не мог покорить этих тангутов у себя в тылу. Это разгневало его так, что он обрушил на них свой карающий гнев, лично возглавив поход, где смёл всё живое с лица земли. Но при штурме города, получил рану, ставшую, в последствии, причиной его смерти. Узнал, что маньчжурский язык отличен от китайского и принадлежит к семейству эвенкийских. И многое другое. Это расширяло его кругозор, но не давало ответа, как и где искать обещанные артефакты и экспонаты. Но, общаясь с историками и биологами, он приобрёл самое главное, имена и телефоны бывших выпускников университета, историков работающих в дальневосточном университете и биологов, в институте рыбного хозяйства. Зная любовь каждого выпускника к Томску и к своей альма-матер, теперь он стал спокоен и был уверен, что ему помогут, он не пропадёт, а выделенный щедро и, как ему казалось в начале слишком доверчиво, кредит он вернёт сполна.

И, как прежде, помимо учебников, конспектов и научных журналов, на его столике в читальном зале библиотеки стал появляться журнал «Юность» или томик стихов какого-нибудь поэта.  Русские поэты, как нервы великой страны, разбросанные во времени и пространстве давали ему возможность ощутить здоровье России от Пушкина до настоящего времени. Хотя картина получалась довольно печальная, ощущение болезни хронической и запущенной, но во все времена находились образцы высокой культуры и высокой поэзии. Поэтому он, уважая любой созидательный труд, высоко ценил труд поэта. Поэта гражданина, пропустившего через своё сердце боль своего времени, чётко сформулировавшего и поставившего перед обществом проблему.  Поэта художника рисующего картины художественным словом, поэта композитора,  услышавшего музыку своего стиха, поэта скульптора, сумевшего придать звонкой строфе осязаемый образ и смысловую нагрузку. Поэта гранильщика,  своим кропотливым трудом заставившего набор простых слов сверкать драгоценным блеском огранённого бриллианта. Факира слова, заставляющего даже смертоносных кобр, подчинятся музыке стиха.  Это заставляло его ценить слово, не сорить словами, не разбрасываться ими. А сейчас, когда неожиданно ворвавшийся в жизнь страны свежий ветер перемен хрущёвской оттепели растопил льды сталинской эпохи, десятилетиями сковывавшие человеческие чувства и эмоции, принёс долгожданный еле уловимый запах свободы, свободы контролируемой, куцей, но всё же свободы, неожиданно стали востребованными поэты. После долгого вынужденного и осторожного молчания, у человека, которому десятилетиями вбивалась в голову мысль, что он только маленький винтик большой машины, а всё личное должен забыть, впервые появилась возможность думать и говорить, заявляя о себе. У человека, растерявшего свои корни, свои социальные ориентиры и, забывшего что он личность, чтобы вновь обрести себя, появилась необходимость слушать. И поэты способные говорить во весь голос, пророки, вещающие общечеловеческие истины, облеченные  в поэтические формы,  стали собирать стадионы. Ораторы, ставшие глашатаями свободы и общечеловеческих ценностей, стали лицедеями слова, овладевшими массами.  В  условиях, когда Рождественский, Евтушенко и другие стали народными любимцами, а в каждом окне звучали Окуджава и Визбор, Егор, декламировавший стихи ещё в школьной самодеятельности, не мог быть равнодушным к поэзии и остаться в стороне. Как спортсмен он обнаружил, что в момент высоких нагрузок, когда ему казалось, что он не выдерживает нагрузки, размеренное чтение стихов служило ему как бы внутренним метрономом и помогало перестроить ритм работы организма в экстремальных условиях. Как студент он обнаружил, что запоминание стихов позволяет тренировать память, а тренированная память помогала ему в учёбе и позволяла быстро запоминать понравившиеся ему стихотворения и даже поэмы. Их у него накопилось часа на три непрерывной декламации.

 В походе, у костра, ближе к полуночи, когда все песни перепеты, когда «надоело говорить и спорить и любить усталые глаза», кто-нибудь вдруг спрашивал: «- Что предание говорит?» Другой отвечал: «- Прежде Евы была Лиллит!». И все взоры просительно обращались к Егору, который после паузы вступал, читая Вадима Шефнера:

                     «Прежде Евы Лиллит была, Та, что яблока не рвала.

                      Не женой была, не женой, Стороной прошла стороной!

                      Не из глины, не из ребра, Из рассветного серебра……»

Или кого-то интересовал целый шквал вопросов:

                   «Так, что ж такое красота? И почему её обожествляют люди?

                    Сосуд она, в котором пустота? Или огонь, пылающий в сосуде?»

Извольте, ответьте. И Егор читал Заболоцкого, заставляя думать.

Относительно недавно Юрий Гагарин совершил свой космический полёт, что вызвало небывалый  всплеск энтузиазма и гордости. Поэтому космическая тема тоже была востребована:

— Летим?

— Куда летим?

— Летим к далёкой Веге!

И Егор читал поэму Евгения Федорова «Седьмое небо»:

    Посадка! Взрыв! И мы в стальном ковчеге

    Летим, в бреду космической езды,

    На праздник основания звезды!

    Летим, сквозь ужас тьмы кромешной,

    В мир молодой безбрежный и безгрешный!

    Летим, к полузабытым детским снам.

    Земные жёны надоели нам!  ……

Теперь Елена вошла в его жизнь. Его размеренной эгоцентричной системе пришёл конец. Нет, всё осталось на своих местах. Сменились лишь приоритеты и второе место, после учёбы, заняла женщина. Жаркий, каштановый огонёк её причёски, её зелёные глаза, её экспрессия и ярко выраженные эмоции, смяли и прожгли его чернобелую двоичную логику, открыв ему новый яркий мир эмоций, ощущений и ожиданий. Они встречались почти каждый вечер, ощущая растущую потребность встречаться чаще, но семинары, коллоквиумы, зачёты и тренировки вносили свои поправки в расписание встреч. Иногда Елена приходила в бассейн, к концу тренировки, ждала его, и они шли в кинотеатр или бродили по городу до глубокой ночи, провожая друг друга до последнего трамвая. Егор заметно похудел и, если бы не постоянная забота Холина, относившегося с пониманием к любовной лихорадке товарища, давно бы превратился в «доходягу».

Пришло время и Елена, смущенно сообщила, что папа и мама обеспокоены, где она так часто пропадает, сказывается ли это на её успеваемости, и что всё это значит? Если это достойный молодой человек, то они, конечно, рады, но хотели бы познакомиться с ним. И, если Егор в пятницу вечером свободен, то она попросила бы его зайти за ней домой.

— Смотрины, значит! А, если не понравлюсь? Убежишь со мной?

— Хоть на край света! Но ты сначала хоть шалаш присмотри. – засмеялась она и поцеловала его. – Но я то знаю, что ты не можешь не понравиться, потому, что ты у меня лучший из всех мужчин на свете. – убеждённо сказала она, лучисто глядя ему в глаза своими изумрудами.

В пятницу вечером, Егор, предупредив товарищей, не пошёл в клуб, где должны были обсуждаться экспедиционные вопросы.  Нет, он не волновался, потому, что был знаком с Марком Ефремовичем и Анной Лаврентьевной достаточно давно, по рассказам Елены. Но всё-таки! Цветов зимой в Томске не достать, а жаль! Придётся обойтись коробкой конфет.

Дверь открыла молодая и красивая женщина, Егор растеряно оглянулся, туда ли он попал? Но подошедшая Елена, выручила его, представив, их друг другу:

— Людмила, жена моего брата. А это Егор мой самый — сказала она, на мгновение, прижавшись к нему  – мой самый лучший друг.

Людмила прошла в комнату, а Елена осталась в тесной прихожей, чтобы помочь ему раздеться и затем ввела в маленькую гостиную и представила Егора родителям, те тоже представились. Знакомство состоялось. Начавшийся разговор, был прерван трелью дверного звонка, и Людмила поспешно пошла открывать дверь. Через некоторое время она вернулась в гостиную в сопровождении мужчины, в котором Егор узнал Виктора Марковича, который был ему знаком ещё в школьные годы, как научный сотрудник, проводивший областные олимпиады по физике. Тот его тоже узнал и весело произнёс:

— А, молодое дарование из Нарьян Мара!

— Из Марьин Яра  — поправил Егор.

— Да, конечно, из Марьин Яра, — улыбнулся Виктор Маркович. – Далековато топать с рыбным обозом в Томск из Нарьян Мара по тундре. Как успехи? Я всегда был уверен в твоём упорстве.

Пока женщины накрывали на стол Егор и Виктор Маркович отошли к окну, где он с интересом и подробно расспросил Егора об его учёбе, о тех дисциплинах, которые ему преподавали, преподают, кто читал, кто читает, поинтересовался его мнением о качестве преподавания, и как-то незаметно, втянул его в масштабный научный спор. Как потом  Егор понял, для того, чтобы выяснить уровень его подготовки. Кажется, остался доволен. Про себя сказал, что в настоящее время работает в институте ядерной физики и готовит к защите докторскую диссертацию.

Мужчин позвали к столу. Домашние пельмени благоухали мясным духом, который может быть только у пельменей приготовленных из свежего мяса рубленного в корытце сечкой, а не из фарша молотого при помощи мясорубки. Пахло чесноком, перцем и лавровым листом. Из запотевшей бутылочки разлили по первой за знакомство. Егор со всеми поднял рюмку, но пить не стал. Марк Ефремович это заметил и сказал:

— Пьём за знакомство, за гостя дорогого, а гость то дорогой …не уважает… нехорошо это как-то.

— Егор спортсмен, а завтра соревнования – нашлась Елена.

— Ну, если спортсмен, а завтра соревнования то понятно, а то я подумал алкоголик какой-нибудь! Или кержак.

— Кержак, кержак — подтвердила Елена и перевела разговор в другое русло.

— Жалко — пробубнил Марк Ефремович

— Что жалко?

— Выпить не с кем будет.

Виктор Маркович произнёс тост о молодом даровании, что он рад за друга сестры, за её выбор. Все выпили за молодое дарование, без молодого дарования. А пельмени были великолепны!

После чая Виктор Маркович и Людмила откланялись, пригласив их запросто приходить к ним. И Егор с Еленой тоже стали собираться. Смотрины прошли великолепно. Давно Егор не ел таких пельменей, и родители Елены ему понравились.

                                        *  *  *

   Егор, чтобы иметь больше свободного времени в экзаменационную сессию, попросил профессора Александра Борисовича Сапожникова принять у него экзамен досрочно, сразу после окончания чтения им курса лекций. Профессора факультета Сапожников, Лихачев и Кессених в двадцатые годы, выделившись из физико-математического факультета, организовали первую в Сибири радиолабораторию. Энтузиазм молодости и профессиональные знания любителей радио позволил им ещё в тридцатые годы, создать один из первых в стране любительских телецентров, с самодельными передатчиками и приёмниками. И когда Берии потребовались высококвалифицированные специалисты в его закрытые шарашки, то однажды ночью, пришили и за Александром Борисовичем, и за Александром Ивановичем, и за Владимиром Николаевичем. Лишь в 1953 году они смогли вернуться в университет, к своему любимому делу – преподаванию и организовали радиофизический факультет. Про Сапожникова ещё говорили, что он в молодости, якобы, был министром образования  в Сибирском Правительстве адмирала Колчака. Егор этому не верил – слишком  уж молод он был в те времена. Хотя…

Как-то в разговоре с дедом, пытаясь увильнуть от чего-то, он сказал про себя, мол, молод ещё. Дед внимательно посмотрел на него и строго сказал:

—  Всё в этом мире, сделано молодыми или ими задумано. Потому, что Любовь правит миром. Любовь это страсть, а страсть доступна только молодым. Поэтому мир должен принадлежать молодым и если где-то это не так, то значит там что-то не так. Постарайся больше не применять к себе таких скидок.

И Егор подумал, а ведь, правда, страсть молодых унтер-офицеров Будённого, Чапаева и других, на переломе истории страстно поверивших в идеалы новой жизни, разбила в пух и прах опыт старых белых генералов, адмиралов, их генштабов и академий.

  Александр Борисович любил своё дело, любил своих студентов. Когда он длинный и тощий, с маленькой головкой на двухметровом туловище, своей скользящей походкой, подобно гигантскому ужу, струился по проспекту в университет, то из встречного потока студентов непременно выделял «своего студента» и шёл ему навстречу, радостно улыбаясь, как любящая девушка идёт навстречу своему любимому. Чем вызывал восторг, гордость и смущение у младшекурсников, только что приступавших к изучению читаемых им дисциплин.  Не сдать экзамен ему было практически невозможно. И если вдруг на экзамене оказывалось, что кто-то чего-то не знает, то Александр Борисович не мог даже допустить, что могут быть нерадивые студенты. Он воспринимал незнание студента, как свою недоработку. Краснея и бледнея, он объяснял ему материал и, убедившись, что материал усвоен, переходил к следующему вопросу, снова и снова объясняя, пока не убеждался, что весь курс лекций усвоен. Это, конечно, очень затягивало процесс сдачи экзамена, но иначе он поступать не мог.  Так, что возможность досрочной сдачи удовлетворяла и студента и профессора и тот, просмотрев свои записи, назначил время и пригласил Егора к себе домой.

В назначенное время Егор позвонил в профессорскую квартиру, послышались спешные шаги, и дверь ему открыла седая женщина в цветном кухонном фартуке одетом поверх светлого кружевного платья. Поздоровавшись со студентом, она помогла ему раздеться и провела в маленький кабинет, где работал Александр Борисович. Большие книжные шкафы из плотного тёмного дерева, с выдвижными стёклами, забитые литературой под самый потолок, стол и два кресла, старинная настольная лампа и такой же бронзовый письменный прибор составляли мебель и интерьер профессорского кабинета. Профессор поздоровался и, мягко улыбнувшись, предложил сесть в свободное кресло, достал пачку билетов и предложил выбрать. Егор знал, что билет чистая формальность, для того чтобы задать первый вопрос, и был готов отвечать по всему курсу лекций. Главное отвечать быстро и чётко, не задерживаясь на вопросе, чтобы успеть в темпе пройтись по всему материалу. Так оно и случилось. Они беседовали уже часа два, когда дверь приоткрылась и седая женщина произнесла:

— Саша, у меня всё готово.

Профессор удовлетворённо захлопнул книгу лежавшую на столе, пододвинул к себе зачётку, расписался в ней и сказал:

—  Отлично, молодой человек! Ну, а теперь, согласно принципу «Делу время, а потехе час», наступил час потехи и нас приглашают отобедать.

Они прошли в гостиную, где Егор с ужасом обнаружил накрытый стол на три персоны с салфетками и столовыми приборами, которыми он никогда не пользовался и не знал, как ими пользоваться. Чтобы избежать конфуза в благородном семействе Егор засобирался домой. Но профессор и его жена были так искренне опечалены и так настойчивы в своих просьбах остаться, что Егор решил: будь, что будет, и остался. Александр Борисович, перехватив его смущённый взгляд, понял, в чём дело, мягко улыбнулся и сказал:

— На второе у нас рябчики тушёные, их рекомендуется есть при помощи ножа и вилки, но в обстановке близкой к домашней разрешается брать руками так, что милости просим – будьте как дома.

Егор сел за стол и огляделся. Старинная темных оттенков мебель с резьбой и завитушками, обычно служившими накопителем пыли, сияла чистотой и аккуратностью. Мебель красивая, крепкая, добротная, функциональная. Жаль, но новая эпоха требует новых стилей, и, сейчас, в районах новостроек, такую мебель молодые новосёлы просто выбрасывают.  Главным украшением, главным богатством дома было обилие книг. В книжных шкафах и на полках, под стеклом и без него, с корешками, отпечатанными золотым тиснением и простой типографской краской, художественные и научные – они были везде. Посуда на столе, фарфоровая супница и тарелки, тоже была старинная, фирменная, наверное, кузнецовская. Вилки, ложки и ножи были из старинного серебра. Остановившиеся большие напольные старинные часы показывали без двадцати минут восемь. Всё это вместе создавало атмосферу ностальгии по чему-то ушедшему. Неизвестно когда остановившегося времени. Жилища мудреца, когда-то чему-то сказавшему – нет.

Из фарфоровой супницы ему налили борща. Борщ был необычный и очень вкусный, о чём Егор уведомил хозяйку к её большому удовольствию.

—  Борщ по-польски из рецептов Елены Молоховец. Подарил я ей современную «Книгу о вкусной и здоровой пище», но мама почему-то по-прежнему предпочитает пользоваться «Советами молодой хозяйке» с буквами ять. – сказал Александр Борисович.

—  Из современных рецептов борща по-польски почему-то исчезла копчёная грудинка, которая присутствует в рецепте Елены Молоховец. Не стану же я кормить дорогого гостя вегетарианским борщом, ему ведь, наверное, рыбные дни и в студенческой столовой надоели. – сказала «мама».

—  Я как-то заглядывал в эту книгу, могу предупредить, что со «свежайшим чухонским маслом», если оно потребуется, будут большие проблемы. – улыбнулся профессор

—  Какие проблемы? – засмеялась «мама» — Если к нам неожиданно нагрянут двадцать голодных студентов то, по рецептам Молоховец, ничего страшного. Ты спустишься в погреб, где возьмёшь два – три окорока, и нет никаких проблем.

— Ну, слава богу, хоть ягоды, грибы и рябчики остались по-прежнему доступными. Ананасов, правда, нет, но рябчиков мы ещё пожуём.

Хозяйка ушла на кухню, а профессор и студент стали обсуждать детали нового американского радиотелескопа.

В этой атмосфере доброжелательных шуток Егор освоился и, правда, почувствовал себя, как дома. Поэтому, когда принесли второе, он смело взял себе одного рябчика, подобно профессору, осторожно разорвал его руками, а хозяйка, воспользовавшись моментом, положила ему второго рябчика. Егор это заметил и спросил:

—  Тоже приготовлены по рецептам Елены Молоховец? Было бы интересно узнать этот рецепт.

—  Очень просто. Тушить в сметане на медленном огне до полной готовности.

Егор удивился – У нас в селе все так готовят, и мама также делает.

—  Ну, тогда, наверное, у мамы вкуснее получается.

—  Почему Вы так думаете?

—  Я думаю, у вас в сельском доме есть русская печка, рябчики свежайшие, сметана домашняя, и, наконец, готовит мама.

— Может быть. Но, поверьте, у Вас тоже очень вкусно.

— Очень рада.

— Мы на охоте, или на пасеке, готовим их просто: прямо в перьях обмазываем глиной и в костёр. Когда глина начинает трескаться, значит, готово. Разбиваем глиняный комок, перья с глиной отходят, и остаётся чистое, нежное мясо.

— Не знаю, кто у кого списал она у вас или вы у Елены Молоховец, но этот рецепт есть и у неё. Наверное, эта немка хорошо знала русскую жизнь.

Егор обратился к профессору

– А насчёт свежайших рябчиков, Александр Борисович, имею честь пригласить вас на охоту. У нас в лесу осенью только свистни в манок и этих рябчиков, как воробьёв в городе.

Профессор и его жена переглянулись и дружно рассмеялись, видно вспомнив какой-то смешной эпизод из своей жизни, связанный с охотой:

—  Нет, спасибо, охотник из меня никакой.

Егор подумал, самое время спросить про Колчака, но удержался. И правильно сделал. Потом он попросил Холина узнать про профессора Сапожникова и Колчака. И тот, поработав с архивами, подтвердил, что какое-то время в Сибирском Правительстве министром образования был профессор Томского университета Сапожников В.В.

Пора была прощаться.

Уже за дверью профессорской квартиры, Егор задержался, чтобы поправить шнурок ботинка и услышал, как женский голос произнёс за дверью:

—  Приятный молодой человек.

— Воспитать десяток, другой таких студентов и можно считать, что жизнь прожита не зря. – добавил Александр Борисович.

                                        *  *  *

  Чтобы избежать впредь подобных конфузов, с неумением пользоваться столовыми приборами, Егор попросил Елену позаниматься с ним и, на всякий случай, познакомить его с правилами этикета. Но Елена, хоть и изучала французский язык и французскую культуру, была тоже из простой «рабоче-крестьянской» семьи и не владела тонкостями сервировок стола и правилами этикета, и, подумав, она решила привлечь к этому делу свою подругу.

—  Клавдия у нас в этом вопросе самая образованная, самая воспитанная. Ну, ты её должен помнить, она была там среди нас в сельской школе. Во всяком случае, она тебя помнит и дышит неровно при упоминании твоего имени.

—  Если дышит неровно то, как ты можешь доверить ей меня и моё образование? – пошутил Егор.

—  Легко! Во-первых, Клавка не в твоём вкусе, во-вторых, под моим постоянным и бдительным надзором. – засмеялась она.

Егор, не стал выяснять какие это у него особые вкусы, и, вскоре, она стала приходить на свидания с Клавой, симпатичной толстушкой, скромной и слегка заторможенной, как все домашние дети, выросшие под строгой материнской опекой – заботой выдаваемой за любовь. Они вместе бродили по городу, ходили в кино, ели мороженое, пили кофе и потом провожали Клавдию до дома, между прочим, успевая осваивать не сложный, упрощенный курс, рисуя прутиком на снегу схемы сервировок и расположения приборов, усваивая основные правила этикета. Вскоре ей уже нечего было им рассказывать, всё было усвоено теоретически, и она пригласила их к себе домой «на практику».

Клавдия жила в большом каменном доме, недалеко от центра города. Войдя в подъезд дома, Елена и Егор ощутили какую-то совсем иную атмосферу, в какой они привыкли жить. Запахи ли, проникающие из квартир в подъезд, высота ли потолков, ширина ли пролётов лестницы, или чистота, подчёркнутая свежей окраской стен, создавали атмосферу благополучия и даже роскоши. Все в окружении Егора и Елены были равны, жили ровно, а, значит, одинаково бедно. Но здесь сразу почувствовалось, что живут тут те, кто был равнее других.

 На звонок, с переливчатой трелью, дверь открыла полная женщина лет пятидесяти в роскошном шёлковом халате с драконами.

—  Это ко мне – сказала, подошедшая Клава, встретила их, раздела и провела к себе в комнату.

 Пока раздевались, Егор успел разглядеть и хозяйку, и интерьер прихожей. На пятьдесят лет выглядели только глаза хозяйки, ей же было чуть больше сорока. Властный подбородок тоже не молодил её. Большая прихожая, украшенная цветными обоями, которые в Томске можно встретить только в старых купеческих домах, оленьими рогами и эстампами, большая вешалка, с крючками из кованой меди, всё это с претензией на роскошь, выдаваемой за вкус. Хозяйка тоже внимательно и оценивающе рассмотрела Егора. Старый вязанный хемингуэевский свитер и потёртые выцветшие джинсы – самостроки, не произвели на неё впечатления, и, поняв, что этот парень не Клавкин, она потеряла к нему интерес и сказала:

—  Посуду мне только не побейте.

Скрылась в своей комнате и больше не появлялась.

Они прошли в комнату Клавы. Спальный немецкий гарнитур, сделанный в ГДР из древесно-стружечной плиты, бумаги и лака, производил впечатление. Белый, с золотой каймой по краям створок, большой плательный шкаф, такие же кровать, прикроватные тумбочки и трюмо, сверкающие белизной и золотом на солнце, проникающем сквозь красивые шторы из белой тонкой тюли, прошитой золотой нитью, создавали интерьер комнаты, как холодного убежища, всегда одинокой принцессы. Рабочая зона у окна, ограничивалась обыкновенным письменным столом, стулом и небольшой книжной полки с учебниками и художественной литературой, среди которых были и сборник сказок Андерсена.

  Затем они прошли в гостиную, и тут с Еленой случилось что-то непредсказуемое. По большому китайскому ковру, с горящими удивлёнными глазами, ахая от восторга и удивления, она то бегала от большого телевизора к большому серванту забитому чешским хрусталём и немецким фарфором, восхищённо цокая языком. То  с размаха бухалась в мягкие кресла, подпрыгивая и хохоча от удовольствия, или ложилась на диван, закатывая глаза, и наслаждаясь его мягкостью и комфортностью. Егор, чтобы отвлечь внимание Клавдии от Елены и дать той время успокоиться сказал:

—  Что-то я не вижу присутствия мужчины.

—  Да, папа редко бывает дома, предпочитая жить в командировках.

Как-то неохотно и даже печально, она достала сервизы и столовые приборы, заставила Елену провести сервировку стола на троих, попрактиковаться, в умении различными способами складывать салфетки, затем девушки вместе сходили на кухню и принесли супницу со стерляжьей ухой, приготовленной Клавдией. Уха была пресна и переварена, но запах издавала отменный и, как учебное пособие, была съедена по всем правилам этикета. На второе подали тоже стерлядь, приготовленную на пару, и овощной гарнир. Это уже было лучше, и они съели второе, нахваливая хозяйку тоже по всем правилам этикета. Лишь после брусничного морса, с настоящей свежеиспечённой французской булкой, Егор сказал, что любит стерлядь, только в виде чуши. Чушь – это стерлядка только, что снятая с крючка, порезанная на кусочки, политые уксусом, на двадцать минут посыпанные солью, и тут же съеденные с великим аппетитом. – объяснил он, к ужасу девушек. – У-у-у! Кто не успел – тот опоздал!  Жаль только, что теперь вся рыба заражена описторхозом и есть сырой её, теперь не рекомендуется.

  Он попытался сравнить скромный быт дружной семьи профессора Сапожникова, с потребительским бытом и богатством напоказ семьи Клавдии, где властная женщина, унизив мужчину, установила свой порядок вещей, поставив вещи во главу угла, где отсутствуют согласие и любовь, где все одинаково бедны, где все одиноки. В этом сравнении Егор отдавал, конечно, предпочтение профессору, даже с его остановившимися часами и его безвременьем. И скоро надо будет выбирать свой путь, помня, что все счастливые семьи счастливы одинаково.

 Но поведение Елены его смутило и насторожило.

                                        *  *  *

  В начале апреля из Новосибирска приехал дед. После того, как он добился постройки у себя на пасеке нового омшаника, а Егор оборудовал его обогрев подземными водами, пчёлы зимовали на новом месте прекрасно и отпад пчёл почти исчез. По завершению сезона медосбора и перевода пчёл в омшаник, дождавшись, когда зима плотным покровом укроет его снегом, дед, обычно, месяца на четыре уезжал к сыну Павлу, преподававшему химию в новосибирском университете и жившему в Академгородке.  Там он проводил зиму. Председатель не возражал против этого отпуска, пасека была на хорошем счету, медведи спали, воровства и хулиганства в этих краях никогда не было, а сын Пётр на лыжах время от времени проверял её состояние. В конце марта, или в начале апреля, когда сибирское солнышко начинало пригревать, дед возвращался в Марьин Яр, чтобы выставить ульи и успеть подготовить пчёл к весеннему облёту. Егор в детстве и юношестве много времени провёл с дедом Иваном и любил этого неспешного, основательного и светлого человека. В их глухой, раскольничьей «кержацкой» деревушке изменились, так или иначе, все, кто вернулся с войны. Но, говорят, особенно изменился дед. Трудолюбие было всегда присуще кержацкому роду, но это трудолюбие носило местнический, замкнутый, направленный на выживание своей семьи, характер. Дед поставил планку выше, кроме выживания ему понадобилось процветание и не только своей большой семьи. Немало проектов в Марьином Яре стало реальностью благодаря уму, терпению, настойчивости, добросердечности и трудолюбию деда. Он никогда не был ни председателем колхоза, ни бригадиром, спорил с ними, но всем было известно, что Иван заточен на добро и после споров приходили к решению полезному для общего дела. Поэтому Марьин Яр из глухой раскольничьей деревушки постепенно превращался в большое, современное село, несмотря на трудности послевоенного времени, на грабительские налоги и произвол партийных чиновников. В вопросах религии тоже стал терпелив и спокоен, без раскольничьей бескомпромиссности, бог его был тёплым и домашним, которого он, кстати, никому никогда не навязывал. Стал много читать, учил и учился у внуков. Теперь, наверное, учится у младшего сына Павла, кандидата химических наук.

Павел тоже успел повоевать. И когда в Польше он освобождал Аушвиц, польский город Освенцим, в концлагере, пораженный состоянием узников, дал тринадцатилетней еврейской девочке, скелету с огромными чёрными глазами, свой адрес в Марьином Яре, сказав, что если будет очень плохо, там ей помогут. Чем могут помочь ей в глухой сибирской деревне, где бабы, измождённые, как в концлагере, запрягались в соху, чтобы вспахать поле потому, что из тягла в деревне остались только бабы, а мужики, трактора и кони были призваны воевать? Он об этом не думал, знал, что помогут. И, наверное, помогли бы. Но лишь в сорок восьмом году, когда Павел демобилизовался, когда ему присмотрели невесту, он получил письмо, где эта девочка пишет, как её лечили, как жила в детдоме, потому, что у неё никого не осталось из родственников, и как судьба прибила её к Томску, где она учится в медицинском училище. Павел уехал в Томск и больше не вернулся. Их приютила татарская семья Раи и Кемаля так, что Егор уже второе поколение Красновых, которое пользуется их гостеприимством. Павел устроился на работу, учился в вечерней школе, потом, поддерживая друг друга, они учились дальше, получили высшее образование и, когда стал организовываться новосибирский Академгородок, они вместе с другими томичами получили приглашения и места на кафедрах и в лабораториях вновь создаваемых институтов. Жаль только, что у Павла Ивановича и Софьи Михайловны нет детей, и не будет. Дед любил свою невестку Софу за ум, за знания и, главное, за любовь и преданность мужу. Егор её тоже видел, красивая женщина средних лет.

Дед приехал рано утром, передав гостинцы от Павла и Софы Рае и Кемалю, попил с ними чаю, и стал дожидаться своего студента.

Вдвоём, быстро поев, и одевшись, они пошли гулять.

Они долго бродили по городу. Весна уже заявляла свои права. Снег слегка просел, и первые ручейки сочились по булыжной мостовой. Егор всегда любил деда и знал, что дед любит его и гордится им. И им всегда было, что рассказать друг другу.

— Дед Иван, ты ведь старовер, кержацкого роду и должен делить мир на своих и чужих и не должен ни любить, ни даже общаться с «чужими», «мирскими», «никонианами», «табашниками».  И тем более с иноверцами. Ведь, чтобы избежать этого общения они в глухие сибирские леса уходили. А мы с тобой кержаки, и гордимся этим, но никуда не убегаем, а, наоборот пытаемся понять этот мир, найти себя в нём и даже утвердится в нём. Это я о себе.

— После войны, когда демобилизованные солдаты-кержаки вернулись домой, то оказалось, что многие из них и курят, и водку пьют и даже матерятся, что немыслимо, для кержака. Поэтому несколько «чистых» семей решили, что в Марьин Яр пришёл Антихрист и надо бежать в леса. Но куда убежишь без паспорта в стране, где есть НКВД и телеграф. Далеко они не убежали, слава богу, хоть вернулись целы.

— От жизни не убежишь!

— Это действительно так. И это поняли ещё в давние времена. Слабые духом, надеясь в изоляции сохранить веру, убегали в леса. Сильные же, овладевали профессиями и несли свою веру у всех на виду. Несмотря на гонения и унижения. И добивались своего. Потому, что ум, трудолюбие, честность и умение довольствоваться малым, самое большое богатство человека и этому с младенчества старообрядцев учила их старая вера. Все приказчики на заводах Демидовых и Строгановых были староверами, потому что Демидовы доверяли их уму, трудолюбию и честности. В начале века больше половины капитала России принадлежало Морозовым, Деевым, Рябушинским и многим другим староверам купцам и промышленникам. Их знания и упорный, фанатичный труд, на который способны только упёртые старообрядцы, приносили им хорошие доходы, но честность и вера не позволяли им быть богатыми в нищей стране. Они оставляли себе тот минимум, который обеспечил бы им безбедную жизнь и развитие производства, остальные, свободные деньги вкладывали в общеполезные мероприятия. Третьяковская галерея – купец Третьяков, Большой театр – Мамонтов, Боткинская больница – Боткин. Даже ваш университет тоже дело рук староверов.

— Он императорский и построен на государственные деньги.

— Да, двести тысяч на строительство первого в Азии университета дало государство, здесь немалая доля налогов староверов. Двести тысяч дал промышленник Демидов, в них тоже немалая доля труда староверов. Двести тысяч дал иркутский купец — старообрядец, а сколько их безымянных жертвователей, среди которых тоже немало староверов.

— Получается кержак – не профессия, а характер. И надеюсь, когда овладею профессией, я тоже, что-нибудь создам или построю.

— Я тоже надеюсь

— Но ты мне не ответил, как ты, природный старообрядец, поднялся над кержацкой общинной замкнутостью, отгороженностью от «чужих» и дорожишь дружбой татарина Кемаля? Простил Павла за то, что он сбежал из под венца к еврейке Софье и ты любишь её, свою невестку, как дочь. Как это случилось?

— Когда Павел вернулся, было ясно, что он уже не наш, он видел мир и Марьин Яр ему стал тесен. Он нашёл своё счастье с Софой, и я ей благодарен. Она дала ему нечто большее, что мы могли бы ему дать – мечту и цель и они вместе рука об руку шли и идут к своей земной цели. И она ему хорошая жена. У нас, старообрядцев, цели выше, цели мессианские. Выполнение особой функции, возложенной на нас Богом, – сохранения   веры отцов для утверждения русской идеи, что Москва третий Рим. И наша мировая миссия в охранении чистоты истинного Православия. Но Бог мне сказал, однажды, что он не знает ни рас, ни наций, ни религий, ибо Бог един и в сердце каждого кто способен мыслить, и имя ему Любовь. Я стал спокоен. И я люблю всех, независимо от нации и религии, всех кого я считаю достойными моей любви.

— Ты разговаривал с Богом? Интересно! Тебя, случайно, не Моисеем зовут? А, впрочем, я уже знаю одного, кто и Бога, и Моисея видел вместе. Есть у нас студент Лавров, жуткий бабник, врун, болтун, но парень хороший. Так вот, он утверждает, что в прошлой жизни был евреем и служил в еврейском Смерше во время исхода евреев из Египта. Вызывает его начальник и приказывает: будешь охранять Моисея, когда он пойдёт на гору Синай, охрана будет скрытой и организуй её так, чтобы сам Господь Бог тебя не обнаружил. Выполняй!  Ну, он приказ, естественно, выполнил и утверждает, что заповедей-скрижалей было не десять, а двенадцать, но Моисей, по неосторожности, две скрижали разбил во время спуска с горы. А Лавров их подобрал, сложил и прочитал.

— Что-то твой Лавров напутал. У Моисея по возвращении было всего две скрижали, которые он, действительно, разбил. Во гневе разбил их о головы неверных, перебив при этом три тысячи евреев.

—  За что?

 За то, что как только Моисей скрылся из вида, отправляясь на гору Синай, где он вёл сложные дипломатические переговоры с Господом Богом о территориальных и духовных границах богоизбранного народа, этот народ предался другому богу – Золотому Тельцу и поклонялся ему, пока Моисей отсутствовал.

— Малый Холокост какой-то.

— Таким образом вбивалась в головы богоизбранного народа легенда о его богоизбранности. Лавров, что-то слышал про Моисея, что-то про Нагорную проповедь Христа. И всё же, какие это заповеди по Лаврову? – усмехнувшись, спросил дед.

— Одиннадцатая заповедь – Не бзди! Не трусь, значит! Двенадцатая – Не пи…! Ну, короче, не болтай глупостей.

— Значит, ты меня подозреваешь в нарушении двенадцатой заповеди по Лаврову?

— А то!

— Когда началась война, сначала на войну брали молодых, потом и за мной пришли. Я говорю военкому, мол, стар я и вера у меня старая – не убий, велит. Он мне отвечает: под трибунал ты всегда успеешь попасть, но я-то знаю, что ты стрелок отменный – зверя бьёшь в глаз, а что фашист не человек, а зверь, ты увидишь сам, когда погонишь фашистов на запад, а бороду, из уважения к твоим годам и твёрдой вере можешь сохранить. Оказался я на месте формирования части, где из-за бороды я получил прозвище – дед, а было мне всего сорок пять, и должность в похоронной команде. Смеялись над моей пышной бородой не зло, правда, мол, в такую бы бороду да пару вошек запустить. А старовер без бороды, что церковь без иконы и грех это. Налоги бешенные, в старину платили, чтобы носить бороду. Правда, предусмотрено, кузнецам, например, из-за близости к огню можно бороду брить, но это всё равно грех, который нужно отмолить. Потом фронт. Работа адская. Сколько тысяч я похоронил и немцев, и русских, и евреев, и узбеков, и многая, и многая. И всем я читал заупокойную молитву. С бородой пришлось расстаться, вошек никто мне не запускал, они сами меня нашли. Земля, грязь, не всегда есть возможность помыться. Рядом со смертью люди привыкают ко всему, но не я. Хороня молодых и здоровых, надежду матерей и человечества я стал восставать против этой несправедливости. «Господи, возьми мою жизнь, но останови эту несправедливость, эту безумную мясорубку» повторял я, кладя земные поклоны. И от этой жизни, от молитв и постов, я, наверное, заболел. Я стал панически, безумно бояться, что следующий мертвяк – это мой сын. А сыновья воевали где-то рядом.  И я сказал: «Господи, если это случится, я прокляну тебя!». И вот однажды переворачиваю молодого, здорового убиенного – вижу, что это Пётр, мой Пётр.

—  Папа?

— Мой Пётр. – Неслышно повторил дед. – Я закричал и рухнул прямо на него. И вижу, что я поднимаюсь над полем, вижу сверху себя лежащего на груди трупа, потом меня куда-то втягивает, и я лечу, лечу и кричу:

— Господи, иже еси на небеси – я проклинаю тебя и всех вас, кто развязал эту войну, кто убил и продолжает убивать миллионы ни в чём не повинных людей, кто убил Петра, моего Петра. — И, вдруг из этого вихря, потока я вываливаюсь на коленях в большом ярко освещённом зале и слышу голос:

—  Ты, Иван Краснов, проклял меня? За что?

— За всё то зло, которое переполнило мир, за вражду между народами, за ненависть между людьми, за убитого ими Петра, сына моего единокровного.

Голос мне отвечает:

— Я дух, Я всё, Я везде, Я Бог. Это легенда, миф, сказка, что Бог создал человека. Человек создал Бога и проклясть меня невозможно потому, что не люди нужны Богу, а Бог нужен людям.

— Но кто ответит за эту бойню на всей Земле?

— Бог не знает ни рас, ни наций, ни религий, ибо Бог един и в сердце каждого кто способен мыслить, и имя ему Любовь. Ложь и алчность, ненависть и страх, блуд и чревоугодие, хитрость и лукавство, тщеславие и уныние и тысячи других пороков — это не пороки Бога, это пороки людей. Когда сумма человеческих пороков превысит Любовь – тогда боги бессильны и катастрофа неизбежна.

— Да, наверное, мы, ведомые вождями, переполненными пороками гордости и тщеславия, алчности, лжи и злобы отвернулись от Бога и сами предались порокам. Как вернуть твою Любовь?

— Бог любит каждого, но, если ты любишь Бога – твори добро, живи в чистоте и радости, стань здоровым и богатым – и щедрому воздастся.

— С чего начать?

— Полюби себя, возлюби ближнего своего, как самого себя, ибо Любовь есть Бог, и правит миром.

— Но мир так велик и как мне, малому, достучаться до небес?

— Твоя Любовь и твоя Совесть – твой Бог. Твой Бог всегда с тобой.

— Да, мой мир это всегда гармония моей Любви и Совести, но как мне, песчинке в океане бытия, найти себя?

— Живи здесь и сейчас. Ты – пламя свечи в храме Вечности. Ты – мгновение  на шкале Времени, будь достоин своего времени и помни – всё проходит.

— Как это жить здесь и сейчас?

— Не навреди. Не убивай, не кради, не прелюбодействуй и сотни других Не, смысл которых – Не навреди.

— Это всё Не. Ты же зовёшь творить добро, а, значит, зовёшь к действию, к борьбе. Как мне, неразумному, избежать соблазнов в этой борьбе, утвердить свою Любовь, не навредив ближнему?

— Богатства мира безграничны, места под Солнцем хватит всем, свобода выбора священна, реализуй себя, не сотворив себе кумира.

— Где же взять силу и смелость мне слабому?

— Каждый – подобие Творца, талантлив и свободен изначально. Раскрой свой талант своему времени и каждому воздастся по делам его.

— Великий и мудрый, как мне прикоснуться к твоей мудрости?

— Верь Учителю своему, пока слаб, став сильным, верь в себя, ибо веруешь, что твоя Совесть – твой Бог. Но единожды солгавший, кто поверит в твою Любовь?

 Свет погас, приём окончен. Господи Боже, прости меня грешного и скудоумного за напраслинную хулу. Отче наш, Боже еси на небеси, да святится имя твое. Слышу, льют воду мне на лицо. Очнулся я.

— Это сын мой Пётр, говорю. Посадили меня, достали солдатскую книжку и читают: Пётр Иванович … Синцов присвоено звание сержант. Смотрю, рост Петра, телосложение Петра, волосы Петра, глаза его, но вижу уже это не мой Пётр!

— Великие слова, неземная мудрость! Как же ты жил с этой мудростью внутри?

— Так вот и живу. А что мне делать было? Брать хоругви и вперёд, нести слово божье немцам? Ведь немцы меня не поймут. Нести его в тыл, особисты к слову божьему глухи, меня тоже не поймут. Так вот и жил, и живу с божьим словом внутри, с твёрдой уверенностью, что не люди нужны Богу, а Бог нужен людям. И живу в ладу с ним до сих пор. Со временем я решил, что это всё мои думы, которые я передумал и которые так чётко и эмоционально сформулировались в момент моего обморока. Но самое удивительное, что в этот день и в этот час в сотне километров от меня в таком же поле истекал кровью, и был на краю смерти, раненый сержант Пётр Иванович Краснов, твой будущий отец.

Помолчали.

— А дальше?

— Выздоровел я после этого, стал спокоен, стал меньше изнурять себя постами и молитвами. Любовь моя со мной, Совесть чиста и, значит, мой Бог всегда со мной.

— Как это, наверное, тяжело нести бремя великой мудрости в одиночку

— Нет, наоборот, мне дошагавшему по трупам до Померании, легко и радостно жить в любви и согласии с собой и с окружающим миром. Это же великое счастье, когда мой мир в согласии со своим Богом – Любвью и Совестью. Быть полезным семье, людям. Помогать внукам обрести себя. И почему это нести бремя мудрости в одиночку? Разве я не учил вас творить добро, жить в чистоте и радости, быть здоровыми, богатыми своим трудом и знаниями, щедрыми. Строить свой мир так, чтобы быть в согласии со своей любовью и со своей совестью? Не чтением нравоучений, а своими делами, своим примером и словом, конечно. И внуки у меня растут замечательные.

— Что же это такое, такие твои ёмкие, ключевые понятия Любовь и Совесть?

— Любовь — это мечта, желание, ставшее целью. Это движущее начало, без неё даже чая не вскипятишь. Любовь — это созидание, стремление к тому ради чего ты пришёл в этот мир: оставить после себя потомство и мир чуточку лучше. Я знаю, ты в прошлый раз мне рассказывал о своём видении мира. У тебя это называется – Дух. Но твой Дух ничем не ограничен, он способен ставить цели за пределами морали. Любовь — это тоже Дух, который способен ставить цели только в рамках, чтобы творить добро, жить в чистоте, нести радость ближним и самому через это обрести радость жизни.

— Самоограничение морали?

— И духовное самовоспитание. А Совесть? Если говорить, по-твоему, Ум ищет пути достижения цели поставленной Любовью, а Совесть высший судия, который должен выбрать то решение, которое не навредит ближнему твоему, а значит, не содержит понятия греха и порока.

— Самоограничение морали. Очень трудное для Ума ограничение.

— Духовное воспитание для чего? Недаром всегда у верующих был духовный отец.

— Духовный пастырь, говоришь. Согрешил – покайся, покаялся – согреши. Ну, с грехами проще – их всего восемь, а пороков то – не меряно! — Усмехнулся Егор

— Для чего тебе ум дан? – вскинулся дед. – Считать, мерить надо. Ведь сказал же мне Господь: когда сумма человеческих пороков превысит Любовь – тогда боги бессильны. Это мы, простые люди, стараемся жить по Любви и по Совести. Вы, образованные, расширяете это до Духа и Ума. Свобода совести для вас уже свобода ума. А для многих это звучит как свобода без совести. Что же это ваш выбор, но помните, что и боги бывают бессильны!

— Когда сумма человеческих пороков превысит Любовь – тогда боги бессильны! Сколько их, богов и цивилизаций рухнуло под натиском человеческих пороков? – Задумчиво спросил себя Егор – Не прост ты дед. Это наша гнилая интеллигенция всё глупее себя ищет. Образ Ивана дурака лепит и колхозничка под него равняет. А ты, дед, у меня Иван умный. И я тебя люблю.

— И я горжусь тобой.

          ***

  Прошли площадь декабриста Батенькова. Вошли в переулок Кононова. Старые двухэтажные дома, с почерневшими стенами с окнами и фронтонами, украшенными затейливой резьбой, были по обе стороны переулка.

— Уржатский переулок прежнее название. Такая красота здесь была, когда эти дома были новенькие. Стояли как резные деревянные шкатулочки. И резной узор нигде не повторялся, на всё хватало ума, мастерства и фантазии. Теперь, наверное, даже денег не хватает, чтобы сохранить потомкам эту красоту.

Они медленно прошли по переулку, любуясь красотой. Красота была не первой свежести, кое-где фронтоны обвалились, и давно не крашенная кипень узорчатых водопадов зияла чёрными дырами.

Затем вернулись на Монастырскую, улицу Крылова.

— Уржатка, слышал я это название, старинное. Наверное, здесь рожь когда-то росла. У ржи, значит, дело было.

— Уржатка, это старинный район, наравне с Песками. Цирк здесь раньше был. Уржаться можно было. – засмеялся дед

— Уржатка, это ржание коней, пасущихся в долине реки.

— Уржатка, это родственное слово к словам урман и урочище. «Что такое урман?» —спросил дед

— Русло ручья, лог, заросший глухим лесом.

— Ур — это ручей на языке тех, кто жил здесь ещё до татар. Они не были похожи на татар и часто были у русских проводниками и передавали названия местности так, как они её называли.

— Куда же они подевались?

— Обрусели, наверное. Зыряновы – фамилию такую встречал?

— Конечно. Обрусели, а в названиях остались. Значит Уржатка это устье ручья Игуменки и реки Ушайки?

Так беседуя, они вошли внутрь обветшалой кирпичной ограды, ограничивающей большое пространство. Украшением этого пространства, заполненного битым кирпичом и развалинами, были руины храма. Жидкие берёзки росли на стенах церкви на высоте обвалившегося купола. Среди этого разгрома и хаоса как-то нелепо, словно вырванное из архитектурного ансамбля, стояло двухэтажное белое здание, в котором, Егор знал, было расположено педагогическое училище. 

— Богородице – Алексеевский мужской монастырь. Точнее его руины. – дед огляделся. Где-то здесь была расположена часовня Феодора Томского. Ага, вот здесь. Здесь был похоронен праведный старец.

Они подошли к большому, грубо сколоченному из еловых горбылей, ящику для мусора. Выброшенные старые учебники, тетради, грязные листы и листочки, исписанные ещё детскими почерками. «Вознёсся выше я главою непокорной александрийского столпа» различил Егор пушкинские строки. А вот и разорванная «Бедная Лиза» Карамзина. Встретились через века!

— Старец Феодор Томский, это Федор Кузьмич? Самодержавный царь Александр I Благословенный, любимый внук Екатерины Великой? Победитель Наполеона и любимец Европы, поротый кнутом за бродяжничество? Это здесь?

Егор с ужасом оглянулся. – Да, так проходит земная слава! Но может ли быть будущее у государства, так глупо и жестоко обошедшегося со своим прошлым, со своей историей?

— Кому много дано с того много и спросится. – ответил дед спокойно. – Я смотрю, государю послабление вышло. Когда воинствующие безбожники крушили церкви, на месте часовни отхожее место оборудовали, чтобы каждый свободный пролетарий мог свободно справить нужду на голову Благословенного императора. Теперь вот ящиком заменили.

— Мёртвые сраму не имуть, но так обращаться с памятью, с историей это глупо, жестоко и недальновидно.

— Согласен. Когда русские войска вышли на границу Российской Империи, фельдмаршал Кутузов считал, что война окончена. От продолжения войны русскими, как всегда, выиграет только Англия. Короли и императоры пусть сами разбираются с Наполеоном и между собой.  Пока Европа будет занята своими войнами, она не будет мешать России решать свои внутренние, нерешённые дела. А таких дел было много. На Старой Смоленской дороге лежали сотни тысяч неубранных трупов. Сотни тысяч крестьян оказались на воинской службе. Поля заросли. Москва в руинах. Казна пуста, страна разорена. Государственное устройство требует реформ. Но Александр повёл войска в Европу, чтобы въехать в Париж и милостиво обещать французам, что он не станет мстить им за сожжённую Москву. «Я слыл в Европе посредственным человеком, посмотрим, что они скажут теперь» — говорил он. И они сказали. Когда Наполеон бежал с острова Эльба и Париж снова оказался в его руках, король, получивший трон из рук русского царя, бежал, оставив у себя в кабинете тайный договор, заключённый им с Англией и Австрией против России. Наполеон послал этот договор Александру I. Только после этого тот понял, насколько его ценят и уважают в Европе. Но это будет потом. А, когда в 1813 году император прискакал в ставку, чтобы проститься с умирающим Кутузовым, он обратился к нему: «Прости меня, Михаил Илларионович…» на, что Кутузов прошептал: «я то Вас прощаю. Простит ли Россия…». Как видишь, Россия не простила.  Кому много дано с того много и  спросится.

— Откуда у тебя такие подробности.

— Ты учишься у своих томских профессоров, а я у своих, новосибирских.

— Я знаю твою любознательность, но откуда у тебя свои профессора?

— Ты же знаешь, когда я еду к Павлу у меня с собой масса бидонов и бидончиков, банок, баночек и мешочков с мёдом, прополисом, пергой, забрусом, маточным молочком, с травами и кореньями, с шишками и почками. Когда я приезжаю, я знаю, что меня уже ждут. Профессора, люди немолодые, у каждого проблемы со здоровьем, с общением, поэтому сидим, общаемся, пьём чаёк с мёдом кто с душицей, кто со смородиновыми почками, а кто с брусникой, черникой, с боярышником или другими лекарственными травами. Кому, какой чаёк на какой диагноз, если я не знаю, мне подскажет Софья Михайловна. Я же пока предпочитаю индийский со слоном.  Пока заварю, пока напреет, пока разольём, говорим, конечно. Говорим о здоровье, о вечном и, конечно, о России, о её прошлом, настоящем и будущем. Со временем образовался определённый круг интересных мне людей.

— Значит, царствование Александра Благословенного вы уже проходили. Может ли быть, что Александр I и праведный старец Федор Кузьмич, одно лицо? Это же, до какого душевного напряжения надо дойти, чтобы бросить всё: абсолютную власть, абсолютную роскошь, обожание, подобострастие и сменить всё это на келью и нищету философа. «Брошу всё, отпущу себе бороду и бродягой пойду по Руси» — это легко говорить крестьянскому парню Серёже, которому, по сути, то и нечего бросать.  А здесь! Слишком велика жертва.

— Про келью и нищету философа ты хорошо сказал. Давай рассмотрим психологический портрет царя Александра, а потом праведного старца и в сравнении сделаем выводы.

— Давай попробуем.

— Александр, как ты сказал, это любимый внук Екатерины II. Многое, что ей, немке, на Руси не нравилось, но, будучи ставленницей русского дворянства и его заложницей, она многое сделала для империи, но не для народа. Она откладывала накопившиеся проблемы для следующих поколений Романовых. Сыну Павлу она не доверяла, а внуку вполне. Для его воспитания пригласила швейцарца, республиканца, противника монархий. Он оказал большое влияние на будущего царя. За два месяца до «смерти» Александр I говорил, что он родился республиканцем и умрёт республиканцем, чтобы про него не говорили. Тогда же он говорил о желании отказаться от власти и жить частным человеком. «Я отслужил 25 лет, и солдату в этот срок дают отставку». Республиканские идеалы юности вплоть до Отечественной войны 1812 года, преследовали молодого царя. —

— Царствование его началось трагически.

— Жертвой заговора стал его отец. Сын знал о заговоре и просил не применять насилия к отцу, но Павел был убит. Павел, наверное, сам подписал себе приговор. Незадолго до этого он отдал приказ атаману Платову с казаками идти через Среднюю Азию на завоевание британской Индии. Сумасброд, конечно. Но так английский посол через подконтрольных ему масонов, отменил приказ о завоевании казаками Индии. Александр же грех отцеубийства пронёс через всю жизнь.

 Удачей молодого царя была встреча со Сперанским, сыном священника, «поповича», сделавшего в царствование Александра I головокружительную карьеру. Пользуясь вольнодумством молодого царя, он писал ему: «Я нахожу в России два состояния: рабы государевы и рабы помещичьи. Первые называются свободными только в отношении ко вторым, действительно же свободных людей в России нет, кроме нищих и философов …Хотите уменьшить в государстве число рабов и деспотов; начните с себя – введите закон на место произвола. Утвердите политическую свободу. Желать, чтоб государство было составлено из рабов — есть желать невозможного»

— Смело! За такие дерзкие слова или казнили или ссылали

— Нет, не казнили и не сослали, а сделали Государственным секретарём, вторым лицом в государстве после императора. Поручили разработать конституцию, где Россия была бы названа конституционной монархией и существовала бы, наверное, по сей день. Император вместе со Сперанским обсуждали основные положения будущей Конституции. Конституция, которая опередила время, была подготовлена, намечены сроки её ввода. Но слухи о грядущих преобразованиях перепугали «рабов государевых» тем, что они лишатся «рабов помещичьих». Сложились партии, которые вели активную дискредитацию Сперанского. Особенно активен был писатель Карамзин, который через сестру царя, обратился к царю: «Россия основалась победами и единовластием, гибла от разновластия, а спаслась мудрым самодержавием. Сей завет есть основание Твоей власти, иной не имеешь: можешь всё, но не можешь законно ограничить её». И накануне вторжения Наполеона удалось свергнуть «поповича», дискредитировать его перед царём, обвинив госсекретаря в потворстве французам. В тот же вечер он, «правая рука» императора, был выслан из Петербурга и многие годы провёл в Перми. Конституция была забыта, а после взятия Парижа изменился и сам император, предав идеалы юности, поверив в «мудрость самодержавия».

— Такой красавец блондин, умный с доброю душою, обходительный, наверное, он должен быть счастлив в любви.

— Екатерина II женила Александра, когда ему исполнилось всего шестнадцать лет. Его невеста, принцесса Баденская Луиза, была голубоглазой красавицей. Став женой наследника престола, она получила православное имя — Елизавета Алексеевна. Она родила ему дочь, которая умерла в младенчестве. Александр увлекся польской красавицей княжной Четвертинской. Роман с ней начался еще до женитьбы. Но Екатерина II приказала выдать её замуж за Нарышкина и выслать из Петербурга. Когда она возвратилась ко двору, ее отношения с Александром I возобновились. И тогда царь и его законная жена дали друг другу свободу. От Нарышкиной у Александра было трое детей, все они умерли в детстве. Он не нашел счастья в любви.

Когда императрица заболела, супруги решили уехать на юг в Таганрог, чтобы устроить свою неудавшуюся жизнь вдали от государственных дел. Они поселились в небольшом домике со скромной обстановкой. Александр ухаживал за женой и ее здоровье начало поправляться.

— Блестящий век – балы, мазурки, гусары, эполеты. Но у императора кроме женщин, наверное, много других дел.

— Помимо существовавшего Московского университета при Александре были открыты Дерптский, Виленский, Варшавский, Харьковский, Казанский, Петербургский университеты.

При  Александре велись победоносные войны с Турцией, Персией. У Швеции была завоёвана Финляндия, которой он даровал конституцию. Конституции были даны Польше и Лифляндии. Пытался дать конституцию и Малороссии, но там тоже слишком верили в «мудрость самодержавия». Во внешней политике союзы против Наполеона с Австрией и Пруссией приносили поражения русской армии. Поэтому Александром был задуман «скифский» план ведения войны, на случай вторжения Наполеона в Россию. Скифы заманили непобедимого Дария в глубь своей территории и делали потом с ним, что хотели. Благодаря этому «скифскому» плану из 440 тысяч человек армии вторжения французов и 170 тысяч введённых потом резервов с Наполеоном из России вырвалось всего 40 тысяч человек. Без конницы и артиллерии. Не обошлось и без волнений. Когда Наполеон занял Москву, Александр поседел за одну ночь. Императрица-мать и брат Константин просили, умоляли Александра сложить оружие и согласиться на мир с Наполеоном. Наполеон знал об этом и ждал в Москве, что Александр вступит с ним в переговоры. Однако царь был непримирим и его твёрдость спасла Россию

— Как отблагодарил его французский король, я уже знаю. А вот про его религиозность нет. Ведь он республиканец, в молодости, наверное, и масоном был?

— Александр взошел на престол в результате убийства масонами императора Павла I. «Бедный Александр», – сказал его брат Константин, после гибели отца. Он знал, что Александр этого себе никогда не простит. Бедный Александр пытался отказаться от престола. Тогда масоны пообещали показать ему «рекой пролитую кровь всей царствующей семьи». Александр сдался. Но сознание своей вины, бесконечные упреки самому себе в том, что он не сумел предвидеть трагический исход, тяжелым грузом легло на его совесть, ежеминутно отравляя его жизнь.

С юных лет Александр насмешливо относился к религии. В годы Отечественной войны он впервые прочел Библию. Чтение увлекло его. С этого времени он весь отдался вере.

Начатые было либеральные реформы, постепенно были свернуты. Александр все чаще находил утешение в религии. Позже царь запретил деятельность в России масонских лож и иных тайных обществ. Вместе с тем он был осведомлен о деятельности первых декабристских организаций, но не предпринял никаких мер против их членов, считая, что они разделяют заблуждения его молодости.

Но оставалось главное: искупление. Искупление смертного греха – отцеубийства. Государь стал находить утешение в простых, народных формах веры, искать общения со старцами. Есть основания полагать, что в это время Александр встретился с преподобным Серафимом Саровским.

— Что же мы имеем в сухом остатке? Кто же Вы, Фёдор Кузьмич? Самодержец Александр I, который «может всё, но…»? Спаситель Европы, которую бы лучше не спасал? Строитель новой России, не готовый к упорному труду? Республиканец, закончивший аракчеевщиной? Муж и любовник, потерпевший фиаско? Романтик, ставший мистиком? Вопросов больше, чем ответов. И всё это на фоне самоистязания тонкой, ранимой души, на которой лежит тяжкий груз – грех отцеубийства. И в будущих декабристах он, наверное, видел тех масонов, которые возложили на него этот тяжкий грех. Тяжкий крест, который ему пришлось пронести через всю жизнь. И ожидание. Ожидание, что однажды ночью «верноподданные изверги» придут за ним. «Не мне их судить» — это не только позиция невмешательства, но и обещание побега. Как прошли его последние годы?

— Он много ездил, исколесил всю Россию. За последние два года был в Малороссии, Средней полосе России, Поволжье, на Урале и многих других местах. Ночевать приходилось в поле, в крестьянских избах, в монастырях, где придётся.

— Как сказал Пушкин: «Всю жизнь провёл в дороге и умер в Таганроге». Вживался в образ и готовил побег?

— В сентябре Александр выехал из Петербурга в Таганрог. Новороссийский генерал-губернатор Воронцов уговорил его посмотреть Крым. Там он посетил монастырь. С утра был теплый день, и он выехал в одном мундире. Но к вечеру поднялся холодный порывистый ветер, и царь приехал в Севастополь продрогший, его лихорадило. С этого началось его недомогание. Первое время он не хотел лечиться и переносил болезнь на ногах. Александр день и ночь проводил в седле и вернулся в Таганрог в сильной горячке. Его силы быстро таяли и, несмотря на все усилия врачей и заботу царицы, Его Величество Александр I скончался 19 ноября 1825 года. Он умер в расцвете сил, на 48-м году жизни, до этого никогда ничем не болея. Причиною смерти была объявлена холера. Между тем, в протоколе описания тела царя было сказано, что спина его и ягодицы багрово-сизо-красные, что странно для изнеженного тела самодержца. Существует также предание, что ранним утром 18 ноября 1825 года, за день до смерти Александра, часовой у дома, в котором размещался император, видел человека высокого роста, пробиравшегося вдоль стены. По уверению часового это был сам царь. Он доложил об этом начальнику караула, на что тот возразил: «Ты с ума сошел, наш император лежит при смерти!»

— То есть император воспользовался пребыванием в Таганроге и недомоганием, чтобы скрыться, предоставив хоронить чье-то тело?

— Незадолго до официальной даты своей кончины государь посетил военный лазарет. Может быть, там он нашел умирающего, внешне похожего на него, который на время занял его место в гробу, и был похоронен неизвестно где.

У императора был камер-казак, всюду сопровождавший его с 1812 года. Приехал он с императором и в Таганрог. Оттуда его отпустили в короткий отпуск в родную станицу на Дон, и в его отсутствие император «умер». А когда казак вернулся в Таганрог и пожелал проститься с покойным, к гробу его не подпустили. Звали этого казака… Федор Кузьмич!

В 1921 году саркофаги членов царской фамилии были вскрыты большевиками в поисках сокровищ. Все останки лежали на своих местах, и лишь прах Александра I отсутствовал.

— Бедный Александр! Но как уйти в мир, исчезнуть, раствориться без документов в полицейском государстве, среди всеобщего рабства, где «свободны только нищие и философы», не имея ни навыков крестьянского труда, ни гражданской профессии достаточной хоть как-то прокормить?

— Бедный Александр! Он как-то писал графу Кочубею: «Придворная жизнь не для меня создана. Я всякий раз страдаю, когда должен являться на придворную сцену, и кровь портится во мне при виде низостей, совершаемых на каждом шагу для получения внешних отличий, не стоящих в моих глазах медного гроша. Я чувствую себя несчастным в обществе таких людей, которых не желал бы иметь у себя и лакеями, а между тем они занимают здесь высшие места». Он был одинок, а вокруг блестящая праздность и интриги. Он мечтал ограничить монархию, но встречал жесткий отпор и непонимание современников. Он мечтал о тишине, о частной жизни, о «домике на Рейне», а нашёл эту тишину лишь в келье в Сибири.

— Основой любого государства является общественный договор между властью и народом. В самодержавном государстве бесправный народ насильственно отстранён от участия в договоре. Верховная власть, сеятель конституций и покоритель Европы, государь император, самодержец, «который может всё», и который остро чувствовал эту несправедливость, сбежал после неуверенной и неудачной попытки устранить эту несправедливость, Самоустранился от выполнения общественного договора, бегая по России больше десяти лет в поисках тишины и подходящей кельи. Но за всё это время Россия особенно то и не почувствовала отсутствия верховной власти. И возникает вопрос, кто же тогда самый главный в этом государстве? Единственный участник общественного договора, который всегда сам с собой и договаривается?

— Как повелось исстари думные дьяки, начальники департаментов, министры – чиновники, паразитирующие на бесправии народа, как клопы в диване, жизненно заинтересованные в сохранении этой несправедливости, и не желающие перемен.

— Удивительная страна Россия! Меняются царства, государства, но клоп-чиновник, не желающий перемен, способный только сосать кровушку народную и не желающий противостоять вызовам времени – это, к сожалению, навсегда! И ничто на них не действует! Ни казни Ивана Грозного, ни репрессии Сталина, ни сатира Маяковского. А что было дальше?

— В конце 1825 года в Саровскую обитель прибыл неизвестный человек средних лет. Его исповедовал сам преподобный Серафим, и вновь прибывший был принят в монастырь под начало преподобного как послушник по имени Фёдор. Его происхождение и прошлое остались известными только преподобному.

Немногие посвященные свято хранили тайну: каждый понимал, что приоткрыть её, значит закончить жизнь в казематах Шлиссельбурга. У всех было ещё свежо в памяти 14-е декабря, и малейший слух, способный посеять сомнение в правах императора Николая на престол, был бы истреблен в самом зародыше. Императрица Елизавета умерла. Новый государь наложил руку на её письма и дневники, прочитал их и собственноручно сжег в камине.

Но прошло немного времени, и в Саровскую обитель, отстоявшую от Петербурга на тысячу двести верст, внезапно пожаловал сам государь император. После торжественной службы и трапезы государь удалился в келью настоятеля. И там, в продолжение трех часов, длилась беседа Серафима Саровского, Николая I и того, кто теперь трудился в Сарове под смиренным именем послушника Фёдора.

Государь вернулся в Петербург, и самодержавие продолжило стремить империю к пропасти.

— Молодой энергичный император активно включился в управление страной. Самодержец, он «мог всё». Но единственно на что его хватило это нарядить чиновников в мундиры, чтобы каждый из них знал своё место. Бесправный народ по-прежнему был лишён инициативы. Русский Левша подковывал блох, а русский солдат по-прежнему чистил ружья кирпичом, тогда как «аглицкие мастера» уже делали нарезное оружие. Что неизбежно привело к поражению в Крымской войне и смерти Николая I. А как император Александр I превратился в Федора Кузьмича?

— Серафим Саровский преставился в 1832 году, а осенью 1836-го к одной из кузниц на окраине города Красноуфимска подъехал верхом бедно, но чисто одетый, высокий человек преклонного возраста. Он просил подковать ему лошадь. Его облик и манера речи показались кузнецу необычными. Задержанный и направленный в городскую тюрьму, он назвался крестьянином Фёдором Кузьмичом, но от дальнейших разъяснений отказался и объявил себя бродягою, не помнящим родства. Его судили за бродяжничество, сослали в Сибирь на поселение, предварительно наказав ещё двадцатью ударами плети. Местом поселения была назначена деревня Зерцалы Ачинского уезда Томской губернии, куда он прибыл в марте 1837 года.

— И как он вписался в окружение?

— Самое удивительное как раз в том и состоит, что на протяжении всей жизни Федор Кузьмич вел себя предельно естественно. Ходил по селениям и учил детей грамоте, но поучать, лезть с советами ни к детям, ни к взрослым не пытался. Большого роста, большой силы, голубоглазый старик не воспринимался как бродяга и не вызывал жалости. Поднимал на вилы копну сена и легко ворочал бревнами. Это был добрый и умный богатырь, искупающий старые грехи, и покаяние его было чистое и радостное. Все, что известно о нем, оставляет светлое чувство. С знатными посетителями старец разговаривал на иностранных языках. Все понимали, что он птица высокого полета, спрашивали, не тяготит ли его нынешняя жизнь, полная лишений. Старец улыбался в ответ и говорил примерно так:

— Я сейчас свободен, независим, покоен. Прежде нужно было заботиться о том, чтобы не вызывать зависти, скорбеть о том, что друзья меня обманывают, и о многом другом. Теперь же мне нечего терять, кроме того, что всегда останется при мне. Вы не понимаете, какое счастье в этой свободе духа.

Он испытывал нежность к детям, особенно к девочкам. Так, живя, на пасеке крестьянина Латышева, он боготворил его маленькую дочку, а позднее, оказывал покровительство сироте Александре, которая познакомилась со старцем, когда ей было всего 12 лет, и оставалась его преданным другом долгие годы. Это может быть случайностью, но надо помнить о трагических потерях Александра, который хоронил своих малолетних дочерей от императрицы и от Нарышкиной.

Есть сведения о том, что он получал информацию о положении дел в России. Среди его корреспондентов значился барон Остен-Сакен, живший в Кременчуге. Однажды, еще в пору девичества, любимица старца Саша сказала ему, что ей очень хотелось бы увидеть царя, имея в виду Николая Первого. Старец задумался и отправил ее в Почаевский монастырь, наказав там найти добрую графиню-паломницу. В обители ей указали на графиню Остен-Сакен, у которой Саша прожила несколько месяцев. Здесь сбылась ее мечта – она увидела царя и даже познакомилась с ним. Николай Павлович был с девушкой ласков, расспрашивал её о крестьянской жизни, о религии, о старце.

Но что самое интересное — вернувшись, Саша сказала старцу:

— Батюшка Федор Кузьмич, как вы на императора Александра похожи!

Старец изменился в лице, нахмурился и спросил, кто научил ее это сказать. Девушка испугалась. Ответила, что никто ее не учил, просто она видела портрет царя Александра у Остен-Сакенов. И мало того, что покойный государь лицом со старцем схож, но и руку так же любит держать. Федор Кузьмич встал и вышел из комнаты.

Когда пришло известие о смерти Николая Первого, Федор Кузьмич отслужил панихиду и долго, истово, со слезами молился.

В 1857 году старец познакомился с состоятельным томским купцом Хромовым, который предложил ему переехать в Томск, где специально для него выстроил в четырех верстах от города келью. Федор Кузьмич умер 20 января 1864 года в возрасте 87 лет, и был погребен на территории Томского Богородице-Алексеевского мужского монастыря.

Как писал устроитель Томского университета, профессор Флоринский: «На кладбище при Алексеевском монастыре есть одна любопытная могила. Над нею стоит простой деревянный крест, обвешанный венками из живых цветов. Свежими цветами покрыт и могильный холмик. На кресте, выкрашенном масляною краскою, находится следующая надпись: «Здесь погребено тело великаго благословеннаго старца Феодора Кузьмича. Скончался 1864 г. 20 января». На нижней перекладине восьмиконечного креста написаны тою же краскою литеры: «Е. И. В. А. I» — Его Императорское Величество Александр I. Крест и надпись поставлены томским купцом Хромовым, благоговеющим пред этою могилою. Им же и многими другими поклонниками приносятся на могилу свежие цветы». После посещения Николая II над могилой поставили часовню.

— Имеем портреты Александра I и Федора Кузьмича. Пришло время сравнить, подвести итоги. Ответить на вопрос: «Кто же Вы Федор Кузьмич?»

— Я, думаю, что Федор Кузьмич это «Е. И. В. А. I» Его Императорское Величество Александр I. Доказательства?

Во-первых, старец отличался большой добротой, отзывчивостью, охотно шел на помощь людям, отличался теми же чертами, которые выделяли в бытность и Александра I. Был он, безусловно, человек очень образованный, воспитанный, прекрасно осведомленный в вопросах государственных, исторических, особенно, что касается эпохи Александра I, знал языки, прежде носил военный мундир, бывал при дворе, хорошо знал петербургскую жизнь, нравы высшего общества.

Во-вторых, он добровольно принял на себя обет молчания относительно собственной личности. Он удалился от мира в целях искупления какого-то тяжкого греха, мучившего его всю жизнь. Наружность, рост, возраст, глухота на одно ухо, манера держать руки на бедрах или одну за поясом, привычка говорить стоя спиной к свету – указывает на сходство Федора Кузьмича с Александром I.

  Есть и другие доказательства. Христианским государям не ставят прижизненных статуй. Обычно царям ставили конные памятники, так что и ему полагался бы конный, с барельефами — Бородино, Лейпциг, Париж. Но на Александровской колонне, которую установил Николай I в честь брата, изображен ангел, несущий крест и двуглавые орлы без корон, что аллегорически указывало на добровольный отказ от власти. Разорванные цепи — символ освобождения.

— Но почему, жизнь обошлась с ним так сурово?

— «Каждый подобие Творца, талантлив и свободен изначально. Раскрой свой талант своему времени и каждому воздастся по делам его.». Он был талантлив, свободен, наделён неограниченной властью по праву рождения. Время возложило на него обязанность раскрыть свой талант и сделать других талантливыми и свободными. Он или не смог или не захотел, сделать этого, и ему воздалось по делам его.

— Интересное сравнение получается! Два истовых богомольца, всесильных наместников Бога на земле, – царь Алексей Тишайший и император Александр Благословенный, оба в своих молитвах просили процветания для своей страны. Но боги были бессильны им помочь. Почему?

— Каждый подобие Творца, талантлив и свободен изначально. Но чиновники, церковь и крупные землевладельцы, ведомые пороками алчности и стяжательства, отняли у народа то, что принадлежит ему изначально – свободу, талант, честь и достоинство, сделав всех рабами и холопами. И сумма их пороков превысила любовь к ближнему своему. «Бог любит каждого, но если ты любишь Бога – твори добро, живи в чистоте и радости». Какое добро творил Алексей Михайлович, одной рукой крестясь, другой отнимая свободу, делая крестьян рабами? Какое добро сотворил Александр Павлович, с юности сознавая нелепость, крепостного права, пагубность рабства для страны, устранившись от введения конституции и, сбежав от решения проблем в келью?

— Ты его не прощаешь? Но ведь это был добрый человек, и он искупил свои грехи праведной жизнью

— Перед Богом, может быть, но не перед людьми. Трагическая фигура, что ни говори. Но, помнишь, как ответил ему Кутузов на просьбу о прощении: «я-то Вас прощаю. Простит ли Россия…». Как видишь, Россия не простила.  Кому много дано с того много и спросится. У России был шанс – Александр I. Этот шанс не сработал. И Россия после него, скованная абсолютизмом и крепостным правом, связанная духовными путами церкви, обслуживающей самодержавие, не могла свободно развиваться. Лишенная возможности выбора, она двинулась по пути насилия, бунтов, заговоров, революций и террора. А ведь не предай он идеалы юности, исполни своё предназначение перед своим временем, народом, предназначение о котором он имел чёткое представление, прояви твёрдость и характер, какой он проявил в борьбе с Наполеоном, реализуй реформы Сперанского, сделай после себя мир чуточку лучше, жили бы мы с тобой в совсем другой России. И Александром Освободителем звали бы не Александра II, а Александра I. И не мы бы равнялись на Европу, а Европа бы равнялась на нас. А теперь, лежит он там, в дерьме, которое сам заварил, и сверху ящик, а мы тут в дерьме маемся.

— Ну, почему в дерьме маемся? Вокруг меня хорошие люди. И я вполне доволен.

— Ты молод и этим счастлив. И я рад за тебя. Но для тебя пусть это будет примером как не надо строить свою жизнь.

— А как надо?

— «Живи здесь и сейчас. Ты – пламя свечи в храме Вечности. Ты – мгновение на шкале времени, будь достоин своего времени и помни – всё проходит». Надо понять своё время, надо найти своё место, своё предназначение. И вперёд! Без остатка отдать себя благородной цели. Без сомнений и колебаний раскрыть свой талант своему времени и пусть каждому воздастся по делам его. 

— Ты юности прекрасную мечту Не разменяй на мерзости порока. Храни её святую чистоту, Как чистоту судьбы истока?

— Прекрасно сказано! Не только храни, но и действуй: твори добро, живи в чистоте и радости, стань здоровым и богатым, и щедрым. Но, кажется, пора домой.

Смеркалось. Пора было возвращаться домой

                                        *  *  *

Вечером, перед первомайским праздником,  в подвальной части студенческого общежития, где наряду с хозблоком общежития размешался клуб аквалангистов, была суета. Готовились к походу на городской слёт туристов. Поезд уходил поздно вечером, основная масса желающих принять участие в слёте должна была придти на вокзал, а здесь организационное ядро клуба и некоторые новички, должны были взять экспедиционное оборудование: инструмент, палатки, запас продуктов и прочее. Когда всё было загружено в рюкзаки, и Вадим, с присущей ему ненавязчивой деловитой основательностью, вспоминал, чего же они ещё забыли, Егор обратил внимание на старые, списанные унитазы, стоящие вдоль стены. Переглянувшись с Вадимом, он выбрал более-менее целый и, разгрузив рюкзак новичка Виктора, они загрузили туда этот спецгруз, тщательно обмотав его тряпкой, палаткой, спальником и личными вещами Виктора. Общественный груз перераспределили по другим рюкзакам. В ожидании эмоций пострадавшего и потехи окружающих, подобная глупая шутка с кирпичами, была довольно широко распространена в туристических кругах, но Вадим и Егор не хотели так шутить с Виктором. На вокзале был шум и гам и тарарам. Сотни туристов с рюкзаками плотной толпой заполнили перрон. Десятки ВУЗовских, заводских и других туристических секций принимали участие в ставшем традицией слёте. На вокзале Егор встретился с Еленой и Холиным, тоже пожелавшими принять участие в слёте. Подали состав, и изумлённые кондукторы, после бурных дебатов, были поставлены перед фактом молча фиксировать мировые рекорды по числу зайцев, набившихся в один вагон.

— Уж эти студенты! – в конце концов, махнули они рукой и потребовали плату за проезд хоть песнями. А это всегда, пожалуйста! Этого добра у нас много, на всех хватит! И весёлый поющий поезд, звеня десятками гитар, сверкая окнами, громыхая и пыхтя, ушёл в ночь.

На станцию назначения прибыли в темноте. Быстро сориентировались, построились и двинулись в место сбора, отмеченное на карте. Бедные деревенские собаки, никогда не видевшие таких массовых первомайских демонстраций, неистово лаяли, вырываясь из шкур. Испуганные жители, никогда не видевшие такого десанта в ночи, тревожно жались к окнам плюща носы о стёкла. Взволнованные, полуодетые мужики выходили к воротам, пытаясь узнать, что же случилось.

—  Как! Вы ещё не знаете?

—  Мериканцы? Вакуация? — тревожно спрашивали они. — По радио ничего не говорят.

—  Значит, вы ещё не знаете!…. Как? …Вы ещё не знаете?…. Нет! Не может быть!… Они ещё ничего не знают!…

—  Война???

—  Весна!!! 

Уж эти студенты! И, махнув рукой, мужики, подобно весенним скворцам, летели домой, чтобы сообщить эту радостную весть домочадцам.

Пройти надо было километров восемь. Идти надо было в темпе и, чтобы никто не потерялся в ночи, Вадим стал во главе отряда, а наиболее опытных и сильных, в том числе и Егора поставил замыкающими. Серп луны тускло освещал путь. Вошли в лес, и стало немного светлее потому, что в лесу лежал снег. Егор, Елена и Холин шли группой, и Егор слышал, что Холин что-то бормочет.

— Ты, что там бормочешь?

— Из Гете, Фауста читаю. Ведь сегодня ночь на первое мая, а в этот день и в этот час вся нечисть Европы также натужно пыхтя, карабкается на вершину горы Броккен, чтобы принять участие шабаше.

— Большое спасибо за аналогию

— Из Фауста слова не выкинешь. Радует, что ведьмочки приличные собрались. – галантно улыбнулся Холин Елене.

В этот момент раздался вопль, плавно переходящий в мат. Это Виктор, пытаясь отцентрировать загрузку рюкзака, обнаружил там спецгруз. Думая, что это насмешка, он вытащил чудо сантехники и спустил его под откос в лог. Оно уже набирало скорость, когда Егор в отчаянном прыжке успел перехватить ускользающее чудо. Сказав, что приказы не обсуждаются, а выполняются, а это приказ Вадима, они снова упаковали спецгруз и пошли вперёд.

До места добрались во втором часу ночи. В темноте наломали лапника, бросили его на притоптанный снег и при свете редких электрических фонариков, быстро поставили палатки. Через полчаса лагерь затих. Рано утром Егор, прихватив приготовленный загодя топор и стараясь не тревожить сладко спящих, вылез из палатки, чтобы организовать кострище для приготовления завтрака. Он выбрал место для костра, вырубил и установил рогатины. На стук топора из палаток стали вылезать другие туристы. Быстро нашли вёдра, продукты, организовали доставку воды, сушняка. Загорелся огонь, зазвучала гитара, лагерь обрёл своё название и зажил своей жизнью.

 После завтрака Егор с Еленой решили пойти погулять по весеннему лесу и заодно познакомиться с географией и оценить масштабы выросшего за ночь поселения. Порядка полутораста разноцветных палаток отдельными лагерями хаотично и живописно расположились в весеннем пихтово-берёзовом лесу. На южных склонах гор, где снег уже сошёл, редкие поляны были фиолетовыми от множества сибирских орхидей – кандыков, с редкими вкраплениями солнечных цветков мать-и-мачехи. Множество народа – бывалых туристов и живописно одетых под туристов новичков, переходило из лагеря в лагерь, искали знакомых, знакомств, и просто так – мир посмотреть и себя показать. Горели костры, звучали шутки, смех, гремели взрывы хохота, песни, гитары, песни под гитару. Хорошо быть молодым в весеннем лесу! Да, ещё если любимая рядом! Хорошо уйти в отрыв на эти два дня майских праздников от забот, проблем, жить под весенним солнцем весёлой, жизнерадостной, растительной жизнью – петь, смеяться, хохотать умным и не очень умным шуткам. Егор был благодарен основателям этой традиции и с первого курса принимал активное участие в этом празднике молодости и весны. Кто-то называл это слётом туристов, кто-то фестивалем бардовской песни, а кто-то праздником дураков, и все были правы. Но впервые Егор принимал участие в этом празднике жизни со своей девушкой. И это было замечено. Когда Елена увидела свою подругу, и подошла к ней, Егор остался её ждать, он заметил, что за ним наблюдает Лавров известный бабник, балагур и циник.  Егор не знал, кто он, в действительности, этот Лавров, бабник-теоретик, циник поневоле или, на самом деле, бабник и циник. А, что он был балагур, это было точно и поэтому при встречах, им постоянно приходилось пикироваться. Нельзя сказать, что Егор, в этот отпуск своей души, был рад общаться с циником, но делать было нечего, и он приветствовал подошедшего Лаврова.

— Наконец-то Егор спустился с гор на грешную землю. – одобрительно заметил Лавров. Пришло, видно, время мальчику придти из школы и сказать родителям: «Вы тут сидите и не знаете, что пися х… называется.»

— Где уж нам, ходокам, до тебя. Ты, наверняка, и сапоги бордовые одел, под цвет губной помады, чтоб все думали, что ты только, что по бабам ходил. Но здесь в лесу, я думаю, ты не найдёшь женщин боевой бордовой раскраски, гармонирующей с твоими сапогами.

— Может быть и так. – согласился Лавров, внимательно рассматривая Елену, как знатоки рассматривают породистую лошадь. – Но студент всегда должен помнить истину: Ученье – свет, а в яйцах сила!

— Сам придумал? – удивился Егор

— Нет, поэт Барков, современник и сподвижник Ломоносова по-современному, великому и могучему русскому языку. — Он начал читать Луку Мудищева. Правда, современное звучание языка? Не в пример славянизмам Державина, да и Ломоносова.

— Да, начало, как у «Сказки о царе Салтане». Я всегда считал, что Пушкин основоположник современного, великого и могучего.

— Но если учесть, что Лука написан лет на пятьдесят-семьдесят раньше «Сказки о царе Салтане», то.. – Лавров снова оглянулся на Елену. – Красивая лошадка! Не боишься, что уведу?

— Нет.

— Почему?

— Самовлюблённый не может быть соперником.

— Сам придумал? – удивился Лавров.

— Нет, Цицерон.

— Ну, если Цицерон, а то я хотел обидеться. – рассмеялся Лавров и в знак признательности выгреб из кармана и подал ему, как угощают семечками, полную ладонь пакетиков презервативов – Рекомендую, снимают множество проблем. Тут меня одна дама надолго снабдила.

— Не проколотые? – деловито осведомился Егор.

— Обижаешь, начальник.

— Цитирую. 

— И кого же на этот раз?

— Того, кто достоин, чтобы его разобрали на цитаты.

— И никогда не собирали бы вновь?

— Сидит Ленин пишет статью в газету «Правда». Подходит к нему комендант Кремля и говорит: «Владимир Ильич, презервативы привезли».  Тот ему отвечает: «Детям, детям, всё детям!». Комендант: «презервативы же…»  «Я сказал, всё детям! Ах.. пгезервативы … Десять железному Феликсу, один мне, остальные пгоколоть и выдать пгоститутке Тгоцкому.»

Посмеялись.

Подошла Елена и они пошли к лагерю альпинистов, который был украшен самодельным непальским флагом и красочной вывеской из простыни «Граждане Непала». Альпинисты, увидев Егора, приветливо загудели, обступили и стали агитировать их подписать петицию к королю Непала Бирендре II, с воззванием признать за альпинистами мира право свободного восхождения на гималайские восьмитысячники.  Для этого надо было признать за альпинистами всех стран непальское гражданство. А сделать это просто: надо в конституцию Непала внести статью, где чёрным по белому было бы записано, что гражданином Непала является каждый, кто сделан не пальцем и не палкой.

Егор, в принципе, был согласен с постановкой вопроса, но петицию подписывать отказался, утверждая, что для того, чтобы эта статья звучала в нужном контексте, конституция эта должна быть на русском языке, что чревато непредсказуемыми последствиями. А ему и союзных республик вполне хватает.

Когда они вернулись в лагерь, то нашли его изменившимся. Снег был обтоптан по периметру лагеря, дрова заготовлены, палатки стояли подтянутые. У костра под звуки гитар, начинал готовиться обед, пели бардовские и туристические песни. Была установлена отдельная палатка, у входа в которую стояла стража с деревянными веслоподобными секирами и, создавая интригу, отгоняла всех любопытных, объясняя – Уникель не любит суеты, Великий Уникель отдыхает. Уникель, Великий Уникель, Могучий Уникель, Мудрый Уникель, эти слова витали в воздухе. За время их отсутствия была посеяна тайна, развита интрига, был создан культ Уникеля. Всех, кто пытался подсмотреть, кто такой этот таинственный Уникель, отлавливали и безжалостно пороли заготовленными заранее розгами. Слух о таинственном Уникеле аквалангистов прокатился по всему лагерю. Интрига возрастала, поток любопытных тоже рос, и стража не бездействовала. Палачи с театральной жестокостью пороли шпионов и лазутчиков, не переставая. Те истошно вопили, дурашливо моля о пощаде. Из соседней палатки время от времени раздавались взрывы хохота, там коллективно писалась поэма об Уникеле. Вадим объяснил, что вечером будет торжественный костёр и Леший, распорядитель слёта, будет принимать рапорты и подарки от участников слёта. Унитаз наш подарок Лешему и, как символ цивилизации, будет предан огню, поэтому и создаётся легенда об уникальности таинственного Уникеля. Стража расступилась, разрешив Егору и Елене заглянуть в палатку. Там на еловом чурбачке отчищенный до блеска, весь в венках из весенних цветов, декорированный зелёным лапником одиноко стоял бледный унитаз – бедный шут, назначенный императором империи Цивилизация, со звучным именем Великий Уникель. Чудо цивилизации, приговорённое к смерти за её грехи, через сожжение в этом весёлом, заколдованном весеннем лесу.

После обеда, Егор взял свободные вёдра и  Елена, как нитка за иголкой, пошла с ним за берёзовым соком. Внизу, в логу, где, гремя вешними водами, протекал ручей, на его южном берегу росли несколько мощных берёз. Тонким буравчиком он просверлил берёзовый ствол и вставил в отверстия заготовленные трубочки и сок тонкими струйками потёк в подставленное ведро. Ту же операцию они провели с соседней берёзой.

— Теперь мы на час-другой свободны. Поищем подножного корма, места должны быть богаты колбой.

В ярких лучах весеннего солнца, по ковру из весенних орхидей, взявшись за руки, они прошли вдоль склона оврага и, действительно, наткнулись на полянку, которая, как щётка щетиной, была усыпана зелёными молодыми побегами черемши- колбы..

— О! Здесь целый Клондайк, сами мы не управимся, надо будет сходить за помощью, пусть студиозы витаминизируются.

Егор снял штормовку, расстелил её, и они начали собирать колбу. Елена собирала, но не ела зелёных побегов, и Егор тоже не ел медвежьего чеснока, как ещё называлась колба.

— Ты, почему не витаминизируешься? – спросил Егор.

— Я хочу, чтобы ты целовал меня, и не хочу быть бабой пахнущей чесноком.

— Выход один – поцеловаться и нажраться чеснока вместе.

Он притянул к себе Елену, ласково отодвинул каштановую прядь волос, заглянул в зелёные глаза и увидел там любовь. Его сильные тёплые руки приняли обмякшее, послушное тело и губы нашли податливые мягкие тёплые губы. Горячее весеннее солнце горячило тело, холодный весенний ветер студил голову.

— Солнышко ты моё. – прошептал он.

— Чесночок ты мой медвежий, витаминчик ты мой ласковый – нежно прошептала она, прижавшись к нему телом и обняв его за шею, поцеловала в губы, — но у нас остался…, второй пункт программы: …нажраться чеснока вместе… Переходим ко второму…

— Подожди немного. Мне так хорошо с..

— Остановись мгновение, ты прекрасно?… Из-за женщины? ….Я не поверю… Это ведь, Фауст ты мой, дорогой, тоже не для тебя… Но, поверь, мне тоже очень хорошо с тобой.

Они продолжили собирать черемшу, время от времени хрумкая сочные побеги, весело болтая, и руки их, встречаясь в общей работе, старались задержаться, чтобы поделиться теплом и радостью встречи.

Пора было возвращаться. Слили берёзовый сок в одно ведро, получилось чуть больше половины ведра. Попили сладкий берёзовый сок. В освободившееся ведро набрали воды из ручья и с добычей вернулись в лагерь.

После раннего ужина стали готовиться к торжественному костру. Были изготовлены носилки с балдахином, назначены носильщики и арапы с опахалами в свиту Уникеля. Сам Уникель, весь в цветах, был установлен на носилках и закрыт покрывалом так, чтобы одним движением, можно было убрать и покрывало и балдахин. Готова поэма, назначен чтец. Так как костру и вручению подарков предшествовал концерт, был отобран репертуар, в который вошли песни, используемые в походах, новые или наоборот хорошо забытые старые. Причём репертуар был с запасом, чтобы не повторяться потому, что неизвестно, что будут петь те, кто выступает раньше.

Концерт был на центральной поляне. Посреди большой поляны был воздвигнут костёр из сухих деревьев, что-то вроде чума высотой метров семь-восемь заполненного хворостом и сушняком. Рядом с костром была сооружена эстрада, если можно так назвать помост из брёвен. Пока было светло, исполнитель или коллектив пел с «эстрады», а «зал» пел вместе с ним, если песня была знакомой. Редко, но были песни новые, которые знали только исполнители и тогда, по просьбе зрителей, им приходилось диктовать тексты. Атмосфера была тёплая, дружеская, которая бывает у добрых товарищей, ждущих этой встречи целый год. Удивительно, но как мало надо, чтобы объединить, в общем-то, не знакомых людей.

Перед закатом, часов в девять, началось вручение подарков. В основном, это были коряги, в которых кто-то увидел нечто, сделанные из пней топором незатейливые скульптуры и другие самоделки. Тексты вручения были юмористические, с выдумкой и смешили публику. Интрига дня сработала – все ждали таинственного Уникеля. Наконец, выступил чтец, в сопровождении арапов  и носильщиков несущих носилки с надёжно задрапированной тайной, и начал читать поэму о Великом и Мудром Уникеле, который как великий и мудрый друг всех людей, тесно общаясь с человеком каждый день, умножает богатства его души, учит грамоте и гигиене. Заставляет брать в руки прессу и литературу, всегда готов выслушать человека и принять от него всё, самое сокровенное. Смешная поэма с хорошей рифмой, намеренно затянутая, с повторами, вовремя, которых толпа прерывала чтеца криками: – не томи! Но чтеца не легко было сбить, и он продолжал выразительно читать, вовремя, делая паузы, доводя интерес и интригу до апогея. В это время носильщики живописно одетые кто во что горазд, держали носилки с Уникелем высоко поднятыми, а разрисованные углём арапы с чалмами из полотенец и вкладышей для спальников, опахалами сдували с них пылинки. Когда заходящее солнце последним лучом осветили поляну, и очередное отчаянное «не томи-и» достигло уровня экстаза, чтец дёрнул за верёвку, балдахин и покрывало пали, и перед изумлённой публикой предстал во всей своей наготе и беззащитности бледный таинственный Уникель. Зрители на мгновение оцепенели, затаили дыхание от неожиданности, а потом все дружно и разочаровано ахнули! Цивилизация, от которой они убежали на эти два дня за десятки километров от города, настигла их и здесь.

— Смерть! Смерть Уникелю! – подобно неожиданно налетевшему смерчу, яростно и громогласно взревело всё лесное братство, придя в себя от пережитого шока.

— А мне он нравится. – сказал Леший

— Смерть! Смерть Уникелю! – вопила разъярённая толпа.

— Смотрите, как он чист, как он беззащитен перед вами. — давил на жалость Леший.

Но категорическое неприятие того мира, где царят уникели, и в который им придется возвратиться завтра, требовало от суда присяжных единодушного и жестокого вердикта:

— Смерть! Смерть! Смерть!

— Пощадите! Смотрите, как он красив, как он прекрасен и, пожалуй, даже сексуален! Вспомните то, переполняющее вас щемящее чувство, когда вы, забывая обо всём на свете, неслись на свидание с ним! – голос Лешего умоляюще дрогнул. –  Как вы были счастливы, что не опоздали.

Леший добился своего – все добродушно рассмеялись и вроде бы подобрели. Но вердикт остался прежним:

— Смерть! Смерть Уникелю!

— Великий и Мудрый, он учил вас быть оптимистами, верить в себя, когда, оставшись наедине с Уникелем и доверившись ему, вы оставляли за плотно закрытой дверью все мировые проблемы и кризисы, все свои невзгоды и поражения. И, сосредоточившись на себе, вы только укреплялись в своём отчуждении от них, справедливо считая, что они не что иное, как смерчи смыва в унитазе. Так же шумны и скоротечны, так же делают мир и вас только чище.

Леший оглядел сплотившийся в своём единодушии народ, и не дожидаясь вердикта продолжил:

— Император империи Цивилизация, он ежедневно воспитывал в вас индивидуализм, эгоизм, одиночество и отчужденность, главные ценности современной цивилизации, лишь, обладая которыми вы можете быть успешными подданными его империи.

Лесной народ задумался, пытаясь освоить глубину высказанной мысли. Но эти ценности современной цивилизации ему были чужды, и приговор остался прежним:

— Смерть!

— Да, это тот, вокруг которого крутилась вся ваша жизнь. – продолжил уговаривать Леший — Да, это он, которого вы все ещё недавно с дрожью чествовали не простым сниманием шляп, а сниманием штанов, честью, которой удостаивались, кроме него, только ваши любимые женщины! Причём, прошу отметить, счёт всегда был не в пользу любимых женщин. Все, абсолютно все, прекрасные дамы также салютовали ему своими панталончиками, и счёт был всегда не в пользу мужчин! Теперь ваш друг, ваш любимец – ваш пленник, и я прошу пощадить его.

— Смерть! Смерть! – ревела толпа, как чернь на римском форуме, предавшая поверженного гладиатора и требующая его смерти. Минуту назад ещё боготворившая его.

— Ваш бог, ваш император, которому вы приносили дары ежедневно, а то и помногу раз в день! Вспомните те мгновения! То захватывающее вас, трепетное чувство душевного облегчения, глубокого и полного удовлетворения, когда вы, завершая церемонию передачи даров, стояли навытяжку по стойке смирно и с душевным трепетом слушали ревущие фанфары жизнеутверждающей, клокочущей, насыщенной силой и радостью, музыки сливного бачка!

—  Смерть! Смерть! Смерть! – скандировала толпа.

Голос Лешего окреп и возвысился до звучания звонкого металла.

— Неблагодарные! Великий Уникель, как и подобает великому императору, всегда был справедлив, щедр с вами и верно служил вам. Вспомните хотя бы один случай, когда он отказал в великой и в малой нужде, хотя бы одному из вас? Их просто нет! – убеждал народ Леший.

Но мир, в котором они сейчас находились, мир свободы, мир гармонии с природой, мир дружбы и любви, был в полном контрасте с тем миром, в который им нужно будет возвращаться. Миром чуждых идеологий, миром лжи и зависти, миром необходимости подчиняться правилам, начальникам и обстоятельствам. Миром душевного одиночества, где индивиды связаны между собой только необходимостью зарабатывать и потреблять, где правят деньги, где только их благосклонность даёт вам право посещать магазины и приносить свои дары великим уникелям.

— Смерть! Смерть Уникелю! Смерть Уникелю! Смерть! – вопила, жаждущая крови отданного ей на растерзание великого императора, неблагодарная толпа.

— Глас народа – глас божий. – исчерпав свой дар убеждения, обречённо произнёс Леший.

Немного помолчал, приходя в себя, и начал читать приговор:

— «Волею народа и властью данной мне Лесом, за навязывание чуждой нам идеологии, чуждых нам ценностей, за грехи общества, за преступления против свободы личности, гармонии человеческих отношений, принципов любви и человечности, император империи Цивилизация по имени Великий, Мудрый и прочая, и прочая Уникель низложен и приговаривается к высшей мере наказания – к смерти через сожжение».

Переждав одобрительные вопли толпы, помолчал немного и, выдержав паузу, приказал:

— В костёр!

Носильщики и арапы упали на колени перед Лешим, моля о пощаде. Но Леший, сославшись на мнение народа, теперь был твёрд и неумолим:

— В костёр!

 Безутешно рыдая, носильщики сняли Великого Уникеля с носилок, бережно и аккуратно установили его в костёр, потом заботливо перенесли все цветы, венки и украсили лапником. Туда же перенесли носилки. Брёвна бывшей эстрады разбросали по поляне в качестве сидений.

— Огонь – скомандовал Леший.

Костёр запылал с разных сторон. Когда пламя разгорелось Леший спросил: есть ли ещё мужчины в русских селениях, те, что и в горящий чум войдут ради общения с великим другом Уникелем? Тому он дарит свои горные лыжи. Нашлось пятеро смелых. Под шутки, смех, свист и улюлюканье они по очереди вошли в огонь, что-то пробормотав там, выскочили из огня. Но Леший сказал, что общаться с Уникелем, это значит сидеть на нём. Нашёлся смелый, который вошёл в ревущее пламя и присел над Уникелем. Но горные лыжи опять промчались мимо потому, что не оказал достойного уважения Великому Уникелю – штаны не снял. Больше смелых не было.

Гитаристы разбрелись по брёвнышкам, вокруг них собрались группы, и в пляшущем свете костра слёт, фестиваль, праздник и общение, продолжились до глубокой ночи.

Утром лагерь проснулся поздно. Пригородный поезд проходил днём, и надо было собираться, как бы не хотелось остаться ещё. Уже в колонне, Егор спросил Холина:

— Ну, как Вам шабаш?

— Шабаш, наверное, вчера был в городе. Удивительно, но я вчера не видел водки.

— Хочешь посмотреть? – спросил Егор. – она у меня в рюкзаке.

— И ты несёшь её обратно? – удивился Холин

— Отправляясь в поход, я или Вадим всегда имеем с собой бутылку водки, на непредвиденный случай, вдруг кто-то промокнет, замёрзнет. Тогда, как говорится: не пьём, Господи, а лечимся! Можем использовать её в качестве валюты при обмене с аборигенами. А в остальном, сухого закона нет, но, как правило, нам весело и комфортно и без выпивки. Кроме того, мы спортсмены, следим за здоровьем и результатами, и пить нам водку ни к чему. Ну, а вчера, разве не было весело и без водки?

— Конечно, умеющему радоваться жизни, искусственное стимулирование не нужно. Но как научиться постоянно, ощущать пульс и радость этой жизни, чтобы иметь силу воли и самому отказаться от синтетической эрзацрадости?

— На мой взгляд, у желающего выпить всегда низкая самооценка, отсутствует цель, и всегда какой-нибудь душевный разлад: чувство вины, несоответствия чему-то. Поэтому он хочет убежать от этого, и приглашение выпить – предлог к бегству. Но от себя не убежишь. Если бы требовался мой совет, я бы посоветовал ставить перед собой достижимые цели и радоваться их достижению, самоутверждая себя в своей любви хотя бы к самому себе. А, не научившись любить себя, никто никогда не сможет любить другого.

— Как Сара Бернар: — Я без конца ставлю перед собой разные цели, чтобы не дать себе сорваться с цепи.

— Да, слава, наверное, наркотик пострашнее водки.

С поезда сошли и разбрелись, кто куда: кто на автобус, кто на трамвай. Егор посадил Елену на трамвай. Но группа человек тридцать, связанная чувством товарищества, и не желающая его рвать в одночасье, решила идти до общежитий пешком. Шли, пели. Путь пролегал мимо самого красивого здания, построенного за все годы советской власти в старинном Томске. Это было импозантное здание КГБ, известное всем как Кирова 18. При приближении к нему, раздалась команда всем перестроиться в одну шеренгу, и идущие впереди, чеканя шаг, грянули туристическую, походную:

      Тони продал ферму в Алабаме,

      Тони  записался в ФэБээР!

      Он сказал «гуд бай» старушке маме:

      Мигом я слетаю в эСэСэР!

          Не один гектар истопчем кукурузки,

          Тони вам покажет, как Штаты обгонять!

          — Сэр Антонио, как это по-русски?

И мощный хор молодых глоток дружно ответил: — Бога душу мать!

Взлетевшие от громкого и матерного вопля голуби испуганно кружили над головами. Бронзовый чекист Шишков осуждающе пялил бронзовые глаза со своего постамента на это издевательское отношение к «королеве полей», к программе «догнать и перегнать», к обещаниям через двадцать лет построить коммунизм. А идущие друг за другом парни с рюкзаками продолжали:

     ……………………………………………………………………….

     Ниже гнись под тяжестью нагрузки,

     КэГэБэ не сможет нас поймать.

     Сэр Антонио, как это по-русски? 

И снова хор грянул: Бога душу мать! И снова голуби по-обывательски испуганно взмыли вверх.

     Под ногами топкая трясина

     И, наверно, ищут наш десант

     ……….

Ещё совсем недавно был карибский кризис, когда мир был поставлен на грань катастрофы. Командные, волюнтаристские формы управления экономикой, транслировались на идеологию, науку, искусство. Навязанная Хрущёвым кукуруза шагнула за Полярный круг. По-прежнему действовал «железный занавес», глушились БиБиСи и радио «Свобода», дружинники пороли стилягам узкие брюки. Пресса, радио, все средства массовой информации и пропаганды, воспитывали ненависть к «оплоту империализма», ко всему западному, американскому. Но тщетно! Ни страха, ни ненависти не было и в помине. Юмор и анекдоты были ответом на мощное идеологическое давление. Мимо шли прохожие и улыбались. Город любил своих студентов, верил в их десант, всегда был готов его поддержать. А пока, что простить им их шалость, дерзость, и глупость так громко, весело и даже матерно поправшими своими глотками, и ногами топкую трясину тотального страха. Действительно, великий и непобедимый народ, если в гнусное время имеет в запасе, поёт и создаёт полные юмора и скрытого смысла песни.

                                        *  *  *

Сразу после ледохода, после установки понтонного моста через Томь пустынный берег Сенной Курьи оживал. Клуб выезжал на берег. Устанавливался палаточный городок, завозились лодки, проводились погружения и тренировки. На ограниченном замкнутом пространстве курьи появлялись моторки, водные лыжи. Лагерь наполнялся, людьми, деловитой суетой, смехом, гитарным перезвоном, песнями. И беспрерывным комариным звоном. Егор тоже принимал участие в жизни лагеря, изредка оставаясь там ночевать. Но в экзаменационную сессию старался проводить время в библиотеке и дома.

Он жил в татарской слободе, среди сибирских татар, пользовался их уважением и даже авторитетом, который только укрепился в связи с его действиями во время неудавшегося татарского погрома.  Надо рассказать историю возникновения Томска. Местный татарский князь Тоян, устав от междоусобиц и постоянных набегов соплеменников попросил защиты у тобольского воеводы и принял русское подданство. Летом 1604 года, из Тобольска, в земли Тояна прибыли строители с заданием поставить Томский острог. Окружение было не мирным и Тояну пришлось много потрудиться, выполняя союзнические обязательства по защите строителей от набегов других татарских князей. И с тех пор, какие бы орды не осаждали томскую крепость, всегда плечом к плечу вместе сражались томские татары и русские воины. Между собой они сражались только на льду Тоянова озера в честных кулачных боях, стенка на стенку, под рёв многочисленных болельщиков. Режим невмешательства томских воевод во внутренние дела местных племён и посильный ясак, одна шкурка соболя или куницы с мужчины, ничтожный при богатстве тогдашней тайги, вербовали русским царям новых и новых подданных. Выгода от прекращения междоусобиц превышала потерю амбиций удельными князьями и реакция признания власти белого царя принимала цепной характер среди чингисидов, принимавших русских, когда-то входивших в состав монгольской империи, не как завоевателей, а как своих, устанавливающих свою власть по уважаемому ими праву сильнейшего. Вскоре, после основания города, в Томск пожаловало посольство из джунгарского ханства, располагавшегося в нынешнем Западном Китае и Тибете, с просьбой принять их в русское подданство. Поскольку томский воевода, не имел полномочий принять в подданство народ по численности населения сравнимый с населением России, то посольство было перенаправлено в Москву. Время в России было Смутное и в Москве джунгарское посольство приняли польские власти представляющие русского царя Владислава. Юный царь Владислав, будущий польский король Владислав IV Ваза, никогда не жил в России, хотя формально сидел на русском троне. В то время, когда русское ополчение, ведомое князем Пожарским, уже готовилось штурмовать московский Кремль, что польские власти могли посоветовать джунгарам? Это осталось тайной. Но можно предположить, что совет был держаться им от России подальше. И по возвращении посольства из Москвы  почти на полтора века джунгарское ханство, стало основным противником России в освоении Сибири, заставив её построить целую цепь крепостей для защиты от их набегов. Это продолжалось до середины восемнадцатого века, когда китайские войска, вторгшиеся в пределы Джунгарии, вырезали всё её население. В живых остались только калмыки, успевшие откочевать на Волгу. Вторжения джунгар постоянно дестабилизировали обстановку в Западной Сибири, заставляли некоторых колеблющихся татарских и киргизских князей, по обстоятельствам, принимать ту или иную сторону. Так часть енисейских киргизов, ушла в контролируемые джунгарами горы Тянь-Шаня. Но никогда томские татары не предавали однажды добровольно взятых на себя обязательств.

  После Великой Отечественной Войны, когда из армии были демобилизованы миллионы молодых мужчин, не умеющих ничего, кроме как убивать, во всех городах Союза произошёл всплеск преступности. Воры-одиночки и организованные банды днём и ночью грабили прохожих и терроризировали население, врываясь в дома. Не исключением был и Томск. И тогда возникли отряды самообороны, в которых ключевую роль играли пацаны. Их задача была выявить постороннего или посторонних на своей территории, смело завязать с ними драку или шумную перепалку. На поднятый ими шум подтягивались взрослые, и тогда окончательно выяснялось, кто и зачем здесь шляется. Этот процесс был характерен для всех районов и улиц города. Но по мере стабилизации криминальной обстановки, когда милиция начала справляться с ситуацией,  необходимость в самообороне отпала, и все улицы города снова стали доступны прохожим в любое время дня и ночи. Все, кроме Заистока. Поэтому этот район заслужил славу «хулиганского» района. Егора здесь знали, и поэтому он ходил безбоязненно в любое время.

  По неизвестным причинам, тёплыми майскими вечерами, когда в городском саду заиграла музыка, там появились неизвестные молодые люди, кем-то или чем-то обиженные, которые подходили к молодому человеку, пришедшему в городской сад, и задавали ему вопрос: студент? И на гордое – да, а город любил своих студентов и гордился ими, студент получал плюху кулаком по носу, а обидчики исчезали в темноте. Это продолжалось неопределённо долго, пока кто-то не выяснил, что следы обидчиков ведут к пацанам в Заисточье. После очередного нападения, состоявшийся тут же стихийный митинг, постановил идти громить их гнездо завтра же в двенадцать часов, чтобы «задавить гадёнышей в своём логове». Гонцы отправились в студенческие общежития и были поддержаны политехниками, универсалами и медиками. На следующий день пёстрая и смертельно опасная ядовитая змея погрома, в количестве человек около полутораста, вползла по Московскому тракту на улицу Заисточную, и тут же раздался звон разбитых окон. Егор и Холин в это время сидели во дворе, под цветущей черёмухой, и готовились к экзаменам. Подошёл Кемаль и как-то смущённо сказал:

—  Студенты там что-то бузят. – и рассказал о беспорядках чинимых студентами.

Егор отложил конспект и бегом отправился к студентам. Многие из них узнали его и приветствовали, как прибывшую подмогу. Но Егор решительно встал поперёк движения и заорал во весь голос:

— Стоять!

Погромщики, подзуживаемые заводилами, но сами не уверенные в правоте своего чёрного дела, остановились, объясняя Егору свои обиды. Но не все.

—  Я сказал, стоять! Значит, стоять! – заорал Егор и, со сжатыми кулаками, агрессивно бросился в направлении одного из непослушных. Тот быстро спрятался в толпе.

—  Ты, что это?

—  Я здесь живу и я не позволю громить свой дом.

Подошедшие Холин и Кемаль встали рядом с ним плечо к плечу. К ним спешили и другие жители. Один из заводил высокий очкарик, видно, ещё недавно получивший в пятак, и ещё не растерявший свой гнев гневно прокричал:

—  А, что это твоя татарва совсем распоясалась и лупит всех безнаказанно.

— Я знаю многих заисточных хулиганов в лицо и могу сказать, что татар среди них не больше, чем среди вас. А вам будущим руководителям коллективов, состоящих из людей многих национальностей, будет стыдно за своё поведение сейчас.

—  Стыдно не стыдно, когда это будет! А бьют сейчас, и не по национальности, а по морде. – Не унимался очкарик.

—  И если ты не уведёшь своих погромщиков, откуда привёл, то обещаю, что набью её лично я, и прямо сейчас.

—  Мы не знаем, кто эти ваши обидчики, мы можем только предположить. Обещаю, что мы поговорим с ними – сказал Кемаль.

—  Через несколько минут, я думаю, здесь будет милиция, и после этого уже ваши деканаты будут решать быть вам руководителями или не быть. Поэтому, не желая вам зла, предлагаю срочно разойтись. Разбитые стёкла, с вашими извинениями, я вставлю за свой счёт. Кто верит мне и голосует за такую резолюцию, встаньте за моей спиной. – прокричал Егор.

Десятка два-три бывших погромщика присоединились к стоявшим за Егором. И он, повёл свой отряд вперёд, подобно клину, рассекая основную массу. Масса ворчала, высказывала свои  обиды, но не сопротивлялась и вытесненная на обочину сразу стала расходиться. Минут через пять от ядовитой змеи не осталось и следа.

—  Если безобразия не прекратятся, то в следующий раз, мы разнесём ваш гадюшник в клочья. – прокричал очкарик уходя.

Вызванная кем-то и приехавшая, через некоторое время, милиция проехала по улице и не обнаружила никаких волнений и подозрительных скоплений народа. Некоторые пострадавшие сами вставили стёкла, некоторым Егор помог их вставить.

 А нападения на студентов прекратились.

                                        *  *  *

В весеннюю экзаменационную сессию Егор старался договориться с преподавателями, сдать зачёты и экзамены, сразу же после выполнения лабораторных работ и завершения чтения преподавателем курса лекций, чтобы войти в экзаменационную сессию с минимальными временными обременениями. И это ему частично удалось. По такому же плану работал и Холин. И вскоре у них образовались свободные дни, которые они решили использовать для поиска заработка на разгрузке барж. Прошлогодние знакомства не давали о себе знать и Егор с товарищем решили действовать самостоятельно.

С вечера они приготовили еду и рабочую одежду, в которую входили и специальные треугольные подушечки с завязками, при помощи которых мягкие треугольники крепились на плече, чтобы предохранить его от ссадин и мозолей. Егор, имевший уже опыт работы на берегу, провёл с Холиным ознакомительную беседу.

—  В разгружаемом паузке, — сказал он, – около трёхсот кубометров леса, предположительно досок. Пакет из двух-четырёх досок, в зависимости от сечения, общим весом семьдесят-сто килограмм, одна пара грузчиков берёт на плечо и бегом по сходням несёт их на берег, там кладёт его  в штабель и бегом обратно. Одна пара, при условии, что бегом туда и обратно, займёт минуту, может разгрузить за час кубов пять леса, значит за десять часов непрерывного труда кубов пятьдесят, а это, значит, для разгрузки паузка за десять часов потребуются шесть-семь пар грузчиков. Бригадир или «бугор», может набрать и больше, но непременным условием вхождения в команду, будет то, что слабая пара, не выдержавшая темпа работы и сошедшая с дистанции, не получает ничего. Поэтому возьмут любых желающих, кто окажется на берегу, чтобы, выжав из них всё, выбросить из доли. Темп и ритм работы задаёт «бугор» и построен так, что вначале темп спокойный, ритм стабильный. Человек втягивается в этот ритм и рассчитывает свои силы так, чтобы дотянуть до конца. После того, как будет разгружено больше половины и ближе ко дну пойдёт сырая тяжёлая древесина, темп взвинчивается, ритм становится рваным, чтобы сбить дыхание у слабых, уже уставших нетренированных новичков. И случайные слабые звенья цепи начинают сыпаться и уходить к удовлетворению «бугра» и его команды.

Егор посмотрел на Холина.

—  Ты большой, сильный человек, но не тренированный. Поэтому мы должны знать заранее, что мы с тобой в одной связке и мы с тобой слабое звено. И ты вправе сейчас отказаться от этой затеи. Но  даже если согласишься, я оставляю за тобой право, прекратить работу в момент, когда ты почувствуешь, что не в силах продолжить работу. Ты мне друг и я не прощу себе, если ты перегрузишь себя, надорвёшься, посадишь себе сердце. Старайся дышать глубоко и ровно, чередовать фазы нагрузки и расслабления. Старайся нацелить себя на успех. Но, повторяю, если почувствуешь, что нагрузка запредельна, остановись. Переживём. Будет хуже, если ты испортишь свой мотор.

Рано утром, плотно и быстро поев, они вышли из дома и часа через два были на берегу Томи, на Черемошниках в районе лесоперевалки. Плоская равнина, покрытая изумрудной весенней травой, почти у самой воды кончалась небольшим глинистым обрывом и внизу вдоль узкого каменистого пляжа стояли баржи. Их было всего три, на большом удалении друг от друга, и лишь у одной из них было движение. Егор и Холин направились туда, и подошли вовремя, «бугор» кончал формировать команду. Оценивающе осмотрев подошедших, распорядился:

—  Готовьтесь, через двадцать минут начнём

Время было ещё раннее, было прохладное пасмурное утро, но все знали, что скоро всем будет жарко, поэтому все разделись до пояса. На плечо Егор, как большой эполет, приладил подушечку, привязал её, пропустив завязки через обе подмышки, заботливо помог надеть этот защитное приспособление товарищу, проверил надёжность его крепления и огляделся. Они были восьмой парой. Пять пар «береговых», или бичей, от английского слова beech – берег, составлявшие команду «бугра», сидели обособленно. Это были крепкие ребята, может быть профессиональные грузчики, нашедшие время «подкалымить» или спившиеся студенты, ставшие профессиональными грузчиками здесь на берегу. Поэтому слово «бич», кроме значения «береговой» имело ещё значение как сокращение сочетания слов «бывший интеллигентный человек». Две других пары, как и Егор с Холиным, были здесь случайными людьми, очевидно студенты, они даже не имели эполет и использовали для защиты плеч свои майки, сложенные вчетверо и просто положенные на плечо. Бичи были, почти все при эполетах, но некоторые из них, видно позванные неожиданно, по тревоге, также ладили себе на плечи подручные средства. Егор прошёл на судно, осмотрел груз, это были плахи «сороковка». Одна плаха, длиной пять метров, весила около сорока килограмм. Надо будет хватать по две штуки за один заход. Он не спеша, спустился  по сходням, прошёл до места будущего штабеля, считая шаги, и внимательно глядя под ноги, выискивая и устраняя препятствия, которые могут встретиться на пути. Туда и обратно, метров семьдесят, с учётом узких мест, и очередей, где встречаются, мешая друг другу два потока, за минуту, пожалуй, не уложиться – подумал он. Тем более, если пойдёт дождь.

Подошедший «бугор», пришедший с переговоров с работодателем, скептически осмотрел своё голопузое воинство с эполетом на одном плече и, как «бывший интеллигентный человек», пошутил:

—  Господа корнеты, уберите лорнеты, достаньте кларнеты и будьте готовы сыграть мне пьесу для вашего кларнета с моим оркестром. – потом серьёзно добавил —  Тысяча двести, его окончательная цена, по семьдесят пять на рыло. Бывало и лучше, но и это не плохо. Кто не согласен может сейчас отказаться – он сделал паузу, но никто не отказался, все хотели заработать — Условия работы следующие: брать по две плахи, выдерживать заданный темп, не нарушать очерёдность. Пара, нарушившая очерёдность, считается бросившей работу, а бросившие работу, не получают ничего. Через два часа работы – пятиминутный перерыв. Он посмотрел на часы и скомандовал:

—  Начинайте. Александр, командуй, пока я переоденусь.

Александр надел рукавицы и медленно, как бы нехотя, направился к барже. За ним потянулись остальные бичи. Егор с Холиным встали за ними. Александр, так же нехотя подошёл к штабелю на барже, с ненавистью посмотрел на штабель, на доски и, как бы уклоняясь от удара, резко присел, вырвал из штабеля две плахи и рывком положил их себе на  плечо. Напарник, с другого конца штабеля, проделал то же самое, и они бегом побежали к сходням. И круговерть началась. По сходням вбегали на баржу брали из штабеля на плечо две плахи и бегом, по глинистой дороге соединяющей, пляж с берегом бежали вверх, где клали плахи в новый штабель. Затем бегом возвращались на баржу. Тридцать пять метров туда, тридцать пять обратно, шестьсот с лишним раз. Как раз марафонская дистанция – сорок два километра, в паре и с восьмидесяти килограммовым грузом на плече. Хорош марафон! А грек, прибежавший в Афины налегке, то помер! За себя Егор не боялся, боялся за Холина. Его большое могучее тело вскоре раскалилось докрасна и выделяло пот ручьями, а пар клубами. Он пыхтел, как паровоз, и шлейф пара тянулся за ним, явно видимый в прохладном воздухе. Егор, возвращаясь на баржу, бежал рядом с ним и повторял для Холина инструкцию, как мантру:

—  Я спокоен, моё дыхание ровное, я нацелен на успех, мышцы моего плечевого пояса расслаблены и отдыхают.

Хорошо, что пасмурно и прохладно, нет ни солнца, ни дождя. После двух часов такой работы, бригадир объявил пятиминутный перекур.

Из ведра воды, принесённого владельцем груза, жадно пили только Холин и студенты, Егор отпил немного, прополоскал рот и выплюнул, то же сделали и опытные бичи. Он осмотрел отдыхающих. Некоторые из студентов, потеряли в этой круговерти свои майки, которые использовали вместо эполет и, чтобы предохранить плечо от ушибов и ссадин, им приходилось поддерживать груз на весу руками, что требовало дополнительной отдачи энергии. В целом все выглядели неплохо, особенно привыкшие к труду бичи.

Второй круг прошёл по тому же сценарию. Было тяжело, но все уже знали своё место и своё дело. Не смотря на то, что прохладное утро прошло, температура воздуха заметно повысилась, и темп был задан быстрый, ритм сохранился ровным, и всё обошлось  без эксцессов. Холин, похоже, втянулся в ритм, дышал хотя и часто, но старался сохранить дыхание ровным и глубоким и научился чередовать фазы нагрузки и отдыха.

После третьего круга, после шести часов изнуряющей работы, был объявлен десятиминутный перерыв, чтобы пообедать. Жарко пекло солнце, но река сохраняла прохладу. Уже было видно, что студенты измотаны, а бичи устали. Быстро и неохотно Егор и его напарник, через силу съели то, что принесли с собой, и обратили внимание на то, что бичи, собрав общий стол на зелёной травке, достали водку и, пустив её по кругу остограммились. Потом добавили ещё.

—  Что они делают? – удивился Холин. – при такой жаре и при такой нагрузке – это самоубийство.

— Они давно себя убили, теперь им потребуется только кураж. Так, что жди новостей. А новость в том, что теперь они будут убивать нас.

Они спустились к воде, из ладоней облили друг друга прохладной водой, но в воду заходить не стали, чтобы не мочить обувь, а разуваться, уже не было времени. Бичи встали и решительно пошли на баржу. Егор и Холин заняли своё место.

—  Ну, теперь только держись! – успел сказать Егор.

Темп был задан, если не бешеный, то очень быстрый.

—  Быстрей, быстрей! – орал «бугор», наступая на пятки последней паре студентов. Те, уставшие до изнеможения, ускоряли бег, но тут ритм рвался, по причине задержки на барже или на укладке штабеля. Затем начиналось всё сначала.

—  Быстрей, быстрей! – снова орал «бугор», как трактор наезжая на студентов, и те, из последних сил, ускоряли бег, и снова ритм рвался.

Такая гонка продолжалась почти час. Наконец они сдались, залитые потом и тяжело дышащие. Первая пара студентов вышла из борьбы и встала, чтобы отдышаться и вытереть кровь с разбитых плеч.

—  Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли? – гоготали бичи, пробегая мимо.

Потом настала очередь второй пары студентов. Общая усталость, потяжелевшая мокрая древесина с основания штабеля, жаркий день и палящее солнце, быстрый темп и рваный ритм, агрессивные окрики «быстрей», сменяющиеся похоронным медленным шагом сделали своё дело, и в конце второго часа такой работы вышла из игры и потеряла свою долю и эта пара. После команды «перекур» отданной «бугром» почти шепотом,  все бичи в изнеможении повалились на зелёную траву. Холин тоже замертво упал на траву, но в его могучем теле ещё теплилась жизнь и сохранилась сила. Отирая пот, струившийся по лицу, Егор сказал:

—  Теперь они возьмутся за нас. Жалко будет уступить пьяной шушере.

—  Ещё поборемся – упрямо ответил Холин. – Груза то осталось немного.

Изнеможённая «шушера», в поисках силы и куража, опять заряжалась алкоголем.

С началом работы была кратковременная попытка навязать бешеный темп. Но на семидесятиметровом пространстве теперь уже действовало всего шесть пар, и первой паре, ведомой «бугром», теперь самой, чтобы догнать уже ушедшего вперёд Холина, оказавшегося теперь последним, наступить ему на пятки и крикнуть «быстрей», приходилось тратить силы. Сил у них оставалось мало,  но попытки наехать всё же предпринимались.

—  Быстрей, быстрей! – заорал «бугор», наступая на пятки Холину

—  Быстрей, быстрей! – орал Егор, догоняя последнюю пару бичей.

Ситуация в которой тёмная пьяная сила пытается поставить в дурацкое положение, его, тренированного, трезвого и сильного развеселила его. Но смеяться было нечему. Силы после десятичасового интенсивного труда были на исходе и у него. И, как всегда, в трудной ситуации, он прибегнул к чтению стихов, своим ритмом убаюкивающих разум, кричащий о смертельной усталости, мелодией стиха навевающих иллюзию комфорта и, как ни странно, нормализующих работу организма в экстремальных условиях. Слова плаха, «пьяная сила» и «дурацкое положение» вызвали у него определённые ассоциации и на ум пришёл отрывок из большой поэмы, который он слышал от приезжего московского автора, читавшего свои стихи на томском стадионе. Стихи замечательные, ритмичные, с хорошим текстом и глубоким подтекстом, во многом объясняющим русский менталитет, понравились ему, и он, не найдя их в печати, восстановил по памяти. Теперь они, наверное, будут кстати. И он мысленно, «про себя» стал читать стихи нараспев, наслаждаясь ювелирной работой мастера слова:

       С ко-лы-бе-ли го-лу-бе-ли

       У И-ва-на ду-ра-ка

       Два си-ню-чих, два жи-ву-чих

       Два ве-сё-лых ва-силь-ка

          По веснушчатой пшенице

          Эти цветики росли

          На лице, как на землице,

          Одураченной Руси

—  Быстрей, быстрей! – из последних сил сипло орал «бугор», наступая на пятки Холину

— Быстрей, быстрей! – весело орал Егор», наступая на пятки последней паре бичей. Те только скалились, растеряно оглядываясь назад. Поняв, что он тратит силы зря, «бугор» отступился.

         Наливались, баловались

         У Ивана дурака

         Два, хотя и подневольных,

         Колокольных кулака.

            Их на гульбища и драки

            Зазывали кабаки,

            Чтоб зверея, как собаки,

            В них сцеплялись мужики.

—  Только Холин не подвёл бы. В любом случае я буду уважать его решение. Но в этой компании бичей нельзя быть ни самонадеянным, ни даже в чём-то уверенным. Эти потомки Макара Чудры, исчерпав возможности вытеснить нас своим давлением, в пьяном кураже могут спровоцировать драку. – подумал Егор – ища глазами место, на пустынном берегу, куда они с Холиным могли бы отступить, в случае такого развития ситуации. И чем обороняться.       

         Но и даже водка ведьма

         Наливала их сама

         Полновесной ценной медью

         Матеревшего ума

            Подползал во сне к Ивану

            Семиглавый нежный Змей

            И шептал он окаянный –

            Слишком умным быть не смей!

—  Кусок стального троса, который я сбросил с дороги в траву, перед началом работы, будет, весьма кстати и, я думаю, охладит их пыл, в случае чего.

         Всем царям и всем боярам,

         Ум – опаснее крамол!

         В башнях пытошных недаром

         Ум пускают на размол

             Целовальнику, да свахе

             Ум спихни. Да задарма!

             Столько рощ ушло на плахи,

             Для казнения ума!

—  Все устали и мы, и они поэтому, если возникнет конфликт, надо будет погасить его шуткой, юмором. Хотя какой тут юмор –  наглое давление. Всё равно, силы не равны, поэтому надо будет приспособиться, перехитрить ситуацию.

        Ум в петле и с шеей набок,

        Выручать я не берусь.

        На Руси ума не надо!

        Хитрость – вот, что ценит Русь!

            Пусть раздета, пусть разута,

            Проживи молчком, бочком!

            Проживи Иван разумно.

            С дураками – дурачком!

Но бичи, загнанные тяжёлой работой, сами дышали надсадно, как загнанные лошади, из которых вместе с интенсивным дыханием уходили последние силы и алкогольные пары, и не думали о чём-то агрессивном. Они теперь сами уже старались дотянуть до конца. Темп опять стал спокойным, ритм ровным. Сильные Егор и Холин теперь нужны были им самим.

         Но Иван с усмешкой Змею

         Не ответствуй Змей за Русь.

         Дураком быть не сумею.

         Дурачком я притворюсь

              Тайный ум всегда ценнее,

              Чем умишко напоказ,

              Как порой вина хмельнее,

              В ноздри бьющий злющий квас

Но, а дальше, кажется, забыл, да и пошло уже неинтересное. «Мы потерпим до поры» рифмуется с кличем «– В топоры!». Апологетика революции! Русский бунт, бессмысленный и беспощадный. Это мы уже проходили.

—  Шабаш! – С облегчением выдохнул «бугор», уложив в штабель последнюю плаху. Снял свой прошитый добротно сделанный эполет, с широкими резинками вместо завязок, великодушным жестом навесил его на второе плечо Егору, стоявшему рядом, и, отдышавшись, добродушно пошутил:

—  Произвожу из корнетов сразу в поручики.

Подошедший работодатель, осмотрел штабель, попросил кое-что поправить, и они с бригадиром ушли на баржу для окончательного расчёта. Оставшиеся, с которых, в предчувствие получки усталость как рукой сняло, стали поправлять штабель.

—  Тысяча двести рубликов! – весело произнёс возвратившийся Серёга, как, оказывается, звали «бугра», и победно взмахнул пачкой денег – по сто рэ на рыло! Неплохо! И он начал раздавать деньги.

—  Есть предложение по пять рублей в пользу бригадира. – предложил Александр. – Вы не против?

—  Конечно, нет – ответил Холин.

— Надеюсь, всё было по честному? – спросил Серёга, выдавая деньги Егору – Всё в рамках договорённости. Кстати вы мне понравились. Выпьете с нами за дружбу?

—  Спасибо за приглашение, но, извините, мы не пьём.

— Спортсмены, значит. Я тоже бывший спортсмен, велогонщик. Кстати, хороший велогонщик. Почему это – бывший? – спохватился он. – Я, вот, только завяжу с этим – он выразительно щёлкнул себя по горлу. – Я обязательно брошу пить! – неизвестно, кому пообещал Серега.

Ребята спустились к реке, с удовольствием разулись, разделись, с удовольствием искупались в прохладной воде и направились домой. По дороге домой Холин сказал:

— Удачно всё получилось.  Две с половиной стёпы за день! Правда, пришлось изрядно попотеть. Я уже думал, что спёкся, упаду не встану, не смогу дотянуть до конца, но получилось всё удачно.

—  И какова твоя формула удачи?

—  Формула удачи? – Холин задумался. – Без наличия цели – результат равен нулю. При наличии цели и без веры в удачу – результат тоже равен нулю. При наличии цели и веры в удачу без упорного труда – результат тот же. Значит,  формула удачи это произведение цели, веры, уверенности в том, что ты всё сделал для удачи, и … коэффициента Фортуны. К сожалению, коэффициент Фортуны вычисляется из формулы: «я сделал всё, а дальше, как получится», то есть сплошная неопределённость.

—  Главный коэффициент это, конечно,  уверенность в том, что ты сделал всё для удачи. Сделай всё и удача придёт обязательно! Может не сразу, не сегодня, но придёт обязательно. В английском юморе, шотландец всегда скуп, ну, как в русском юморе хохол или еврей. Так вот шотландец каждое утро приставал к Господу Богу с молитвой о выигрыше в лотерею. Наконец сам Господь взмолился:

—  Вилли, я тебе поставлю коэффициент Фортуны на максимум, но и ты дай мне хоть один шанс – купи хоть раз лотерейный билет!

—  Да, цель есть, вера есть, коэффициент Фортуны на максимуме, не хватает только труда купить билет. – засмеялся Холин.

— Точь в точь, как у меня! – смеясь сказал Егор.

Так смеясь, ребята зашли в магазин, купили всё необходимое и, вернувшись, домой закатили роскошный ужин, во время которого Егор с удовлетворением произнёс:

—  На самолёт, на билет до Владика я уже заработал и даже чуть-чуть на обратную дорогу..

   Через два дня, пришедшему домой из университета Егору, тётя Рая сообщила, что был незнакомый мужчина, который оставил ему записку. Записка была от Василия, прошлогоднего знакомого, у которого Егор с бригадой разгружали паузок. Он сообщал, что причалил сегодня к прежнему месту, на борту у него четыреста кубов плахи, и он ждет Егора завтра с бригадой. Разгрузить нужно будет за два дня.

На берег нужно было обязательно явиться завтра рано утром с бригадой, иначе работу перехватят «береговые». Было бы проще завтра же набрать бригаду среди них, но ему хотелось дать возможность заработать своим, а экзамены и необходимость срочно принять решение осложняли ситуацию. Несмотря на трудности с набором бригад во время сессии и образовавшийся цейтнот, Егору удалось набрать две бригады на два дня работы из членов будущей экспедиции и студентов факультета, товарищей по «калымам». Два последующих дня, Егор  со товарищи провёл на берегу, где упорным трудом, в хорошем темпе и ровном ритме, без наездов, давлений и ухищрений заработал себе ещё сто десять рублей, решив таким образом финансовую проблему своей ближайшей цели, поездку в экспедицию на далёкое, тёплое, манящее своими глубинами и красотами Японское море.

                                        *  *  *

Экзаменационная сессия закончилась. Начинались летние каникулы! Но студенты на летних каникулах должны были ещё некоторое время отработать или на сельскохозяйственных работах, или в стройотрядах, или на ремонте общежитий. Егор выбрал ремонт общежитий осенью. Многие студенты стали разъезжаться, но Егор задержался, чтобы помочь свернуть спортивный лагерь на Курье.

Днём, когда он встретился с Еленой, он сказал ей, что ему надо уезжать. Она знала об этом, но очень огорчилась, помолчала, потом, прижавшись к нему и, как бы прося защиты от неведомого врага, попросила:

—  Егорушка, солнышко, возьми меня с собой.

—  Радость моя, я ведь не отдыхать туда еду. Я еду работать. Сейчас в деревне тот день, который год кормит. Надо помочь родителям сено косить, деду помочь мёд качать. Дров наколоть на зиму. Много сейчас в деревне работы. А отец, со своей бригадирской работой, дома теперь мало бывает, мало, что успевает сделать.

—  Но я, торжественно клянусь, что ни в чём не буду тебе мешать, и по мере своих сил и разумения буду стараться помочь тебе. – Попросила она, и её зелёные глаза, сиявшие ещё недавно радостью встречи, погрустнели. – Твои зачёты, мои зачёты, твои экзамены, мои экзамены. Курья, баржи, встречи, заседания, тренировки – у нас для себя просто времени нет.

—  Но это моя жизнь, и я никому её не отдам.

—  Даже мне? Но я люблю тебя! Сейчас эта поездка в деревню, а потом экспедиция. Я не выдержу такой долгой разлуки. Без твоей любви я умру от своей любви и одиночества.

—  Даже тебе. Я тебя тоже люблю. Но это – моя жизнь! И, кроме этого, есть проблема. Это деревня! Кержацкая целомудренная деревня! Там неписанный закон: прошёлся по деревне рука об руку с девицей – женись! Иначе я для них – блудник, а ты – блудница. Я то мужчина и я то свой  – мне, со временем, простят. Но тебе – нет!

—  Ну, тогда женись.

—  Прямо сейчас? Но ты же сама говорила: пойдут дети, прервётся учёба, а ты хочешь стать учительницей, хорошей учительницей.

—  Могу же я хоть в чём-нибудь ошибаться!

—  Ну, ладно, осенью вернёмся к этому разговору. Собирайся.

Она обрадовалась, заплясала приговаривая: — Егорушка, ты золотко! Солнышко ты моё!

—  Но спать мы будем раздельно.

—  Я согласна! Я согласна спать там, где меня положат! Даже в клети, лишь бы быть рядом с тобой! Кстати, что такое клеть?

—  Клеть – это спальня, где спят хозяева. Можешь рассчитывать только на маленькое пространство в подклетье, рядом с курами. – засмеялся  Егор.

—  Ура! Согласна, согласна на подклетье! С курами так с курами.

—  Значит, для них ты моя невеста?

—  Для них – это для кур? – рассмеялась она. Потом серьёзно сказала – Если ты мне делаешь предложение, то это такое предложение, от которого я не могу отказаться. И значит ли это, что ты мой жених?

—  Да, радость моя!

Они поцеловались и Егор, действуя по принципу «куй железо пока горячо»,  повёл её в ювелирный магазин, где купил Елене недорогой серебряный перстень с топазом. Продавщица, которая подала Елене примерить перстень, похвалила их выбор, сказав, что топаз красив и символизирует честность, порядочность и великодушие.

—  Это то, что нам и требуется – сказал Егор. – Но он, говорят, и опасный камень, потому, что разрушает всё, что основано на лжи.  И, взяв в свою ладонь её ладонь, надел на её палец колечко. Потом, не удержался, и принародно поцеловал её в сияющие от счастья глаза.

 В райцентре сделали пересадку и на автобусной станции в ожидании автобуса идущего через Марьин Яр к Егору подходили односельчане, от которых после приветствий он узнавал сельские новости. На вопрос относительно Елены отвечал – невеста. И теперь главная новость ждала его впереди, когда они приехали домой. Новость была в том, что их уже ждали. Новость о том, что Егор едет с невестой, опередила их.

Переполох начался, когда Андрей, одноклассник Лизы, примчался на мотоцикле и сообщил, что в сельсовет из райцентра звонила Ксения Маслова и просила предупредить Вас, что Егор с невестой по имени Елена сидят на автостанции и приедут пятичасовым рейсом. Евдокия Михайловна засуетилась, попросила Андрея съездить на полевой стан за Лизаветой. А сама, приготовив рушник, хлеб и соль, срочно стала замешивать тесто для пирогов, беспокойно ловя, тревожные мысли, взметнувшиеся в её душе, как стая встревоженных птиц. …Надо будет встретить молодых хлебом-солью. Тесто в тепле поднимется быстро, но пироги, всё равно, будут только к вечеру. Конечно всё это не по уставу. Родители должны были выбрать ему невесту. Но кто сейчас живёт по уставу? И что это устав – радость или печаль? Хорошо мы с Петром приросли друг к другу плоть к плоти, прикипели сердцем! А другие? Та же Ксюша Маслова! Не живут, а маются. И дед Иван, и мы с Петром, всегда уважали мнение Егора. И это его выбор. Но тревожные вопросы материнского беспокойства лезли ей в голову. Какова она, эта Елена? Прирастет ли она к моему сыну плотью? Прикипит ли сердцем? И печаль, что сын вырос, что у него появилась женщина, сменялась думой, что она не права, что любая мать считает своего сына лучше всех и, что любая невестка не достойна её сына. А это неправда. Гордыня это. Тяжкий грех, который тяжёлым грузом ложится на всех. А сын? Всему своё время. И внуков качать тоже великое счастье. И не для этого ли ты рожала его в муках? И, в конце концов, это его выбор! Выбор, который они должны будут уважать. Пока тесто поднимается, надо будет нажарить им пирожков с черёмухой. Егор их любит. Но тревожные материнские вопросы возвращались снова и снова. … И для нас с Петром это новая ступень в жизни. Дети выросли. Новые тревоги. Так, что же радость это или печаль? Конечно это радость! И только радость!…

В кухню вбежала запыхавшаяся Лиза. Она не поехала с Андреем домой, а, попросив его передать эту новость отцу, через луга побежала на пасеку к деду, потом побежала домой. Круг был немалый, и она сильно запыхалась. Отдышавшись, сходила в свою спальню и вернулась в сапожках, сарафане и кокошнике сшитых для школьного народного хора. Из  своей ничем не омрачённой юности она с надеждой смотрела в будущее, и эта новость, как приключение, казалось ей неожиданной радостью, праздником, прикосновением к удивительной прекрасной, заманчивой, полной загадок и опасностей, игре под названием Любовь. И брат, нашедший свою любовь, и пока неизвестная ей женщина, подарившая ему свою любовь, стали для неё великими чародеями и загадочными мудрецами, познавшими великую тайну. Она любила их и ждала их с нетерпением. А пока, надев поверх сарафана кухонный фартук, помогала матери жарить котлеты, печь пирожки и разбирать рыбу для пирогов. К пяти часам Евдокия Михайловна достала из окованного железом сундука свой бережно хранимый костюм. Надела рубаху, поневу, передник и нагрудник. Волосы покрыла кичкой и сверху повязала сорокой,  расстелила рушник с хлебом солью, взяла образ богородицы, и они стали ждать. Молодые появились минут через десять.

—  Идут! – воскликнула Лизавета и взяла рушник с хлебом-солью. Мать взяла в руки образ, и они встали посреди кухни лицом к входящим. Егор открыл дверь и немного замешкался на входе, пропуская Елену вперёд, и услышал радостный голос Лизы:

—  Дорогие Егорка и Лена мы рады видеть вас дома!

Елена удивлённо посмотрела на Егора, тот удивлённо пожал плечами. Тогда Елена подошла к плите, отломила кусочек хлеба с рушника, поданного Лизаветой, обмакнула его в солонку, съела и сказала:

—  Мир вашему дому!

Правильные слова, правильное поведение сделало их близкими и две женщины, мать в старинной кичке, и простоволосая, воспитанная в неверии невеста шагнули друг другу навстречу. Дальше Елена не знала, что делать, но так же действуя интуитивно, она встала на колени поцеловала образ, подождав,  когда мать благословит её образом, встала и они обнялись.

—  Мама! Они с дороги, наверное, голодны. – сказала Лизавета.

— Да, да! – засуетилась мать. – проходите, дети дорогие, за стол.

—  Сейчас. Только с дороги умоемся. – сказал Егор и повёл Елену в сени к умывальнику.

—  Ты, что им телеграмму вчера дал? Откуда они знают о нашем приезде? И моё имя? – спросила она.

—  Нет. Сам удивляюсь! Сюрприза не получилось! Думаю, стоило ли Попову спорить с Маркони о приоритете изобретения радио, если на Руси испокон веков так хорошо работает сарафанное радио. И, вообще, после этого я склонен верить в то, что всё на свете изобрели русские! Хочешь анекдот?

—  Давай! – сказала она, намыливая руки и смывая с лица дорожную пыль

—  Идёт международный конгресс о приоритете изобретений. Встаёт англичанин и говорит, что паровой двигатель изобрёл Джеймс Уатт в 1764 году. Никто ему не возражает. Только русский руку тянет: извините, извините, но у меня записано, что механик Ползунов на алтайских приисках построил паровую машину и использовал силу пара на тридцать лет раньше Уатта. Конгресс отдаёт приоритет русскому. Встаёт итальянец и говорит: радио изобрёл Маркони. Никто ему не возражает. Только русский руку тянет: извините, извините, но у меня записано задолго до Маркони Александр Попов произвёл сеанс радиосвязи с броненосцем «Адмирал Апраксин» и тем предотвратил гибель терпящих бедствие рыбаков. Конгресс отдаёт приоритет русскому. Встаёт немец и говорит: рентгеновские лучи  изобрёл Рентген. Никто ему не возражает. Только русский опять руку тянет: извините, извините, но у меня в летописях записано: ещё Иван Грозный, глядя на своих бояр, говорил: я вас б.. , извините, лебедей, наскрозь вижу. – Посмеялись. И Егор, державший в руках полотенце, стал вытирать им Елену – Давай я, нежно вытру прекрасное лицо, точёные ушки, изумрудные глазки. – нежно ворковал Егор, вытирая лицо Елены пахнущим свежестью льняным полотенцем. – Моей прекрасной, умной девочке.

—  Вытри и усы своей умной девочке. – смеялась она ему в ответ, доверчиво подставляя своё лицо ласковым прикосновениям мягкой вышитой ткани.

—  Зачем усы моей умной девочке?

—  Чтоб всё слышать, чтоб всё видеть и на ус мотать.

—  Ну, тогда давай и шейку протру своей умной девочке. То, что девочка шагнула к печке, говорит о том, что она умная. Обычно, как ни трудно идёт сватовство, если невеста стоит у печки это говорит о том, что она то согласна. Так, что сватовство студента состоялось! И мама может быть уверена, что именно она сосватала невесту своему сыну. А ваша нежная шейка должна быть чистой, сухой и готовой к семейному ярму.

—  Тебе смешно! А я как будто прикоснулась к своим забытым корням, к своим истокам. Во мне, что-то круто перевернулось и я уже, наверное, не такая, какой была ещё час назад!

—  Верь мне, верь в меня, люби меня и тогда, если даже весь мир будет переворачиваться кверху дном  в каждый понедельник, мы всё равно будем вместе и будем счастливы.

Потом, когда он, раздевшись до пояса, плескался и фыркал, смывая пыль и усталость, она сказала ему:

—  Так неожиданно всё получилось. Но я вела себя правильно?

—  Всё было прекрасно. Главное в религии – страх Господень, боязнь кары за свой грех. А если твои помыслы чисты то, как бы ты не поступал – ты поступаешь правильно.

После небольшого и вкусного застолья Егор повёл показывать Елене крестьянскую усадьбу

Большой дом – памятник  некогда большой и дружной семье, был шестистенок или, по-другому, крестовик, потому, что внутри сруба были две капитальные стены в виде креста. Шесть стен делили пространство дома на четыре неравные части. У входа, в большой комнате была устроена большая плита, на которой готовили обеды и корм для скота. У правого окна стоял большой семейный стол, к нему подставлялись скамьи, когда к обеду или ужину сходилось много народу. В углу висели образа. Вниз, в цокольный этаж, в подклеть, вела широкая лестница. В подклети были устроены кладовые, мастерская, зимовала птица и новорожденные телята. Цоколь был каменный, толстый, зимой уходил под снег и, поэтому  в доме было тепло и зимой, а летом было прохладно. Из кухни была дверь в зал, служивший спальней родителей. Там в перекрестии стен, где сходились все четыре комнаты, стояла большая русская печь. Плита и русская печь соединялись на чердаке с дымовой трубой боровами, которые были оборудованы, так чтобы в них можно было коптить окорока. Две другие малые комнаты были спальнями одна для деда Ивана с Егором, другая для Елизаветы. Крыша дома была четырёхскатной, крытая, когда-то оцинкованным железом. Между домом и хлевом-стайкой был сооружён плоский навес, крытый жердями и соломой, на котором досушивали сено. Двор был ограничен со стороны улицы заплотом с парадными воротами и калиткой, со стороны огорода тоже были воротца и калитка. Так, что большой двор был темноват. Зато в нём было тепло и безветренно и в стужу и в метель. Во дворе была оборудована кошара для овец и птичник. Был оборудован и выкопанный в земле ледник, в который зимой набивался снег и поливался водой. К лету ледник плотно закрывался и на его медленно тающем льду отлично сохранялись мясо, масло, молоко и сметана. В углу навеса у стайки стояли козлы, колода и лежали сосновые, берёзовые и осиновые чурки. За двором простирался большой огород. В огороде стоял сарайчик для инвентаря и рубленая баня. В конце огорода виднелось с десяток ульев. Всё  было сделано добротно, качественно, «на вырост».

—  Дед рассказывал, что когда транссибирская железная дорога  была спешно проложена южнее губернских городов Тобольска и Томска, Енисейска  было сказано, что решение это временное, что в Сибири будет проложена ещё и другая дорога, соединяющая столицы сибирских губерний, и призванная разгрузить Транссиб. И в рамках подготовки к реализации этого проекта, было проведено заселение необжитых пространств, были выданы кредиты на обустройство этих мест. Потом начались революции, войны,  разруха, голод, коллективизация, индустриализация и теперь уже никто не помнит об этих проектах. Так, что наш дом, хорошо сохранившийся, за счёт  этих кредитов и каменных фундаментов и есть последняя память о том проекте.

—  Крепкое хозяйство, как это вас не раскулачили во время коллективизации.

—  Раскулачили бы, но это была такая глушь, что ссылать дальше уже было некуда. Голытьбы и зависти здесь не было. Все были староверы, все жили своими трудами, и все были уверены в том, что всё, что не от их трудов – то не от бога. Всегда жили общиной, а колхоз – так колхоз, если власти так требуют! И колхозная пасека началась от этих ульев, показал Егор в огород. А мы Красновы на ней бессменные пасечники. А эта работа только может показаться лёгкой: сиди себе и мёдок качай, а работают пчёлы. У такого пчеловода пасека всегда убыточна и пчёлы либо разлетаются, либо вымирают. Хороший пчеловод это ежедневный физический труд на текущих работах с пчёлами,  ульями и инвентарём, кропотливая работа со сменой маток, знание биологии пчёл, ботаники медоносов, и математический расчёт, когда надо усилить слабые семьи за счёт расплода сильных семей и, наоборот, когда усилить сильные семьи за счёт слабых, чтобы обеспечить максимум медосбора за сезон. – со знанием дела сказал Егор.

—  А чем живут все остальные?

—  Животноводством. Томская губерния, включающая в себя огромные территории бассейна Оби и её притоков, включала Кузбасс, Алтай, в том числе и Рудный Алтай, отданный казахам, была российским Клондайком. Обеспечивала казну золотом и серебром. Но сливочного масла продавала на Ирбитской  ярмарке в денежном выражении больше, чем добывалось золота во всей России. Сейчас, конечно, не то время, но животноводство, личное подсобное хозяйство, позволяет людям выживать. Кроме того, рыболовство. Грибы, ягоды и охота.

—  Как это выживать? При таком обилии земли и богатстве угодий, честном, правильном населении, сохранившим трепетное отношение к труду, люди борются за выживание? Разве такое может быть?

— Оказывается, может. Все мы только маленькие винтики большой машины! А  винтики, которые побольше, презирают и боятся маленьких винтиков, хотя пытаются убедить всех, что служат они общему делу. К примеру, наше село. Здесь хорошо растёт лён. При условии хорошей сети дорог, можно развивать животноводство с переработкой продукции на месте и выпуском готовых мясомолочных изделий. Для этого требуются смелые и предприимчивые люди, законы, регламентирующие их работу, научные разработки, аккумулирующие передовой опыт, кредиты, позволяющие развернуть дело, сеть дорог, линии электроснабжения и связи. Но большие винтики этой бездушной машины, называющие себя властью, боятся таких людей. И поэтому они не работают над законами, разработками, кредитами и сетями, а шлют маленьким винтикам, как маленьким, директивы и планы по молоку, мясу, пшенице, вспашке зяби, сену, силосу и прочее, и прочее. А теперь и по кукурузе. Требуют, грозят, наказывают. А кукуруза, да и пшеница тоже, не для северных широт.

—  И честные председатели не выдерживают предписанной им роли дураков?

—  Да. Честные председатели из местных выдерживают не более двух-трёх лет. Назначенные же председатели со стороны, вскоре уезжают, прихватив с собой, кто, сколько может, из скудной колхозной кассы. Самое противное в том, что за всю эту организованную нищету и бесхозяйственность, ещё и благодарить надо. Как и положено, в театре абсурда – народ смеётся. А, что ему остаётся делать? Зарабатывать в колхозе на хлеб и воду, а всё остальное добывать в личном подсобном хозяйстве и в тайге. И смеяться. Хочешь анекдот?

—  Давай.

—  Идёт заседание райкома партии. Председатель колхоза докладывает: «Накопали картофеля вдвое больше прошлогоднего, при прежнем количестве свиноматок увеличили поголовье поросят в два раза больше прошлогоднего». Ему говорят: «Всё это хорошо, но в докладе не отражена руководящая роль Партии, Правительства и лично Генерального Секретаря в успехах колхоза. Что вы думаете на этот счёт?» Председатель отвечает: «Не было никакой роли. Сами сажали, сами копали». «Ну, а если подумать?» Председатель бубнит: «Сами сажали, сами копали». «Ну, а если хорошенько подумать?» «Ну, если хорошенько подумать..? Картошку то, конечно, мы сами сажали, сами копали, а вот насчёт плодовитости свиноматок то тут можно кое-что и подумать. Может быть, роль и была, но ночи у нас тёмные и мы ничего не заметили.»

   К восьми часам приехал дед. Он распряг Воронка, дал ему овса, закрыл ворота и не торопясь, прошёл в дом. Обнялся с Егором и  тот представил ему Елену в качестве своей невесты. Дед, любивший Егора, и знавший, что это когда-нибудь да произойдёт, и доверяющий его выбору, отнёсся к этому удивительно спокойно и доброжелательно. Через некоторое время пришёл и Петр Иванович, и семья села за ужин. Все вели себя спокойно и сдержанно, одна только Лиза рассматривала Елену с назойливым любопытством, стараясь понять, что же такого нашёл в ней её горячо любимый брат. И не найдя ничего особенного тоже успокоилась – кто их влюблённых разберёт. Семейный ужин за вкусным пирогом из белорыбицы-нельмы, настоящей деревенской сметаной, за чаем с молоком и заваркой с добавкой  душистых трав, с ароматным  сотовым мёдом был необычен для городской жительницы и был необычайно вкусен. Семейный совет был конкретен и деловит. Спросили, сколько молодые могут пробыть дома?  Через две недели у Егора вылет во Владивосток и получается, что здесь они могут побыть максимум дней десять. Отсюда и планировали его участие в домашних работах. С сеном решили пока не торопиться, пусть подрастает. Цветение малины уже прошло, поэтому можно проводить качку мёда на пасеке. В отсутствие Егора для такой работы, дед обычно брал себе в помощь кого-нибудь из колхозников, но они не уверенные в себе, делают много ошибок, приходят на работу с сивушным запахом, и пчёлы этого им не прощают. Поэтому колхозники на пасеку идут неохотно. И дед рассчитывает на помощь Егора. Он, наверное, захочет побыть на пасеке с Еленой, но это проблема. Есть люди, для которых укус пчелы может быть смертельным. И, чтобы не подвергать Елену опасности и самим не рисковать, она должна будет пройти пробу на укус пчелы здесь в селе, чтобы можно было обратиться за помощью в медпункт. Егор завтра же должен организовать Елене пчелиный укус и проследить её реакцию. И только после этой проверки он ждёт их на пасеке. А на завтра на выбор: рубка дров, сбор земляники или рыбалка. На Чулыме, в яме у Зелёного мыса, таймени давно прыгают, по тебе скучают, тебя высматривают. Петр Иванович извинился и пошёл спать – ему вставать в четыре. Вскоре посиделки закончились и все пошли спать. Елене постелили в комнате Лизаветы, а Егор с дедом ушли спать к себе.

  Рано утром дед уехал на пасеку, а Егор, вместо зарядки, начал подготовку к рубке дров.  Поправил колоду, принёс топор и колун, перетащил часть чурок поближе к колоде. Дрова были сосновые, берёзовые и осиновые, заготовленные ещё прошлой осенью, они хорошо просохли и должны были колоться легко. Рассортировал их, отложив осиновые чурки отдельно. Осиновыми дровами топили печь тогда, когда дымовой боров был заряжен окороками для копчения. Начал колку дров с осины. Осиновые чурочки были небольшие, сухие, в умелых руках кололись легко, и со звоном разлетались от прикосновения топора. От работы он разогрелся, разделся до пояса, почувствовал азарт и увлёкся настоящей мужской работой. На дворе была уже большая гора поленьев источающих смолистый запах свежей древесины, когда на крыльцо вышла Елена. Незамеченная, она встала, любуясь им, как он широко расставив ноги своего крепкого мускулистого тела, дымящийся испариной, шумно выдохнув, обрушивал мощь удара на чурку, раскалывая её пополам. Потом деловито и сноровисто крошил половинки на четверики и восьмерики. Колол дрова легко и с увлечением, как щёлкал орехи. Когда встречалась сучковатая чурка, он втыкал топор в одно из поленьев лежащих на земле, брал тяжёлый колун, внимательно рассматривал сухую чурку, искал трещину идущую вдоль сучка и обрушивал на неё мощь удара усиленную тяжестью колуна, сокрушающего и рвущего волокна древесины. Поняв, что на чужую работу можно смотреть бесконечно, Елена окликнула его. Разгоряченный, вытирая ладонью, пот со лба, он подошёл к ней, радостно улыбаясь, и сказал:

—  Доброе утро, радость моя! Как спалось?

—  Спалось замечательно! Егорушка, чем я могу помочь тебе.

—  Тем, что мы сейчас сходим к ульям, проведём сеанс пчелоужаливания, потом мы раскидаем эту кучу поленьев по поленницам, и я буду наблюдать за тобой.

—  Это, что, правда, опасно?

—  У одного человека из миллиона может развиться аллергическая реакция на пчелиный яд. И дед прав, что хочет исключить этот вариант.

—  И долго ждать?

— «Не долго мучилась старушка в злодейских опытных руках». – шутя продекламировал Егор. –  Не бойся. Всё под контролем. Димедрол в аптечке – я проверил, медпункт рядом.

Они пошли в огород к ульям. Елена заметно нервничала. «Нагнали страху на девчонку» — подумал Егор и спросил:

—  Может не надо?

—  Ну, уж нет! Ты на пасеку, а я тут сиди, ревнуй тебя к пчёлам! Мне теперь самой интересно, какая моя реакция. Встретиться с пчелой случайно и в городе можно.

Егор прошёл к улью, обошёл его, не делая резких движений, после нескольких попыток, осторожно снял с летка за крылышки пчелу, вернулся к Елене, взял в свою ладонь её ладонь и приставил пчелу к тыльной стороне её ладони. Она поморщилась. Он притянул её к себе, обнял, и она доверчиво прижалась к его груди, с удовольствием вдыхая аромат терпкого мужского пота, как олицетворения мужской силы и надёжности. Он  сказал тихо и ласково:

—  Готово! Теперь, мой кролик, ты у меня под контролем! И если за час не помрёшь, то будешь жить долго и счастливо. Пошли работать, радость моя.

Они вернулись к дровам и разбросали их по поленницам. Осиновые для копчения,  берёзовые для бани и хвойные для топки печи. Потом он дорубил оставшиеся дрова, время от времени осматривая её руку. Реакция была нормальной, и кроме небольшой опухоли в месте укуса никаких изменений не было, самочувствие было нормальным. После того как они сложили последние поленья в поленницы, он сказал:

—  Поздравляю! Вы не миллионный посетитель нашей пасеки! А, судя по слабой реакции на пчелиный яд, можно сказать, что в вашем роду тоже были пасечники. Поэтому бойтесь змей, змеиного яда и змеиных компаний.

Потом он долго плескался под рукомойником выставленном во дворе, смывая остатки пота — лучших мужских духов с названием «Опора».

—  Дети, завтракать. – Пропела мать, приглашая их на завтрак.

  За завтраком было решено сходить в лес за лесной земляникой. Лизавета поддержала их. И вскоре, взяв лукошки, они отправились на прошлогодние вырубки возле их покоса. Лиза взяла с собой рюкзак и много мешочков для трав.

Лес встретил их голосами птиц и росой, которая ещё не совсем высохла. Самое время для сбора земляники.

—  Я читал, что на латыни видовое название лесной земляники звучит как благоухающая. Благоухающим становится всё, куда добавлена эта ягода: варенье, компоты, кисели. И ты, радость моя, тоже будешь благоухать, когда прикоснёшься к этой ягоде.

Лиза, где-то отстала, и они шли вдоль опушки леса, собирая попадающиеся ягоды. Вдруг, что-то страшно затрещало, захлопало и отшвырнуло Елену к Егору. Она лишь краем глаза увидела, как что-то черно-белое мелькнуло между деревьев.

—  Что это? – испуганно спросила она, прижавшись к Егору.

—  Тетерев-косач. Наверное, тоже увлёкся сбором ягоды, что подпустил нас так близко. Он послушал, как бьётся испуганное сердце прижавшейся к нему Елены, поцеловал её и они пошли дальше. Начались вырубки, и ягоды стало больше. И вскоре, они вышли на земляничную поляну. Целая плантация сочных растений с ярко-зелеными листьями имела розовый оттенок от обилия алых душистых ягод висевших на высоких цветоносах. Они  вдоволь наелись вкусных сочных ароматных ягод и стали собирать их в лукошки. Когда набрали уже по половине лукошка, Елена, разогнулась, оглянулась, любуясь зеленью цветущих трав, неспешным порханием разноцветных бабочек и суетой стрекоз, присела на траву, послушала пение птиц, шуршание стрекоз и стрекотание кузнечиков. Потом запрокинулась на спину и, лёжа, расслаблено глядя из-под руки на солнце в зените и, вдыхая полной грудью, лесной воздух, благоухающий свежестью, земляникой и ароматами трав, как будто вбирая в себя эту яркую картину июньского дня, все звуки и запахи цветущего лета, и произнесла:

—  Господи, хорошо то как! – И помолчав, добавила:

— Как ты думаешь, твои родители приняли меня? Они, люди старых и строгих правил, добры ко мне и вроде бы рады мне.

Он сел рядом с ней. Положил её голову к себе на колени.

—  Они всегда рады моим друзьям. Но с оценками не торопятся.  В человеке же они, прежде всего, ценят честность, трудолюбие и скромность.

—  А, что они ещё ценят?

— Надёжность, успех. Собственно не сам успех, а тот упорный, ежедневный процесс труда, путь к успеху, во благо семьи и общины в сочетании с ограничением личных потребностей.

— Успех, стремление к успеху, главный стимул американца. Целеустремлённость, честность,  трудолюбие и успех ценишь ты и твои родители. Но результаты труда разные. Как ты думаешь, в чём тут дело? И ты мог бы стать успешным американцем?

— Успех – успеху рознь. И я, наверное, не смог бы стать успешным американцем.

— Почему?

— Успех американца это его личный, и только личный успех. Успех любой ценой, где цель оправдывает средства! Мы, я и мои родители, скромны и смиренны, ограничены в личных потребностях, лично нам много не надо. Наш идеал успеха есть идеал служения. Он должен быть общественно полезным, коллективным, нацеленным на пользу семьи, общины, страны.

— Но общины уже нет. Царям, вождям и начальникам, ваши стремления к успеху всегда только подозрительны. Остаётся семья? А семье много ли надо? Спроса нет, товара нет, денег нет. И не надо! Нет цели, нет стремления к успеху. Тупик! Застой!

— Стремление к успеху, для общины, всегда было способом выживания. Община всегда поддерживала трудолюбивых, умных и смелых, тех, кому улыбнулась удача. А таких во все времена хватало. Давала им возможность проявить инициативу, снабжала капиталом, рабочими руками, развивала успех, позволяла заработать деньги для себя и капитал для общего дела.  Тезис: «богатые успешные граждане – богатая успешная страна» — закон жизни для трудового пчелиного улья. Его и хотели применить для успеха России староверы, вошедшие во Временное правительство после февральской революции.

— На основе архаичной общины построить современное успешное государство? Разве такое возможно?

— Из общины религиозных фанатиков «отцов пилигримов», прибывших в Америку в 1620 году, и выросло государство Соединённые Штаты Америки, вырос американский капитал. С той разницей, что им там никто никогда не мешал пользоваться свободой, строить свою жизнь, свою страну, по своему разумению. Со временем община распалась, но остались смелые, инициативные граждане, познавшие сладкое слово свобода и, вкусившие от плодов познания и успеха. Богатые успешные граждане, строящие свою богатую успешную страну.

— Успех! Успешные граждане, успешная страна! Ты поёшь осанну Штатам, но сам не желаешь быть успешным американцем. Почему?

— Рациональный английский язык, лишённый слов паразитов, рациональное западное мышление, успех любой ценой, позволил им оседлать технический прогресс, добиться успеха, говорить о новой цивилизации. Они мне даже в чём-то симпатичны. Но их Успех, ставший  их идолом, убил человеческое в человеке, убил его идеалы, его духовные ценности, его богов, поставив во главу угла идолов Алчность, Насилие, Ложь. Их Успех лжив и лишён всякого смысла, как лживы и бессмысленны клятвы, идолопоклонников клянущихся на Библии. Они создали атомное оружие, стали сверхдержавой, но их успех исторически обречён.

— Почему?

— Повторюсь. Каждый американец в отдельности мне симпатичен, потому что это работящий, трудолюбивый и уверенный в себе, человек. Но, собравшись в государство, они становятся искателями прибыли любой ценой, алчущими золота, и не останавливающимися ни перед какими преступлениями. Они рабовладельцы и расисты, болтающие о Свободе, истребившие двенадцать миллионов индейцев и, своей безнаказанностью, вдохновившие Гитлера на разбой и геноцид. Они лжецы и идолопоклонники, клянущиеся на Библии, шулера, не заслуживающие ни малейшего  доверия, но назначившие себя хранителями истины, вершителями судеб мира и мировыми жандармами. Создав массовое производство, они создали массовую культуру индивидов-потребителей, работающих только на удовольствия. Их цивилизация – империя Великого Уникеля, императора, единодушно приговорённого нами к смертной казни через сожжение в полном радости и любви весеннем лесу, за преступления против человека и человечества. Они его рабы, ибо в его империи свободны только деньги. И эту охлократию, руководимую тоталитарной закулисой, это убожество, в которое они истово верят с фанатизмом сектантов,  они хотят навязать миру любой ценой.

Она улыбнулась его горячности, ласково прижала его руку к своей щеке и глядя в высокое чистое небо спросила:

— Мы тоже тоталитарны и тоже хотели бы навязать миру свою модель. Так кто же  источник мирового зла?

— Сомнения в правоте окружающего меня мира не делают меня сторонником нашего тоталитаризма. Но для делового, нацеленного на успех тоталитарного американского обкома, каждый, кто не американец, всегда потенциальный индеец. Независимо от того, кто он вьетнамец, кубинец, мексиканец, китаец, француз или русский. А там, где кончается мировая любовь, там начинается мировое зло! Поэтому я и не могу представить себя успешным американцем. Ведь, как мы решили зимой в ходе дискуссии о любви, «всё, что должно стоять вечно, должно быть создано с любовью». Но любви там нет, и быть не может, так как торговцы иллюзиями, они даже свою любовь отдали Голливуду, размазали тонким слоем по киноэкранам и продали, как товар.

— Что же мешает нам с любовью пройти свой путь к успеху?

Егор задумался. Она лежала перед ним такая близкая, желанная и благоуханная. Рука его, задержавшись на каштановых прядях её волос, скользнула по щеке и легла ей на грудь. Она взяла его руку в свои руки поднесла к губам и поцеловала раскрашенные ягодным соком пальцы, вдыхая пьянящий аромат благоухающей земляники. Другая рука его…

Появившаяся, как из-под земли, Лиза произнесла:

—  Вот вы где оказывается. Я вас зову, зову – не откликаются. Я и пошла, искать вас.

Собирая землянику, которой она набрала тоже пол лукошка, она успела собрать и разложить по мешочкам растения земляники, срезанные ножом, цветы и листья зверобоя, тысячелистник, листья Иван-чая и пышные душистые соцветия лабазника-таволги. Рюкзачок её был полон. Они сели поели, что бог послал. А бог послал им вкусные вчерашние пирожки с черёмухой, варёные яйца и по стакану холодного чая – всё, что нашлось в рюкзачке запасливой Лизы. Потом они втроём, не спеша, проползли по земляничной поляне, заполнили свои лукошки, и до полуденного зноя вернулись домой.

                ***

Пообедав, он оставил женщин обрабатывать ягоду, а сам поехал на велосипеде к деду на пасеку

Дорога петляла вдоль русла маленькой речушки, медленно несущей свои воды в зарослях ивняка. Иногда речка широко разливалась широким плёсом, тонко звеня мелкими ручейками на перекатах. Соловьиные места. Большие поля овса и пшеницы, среди которых возвышались небольшие берёзовые рощицы – колки, упирались в синеющую вдали кромку леса.  Потом поля кончились, уступив пойму лугам. Дорога, отклонившаяся от русла, вдруг резко пошла к реке и, пройдя её по каменистому перекату, упёрлась в кромку леса. И только сейчас можно было разглядеть, приютившуюся здесь на опушке леса пасеку.    Небольшая пасека,  состоящая из жилого дома с верандой, зимовника-омшаника и нескольких хозяйственных построек, окружённых разноцветной россыпью сотни ульев,  пряталась в зарослях боярышника, рябины и лугового разнотравья. С севера, с запада и с востока, со стороны леса она была защищена от ветров  и нежданных посетителей изгородью из разросшихся  зарослей боярышника и рябины, а с юга, больше чем на пару сотен метров до реки, цветущим под июньским солнцем луговым разнотравьем.

Дед работал на веранде, заряжал рамки вощиной, готовя их для замены медовых сотов. Бывший когда-то белым закопченный эмалированный чайник стоял рядом с ним на столе. Егор сходил в дом, принёс стакан и налил себе прохладного чая, густого и терпкого, пахнущего смородиновыми почками. Поговорили о Елене, о предстоящей работе, о погоде, о видах на медосбор. И Егор спросил:

—  У хорошего пчеловода не бывает плохого года?

—  Ухаживать за пчёлами и мёд качать может каждый, но сделать пасеку доходной – это искусство, которое доступно не всем. А это, прежде всего знание биологии пчёл, которое простыми наблюдениями не получишь. Это любознательность, изучение предмета и чтение литературы, общение с пчеловодами и, конечно, опыт. А в основе успеха работа с пчёлами так, чтобы в каждой семье была молодая, здоровая, энергичная матка.

—  Для этого пчёлы и роятся.

—  Матка, в отличие от рабочих пчёл, живёт пять шесть лет и наиболее плодовита первые два года, потом её активность снижается. Причины роения не ясны, наверное, это комплекс причин. И одна из причин, на мой взгляд, образовавшийся избыток пчёл кормилиц при снижении яйценоскости матки и связанное с ним уменьшение количества расплода. В улье появляются безработные и недовольные, назревает бунт, закладываются новые маточники, и старая матка с верными ей сторонниками, покидает улей. Выходит рой. Но роятся пчёлы у плохих пчеловодов. Во-первых, попробуй, достань рой с высокой ёлки, а во-вторых, матка то всё равно уже отвергнутая. Поэтому необходимо осуществлять смену маток своевременно, не доводя пчёл до бунта.

—  Да, это уже искусство управления пчелиным народом. Интересно,  как это у тебя налажено?

—  Ты, конечно,  всё это видел, но не вникал. Пчёлы это удивительная чисто женская цивилизация. Появилась она миллионы лет назад и вписалась в окружающий мир так, что многие виды растений без пчёл могут исчезнуть. Рабочая пчела, посещает десятки тысяч цветов, пролетает сотни километров, если все её маршруты сложить в одну прямую, и всё это для того чтобы принести в улей за свою недолгую жизнь грамм нектара и цветочной пыльцы.

—  Египетский, рабский труд женщин, ради труда забывших, что они женщины.

—  Пчёлы – это вершина того чего мать природа смогла выжать в попытке создать разумных существ из насекомых.  В основе их цивилизации лежат узкая специализация, исключительное трудолюбие, дисциплина, самоотверженность. В рамках этой специализации за всех пчелиных женщин девственниц работает одна их сверхженщина – матка. Она больше рабочей пчелы, она может жить в десятки раз дольше рабочей пчелы, она – царица, она – мать всей пчелиной семьи. Её назначение – совершить брачный полёт, и единственной из всех своих сестёр познать мужчину, многих мужчин, стать женщиной, а потом всю оставшуюся жизнь ползать по сотам, в сопровождении многочисленной свиты и откладывать, откладывать яйца, отдавая их на попечение пчёл воспитательниц.  Стать матерью всего пчелиного народа, и не только биологической, но и духовной, потому, что если изъять матку из семьи, то вся семья погружается в траур и все работы в улье останавливаются.

—  А роль мужчин в этой цивилизации?

—  У трутней одна цель, однажды догнать матку в полёте и отдать ей своё самое дорогое, свою сперму. А в остальное время, они, наверное, как все мужики, предпочитают, в своей компании, распивать медовуху на троих, рассказывая, удивительные истории своих амурных полётов. Чтобы не допускать близкородственных связей, лет так пятьдесят миллионов тому назад, пчёлы подписали всемирный пчелиный мирный договор, который неукоснительно соблюдают до сих пор. По этому договору трутни объявляются общим пчелиным достоянием и охраняются в летний период, во время лёта маток. Им доступен любой улей, на любой пасеке. Свой, не свой, везде грозная стража уважительно расступится перед лётчиком асом, их гостеприимно встретят целомудренные девушки, обогреют, приласкают. Им будет предоставлен и кров, и стол, и медовуха. Но медовуху им пчёлы наливают только до тех пор, пока они ещё нужны. Ближе к осени страже приходит распоряжение, что трутней в улей больше не впускать. И трутни, лишённые крова и пищи, вымирают.

 —  Откуда берутся матки?

—  Удивительно то, что матками не рождаются – ими становятся.  Матка мать откладывает одинаковые яйца в одинаковые ячейки, из них получаются одинаковые личинки, и кто из них получится, знают только царедворцы из свиты царицы. Если матка дефектна, то по их общему согласию, сразу же после откладки яиц закладываются несколько маточников. К появлению личинок стандартные ячейки сот расширяются, превращаются в мисочки, в которую ещё до появления личинок пчёлами кормилицами подаётся маточное молочко. Потом молочка подается столько, что личинки буквально плавают в нём. Приходит время, личинка окукливается и из куколки появляется матка. Матка, которая появляется первой, убивает всех своих отставших конкуренток. Потом принимается за маму.

—  Коварство и жестокость?

—  Нет. В природе не бывает жестокости. Есть только целесообразность и жестокая необходимость. И жестокая необходимость всегда довлеет над пчёлами. Жулан-сорокопут поедает их тысячами, шершни готовят из них фарш для своих личинок, рабочие пчёлы десятками тысяч сгорают на работе. Семья, из которой выйдет множество роёв, придёт к зиме ослабленной и погибнет. Поэтому новая царица после вылета начинает нести яйца. Такая смена маток естественна, происходит без вмешательства пчеловода, и называется «тихой».

—  Если старая матка почувствует угрозу, и она способна ей противостоять, то из улья выходит рой?

—  Да. Другой сценарий получается, когда матка погибает. Через полчаса об этом знает весь улей. Все работы брошены. Стоит всеобщий плач: «что с нами будет?» Улей гудит особенным рыдающим звуком. Если идёт медосбор и прибывающие с поля рабочие пчёлы приносят взяток, то со временем печаль проходит и приходит правильная мысль: «Плачь, не плачь, лишь в работе спасение». Первыми приходят в себя пчёлы кормилицы – «расплод, детей кормить то надо»! Сразу же они расширяют, «оттягивают» с десяток ячеек сот, делая из них мисочки, и превращая их в маточники, начинают усиленное кормление личинок будущих маток.  У осиротевших пчёл, появляется надежда на будущее. Все принимаются за работу. В панике, в суматохе выбор будущих маток чаще всего случайный. Сюда попадают однодневные, двухдневные, трёхдневные и другие личинки. Личинки, которым больше трёх дней от роду, как их уже ни корми, из них получатся только рабочие пчелы. Трёхдневные и двухдневные личинки дадут уже маток, но они могут быть с дефектами. Полноценны матки, полученные из однодневных личинок, но матки с дефектами старше их, и должны выйти первыми, а значит убить полноценных. Моя задача не допустить этого.

—  Ты собираешься лишить пчёл их матки, спровоцировать их на закладку свищевых маточников, а затем в ручном режиме отобрать полноценных маток.

— Да. Для этого, мы должны будем собрать новый улей рядом с сильной семьёй, пересадить туда большую часть семьи вместе со старой маткой, обеспечить его полноценную деятельность расплодом, мёдом, пергой и вощиной, отвезти и установить этот улей на новом месте. Задача  этой пчелосемьи продолжить медосбор. Старый улей оставляем на старом месте, обеспечиваем его всем необходимым, кроме вощины. Задача этой семьи уже не медосбор, а выращивание новых маток. Осенью я объединю эти разрозненные семьи, но уже с молодой, энергичной маткой.

—  Почему, оставшиеся без матки пчёлы, не перелетят в новый улей к старой матке или не примкнут к другим семьям.

—  Потому, что мы оставляем в старом улье часть расплода, а пчёлы – не люди, своих детей не бросают ни при каких обстоятельствах.

—  Сколько ульев нам собрать, снарядить и переместить на новую площадку?

—  Я наметил сорок сильных пчелосемей, у которых возможно роение. Так, что работа большая. Действуем так. Собираем новый двухкорпусный улей рядом с ульем, из которого забираем рамки с мёдом. Ставим один и тот же номер на оба улья. Переносим из старого улья в новый, большую часть расплода, часть медовых рамок и перги, стряхиваем туда матку и большую часть пчёл, ставим пустые рамки с вощиной, утепляем, закрываем. В старом улье оставляем одну две рамки расплода, медовые рамки, перги и меньшую часть пчёл, ставим пустые рамки суши, утепляем, закрываем. Медовые соты, которые забираем, ставим в ящики для рамок. Уносим ящики на медогонку. Увозим новый улей на новую площадку. Делаем всё быстро и слаженно. Поэтому всё должно быть под рукой. Нигде ничего не забываем.

Егор посмотрел на часы.

—  Большая работа! Моё предложение, начать работу сейчас. Укомплектовать, перенести и собрать эти сорок ульев рядом с ульями, намеченными к разделению. Пронумеровать их. Это сэкономит нам время и силы завтра.

– Работать, так работать! – произнёс дед, и они направились под навес у омшаника, где были сложены запасные корпуса ульев.

                    ***

Было уже поздно, когда они усталые, но довольные от проделанной работы  сели на ступеньки веранды. Солнце уже скрылось за вершинами деревьев, и белый июньский вечер плавно переходящий в белую ночь вступал в свои права. Тихо жужжали трудолюбивые пчёлы, возвращающиеся в свои семьи. И, как когда-то в детстве, желая получить ответ на мучивший его вопрос, Егор спросил деда:

— Дед, почему среди русских пословиц так много пословиц, формирующих отрицательное отношение к труду? Например:  «Работа  не волк в лес не убежит», «от работы кони дохнут», «Работа дураков любит». Что мы, русские, и вправду не любим трудиться. Разве, презирая труд, мы могли бы построить такую большую страну? Защитить её? Я в своей, может быть небольшой жизни, откровенных лентяев  не встречал. Но этот негатив слышу постоянно. Что это?

—  Мы, кержаки, свободные люди, всегда работали на себя. Для этого мы и в Сибирь ушли. Да! При необходимости налог платили государству, но на барина не работали никогда. Поэтому ты никогда от нас не слышал таких изречений. И встретив в городе эту скверну, ты усомнился в трудолюбии и в честном отношении к работе?

—  Нет, но капля и камень долбит. Но, что это? От чего это?

—  От праздности и праздного ума. У того, кто постоянно занят трудом, у того, кто живёт своим трудом, и в мыслях не может быть этой скверны. У него на каждую такую поговорку найдётся десятки других поговорок и пословиц,  утверждающих труд в качестве основополагающей ценности.

—  Когда же произошёл этот раскол.

—  Тогда же, когда произошёл Раскол. При царе Алексее Михайловиче казна, не имея денег, стала рассчитываться с теми, кто ей служил, государственными землями, отдавая крестьян в крепостную зависимость от рабов царских, делая их рабами господскими. В России появился барин. И те установили для своих рабов повинность – барщину. Обязанность работать на своих господ. Казна отдавала крестьян и монастырям. И вскоре все крестьяне были закрепощены, стали либо барские, либо монастырские  и работали, либо на барщине, либо на монастырщине. И для всех их труд стал подневольным, повинностью, тяжёлой обязанностью. Исчезла радость труда. «Монастырщина хуже барщины», «Нужда учит, а барщина мучит», «Работа лечит, а барщина калечит» поговорки, пришедшие с тех времён.  Но это всё-таки не затронуло глубинный пласт народной мудрости.

—  Откуда же тогда праздность и праздный ум?

—  У бар, у попов были дети. Много детей! Их учили грамоте, жизнь у них была праздной, и они видели, что труд это удел рабов. Наследовал же вотчину только старший сын. Остальные поповичи и барчуки, не состоявшиеся попы и бары, устраивались в жизни, кто, как мог. Кто-то устраивался на службу, кто-то жил приживалом, но все они несли обиду и зависть, о несостоявшемся счастье праздности, где всё для них должны были бы делать их рабы. Их дети, рождённые уже в бедности, несли эту обиду и зависть, охраняемую легендой о благородном происхождении, дальше, сохраняя и формируя своё негативное отношение к труду. И так по нисходящей. Все они – свободные и грамотные, имеющие массу свободного времени, имели большой потенциал для творчества. Среди них, и нашедшие своё место в жизни служащие и военные, учителя и врачи, художники и литераторы – те, кого принято называть интеллигенцией. Среди них и не нашедшие своего места голодные и чахоточные, подверженные всем порокам, всегда всем недовольные, разного рода нигилисты, ниспровергатели, воры, заговорщики и революционеры. Грамотные в безграмотной стране, нищие в ложном блеске империи, отверженные и гордые, чтоб оправдать бессмысленность и бесцельность своего существования, они сами себя назначили бескомпромиссными хранителями Правды, безответственными носителями Истины в последней инстанции.

— Все персонажи Достоевского, и прекраснодушные доброхоты, и лица, в чьих душах пылают вулканы сатанинских страстей, всех их объединяет то, что никто из них нигде не работал. Все они, оторвавшиеся от народа, от земли, ставящие под сомнения понятия бога и родины, дети своего времени. В их душевном разладе, в ущербности их духа, виновны церковь и самодержавная власть с их традицией тотального угнетения, нежеланием услышать человека, идти в ногу со временем. Но у любого, даже у угнетённого народа, нельзя отнять право ставить цели, искать компромиссы и договариваться с властью. Для этого требуются смелые и умные лидеры, умеющие видеть цели и ставить задачи. Их великий труд и великое терпение. Умение договариваться, хотя бы между собой. Но болтуны и резонёры, оторвавшиеся от земли и народа, лишённые навыков труда и терпения, раздувшиеся пузыри праздности, внутри которых пустота, они были лишь предвестниками грядущих потрясений.

— Все они, так или иначе прикоснувшиеся к праздности, не умеющие, не желающие и не имеющие возможности плодотворно трудиться, они посвятили своё свободное время, свой праздный ум на ниспровержение принятых в обществе моральных ценностей. В частности труда.

— То есть гнилость нашей гнилой интеллигенции замешана на дрожжах её скорби о несостоявшейся праздности? Может быть! Европейский доктор Фауст прошёл все тревоги, все соблазны мира  и нашёл высшее удовлетворение только в созидательном труде. Девиз Гете: «Лишь тот достоин чести и свободы, кто каждый день идёт за ними в бой» — девиз каждого просвещенного европейца. Но в Европе нет интеллигенции! Васисуалий Лоханкин, назначивший себя «зеркалом русской революции», «интеллигентом», которого «вытурили» из пятого класса гимназии, — это чисто русское явление. Интеллигенции, как малограмотной прослойки в безграмотной стране, присвоившей себе на правах несостоявшегося эксплуататора право судить и пересуживать историю, держать фигу в кармане и при каждом удобном случае брызгать ядом на существующие порядки,  предавать и равнять с грязью свой народ. Воистину – праздность мать пороков. Поэтому вместо «достойных чести и свободы» появляются любовно выписанные Недоросли, Илюши Обломовы, Иваны царевичи и Иваны дураки, которые всегда были не прочь переложить все свои тревоги и заботы на кучеров, дядек, лягушек, сивок-бурок и просто на печки.

—  И тогда же появляются эти щуки, кони, волки и дураки, выдаваемые за народную мудрость, и которые за них должны были выполнить всю работу. Развращённые праздностью они захотели развратить народ.

— Счастьем европейца всегда был труд! Но их стараниями счастьем русского стало безделье. Может быть! По Марксу это типичный, деклассированный люмпен-пролетариат. И то, правда: необходимой стране конституции Александр I не дал, декабристы потерпели поражение, самодержавие только укрепилось. Следовательно, производственная база развивалась слабо, и не могла поглотить избыток этой грамотной рабочей силы. Количество церковных приходов было стабильным, воинские и гражданские вакансии тоже были ограничены. Работы было мало. И не нашедшим своего места, не оставалось ничего кроме как в зависти и ненависти изощряться в злословии. Потенциал страны уходил в злословие! Наверное, из этих несостоявшихся эксплуататоров и состоялась воровская культура, запрещающая блатным работать даже в тюрьме.

 — Может быть. Но я по-прежнему утверждаю, что весь этот негатив не оказал влияния на пласт народной мудрости связанный с пословицами о труде. И на каждую твою скверну, я готов привести десять поговорок утверждающих труд и работу как жизненную ценность. Давай поиграем.

Егор засмеялся, вспомнив то счастливое время детства, когда они с дедом, вечером усаживались на эти ступеньки и, вдыхая ароматы тёплого летнего вечера, пахнущего мёдом, воском, свежим сеном, парным молоком и сосновыми стружками  рассказывали друг другу истории, пословицы, притчи, загадывали загадки. Или придумывали новые.

—  Давай. Как в детстве, в игре с загадками, расплачиваемся щелбанами? Но десять это слишком много, я согласен на пять. Время то уже позднее.

—  Сходи, возьми бумагу и карандаш, там на окне. Надо будет записывать, чтобы не повторяться.

Егор сходил, принёс лист ученической тетради в линейку и химический карандаш, используемый дедом для экспресс-анализа влажности мёда. Поставил боком пустой запасной корпус улья, пододвинул его к себе и, сев удобно, спросил:

—  Готов? На одну мою пословицу-скверну – пять твоих пословиц ответов. Если нет пяти ответов щелбан тебе дедуля. Если ответы есть значит щелбан мне. Каждый повтор тоже щелбан тебе.

—  Поехали!

—  От работы кони дохнут.

—  Но это поговорка довольно новая, потому, что я слышал её с продолжением: «От работы кони дохнут, трактора ломаются».

—  А я слышал её как «От работы кони дохнут, а человек крепчает».

—  Ну, значит, так говорят только те которые не хотят никаких продолжений и которым, до сих пор, любой труд – барщина. Пиши.

—          Праздность – мать пороков

      Лишь от ума сходят с ума, а без ума не сойдешь с ума

 Без дела жить – только небо коптить

 Кто не работает, тот и не ест.

 Не гляди на дело, гляди на отделку!

—  Работа дураков любит. Но это я и про себя так порой говорю. Устанешь иногда, как собака, и подумаешь, в сердцах:  «дураков работа любит!»

—  А ты по-другому жить можешь?

—  Нет.

—  Ну и правильно. Поэтому я и горжусь тобой. Тогда пиши пословицы

—         Клади картошку в окрошку, а в дело любовь.

Работа – лучший приварок. По работе и еда вкусней.

Дело мастера боится.  —  Подсказал  Егор.

Даровой рубль дешев, наживной дорог.

Работать не заставят, и есть не посадят

—  Работа не волк, в лес не убежит.

—  Волк, не волк, бегай, не бегай, а из леса пришёл, значит голоден. А на  работу, и на волка всегда найдутся и свои охотники.

—           Хочешь жить – умей  вертеться.

            Работай до поту, так и поешь в охоту.

            Куй железо пока горячо.

           Терпение и труд – все перетрут.

           Делу – время, потехе – час.

Егор записывал все пословицы вопросы и ответы и сам подсказывал иногда ответы.

—  Работа – это святое, не трогай ее!

—  Если святое – тогда молись на неё, а хлеб не трогай.

—         Работа черна, да денежка бела.

Не боги горшки обжигают.

Не то забота, что много работы, а то забота, как ее нет.

Белые ручки чужие труды любят.

Глаза боятся, руки делают.

—  Инициатива всегда наказуема.

—  Но это совсем новое. Раньше и слов таких не употребляли. Но всё равно видно, как люди барщину отрабатывают.

—  А что изменилось? Раньше отрабатывали барскую повинность, теперь ты за трудодни работаешь.

—  Пиши:

—         Лежебоке и солнце не во время всходит.

Ныне гуляшки и завтра гуляшки – останешься без рубашки.

Послал бог работу, да отнял черт охоту.

Сытое брюхо к труду и ученью глухо.

Хорошо ленивого за смертью посылать.

—  Пусть трактор работает – он железный!

—  А я слышал за границей, тоже колхозы есть. И очень даже хорошо работают. И люди там богато живут. И в Америке, и в Голландии. И в Израиле.

—  Кооперация это не наше изобретение. Там колхоз – свободное объединение граждан, объединившихся с целью быть полезными друг другу. И на этом хорошо заработать. А вас как объединяли?

—  Да, уж! Пиши:

—          От шаты да баты не будем богаты.

      Проглотить-то хочется, да прожевать лень.

Лежит лежень до вечера, а поесть то нечего.

Хочешь есть калачи, так не сиди на печи!

Плохо жить без забот, худо без доброго слова.

—  Всех работ не переделаешь

—  Согласен. Но это то и прекрасно – жизнь продолжается! Пиши:

—       Муравей не по себе ношу тащит, да никто спасиба ему не молвит; а пчела по искорке носит, да богу и людям угождает.

Богу молись, крепись да за соху держись!

Горька работа, да хлеб сладок.

На чужую работу глядя, сыт не будешь.

Не взявшись за топор, избы не срубишь.

—  Где бы ни работать, лишь бы не работать!

—  Ну, это, вообще, какая-то бледная немочь. Бледная сколопендра. Ты знаешь, что такое сколопендра?

—  Нет, не знаю.

—  И я не знаю. Но, видно, что-то ядовитое. Залезло на скалу и выпендривается. Пиши:

—         Бобы не грибы: не посеяв, не взойдут.

На полатях лежать, так и хлеба не видать.

Работа с зубами, а лень с языком.

Кто рано встает, тому бог подает.

Делать как-нибудь, так никак и не будет.

—  Всех денег не заработаешь

—  Какие жадные людишки! Всех работ не переделаешь, всех денег не заработаешь! Это то и прекрасно! Или им подавай всё и сразу? Но такого  не бывает! Эй,  мне хоть, что-нибудь оставьте! Пиши:

—         У матушки у сошки золотые рожки.

Выгонит голод и на холод.

Покуда цеп в руках, потуда и хлеб в зубах.

Бог дал здоровье в дань, а деньги сам достань!

Гулять гуляй, а дела не забывай.

—  От работы не будешь ты богат, а будешь ты горбат!

—  Без работы быстрей станешь сирым, горбатым и больным. А, наверное, лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным.

—         Хлеб за брюхам не ходит.

Руки не протянешь, так и с полки не достанешь.

Дело и время для себя не бремя.

У него лень за пазухой гнездо свила.

Тит, поди молотить! – Живот болит. – Тит, поди кашу есть! – Где моя большая ложка!

—  Лишь бы пилось, да елось, да работа на ум не шла.

— Всё то же, от той же бледной ядовитой сколопендры. Но как говорил наш незабвенный старшина Приходько: «не умеешь – научим, не хочешь – заставим».

—         В лес не съездим, так и на полатях замерзнем.

Скучен день до вечера, коли делать нечего.

У кобылки семеро жеребят, а хомут один.

Ранняя заря деньгу родит. Ранняя заря золотом осыпает.

Без труда не вынешь и рыбку из пруда.

—  Ты меня, работа, не бойся – я  тебя не трону.

—  Работа избавляет, по крайней мере, от трёх зол скуки, нищеты и порока и если её не трогать любое из этих зол станет твоим хозяином.

—         Где бабы гладки, там нет и воды в кадке.

Век долог, да час дорог.

На одном месте лежа, и камень мохом обрастает.

Не от росы урожай, а от поту.

Легче руками работать, чем головой.

—  Не тряси яблоко пока зелено: созреет — само упадет.

—  Может это просто народная мудрость, а не скверна. Ведь говорят же в народе истину: «всякому овощу – своё время». Ну, ладно, пиши:

—         Была игла, да спать легла.

А когда досуг-то будет? – А когда нас не будет.

Дело и учит, и мучит, и кормит.

На острую косу много покосу.

Кто пахать не ленится, у того и хлеб родится.

—  Лучше даром сидеть, чем даром трудиться.

—  Ну это, что-то зэковское, тюремное. Слышал я, что блатные на зоне в Мариинске вытворяют. Нет у меня к ним жалости. Пусть лучше лес рубят.

—         Не срубить дубка, не натрудив пупка.

Чай ты устал, на мне сидя?

Сама себя раба бьет, что не чисто жнет.

Лямку три, налегай да при!

Были бы руки, а молотило дадут.

—  Не торопись выполнить приказ. Придёт команда «Отставить!»

—  Как армейскую службу не называй, всё равно это обязанность, повинность, подневольный труд – барщина. Поэтому и отношение соответствующее: «Солдат спит, а служба идёт». Пиши:

—         Тише едешь – дальше  будешь.

Маленькое дело лучше большого безделья.

Работы без заботы нет; а забота и без работы живет.

В поле Маланья не ради гулянья.

Сегодняшней работы на завтра не покидай!

—  Лежи на боку да гляди за Оку!

—  А это что-то старинное, сторожевое, наверное, ещё стрелецкое.

—  Стариной, говоришь, запахло. А это не говорит тебе, что лень и презрение к работе ещё в те времена себя вольготно чувствовали? Помнишь, что такое охабень?

—  Ну, спасибо, внучок, уважил. Мне один профессор палеонтолог в Новосибирске рассказывал. Приходит он на работу с внучкой. Та походила среди скелетов ящеров и мамонтов, прижалась к нему и говорит: «Деда! Как мне тебя жалко!» «Почему, внученька?» «Как тебе, наверное, было страшно жить среди этих ископаемых!»

Посмеялись. И дед насмешливо прошамкал.

—  Охабень, говоришь? Ну, как же, как сейчас помню, шуба такая с рукавами до пола.

—  Работать же было неудобно!

—  Ну, это, наверное, чтоб подчеркнуть, что человеку не руками, а головой работать надо. Есть же у офицеров знаки отличия – погоны? – не совсем уверенно ответил дед.

—  А может быть эта всё та же барщина, которая мужика мучит и калечит. Подчеркнуть своё высокое  социальное положение, показать, что он человек обеспеченный, что ему работать не надо. И своё презрение к мужику, к труду.

—  Может быть. «Не дари мне, Моня, шубу, а то блохи заедят. Подари-ка мне галоши, пускай люди поглядят» — промурлыкал дед частушку. – Может быть. Пиши стрельцам:

—      Из лука – не  мы, из пищали – не мы, а зубы поскалить, да язык почесать – против нас не сыскать.

Мешай дело с бездельем, проживешь век с весельем

На то и щука, чтоб карась не дремал

Ранняя птичка носок прочищает, а поздняя глаза продирает.

Не работа сушит, а забота.

—  Работа не х.., может стоять вечно!

— Может стоять вечно. Только жизнь быстротечна! Так ничего и не успеешь сделать, а уже пора уходить. Зачем ты жил, никем не ставший?

Он задумался.

— С русским матом я познакомился только в армии. Раньше в обиходе он не употреблялся. Хотя…. — Дед засмеялся — Тот же профессор мне рассказывал быль. Сидят за обеденным столом царь Николай Павлович, семья и приближенные, завтракают. Всё чинно, благородно. Вдруг маленькая принцесса, через стол обращается к  императору:

— Папа, а, что такое х…?

Скандал в благородном семействе! Кто-то поперхнулся, кто-то не донёс вилку до рта, и все растеряно смотрят на воспитателя царских детей поэта Жуковского. Тот осторожно спрашивает царевну:

— А, где ты познакомилась с этим словом?

— В парке на заборе было написано.

— А-а-а. Дети, я вам всегда говорил, что дуракам грамота вредна! Глупый и безграмотный человек, написавший это слово, не знает, что это слово есть повелительное наклонение от глагола «ховать», что значит прятать. Не знает, что это слово давно вышло из употребления, считается вульгарным и заменено командой: «Спрячь!». И его не принято употреблять в обществе.

— Понятно, дочь? — Мягко спросил император. — Постарайся больше не употреблять это слово в обществе.

— Понятно, папа.

После завтрака царь подошёл к воспитателю, достал золотую табакерку из кармана, и отдавая её Жуковскому приказал:

— На! Х…! Спрячь, говорю.

Посмеялись. И Егор рассказал современную быль. Идёт папа с сыном, и сын спрашивает отца:

— Пап, отгадай, какое слово из трёх букв дети пишут на заборах?

Отец ему тырс подзатылину:

— Сколько раз я тебе говорил, что дуракам грамота вредна? Чтоб не смел писать это плохое слово на заборах.

Сын обиженно спрашивает отца:

— А, что плохого в слове «Мир»?

Посмеялись над испорченым поколением, и дед сказал:

— Пиши:  Ленивый и могилы не стоит. 

     Берется за дело, словно сам недоделан.

Работай-ка, не зевай-ка: лето – гость, зима – хозяйка.

Сер мужичок, да сердит на работу.

          Муравей не велик, а горы копает.

—  От трудов праведных не нажить палат каменных.

—  Справедливое замечание. Упрёк не людям, не их праведным трудам, а дырявым законам, позволяющим ворам и казнокрадам безнаказанно процветать.

—  Заметь, времена меняются, а пословица остаётся.

—  Неистребимо поганое крапивное семя! Пиши:

—          Рядись, не стыдись, а работай, не ленись!

У работящего в руках дело огнем горит.

Люблю серка за привычку: кряхтит, да везет.

Вполплеча работа тяжела: оба подставишь – легче справишь.

С разговоров сыт не будешь. Сладка беседа, да голодна

Егор посмотрел на часы

—  Кончил дело – гуляй  смело! Ну, у меня, пожалуй, всё!

—  И каков результат? Протокол готов? Можно ставить подписи и печати? – дед взглянул на бумагу.

—  Восемнадцать вопросов, девяносто ответов. Повторов не отмечено. Абсолютная победа во славу труда. Теперь я буду, разборчив в выборе приятелей. Ведь неадекватное отношение к труду – симптом шизофрении. А результат? Мне, усомнившемуся и проигравшему, причитается получить восемнадцать щелбанов.

— Поделом тебе усомнившемуся! – смеялся дед. – Впредь знай, что образование, воспитание, знания, даже талант без трудолюбия – ничто! Лишний соблазн пойти по лёгкому неверному пути. Но семнадцать ответов ты мне подсказал. Вычти. Остаётся один в качестве печати. Подходи!

Дед бережно и ласково взял за шею внука, больше чем на голову переросшего деда, нагнул его и так же бережно поставил щелчок в лоб. Потом отошел, издали, любуясь своим рослым, красивым внуком и сказав: «сладка беседа, да голодна» пошёл кипятить чайник.

                     ***

Попив чаю, Егор запряг Воронка и отправился домой с заданием привезти завтра на пасеку Евдокию Михайловну, Лизавету и Елену, часам к десяти.

Во дворе все запахи заглушались благоуханием земляники. Это Лиза, разложив землянику и травы по поддонам, выставила их сушиться под навес. Дом тоже благоухал земляничным вареньем и мёдом. Это Евдокия Михайловна и Елена варили земляничное варенье на меду.

   Утром Егор встал рано, но отца уже дома не было, мать тоже ушла на ферму, на утреннюю дойку. Егор покормил Пирата, дал сена Воронку и принялся за утреннюю рубку дров. Вставшие вслед за ним Лиза и Елена, приготовили завтрак, упаковали продукты,  приготовленные для отправки на пасеку, разлили по банкам душистое варенье. И, когда Евдокия Михайловна пришла с утренней дойки, все позавтракали и поехали на пасеку.

К их приезду дед уже протопил пункт качки мёда, нагрел воды. Евдокия Михайловна, Лизавета, и Елена, вооружившись тряпками, мылом и горячей водой, привычно быстро и со знанием дела, заставили блестеть чистотой и пол, и стены, и рабочий стол, и медогонку, и ёмкости для мёда. На печурку, в которой поддерживался слабый огонь, поставили ведро с водой и опустили в него большие пасечные ножи. Егор установил медогонку, проверил надёжность её крепления. К этому времени дед на пасеке тоже завершил подготовительные работы. Согласовали готовность, и дело закрутилось.

   Дед взял дымарь, пустил три клуба дыма в леток, потом Егор с дедом быстро сняли крышку с улья, пустили три клуба дыма под холстик, и быстро сняв утеплитель и холстик, изогнутой пасечной стамеской стали вынимать рамки из гнёзд. Одурманенные дымом пчёлы ползали по сотам. Дед быстро сметал гусиным крылом ползающих пчёл обратно в улей, быстро осматривал рамки. Пока эти пчёлы беспомощно ползали в раскрытом улье, прибывающие с поля рабочие пчёлы, увидев свой дом разорённым, с ходу, яростно и самоотверженно, атаковали агрессоров и, наткнувшись на защитную сетку, ползали по одежде, стараясь изыскать любую возможность, чтобы ценой своей жизни, нанести ущерб разрушителям и обратить их в бегство. И, как бы не был надёжно защищён Егор, пробравшаяся неведомыми путями под сетку пчела, всё же ужалила его. Медовые рамки дед передавал Егору, а тот складывал их в ящики для переноски сотов. Дед быстро, профессионально, оценивал количество и качество расплода, силу семьи, качество матки, наличие маточников, сколько медовых рамок следует оставить, сколько перги, формировал гнездо, ставил пустые рамки с вощиной, а иногда и целые магазины. Не забывал сформировать и заселить гнездо в пустом улье. Иногда он забирал рамки с расплодом и рамки с пергой у сильных семей, чтобы усилить слабые перед основным медосбором в июле. Затем они быстро собирали и закрывали улей и Егор с ящиками для переноски сотов, бежал в медогонку, передавал соты женщинам и снова бежал с пустыми ящиками к ульям. За это время дед вносил в журнал записи о состоянии обработанного улья и переходил к следующему. Некоторые ульи после осмотра оставались не тронутыми, а в некоторые дед добавлял рамки с расплодом, с мёдом и с пергой. Иногда Егор задерживался, чтобы крутить ручку заряженной медовыми сотами центрифуги, или менять бочонки, заполненные мёдом на пустые. Женщины горячими острыми ножами срезали крышечки с запечатанных пчёлами медовых сот, и мёд расплавленным янтарём струился по ванночке рабочего стола, стекая в ёмкости. Снимаемые крышечки сот – забрус, складывали в сита, где с них тоже стекал мёд. В помещении было жарко. Остро пахло мёдом, воском и прополисом. Множество пчёл попавших сюда вместе с сотами растерянно и обречённо ползали по окну, стенам и потолку, не проявляя никакой агрессии. Елена освоила медогонку, выбирала соты одинаковые по весу и ставила их так, чтобы обеспечить симметричную загрузку центрифуги. Крутила ручку медогонки пока Егор занимался с ульями. Из крана медогонки непрерывной янтарной тягучей струёй стекал густой солнечный душистый мёд, заполняя ёмкости. В таком хорошем темпе проработали часов пять, потом сделали небольшой перерыв, потом проработали ещё часа три, и Евдокия Михайловна засобиралась на вечернюю дойку. Егор запряг Воронка и отвёз её прямо на ферму.  В его отсутствие дед, решив, что они поработали сегодня хорошо, заполнили семь из десяти приготовленных под мёд бочонка, отправил девушек готовить ужин, а сам продолжил крутить медогонку, освобождая от мёда оставшиеся необработанными медовые соты. Вместе с Егором они  закончили работу с сотами, почти до краёв заполнив восьмой четырёхведерный бочонок. Закрыли крышками бочонки, спрятали часть медовых сотов и пергу в сотохранилище, вынесли забрус и пустые соты для осушки их пчёлами, перевезли вновь заселённые улья на точок, прибрали инструмент и пошли ужинать.

  Пока они работали, девушки сварили вкусный кулеш, поели сами, накрыли стол для мужчин. А сами пошли приводить в порядок гостевую комнату на чердаке, где им предстояло ночевать. Они скребли её и мыли до тех пор, пока грязноватая комнатка с пыльным окном не превратилась в настоящую светлицу. Тогда они принялись приводить в порядок и нижний этаж, где предстояло ночевать деду и Егору. Нижний этаж представлял, что-то среднее между жилищем старого холостяка и складом старого пасечника. И им пришлось сменить много смен воды, прежде чем и нижний этаж засверкал чистотой и порядком. Хотя насчёт наведённого порядка деду хотелось поспорить, но, полюбовавшись  первозданной чистотой своего жилища, он не стал этого делать.

Мужчины сидели на веранде и пили чай с мёдом, когда на скамью рядом с Егором присела Елена. Держа в одной руке чашку чая, другой рукой он обнял её за талию, притянул к себе и, заглянув ей в глаза, спросил:

—  Устала, наверное, с непривычки?

—  Нет. От нашей бабьей работы разве устанешь?

—  Не понял! Я чем-то тебя обидел, радость моя?

—  Нет, нет, дорогой! Я просто вживаюсь в образ трудолюбивой крестьянки. – улыбнулась она, положив ему голову на плечо.

—  Как говорят артисты: «входя в образ, не забудь дороги обратно». Меньше всего я хотел бы того, чтобы ты вживалась в образ и играла роль. Я хочу, чтобы ты ею была.

—  Я стараюсь, дорогой.

Большая жирная муха села на край рамки с мёдом  и побежала время, от времени проверяя хоботком возможность поживиться.

—  Кыш, поганая – отпугнул её дед, махнув рукой над рамкой. – Тоже ведь, наверное, пчелиная дальняя родственница. И, как приятна мне пчела, так же противна мне муха. Давай опять, как в детстве, поиграем, сочиним какую-нибудь притчу или сказку, про пчелу и про муху. Для начала давай отметим характерные черты, которые присущи пчеле и мухе.

—  Трудолюбивая пчела стройна и подтянута, не знает лжи и страха, её путь – путь правды, честен и прям. – сказал Егор.

—  Ленивая сонная жирная муха пуглива, её путь — путь лжи и страха, сплошные петли, круги и зигзаги.

—  Пчела летит к прекрасным цветам. Своим трудом добывает нектар, её дети плавают в меду. – сказала Елена.

—  Муха летит к зловонной падали. Питается  отбросами, её дети плавают в дерьме.

—  В зимнюю стужу, многочисленные дети пчелы, собравшись в клуб, согревают её своим теплом. – задумчиво сказал дед.

—  Зиму муха проводит одинокая, забытая всеми, забившись в каком-нибудь грязном углу.

—  Ну, я думаю, этого достаточно для притчи. Кто нам её расскажет? – дед посмотрел на Егора и Елену. – Егорка, я знаю, придумает, что рассказать на ночь детям. А ты, внученька? Хотелось бы тебя послушать.

—  Но я никогда не сочиняла ни притчей, ни сказок.

—  А ты попробуй, это не сложно, просто научись слушать себя. А ты сама загадка и полна сказок. Я это знаю, я это вижу.

Елена задумалась.

—  Притча это, что-то короткое, сжатое, мудрое. Кратко и мудро, это слишком сложно для новичка и тем более для женщины. Попробую рассказать сказку… Жил да был крестьянин. – неуверенно начала она. – Была у него любимая жена и любимая дочка. Но так случилось, заболела жена его и умерла. Долго и безутешно горевал крестьянин и, в конце концов, женился на вдове. Была у той вдовы тоже дочка. – голос Елены окреп. В её голосе появились уверенные интонации настоящей сказительницы. Она плотнее прижалась к Егору, как бы черпая от него тепло и вдохновение, продолжила. – Невзлюбила мачеха свою падчерицу и всячески притесняла. Заставляла много работать, а свою дочку берегла. Утром рано вставала добрая трудолюбивая падчерица и, напевая, делала всю домашнюю работу: и в доме приберёт, и отца на работу проводит и вкусные щи сварит. А мачеха с дочерью вставали поздно, брали ложки, ели щи и ругали падчерицу, то не так и это не так. Известно, что праздность – мать пороков. И росла та дочка ленивой, лживой, жадной, толстой и глупой. Уехали, как-то крестьянин с женой на ярмарку, оставили дочерей хозяйничать в доме. А в это время проходила через их село прекрасная фея Цветущее Лето и зашла в их дом под видом странницы. Добрая трудолюбивая падчерица встретила фею добрыми словами, накормила вкусными щами, спать уложила в тёплом месте. А ленивая дочка только кругами ходила, ругала сестру, странницу – ходят, мол, тут всякие. Залезла, проверила мешок странницы. Утром рано поднялась прекрасная фея Цветущее Лето, чтобы продолжить свой путь. А падчерица уже на ногах. Испекла сладкие вкусные шанежки, накормила фею и в дорогу ей шанежку дала. А ленивая дочка вышла на улицу, взяла сухую лепёшку коровьего дерьма и положила страннице в мешок, на дорогу. Поблагодарила фея сестёр за гостеприимство и отправилась дальше. Вскоре обнаружила фея «подарок», разгневалась и превратила падчерицу в добрую трудолюбивую пчелу, а ленивую дочку в сонную жирную муху.

 И с тех пор летом трудолюбивая пчела всегда прекрасна, стройна и подтянута, не знает ни лжи, ни страха, её путь – путь правды, честен и прям. Пчела стремится к прекрасным цветам, в прекрасное обеспеченное будущее, своим трудом добывает нектар. Её дети купаются в меду. В долгую зиму, её многочисленные, преданные ей дети, согревают её своим теплом.

А ленивая сонная жирная муха всегда испугана, её путь — путь лени, лжи и страха, сплошные петли, круги и зигзаги. Муха летит к любой зловонной падали, к коровьему дерьму, она питается отбросами. Её дети копошатся в дерьме. Зиму она проводит одинокая, забытая всеми, забившись в каком-нибудь грязном углу.

—  Ну, вот и прекрасно! Хорошую сказку ты нам на ночь рассказала. Особенно про щи и сладкую вкусную шанежку. Аж самому щей захотелось!

—  Щей не обещаю, но яичницу могу пожарить. – с готовностью согласилась Елена.

—  Яичница с салом, это тоже хорошо. Но, спасибо, кулеш получился у вас вкусный. Мы наелись.

—  Ну, тогда я пойду, помогу Лизавете. – сказала Елена и отправилась наверх.

—  Хорошая трудолюбивая пчёлка может из неё получиться. – сказал дед Егору, когда Елена ушла. – Но город полон падали и мух. Ему далеко до чистоты отношений и солидарности улья. Будь внимателен и осторожен.

—  За меня не бойся. Всё будет хорошо.

—  Да я не про тебя, я про город. Чем дальше, тем меньше там трудолюбивых пчёл, способных жертвовать своей гордыней ради общего дела, своим сребролюбием ради общего блага. Всё сильнее там запах разложения, всё больше там трусливых мух, хитрых и лукавых, жадно кружащих над вонючим дерьмом стяжательства. Никакого мёда они не произведут, и города Солнца они не построят, как бы этого не хотели. Вообще ничего они не построят! – пообещал он «им», задумчиво глядя в даль. — И до скончания века они будут обречены, возиться в дерьме празднословия и воровства, лицемерия и тщеславия, корысти и лжи. Всё это мушиная возня вокруг коровьего дерьма. Лишь улей с его чистотой отношений между пчёлами и их профессиональной солидарностью, есть вершина того, чего смогла достичь мать Природа в области общественных отношений в своей эволюции за миллионы лет. И прежде, чем начинать строить Город Солнца, человек должен многому научиться у пчёл. Особенно, профессионализму, трудолюбию, бескорыстию и ответственности.

—  Ты у меня слишком философ, дедуля! Кампанелла ты мой, всея западносибирской низменности! Человеческому обществу ну пять тысяч лет, ну пятьдесят. Всё равно это ничтожно мало по сравнению с эволюцией пчёл. Не торопись! У нас ещё есть в запасе пара миллионов лет.

—  Стар, я стал. Боюсь, не проживу эти пару миллионов лет. Но философия моя старше меня и стара, как мир! Ещё у царя Соломона сказано: «Пойди к муравью, ленивец, посмотри на действия его, и будь мудрым. Нет у него ни начальника, ни приставника, ни повелителя, но он заготовляет летом хлеб свой, собирает во время жатвы пищу свою. Или пойди к пчеле и познай, как она трудолюбива, какую почтенную работу она производит; ее труды употребляют во здравие и цари и простолюдины; любима же она всеми и славна; хотя силою она слаба, но мудростью почтена. Доколе ты, ленивец, будешь спать? Когда ты встанешь от сна твоего?» 

Вон полетела моя философия – задумчиво произнёс дед, глядя вслед пролетающей пчеле. – Удивительный народ эти пчёлы! Когда есть взяток, работают даже при лунном свете.

—  Красивые, трудолюбивые и умные. Один умный человек сказал:  Красота спасёт мир!

—  Да вот беда, не часто встречается эта красота в нашем бренном мире. Она штучна, скоротечна и разбросана в пространстве и времени. Но за миллионы лет до этого умного человека пчёлы поняли и приняли эту истину как основу своей жизни, и положили её, как свой основной жизненный принцип. Все цветы мира цветут для них! Гибкими изящными стеблями тянутся они им навстречу, зазывно крича своими прекрасными формами, яркими красками и тонкими ароматами: «Летите к нам! Смотрите, как мы прекрасны! Возьмите нас!». Любят их и страстно желают, дарят им всё свое самое дорогое и сокровенное, доверяя  своё будущее. Они – боги цветов, повивальные бабки природы, её слуги, её цари, живущие в труде и в любви. В гармонии с природой, в гармонии с её красотой. По пылинкам, по миллиграммам собирают они крупицы этой яркой цветущей красоты и в виде нектара и пыльцы, за километры от своего улья. Сносят их к себе в улей и не сваливают её в какую-нибудь грязную бесформенную безобразную кучу, где-нибудь в углу, а с любовью и  со знанием дела перерабатывают свой взяток и упаковывают его бережно и грамотно, на долгое хранение в красивые восковые ёмкости.  И каждая капля душистого мёда это результат торжества жизни и разума, красоты природы, упорства и трудолюбия пчёл. – Дед поднял тяжёлую рамку с восковыми шестигранниками сот, наполненными душистым ароматным солнечным мёдом, светящимися ярким золотистым светом. – Каков продукт?  Какова упаковочка?

—  Красота и по форме и по содержанию. – Подтвердил Егор – и ещё интересно знать, что углы этих крышечек, запечатывающих восковые шестигранники, в которых заключён мёд, выполнены так, чтобы с математической точностью сочетать максимум вместимости, максимум прочности с минимумом затрат строительного материала – воска.

—  Несправедливо, но жизни этому красивому, трудолюбивому и умному созданию отведено всего шесть-семь недель от первого полёта до последнего. У наиболее трудолюбивых пчёл за это время изнашиваются крылья, и они погибают, как лётчики, которые не вернулись из боя.

—  Безвестными героями, ибо этот лётчик, не вернувшийся из боя, нигде и никогда в списках не значился.

—  А они себя героями и не считают. Просто живут так. В своей скоротечной жизни они решают вопрос жизни и смерти во благо своей семьи, своего сообщества. Рыцари без страха и упрёка, без колебаний и страстей, своей самоотверженностью они утверждают другой их основополагающий принцип: «В смерти индивидуума – бессмертие вида»

—  Но это же Дарвин. Что они читали Дарвина?

—  Дарвин, герои! Это вас бес гордыни мучит. А пчела, пожалуй, немного постарше Дарвина. Она  безгрешна и мудра, ибо знает истину Соломона: «Придет гордость, придет и посрамление; но со смиренными – мудрость.»

Егор рассмеялся:

—  Хороши себе смиренные. – Он потёр вздувшуюся щёку.

—  А не ходи чужой возле улья. Там дозволено ходить только мне. А пчела охранница выполнила свой долг. Теперь она мертва.

—  Что они ещё знают из мудрости царя Соломона?

Дед задумался.

— Что они ещё знают? Много чего знают. Они, безгрешные праведники, поклоняющиеся своему богу – Солнцу, не знают Соломона, но вот уже многие миллионы лет знают и живут по его истинам. Царь Соломон признал их мудрость, а может, многому научился у них. Вот, например,  «Имущество богатого – крепкий город его. Беда для бедных – бедность их». Нельзя пчеле выжить в бедном улье. И нам они говорят – люди, нельзя быть богатым в бедном городе, в бедном государстве, не будучи грешником – вором или бандитом. А это тоже путь в никуда, путь к нищете и к смерти. Богатые граждане – богатое государство! И  наоборот. И только сообща! И пчёлы своим самоотверженным трудом делают богатым свой город, свой улей, чтобы рос и процветал пчелиный народ. 

— Что это коллективный разум?

—  Не знаю. Знаю лишь, что  от первого полёта до последнего, за это короткое время пчела квалифицировано делает работу множества профессий разведчицы, сборщицы, уборщицы, санитара, плотника, архитектора, воспитателя, фармацевта. Выполняет работу водоносов, в жаркую погоду, увлажняющих сырьё, и вентиляторщицы  в сырую погоду, своими крыльями, направляющую потоки воздуха на сушку обрабатываемого сырья. И, по мере необходимости, осваивают ещё множество других профессий. Тайны мадридского двора заметно бы потускнели, если бы свита царицы могла бы рассказать об интригах и заговорах, которые плетут лукавые царедворцы во благо пчелиного народа. И вся красота созидательного самоотверженного труда во имя будущих поколений направлена на то, чтобы жил пчелиный народ в гармонии с природой ещё не один миллион лет.

—  При всём твоём, и моём, уважении к этим насекомым, ты ведь влезаешь в их улей и отбираешь у них плоды их созидательного и самоотверженного труда.

— Но это лишь их посильная плата за улей, за комфортабельную квартиру с готовыми рамками и вощиной, за омшаник, куда я их перенесу на зиму, за охрану, подкормку, за мой труд, ну и твоё авторское вознаграждение за обогрев омшаника. Налоги должны платить все! В своей работе я тоже заинтересован, чтобы рос и процветал пчелиный народ.  В этом наши интересы совпадают. И они понимают это.

—  Ну, да! – рассмеялся Егор – я помню, как в прошлом году во время медосбора они за тобой гонялись, когда у тебя отказал дымарь и пока ты не взял новый.

—  У каждого своя работа — улыбнулся дед – у меня взимать с них плату, нарушая неприкосновенность улья, а у пчёл охранниц защищать свой город, свой дом. Но это не мешает нам дружить и любить друг друга в остальное время. Кроме того, пчелиный яд в терпимых дозах всегда полезен для здоровья. Например, у пчеловодов не бывает ревматизма. И, вообще, общаясь с этим трудолюбивым безгрешным народом, становишься чище и здоровее.

—  Ты любишь своих пчёлок и награждаешь их высшими эпитетами – рыцари без страха и упрёка, без колебаний и страстей, безгрешный народ. Насчёт рыцарей я это понимаю и согласен с тобой. – он потёр щёку. – Но, что такое без страстей и, что такое безгрешный народ я не совсем представляю.

—   Христианская этика выделяет восемь основных страстей, восемь грехов, которым подвержены люди: чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость.

Наклонность души противоположная страстям носит название добродетели. Чревоугодие — страсть, а воздержание – добродетель. Итак, попарно. Блуд – целомудрие, сребролюбие – бескорыстие, гнев – кротость, печаль – радость, уныние – надежда, тщеславие – скромность, гордость – смирение. Каждая из страстей, многие сотни пристрастий различной степени напряжения и силы, и добродетелей, которые, переплетаясь в различных сочетаниях в душе человека, обуславливают особенность, уникальность его характера.

—  Хочешь сказать, что безгрешный пчелиный народ это набор добродетелей, когда скромная, целомудренная, кроткая пчелка, воздержанная в употреблении медовухи, всегда готова бескорыстно и радостно тяпнуть меня с надеждой прогнать от своих кладовых и готова  за это смиренно принять свою смерть?

—  Ну, дался тебе этот твой фонарь! Надо смиренно принять этот удар скромно и целомудренно  возблагодарить судьбу за то, что это была одна пчёлка, а не целый рой, с радостью и с надеждой выразить благодарность безвестной и бескорыстной этой пчёлке за то, что она ценой своей жизни научила тебя кротости и воздержанности в выражении своих страстей.

—  А  страсти всегда пагубны?

—  Страсти никогда не ходят в одиночку. У них много пристрастий. И вместе они сила! Сила разрушительная, губительная! За потакание страстям и пристрастиям своей плоти, за получаемые от этого удовольствия  человек жестоко расплачивается, принося в жертву, прежде всего своё здоровье. Прежде всего, это выражается в ошибках поведения.

—  Что-то новое!

—  К ошибкам поведения, порокам, можно отнести: гордость, дерзость, хулу, насмешничество, тщеславие, хвастовство, лукавство, хитрость, лицемерие, ложь, лесть, зависть, бессовестность, уныние, леность, празднословие, нерадение, отчаяние, страх, печаль, огорчение, горе, тоску, малодушие,  нетерпеливость, гнев,  вспыльчивость, памятозлобие, ненависть, вражду, мщение, оклеветание, осуждение, жёлчность, сребролюбие, скупость, жадность, ревность, корыстолюбие,  воровство, разбой, блуд, прелюбодеяние, чревоугодие, обжорство, пьянство, невоздержание, самолюбие, себялюбие, кичение и множество других  пристрастий. Эти пороки нарушают библейские заповеди, данные людям для праведной жизни.

—  И проблема здоровья, как ни странно, оказывается органически связанной с духовностью и нравственностью, с болезнями души?

— Неправильная жизненная идея, неправильный образ жизни, приводит к заболеваниям сердца, являющегося средоточием наших духовных сил. Извращённое отношение к труду – к заболеваниям мозга. Зависть к заболеваниям пищевода. Жадность и ревность – поражают почки. Страх – разрушает печень. Трусость, страх перед действием, приводит к заболеваниям кишечника. Не прощеная обида и застарелая ненависть приводит к раковым опухолям. И многое, многое другое.

—  Может быть. Но я что-то не представляю себе Господа Бога, давшего заповеди людям для праведной жизни, всё видящего, всё знающего, восседающего на небесной тверди со счётами в руках, и считающего у человека все грехи и добродетели.  «Ага, вон Иванов сегодня обожрался. Это, конечно, минус, но он сегодня так кроток и это плюс. Вон Петров сегодня наблудил. Это минус, но он сегодня так надеялся, что я ничего не увижу, так боялся меня, и это плюс. И даже два. Вон Сидоров опять вдову ограбил. Это, конечно, минус, но…»  И так далее. И всё с нулевым результатом. Там в Библии ничего не сказано о двух евреях идущих по пустыне?

—   Там много евреев идущих по пустыне.

—  Так вот шли два еврея по пустыне. У одного было сто сиклей серебра, у другого не было ничего. Воззвал же Раав к Иероваалу: «Поспорим, Иероваал, что за сто сиклей серебра я съем вон ту кучу ослиного помёта». Иероваал же отвечал Рааву: «Это же такая гадость! Нет, не съешь». Поспорили. Съел. Идут дальше, Иероваалу обидно стало – было сто сиклей, и нет их теперь у него. Вот и воззвал он к Рааву: «Поспорим, Раав, я за сто сиклей съем вон ту кучу ослиного помёта». Раав же отвечал: «Это же такая гадость! Нет, не съешь, Иероваал». Поспорили. Съел. Идут дальше, Рааву обидно стало – было сто сиклей, и нет. …Короче, провернули они эту финансовую операцию много раз, получая удовольствие и радость от большого процента прибыли… И потом Иероваал, у которого в начале было  сто сиклей и к которому они вернулись опять, говорит: «Слушай, Раав, а тебе не кажется, что мы говна даром наелись?».  Так и здесь – разговоров много, а результат нулевой.

— Вот Он и наказал их за грех сребролюбия. – смеялся дед. – В нашей жизни, так или иначе,  все мы Раавы и Иероваалы, пожиратели дерьма стяжательства. Особенно те, кто находится во власти страстей и пороков, – И, смеясь, добавил: – У бога дел много, более важных, чем считать грехи и добродетели у человеков.

—  Ну, уж нет! Откуда же тогда берутся грешники? Тем более если Он наказывает их за грехи адскими муками после смерти, да ещё долгими и подчас мучительными болезнями, в зависимости от грехов, при жизни. Великий Ленин потому, наверное, и великий, что много чего говорил, но говорил же он: «социализм это, прежде всего – учёт». А у Бога, я понимаю, тоже, что-то вроде социализма, и политбюро у него из архангелов и Он у них бессменный Генеральный Секретарь. А в раю то он, вообще, уже коммунизм построил. Так, что в его системе каждый грешок должен быть на учёте. В конце концов, справедливости ради. И не отвертишься ты у меня, дедуля! – подтрунивал Егор над дедом, как игрок в шахматы, чувствующий превосходство своей позиции. Но дедуля и не собирался сдаваться.

—  Ад и рай не в недрах земных, не на небесах, не в земле Эдемской. И бог, и ад, и рай в душе человека. Он сам себе самый строгий судья, сам возносится к небесам на облаках надежд и сам падает в тартарары в адскую смолу сомнений. Он знает, что только дурак может лгать себе. Поэтому он себе судья строгий и беспощадный, способный всегда отличить истину от лжи, грех от добродетели. Слабый и беззащитный, всегда поставленный обстоятельствами перед необходимостью выбирать, он не всегда может предусмотреть результат своего выбора и сделать правильный выбор. Но как поётся в детской песенке: Раз дощечка, два дощечка – будет лесенка. Раз словечко, два словечко – будет песенка. Так и в нашей жизни в той же последовательности: раз поступок, два поступок – будет характер. Раз выбор, два выбор – будет судьба. У всех характеры разные, у всех судьбы разные, неизменным остаётся только правило судить себя строго и беспощадно.

—  Какие же критерии для этого суда?

—  Только Любовь, только Совесть.

— Но откуда у неправедного грешника, у закоренелого преступника творящего беззаконие, Любовь? Откуда Совесть?

— Каждый человек приходит в этот мир голым, со слабым тельцем и с чистой душой. И в этом мире ему не выжить без тепла, любви и заботы. И вместе с молоком матери он всасывает любовь и ласку, доброту и нежность, изначально формируя свои понятия добродетелей: воздержание и целомудрие,  бескорыстие и кротость,  радость и надежду, скромность и смирение. Они становятся фундаментом его души, эталоном её ценностей. По мере роста,  всегда поставленный обстоятельствами перед необходимостью выбора, он формирует свой характер, выбирает свою судьбу, меняет свои эталоны ценностей. И не всегда в житейском море появляются белоснежные яхты и трудяги корабли. В этом море есть место и пиратским бригам, творящим беззаконие. Но будь уверен, что там, в глубине, на границе с бездной, у них тоже есть киль остойчивости, фундамент, позволяющий им быть на плаву. Но ржа коварства и лжи, страха и ненависти, пьянства и сребролюбия и массы других пороков разъедает броню и фундамент их грешных душ, впуская воду сомнений в трюмы, казалось бы, непотопляемых пиратских бригов. И они гибнут в разверзшейся пучине житейского моря, испытывая в душе адские муки посрамлённой гордыни и животного страха, испепеляющего гнева и безмерного отчаяния, жестокой вражды и неистребимой ненависти, сумасшедшей ревности и бездонной печали. И их болезни – это ржавчина их душ.  И лучший для них выбор – это смерть.

— Конечно, не всё так категорично, но в этом есть определённый смысл, определённая логика. Кроме того, я думаю, что пиратский бриг должно останавливать пушечное ядро, а бандита – пуля. И тут не должно быть ни скромности, ни смирения.

—  Что ж это их выбор. Их судьба. Но мы говорим о другом. Мы говорим о тебе.

—   Со мной всё в порядке.

—  Да, я знаю. Но всё преходяще, всё скоротечно. Ты сильный, красивый, здоровый и, кажется, умный. У тебя любимая работа – учёба. Ты сейчас счастливый человек.  И я рад за тебя. Но всё течёт, всё изменяется и надо быть готовым встретиться с новым вызовом нового дня. А для этого надо иметь цель, мечту, выстроить ориентиры, на которые надо равняться, чтобы преодолевать и обходить возникшие препятствия. Какие твои цели?

Егор задумался.

—   Конечно учёба, моря, горы – и, подумав, добавил, – Лена.

—  Это всё у тебя есть. И это всё преходяще. Вечные соблазны, вечные ценности для молодых, вступающих в самостоятельную жизнь, это здоровье, успех, богатство, слава и власть. Мне хотелось бы узнать твоё отношение к этой шкале ценностей.

—  Начнём сверху. Власть? Да, я хочу власти! Я, исследователь, и я хочу власти над приборами, открывающими мне новые горизонты, новые пути власти над новыми неизведанными законами природы. Любую другую власть, в том числе власть над людьми, я считаю ненадёжной, опасной и не достойной траты моих сил. Слава? Мне достаточно известности  в научных кругах, уважения тех, кого я буду уважать. Остаётся здоровье, успех, богатство.  Какие претензии к моему здоровью?

—  Претензий никаких, ты ведёшь здоровый образ жизни, следишь за здоровьем, тренируешься. Но я хотел бы посоветовать, тебе впустить в свою душу бога. Бога Любовь, Бога Совесть. Усвоить его заповеди и жить по ним. Это не займёт много места в твоей душе, потому, что не люди нужны Богу, а Бог нужен людям. Это позволит тебе на пути к цели соблюдать правила человеческого общежития, отличать грех от добродетели, истину ото лжи,  зёрна от плевел. Это, во многом, избавит тебя от душевных мук, мучительных сомнений и пороков, порождающих телесные болезни. «Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы» — сказал Екклесиаст. Это ты должен знать, но и должен твёрдо помнить «Когда сумма человеческих пороков превысит Любовь – тогда боги бессильны».

—   Я подумаю. Как ты видишь путь к моему успеху?

— Для успеха кроме здоровья, нужен верный путь и надёжный посох знаний. Здоровье, положим, у тебя есть. Посох знаний ты скоро приобретёшь. А верный путь может указать Учитель. Ищи себе Учителя. И даже если он укажет тебе твой верный путь, знай, что на этом пути тебя всегда будут встречать страшные химеры лжи и зависти, ненависти и печали, вражды и лицемерия и многие другие, страхи  и соблазны которых тебе преодолевать придётся всю свою жизнь. И на пути к успеху только твой бог, твоя Любовь и твоя Совесть даст тебе чувство меры, охранит тебя от порочных излишеств чревоугодия и блуда, сребролюбия и гнева, печали и уныния, тщеславия и гордыни. Даст смирение, надежду и уверенность в себе.

— Значит надо искать Учителя. Но где его найти? Будем думать. Теперь мне остаётся только найти сокровища и стать богатым. Да, конечно, лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным. Но богатство это зависть, я не люблю зависть и не хочу никакого богатства.

—  Но богатство это не сокровища, не машины, не золото. Не деньги, не имущество. Это возможность творить добрые дела, полезные людям. Богатство это и подарок судьбы – умная, трудолюбивая, заботливая жена, мать твоих детей, основа твоей семьи. И слово богатый происходит от слова бог, потому что в старину так называли тех, кто ещё при жизни имел всё и мог быть уверен, что он отмечен богом, доверившего ему богатство для добрых дел. Поэтому к богатству надо всегда стремиться, но не для того, чтобы им мерить свой успех, потрясать воображение и возбуждать зависть окружающих, а как средство, как возможность творить добрые дела, угодные твоему богу, богу Любовь и богу Совесть, иметь в своей душе мир и покой, радость, а иногда и счастье.

—   Я здоров, я достиг успеха, я достиг богатства, вершины власти. И это всё? Жизнь кончилась? В расцвете сил, как у Шурика Македонского?

— Да, он выполнил все честолюбивые помыслы, которые в него вложила его тщеславная мать, на большее у него не оставалось сил. Но для множества добрых дел и трёх жизней не хватит! За здоровьем, успехом, богатством неизбежно придут слава и власть. Но если  ты придёшь к ним, имея в душе Бога, то я могу быть уверенным в том, что ты распорядишься ими не только себе во благо, но и для множества добрых дел. Независимо от того над, чем и над кем эта твоя власть, над бездушными приборами или над живыми людьми.

Помолчали.

—  Для связывания множества ошибок поведения, пороков, с множеством телесных недугов необходима чёткая классификация пороков и чёткая диагностика болезней. А мне один знакомый говорил, что в их селе было всего две болезни. Если умирал ребёнок, то он умирал от детской, а если взрослый, то непременно от лихоманки. Как же можно было связывать множество пороков с такой ограниченной диагностикой? . – недоверчиво спросил Егор – И как тогда лечила детей и взрослых народная медицина?

—  Народ был здоровый, надеялся только на себя. А медицина? И современная медицина не потолок знаний. Через каких-нибудь сто лет число диагностируемых болезней увеличится, по крайней мере, вдвое. Но и в давние времена, в каждой деревне, каждый лекарь-знахарь знал, что лихоманок существует двенадцать по имени дочерей царя Ирода. Трясовица, Огневица, Знобея, Пералея, Горькуша, Крикуша, Чернетея, Пухлея, Желтея, Дряхлея, Дремлея, Свербея. И при необходимости ставил диагноз и выбирал соответствующие лечение, снадобья и рекомендации. И каждый смиренно молился о своём здоровье, об отпущении своих грехов, клялся и божился в исправлении своих пороков и ошибок поведения. И, кто действительно имел волю освободиться от своих грехов, от разрушительных пороков, изменить себя, тот обязательно выздоравливал. Одной из главных практик сохранения здоровья в медицине будущего, я думаю, будет принцип: «Измени себя».

—  А среди дочерей царя Ирода Глупеи не было? – недоверчиво усмехнулся Егор.

—  Была, но умерла от детской. – улыбнулся дед.

Стемнело. Где-то в заречных далях сверкали зарницы. Запоздавшие тяжело нагруженные пчёлы  натужно жужжали, возвращаясь в ульи с цветущих лугов. Глядя им вслед, Егор задумчиво сказал

— Свой жизненный путь я тоже буду строить как путь пчелы! И не только потому, что с детства я уважаю образ жизни этого маленького, но хорошо организованного и трудолюбивого народа. Путь пчелы это способ познания мира. Английский философ Френсис Бэкон, отец современной науки и технического прогресса, четыреста лет тому назад, провозгласивший истину: «Знание – сила», сказал, что путь познания мира, науки будущего – это путь пчелы. Он говорил, что есть три способа познания мира: «путь паука», «путь муравья» и «путь пчелы». «Путь паука» это, когда одинокий мудрец, подобно пауку, выдавливает сам из себя тончайшую нить своих рассуждений, ткёт из неё хрупкую паутину выводов, чтобы ловить ею случайные факты доказательств. «Путь муравья», когда исследователь, подобно муравью, трудолюбиво собирает в своём муравейнике знаний разрозненные факты чувственного опыта, не пытаясь их анализировать. И, наконец, «путь пчелы», когда ученый стремится в лабораторию, подобно трудолюбивой пчеле летящей в цветущие луга, собирать с цветов-экспериментов нектар опытных данных. концентрировать нектар фактов в улье своего разума, анализировать, обрабатывать их, превращая в мёд гипотез. Отбирая по крупицам обработанные проверенные факты, упаковывать их в ячейки создаваемых теорий, чтобы из них формировать соты науки – познание законов окружающего мира. Так, что современная наука своими  достижениями во многом обязана примеру трудолюбивых пчёл. С детства, наблюдая за жизнью пчелиных ульев, я научился у этих своих учителей стремлению к нектару истины, стремлению к организованному целеустремлённому труду во имя познания и преобразования мира.

Сверху спустились Лизавета и Елена и, одевшись, они втроём пошли к реке послушать соловьёв.

   Утром Егор наколол дров, протопил пункт откачки мёда, нагрел воду для ножей, и после завтрака они продолжили работу. К обеду был обработан последний улей. Егор помог привести в порядок территорию, отремонтировать крышу беседки контрольного улья стоящего на весах, по которому пасечник судил о динамике медосбора и планировал свою работу. Пообещал  самостоятельно откачать мёд на домашней пасеке и к вечеру они втроём отправились домой.

По дороге они договорились, что завтра качают свой мёд. Всё должно делаться вовремя. Если дед качает мёд на пасеке, то это значит, и нам надо. Если соты заполнены, то деятельность улья замирает, даже во время хорошего медосбора так, что потерянное время – потерянный мёд. У пчёл всегда должны быть пустые соты, как стимул для работы.

           ***

С вечера они навели порядок в бане, Егор перенёс туда медогонку, стол для разделки сотов, подготовил инструмент.

Утром, до рубки дров, он растопил печь в бане, поставил греться воду, и пошёл рубить дрова. После завтрака они  не спеша, приступили к работе. Егор вскрывал улья, носил медовые рамки. Все знали свою работу, и к вечеру у них было готово двенадцать трёхлитровых банок янтарного мёда.

   К рыбалке Егор стал готовиться загодя. Свои снасти он нашёл в кладовке там, где он их оставил в прошлом году, спиннинг и коробку с рыбацкими принадлежностями. Из коробки он взял только готовые удочки закидушки, проверил качество крючков, лески, грузил, качество нитей для закидывания грузил. Всё было в порядке, в таком виде, в каком он их оставил. Закидушек было пять, каждая длиной по пятьдесят метров из толстой лески с пятью крючками на тонких поводках длиной сантиметров по двадцать пять. Расстояние между поводками было сантиметров по семьдесят. Крючки были крупные с длинным цевьем. Свинцовые грузила, собственноручно отлитые из старых аккумуляторных пластин ещё в отрочестве, были разных видов, весом до ста грамм,  для разных режимов течений. Взял колокольчики, и наждачную шкурку нулёвку, для доводки крючков. Проверил спиннинг, катушка вращалась легко, леска наматывалась ровно. Там на Зелёном мысу на границе глубокой длинной ямы и песков много всякой рыбы. Он брал спиннинг на тайменя, если дед говорит, что он там прыгает, значит, допрыгается. Закидушки брал в расчёте на язя, но, кто знает, там можно и осетра зацепить. Но и ершей там много, а они постоянно будут объедать наживку. Успевай только насаживай, и червей надо будет брать много.

Он рассчитывал, что на рыбалку он сходит один, с ночевкой, чтобы захватить и вечернюю и утреннюю зорьку, но Елена тоже запросилась на рыбалку, а за ней запросилась и Лиза. Он не представлял, что могут делать женщины на рыбалке, разве что испытывать терпение мужчины. И с удивлением обнаружить, что терпение мужчины, оказывается, может быть бесконечным. А это всегда должно оставаться тайной, потому что это большой мужской секрет. И он категорически возражал. Но вдруг они неожиданно получили поддержку Евдокии Михайловны. Она сказала улыбаясь:

—  Возьми их. Меня Петр тоже на охоту брал с собой по молодости.

—  Ну, это на охоту, понятно, вместо собачки охотничьей. – смеясь возразил Егор – а на рыбалку в качестве кого? Истребителей комаров? Ну, убьют десяток другой и запросятся домой. А мне, после этого, что делать? Бросать всё и сматывать удочки?

Но втроём они уговорили его взять их с собой на рыбалку, обещая терпеть все невзгоды и не мешать.

Утром, сразу после колки дров, он начал копать червей, а после завтрака привлёк к этому делу и женщин. И вместе они перерыв всю навозную кучу возле стайки, перекопав весь огород, накопали около пятисот червей. Один он, на случай непогоды, готов был обойтись отцовским плащом с капюшоном, но теперь надо было решить или брать палатку с собой, или на месте строить шалаш. Решил брать палатку и одеяла. Как бы то ни было, нагруженный караван вышел из дома в час дня и на Зелёном мысу был в часа четыре. Послав, женщин собирать плавник и хворост, он начал ставить палатку. Чулым, второй по величине после Иртыша приток Оби, плавно струил свои воды. Здесь, на Зелёном мысу, на излучине, медленное течение глубины ускорялось мелководьем и теснотой створа. Его внимание привлёк слабый всплеск на стрежне. Он насторожился. Слабый шелестящий всплеск повторился. Он быстро натянул палатку, бросил туда вещи, вырубил в тальнике колышки для закидушек, взял куканы, садки, банки с червями и закидушки, побежал к берегу и стал разматывать удочки.

—  Ну, девчата, теперь держитесь! — Сказал он подошедшим Елене и Лизе – Слышите! Сегодня стерлядь здесь гуляет. 

Они ничего не слышали. Он вбил в землю колышек, привязал к нему конец удочки, насадив червяков, на все пять крючков, размахнулся и бросил грузило так, чтобы оно перелетело через стрежень и упало в тихую воду по ту сторону быстрой воды. Здесь на границе быстрой и тихой воды должна была кормиться стерлядка. Повесил колокольчик. Сместился вверх по течению, ближе к яме метров на тридцать, вбил колышек, и….в этот момент задёргался, зазвонил колокольчик. Он бросился к удочке, стал тянуть её, чувствуя сопротивление. Но это был не язь с его резкими рывками, глухими ударами по леске. Не окунь с его постоянной и мощной борьбой за жизнь. Не стерлядь с её обречённостью и редкими попытками выпрыгнуть, «сделать свечку». Это был Ёрш Ершович. Известный мот и забияка. Даже здесь на берегу, за минуту до смерти, жадно хватая губами воздух, он устрашающе пучил глаза, распустив все свои колючие плавники, старался казаться великим и страшным, и запугать всех своих врагов до смерти. Сунув ерша в садок, проверил насадку, снова закинул снасть в прежнее место, пошёл выставлять оставшиеся снасти. Так, что на пространстве полутораста метров было закинуто пять удочек закидушек, на разные глубины. Когда он вернулся к первой удочке, девушки собравшие хворост и приведшие в порядок палатку, стояли на берегу рядом с удочкой.

—  Колокольчик пару раз звякнул и замолк. – сказали они ему.

Он взял леску в руку и пальцами послушал её. На мелкое дрожание натянутой лески, вызванное течением воды, накладывались какие-то посторонние движения.

—  Раз звякнул так, что же вы стоите! Вытягивайте. И показал, как надо вытягивать леску, чтобы её не запутать.

—  Там, что-то есть! – возбуждённо пискнула Лизавета, медленно вытаскивая снасть.

—  Медленно! Медленно! Не торопимся! – тихо подсказывал Егор Лизе тянувшей снасть – Всегда готова немного отпустить в случае рывка. Если  не сделать этого, возможен сход рыбы с крючка или обрыв поводка. Следим за леской на берегу, чтобы не запутать.

Вспотевшая от напряжения Лиза медленно выводила снасть на мелководье. Елена, тоже волнуясь, следила за борьбой. И вот у берега, в толще воды, показались две остроносые тени с шипами на спине вместо плавников. Волнение достигло предела. Вдруг одна из стерлядей отделилась и ушла в глубину. Сход состоялся. Это вызвало массу сожалений, но основная эмоция была впереди, когда вторая стерлядь, выведенная на берег забилась на песке. Тогда Лиза, доверив Егору снимать добычу с крючка, дала простор своим эмоциям, бившим через край, исполнила танец, что-то среднее между танцем орла и танцем дикаря, поймавшего свою первую рыбу.

—  Леску не запутай! – добродушно прикрикнул на неё Егор.

Потом, показав как надо насаживать червей на крючок, протыкая их в нескольких местах, проследил, как они сменят наживки, он закинул снасть, сказав:

—  Лиха беда – начало! Теперь только держись. Стерлядь рыба стайная, работает, как веник – метёт всё подряд. Так, что под вашу ответственность эти две удочки, меняйте наживку, контролируйте клёв, вываживайте добычу, а я пошёл к дальним закидушкам. Меня звать только для забрасывания готовой снасти.

Так они и продолжили свою рыбалку, призывая его только для забрасывания закидушек, получая свою долю эмоций в виде растущего улова царской рыбы. Иногда в их улове появлялись и язи. Иногда Егор, по каким то ведомым только ему приметам, определял осетрят, «синих», названных так за голубоватое брюшко, пойманных ими как стерляди, выпускал их ласково приговаривая:

—  Беги, дурачок-кастрючок, за папкой сбегай, папку приведи на крючок.

Сам Егор не очень любил ловлю стерляди. Находил её неинтересной, поскольку стерлядь рыба бесхитростная, не капризная в выборе наживки, и, почти, не оказывающая сопротивления при вываживании. Но если напал на место кормёжки, то она, конечно, желанный трофей, дающий адреналин и удовольствие только потому, что на крючке царская рыба. Поэтому, часов в девять, когда общая сумма пойманных стерлядок на куканах, превысила двадцати, а крупных язей пяти, а в садках было полно ершей, чебаков и подъязков, он забросил свои закидушки, взял спиннинг и начал ходить по берегу, делая проводку за проводкой. Таймени и таймешата, хищные лососи, «водяные тигры», с шумом выскакивая из глубины, тяжело бухались в воду, ломая зеркальную гладь почти неподвижной глубокой воды. Нельмы-белорыбицы выскакивали галантно, спортивно, как опытные прыгуны в воду, почти без всплеска уходя в глубину.  Он отвлекался только, когда его звали  закинуть закидушку. Но вскоре и девчата занялись костром и ужином, оставив его в покое. Но, несмотря на его терпение и старания, улова не было. После одиннадцати, он проверил все оставленные удочки, добавил на куканы с десяток стерлядок и язей, сменил червей, закинул удочки и пошёл к костру.

Там у костра, девушки возбуждённые новыми впечатлениями дня, подобно заправским рыбакам, обсуждали размеры рыб сошедших с крючка. Егор незаметно подошёл к Лизавете, обнял её, прижав левую руку к телу и быстро спросил:

—  А теперь покажи, какая рыба была? Быстро!

Лизавета не растерялась, свела вместе концы большого и указательного пальцев правой руки и, показав образовавшееся кольцо, быстро отчеканила:

—  Вот такой глаз был!

Посмеялись её находчивости. Ему налили горячего чая, дали хлеба и котлет. И, напившись, чаю, он довольный произнёс:

— Можно, оказывается, ходить на рыбалку с женщинами. Есть в этом положительный момент.

—  Егорушка, ты как-то говорил про чушь, что это вкуснятина невообразимая. Стерлядка свежая у нас есть, соль тоже. Можно мне тоже попробовать? – сказала Елена.

—  Забудь, что я говорил.

—  Почему?

—  Не знаю, когда это случилось, но ещё в нашем детстве, лет десять тому назад рыба была здорова. Но теперь почти вся заражена описторхозом. Теперь ни чуши, ни строганины безнаказанно попробовать нельзя. Паразиты заразившегося человека, подобно орлам Прометея, склёвывают его печень. Наверное, в наказание за прогресс. Там, в верховьях Чулыма и его притоков появились города, много городов и, значит, много всякой грязи. И я может быть последний, кому ещё повезло отведать чуши. Без тепловой обработки теперь рыбу есть нельзя. Уха из стерлядок тоже очень вкусная.

— Но я хочу чуши! Насыплем больше соли, выдержку дадим побольше, – капризничала она

—  Нет, невестушка, моя дорогая.– твёрдо сказал Егор. – Красивая, умная, весёлая невеста – счастье для жениха. Здоровая жена –  счастье для мужа. Сегодня – я счастливый жених, постарайся сделать меня счастливым мужем, радость моя.

Она прижалась к нему, обиженно хныча. Он обнял её одной рукой, а другой, гладя каштановые локоны, успокаивающе, как капризной маленькой девочке, ласково и терпеливо объяснял:

— Чушь без уксуса – это же полная чушь! А, где у вас уксус? Тю-тю! Нет у вас уксуса! А если Вы настаиваете на полной чуши, то посолите и съешьте вот этот листок газеты – и это тоже будет полная чушь. По крайней мере, чушь безвредная.

Они немного посидели у костра и отправились спать в палатку

Рано утром он проснулся от какого-то шума на реке. Там время от времени, что-то плескалось.

Он выполз из палатки, прошёл на берег и обнаружил, что у средней закидушки колышек наклонен, а колокольчик почти лежит на земле и время от времени издаёт приглушённый тревожный звон. Было ясно, что на том конце лески сидит кто-то серьёзный и сильный. Егор потянул за леску, и тут же леска дернулась, и там, на глубине, в полумраке, из воды свечой выскочило какое-то чудовище, увеличенное в размерах туманом и неустойчивыми бликами нарождающегося утра. У Егора вспотели руки. Он потихонечку стал выбирать леску, чтобы потом сохранять возможность для маневров. Что это? Хищник, проглотивший чебака, попавшегося на крючок? Щука? Судак? Таймень? Нельма? Монстр непонятно больших размеров! Ему оторвать тонкий поводок только раз хорошо дёрнуться. Сантиметр за сантиметром, отпуская и подтягивая, он приближал чудовище к берегу. Обидно будет, если оно сорвётся! Как докажешь потом Лизе, что глаз у него действительно был величиной с полтинник? Или всё-таки дурачок-кастрючок, за папкой сбегал? Они боролись уже минут двадцать, когда на берегу появилась Елена.

—  Топор, принеси топор! – Крикнул он ей.

Пока она ходила за топором, он отвоевал у монстра ещё полметра. С Еленой пришла и Лиза. Сон у них, как рукой сняло. Рассветало. Туман лёгкой тонкой дымкой висел над поверхностью вод. И теперь в очередном прыжке, свече, можно было разглядеть огромную царь – рыбу, остроносую с метровой короной из спинных шипов. Пока осётр был на большой глубине, он мог разогнаться, поднимаясь  из глубины, и сделать свечу в надежде освободиться от крючка, и Егору постоянно приходилось стравливать с трудом отвоеванные метры. Но вдруг осётр пошёл к берегу и Егор только успевал вытягивать леску. Потом борьба возобновилась, но у осетра исчез его главный козырь – глубина и он начал метаться только в горизонтальной плоскости – влево вправо. Эта монотонная изматывающая ограниченность маневра, безысходность выбора, утомляли осетра всё больше и больше, сопротивление его становилось всё меньше и меньше, и он всё больше поддавался силе упрямо влекущей его к берегу. Елена и Лиза, сев на бревно оставленное половодьем, как болельщики на стадионе, страстно болели за любимую команду. На исходе часа непрерывной борьбы упрямство, сила и расчётливая осторожность человека победили. Осетр был выведен на мелководье, и Егор, передав леску Лизе, вошёл в воду и, перешагнув через царскую корону, оседлал царь – рыбу, зажал её между ног, вставил кукан через жаберную щель, и поволок к берегу. Там он передал конец верёвочки кукана Лизе, а сам пошёл, вырубил колышек, вбил его в землю и привязал царь – рыбу к колышку. А было в царе весу свыше пуда, а росту – почти сажень.

Они собрали ночной улов с других закидушек, добавив на куканы ещё шесть рыбин. Закинули снасти ещё раз и пошли завтракать. Потом Егор со спиннингом, меняя блёсны, походил безрезультатно по берегу вдоль ямы, спустился вниз по течению, но результата не было. И они стали собираться домой. Осетра он завернул в палатку и, сложив вдвое, с трудом втиснул в свой большой рюкзак. Распределил оставшуюся рыбу по рюкзакам и сумкам, большую часть груза взял себе, но и девушкам досталось тоже. Но известно, что своя ноша не тянет, и они довольные отправились домой. Не смотря на неудачу с тайменем, на которого Егор, почему-то рассчитывал, рыбалка, как он считал, оказалась удачной. В активе было штук сорок стерлядок, с десяток крупных язей, осётр и ведро мелочи.

Дома Евдокия Михайловна, к их приходу, пекла шаньги с творогом. Она допекла шаньги,  полюбовалась на красавца осетра, на изящество точёных тел стерлядок, мужиковатую простоту язей, взяла нож и привычно стала разделывать осетровых, разрезая  рыб вдоль спины, доставала хорды на визигу, развешивая её для сушки на верёвки. Отрезала голову красавцу осетру, отложив её и потроха для ухи, нарезала мякоть для балыков, большими ножницами состригла брюшки стерлядок на тешу. Мать спокойно и деловито распоряжалась, распределяя, что пойдёт сейчас на уху, что для копчения, что отнести на лёд, а что раздать родственникам и соседям. Работы хватало всем. Кто-то чистил рыбу, кто-то её солил. Потом мать ушла на вечернюю дойку, поручив Лизавете сварить уху. Лизавета в большой кастрюле сварила бульон для ухи из ершей и чебаков, завернутых в холщёвый мешочек. Почистила лук, морковь и картошку. Когда ерши и чебаки сварились, она вытряхнула их в отдельную кастрюлю, загрузила в мешочек вторую партию мелкой рыбы и снова опустила в бульон. Туда же, в бульон, опустила осетровые потроха. Достала мешочек со сварившейся рыбой, добавила в бульон лук, морковь, картофель и рис, удалив жабры, опустила и голову осетра с большим куском осетрины. Содержимое мешочка вывалила в кастрюлю с варёной рыбой – рыба пойдёт на корм курам и поросятам. Добавила в бульон  соль, коренья, перец и лавровый лист. В доме повис насыщенный аромат пряностей и  дух какой-то изысканной пресыщенной сытости и томливого ожидания, вызывающие у Елены голодную слюну. Наконец, вся рыба была, разделана, посолена, отнесена в ледник, уха сварена. Пришли домой с работы и отец и мать, и все собрались за столом за дымящейся паром ароматной и вкусной ухой. Мать достала из кастрюли голову осетра, источающую пар и ароматы, положила на блюдо, разделила её всем поровну, и тихо возблагодарила Господа. Отец   взялся за ложку. И ложки застучали. Сначала медленно, потом всё чаще и чаще, под восхищённое – «Ух, ты!». Потом все попросили у Лизы налить им ещё этой самой ухты. Благо кастрюля была большая, и у щедрости и радости Лизы не было пределов! Кот Василий, тоже ходил под столом и настоятельно требовал своей доли ухты. Елена, пожалуй, никогда не ела с таким аппетитом, такую вкусную уху. Потом они пили чай с травами, земляничным вареньем и шаньгами с творогом и сметаной.

Во время ужина отец сказал, что заходил сегодня на покос и косить, пожалуй, уже можно. Тимофеевка, дягиль уже подросли, и донник цветёт, так, что, пожалуй, уже послезавтра можно будет косить. Завтра он договорится, чтоб его подменили на два дня. А Егор завтра должен предупредить деда, чтобы он и Воронок, были готовы принять участие в покосе. Рыба для горячего копчения просолится уже к утру и после небольшого провяливания, можно будет её коптить, чтобы взять её с собой на покос. После этого вкусного, изысканного, ужина мать послала Лизу, разнести рыбу родственникам и соседям.

  Егор встал рано, отобрал стерлядок и язей, смыл с них соль, и повесил под навес вялиться, потом дорубил оставшиеся дрова, натесал топором осиновых стружек, сложил стружки в железную бочку, добавил шишек вереска, поставил бочку на треногу. После завтрака, как только рыба обтекла, просохла и немного подвялилась, сложил рыбу на деревянные решёта и поместил в металлическую бочку, которую закрыл деревянной крышкой. Развёл под бочкой костерок. Вскоре из-под деревянной крышки, заструился приятный вкусный дымок. Так он коптил свой улов часа два, регулируя костром интенсивность нагрева. Пообедав, загасил костёр, и на велосипеде отправился к деду на пасеку сообщить деду о решении отца. Дед обещал быть утром в шесть часов. Вернувшись с пасеки, он достал из бочки решета с рыбой, полюбовался золотистой корочкой, перевернул рыбу и повторил ещё раз весь процесс копчения.

Раньше, чем обычно пришёл отец, и они стали готовить инструмент для сенокоса. Достали косы литовки для сенокоса в поле, и литовку маломерку для обкашивания  неудобиц. Проведя по краю лезвий свежим осколком стекла, Егор, проверил качество кос. Стекло шло легко, не задирая стружки и, качество кос не вызывало сомнений. Проверили надёжность крепления косовищ и ручек кос. Из сухой берёзы изготовили запасные  клинья для крепления косовищ. На бабке тщательно отбили косы и приготовили оселки для правки кос на каждого косаря. После того, как скошенная трава подсохнет, её нужно будет перевернуть, чтобы сочная зелень окончательно превратилась в хрустящее, запашистое сено. Рабочий инструмент на этом этапе – грабли, лёгкие сенокосные грабли на длинном тонком черенке с редкими, отполированными сеном, деревянными зубьями. Приготовили их тоже три штуки. Для  стогометания, помимо обычных стальных вил, приготовили цельнодеревянные вилы, с черенками, переходящими в три отполированных зуба, расположенные треугольником. Приготовили топоры, пилы, палатку, ремни и верёвки для волокуш и многое  другое.

                          ***

   Егор с детства любил это сенокосное время, полное труда, тепла и света, ароматов цветов и запахов скошенных трав, конского пота и искреннего человеческого веселья. Какофонию звуков и запахов, составляющих музыку покоса, когда на большом колхозном лугу собиралась вся деревня.

  «Вжик-вжик, вжик-вжик, вжик-вжик» — выводил точильным камнем по литовке остановившийся косарь. «Ж-ж-жик, ж-ж-жик, ж-ж-жик» шуршала трава, падающая под косами великанов косарей. Стрекот сенокосилок, бряцанье конных грабель, шуршание волокуш, звон отбиваемых кос, крепкое мужское слово и женский смех, девичьи песни и детские голоса, медлительный полёт ярких бабочек и стремительная виртуозность стрекоз под неумолкающий звон цикад под большим куполом неба, сотканного из синевы небес, белизны облаков и золота солнца – всё это создавало особый звучащий пейзаж. И они, пацаны, царственно восседающие на своих железных тронах – креслах конных сенокосилок и грабель во время работы. Они, с весёлым гвалтом несущиеся в перерыв наперегонки верхом на потных конях к ближайшей заводи или старице, чтобы смыть в их прохладной воде усталость и пот, остро чувствовали звучащую в их детских душах музыку покоса. Симфонию труда. И тогда им казалось, что всё возможно, что всё по силам, что всё достижимо. А чернота туч, канонада грома и тугие стрелы ливней всё это уходило  за горизонт.

   Теперь им надо было первыми открывать сенокосный сезон на своём покосе. Дед приехал раньше, чем обещал. Быстро погрузили инвентарь, продукты, корчаги с молоком и медовым квасом и они поехали. Егор уехал вперёд на велосипеде.

Приехав на место, он выбрал место для стана, оборудовал кострище, достал из рюкзака палатку и стал её устанавливать. Подъехавшие вскоре покосники, занялись каждый своим делом. Женщины пошли за хворостом, отец стал помогать Егору, а дед распряг, стреножил Воронка и занялся инвентарём. Выбрал себе косу, тщательно осмотрел её, взвесил, примериваясь, и сделал пробный прокос.

—   Коси, коса, пока роса! – сказал он, взяв в руки косу. Привычными движениями левой рукой взялся за косовище выше ручки, правой — за ручку сверху. Наклонил туловище немного вперед, левую ногу выставил вперед. Сделал не слишком широкий взмах  — и пошёл косить, оставляя за собой ровно подстриженную полосу. Пяточка литовки шла почти по поверхности почвы, а носик — был слегка поднят, чтобы не зарываться в землю. После взмаха правая нога оказывалась возле левой, а перед следующим взмахом левая выходила вперед. Взмахи были ровными и плавными, чередовали фазы напряжения и расслабления, чтобы излишнее напряжение не вызывало утомления косаря. При косьбе косовище сгребало срезанную траву и отбрасывало ее в сторону, образуя ровный валик. Прокосив  ровно и без усилий метров тридцать, дед остановился, чтобы поточить косу.

—   Надеюсь, старый конь борозды не испортил? – спросил он, ревниво оценивая качество пробного прокоса. Воткнул литовку косовищем в землю позади себя, ухватил левой рукой чёрное лезвие с блестящей кромкой, достал из чехла оселок и – «Жик-жик, жик-жик, жик-жик» – звонко разнеслось по поляне.  Быстрым, отработанным десятилетиями, движением он точил, проводя то по одной стороне острого лезвия, то по другой. Так быстро, точно и уверенно, что невольно Егор засмотрелся на такую рискованную, почти цирковую виртуозную сноровку. Малейший промах и глубокий порез обеспечен!

—  Травостой хороший, косцы на месте, инструмент в порядке, погода бы не подвела. – сделал своё заключение дед.

Потом они втроём косили всё утро, пока в воздухе стояла прохлада и на траве лежала роса. Егора, как наиболее молодого и сильного, поставили в первый ряд, и его ничто не сдерживало. Он косил быстро и качественно с увлечением, останавливаясь только для точки косы, так, что пока старшие заканчивали свой прокос, он успевал сделать почти два. Потом их позвали завтракать. После завтрака они продолжили работу. Наступал жаркий день, и косари обливались потом, запах которого привлекал кровососущих насекомых. Над ними висели тучи надоедливых кусачих комаров, от них не отставали слепни, коварно и незаметно садящиеся на потные тела и со жгучей болью, жалящие их до крови. Чтобы хоть немного защититься от этой свирепой орды, косари повязали себе на головы платки. Они закрывали головы и колыхались при работе, отгоняя слепней и комаров, обвевая шею и щеки. После обеда подул лёгкий ветерок, и работать стало легче. Женщины вилами переворачивали валки и деревянными граблями ворошили их. Солнце и ветерок помогали им превращать скошенную увядшую траву в душистое хрустящее сено. К вечеру Евдокия Михайловна засобиралась домой. На ферме она договорилась на подмену только на утренние дойки, а вечерние оставила за собой. И своих животных вечером тоже доить, и кормить надо было. На телегу наложили свежескошенной травы, и дед увёз Евдокию Михайловну, обещая приехать рано утром. После их отъезда женщины продолжили переворачивать валки, а мужчины стали сгребать и носить подсохшее сено, собирая его в небольшие рыхлые копны. Работали допоздна, и после ужина Петр Иванович, не желая спать в палатке, стал сооружать себе шалаш из жердей и сена, а молодёжь, взяв вёдра, пошла к роднику за водой.

«Спать пора, спать пора» – командовали перепела пока они шли по полю. Потом они вошли в лес и по тропинке стали спускаться в лог. Лёгкая тень отделилась от вершины сухой берёзки лежащей у тропинки и бесшумно скрылась в чаще. Но это движение не ускользнуло от внимания Егора. Он подошёл вершинке раздвинул засохшие ветки и поманил пальцем Елену и Лизу. Там на примятой высохшей траве тесно прижавшись, друг к другу, затаившись, лежали три маленьких зайчонка. Три маленькие пушистые симпатичные игрушки из серебристо-серого плюша. Девчонки застонали от умиления и потянулись к зайчатам, чтобы погладить их, но  Егор мягко отвёл руку Лизаветы.

—  В универмаге «Живая природа» все игрушки живые и очень хрупкие и без нужды не надо трогать их руками. Запах человека отпугнёт зайчиху и может обречь их на голодную смерть.

Полюбовавшись на беспомощных трогательных зайчат, они продолжили путь во время, которого говорили о хрупкости природы, о мире запахов, среди которых живут животные. Мире, который уже не доступен человеку. Лизавета стала рассказывать о жизни Егорки в школьные годы и про то, как он использовал звериные запахи в своих проделках.

—  Вся деревня до сих пор смеётся над тем, как мальчишки проучили местного пьяницу Пашку Агашкина. Пашка, пришёл из армии, где служил кавалеристом и привёз с собой, на память, шапку буденовку. И после того, как напьётся, надевал эту будёновку и дрался то с мужиками, то с ребятами. Ну, мужики, понятно, намнут ему бока, а ребята то, что они с ним, бугаём, могут сделать? А дед, как раз в это время, застрелил медведя пришедшего на пасеку. Тогда Егорка дал пацанам медвежьего сала и посоветовал натереть им ночью ворота пашкиного дома. Ну, ребята так и сделали. Утром все деревенские собаки, учуяв медведя, собрались напротив пашкиных ворот, сели и стали лениво брехать в его сторону. Пашка выходил, гонял собак, но они приходили вновь и вновь, усаживались напротив ворот, как зрители перед киноэкраном или партийцы на партсобрании, гавкали, гавкали и воспитывали, воспитывали Пашку днём и ночью. Пашка поначалу пытался разогнать их, крича и пугая, потом  в ярости стал выскакивать из дома то с палкой, то с ружьём, побил и покалечил многих псов. Но псы приходили вновь и вновь, рассаживались, и упорно гавкали и ставили на повестку дня один и тот же вопрос о недопустимости пашкиного хулиганского поведения, песочили Пашку и грозили исключением. Пашка чуть не свихнулся, разгоняя эти собачьи партсобрания. Пока кто-то не пожалел его и не посоветовал взять дегтярного мыла и помыть ворота.

Елена звонко хохотала, представив себе неведомого ей хулигана Пашку в шапке будёновке и с палкой наперевес, яростно разгоняющего собачьи партсобрания.

—  Какой ты, оказывается! Боец невидимого фронта! – смеялась Елена.

— И не слышимого фронта. – хохотала Лиза. – Но Пашку, ведь окончательно сокрушил не тонкий, не слышимый человеком звериный запах, а хорошо обоняемый, хорошо слышимый и даже хорошо видимый человеческий запах. Хватило Пашке собачьего воспитания ровно на год, потом он снова взялся за старое. Ребята снова к Егорке. А он уже готовился к экзаменам в университет. Егорка пошёл в сельпо, купил большую пачку дрожжей и велел ночью пацанам пробраться, высыпать дрожжи Пашке в сортир, и, по возможности, перемешать палкой. Ну, ребята так и сделали. Кособокий сортир у Пашки, как у всех пьяниц, всегда был переполнен. Утром, пока было прохладно, всё было спокойно, а к обеду рвануло! Содержимое сортира забродило, полезло из ямы и затопило весь двор. Ходили там по колено в дерьме. Запаху, вони было выше крыши и на всю деревню. Пашка из героя будёновца сразу превратился во всеобщее посмешище. Ну, и всё! Пашка присмирел, сдал свою буденовку в школьную самодеятельность, и после этого стал трезвенником тише воды и ниже травы. Неизвестно, что там пацаны на следующий раз придумают.

—   Ишь, ты какой, хитроумный борец с пьянством, хулиганством и корсаковским психозом. – смеялась Елена. – Скромный, ты мой! Человека поставил на истинный путь, а он и не знает имя своего спасителя.

—   Я то, что! Хитроумный борец с пьянством, хулиганством и этим самым психозом это, конечно, дед. – смеялся Егор. – Иногда он соглашается, по просьбе председателя, взять на пасеку себе в помощники самого отпетого алкоголика. Сначала он объясняет ему, что пчёлы, как все женщины, и на дух не терпят пьяных ухажёров. Потом берёт с него подписку, что он предупреждён, и дед не несёт никакой ответственности за его жизнь в случае появления в пьяном виде на пасеке. А на пасеке держит достаточное количество самого скверного самого вонючего самогона, который только он сможет достать. Небольшое количество этого самогона всегда стоит на виду, в шкафчике и пришедший на работу помощник никогда не упустит возможность им опохмелиться.  После этого с сивушным запахом приступает к работе. Во время работы, деду надо вовремя увести подопечного в безопасное место, в противном случае рассвирепевшие пчёлы могут убить вонючего алкоголика. На следующий день процедура повторяется. И так до тех пор, пока всё тело алкоголика, всеми своими порами и клеточками, косточками и извилинами, не поймёт и не прочувствует, что для того чтобы избежать мучительной экзекуции оно не должно содержать ни капли алкоголя. И человек делает выбор. Для начала у него появляется сила воли достаточная, чтобы пройти мимо заветного шкафчика. Потом приходит осознание правильности сделанного выбора, уверенность в себе и, под влиянием дедовых внушений, стойкое отвращение к самогону, водке, алкоголю. Человек из безвольного вонючего алкоголика снова становится человеком.

   Пришли к родничку. Маленький родничок струился на склоне оврага, среди валежин и бурелома. Егор оглядел окрестности. Надо бы расчистить место, оборудовать родник, по подобию того зимнего родника. Но дебит этого родничка мал, народ здесь почти не бывает, но всё равно надо будет расчистить место и соорудить хотя бы сруб, чтоб принести почин того бескорыстного, доброго человека из Томска сюда в глубинку. Может быть, когда-нибудь частички этой чистоты и красоты и спасут наш русский мир.

Когда они вернулись, отец уже спал. «Спать пора, спать пора» – настойчиво кричали перепела, и наступало время их послушаться.

Рано утром, когда Егор вылез из палатки, отец уже был на ногах и раздувал огонь в костре. Они попили молока, взяли косы и отправились косить. Лёгкий туман растёкся молочными лужами по всему покосу. Поёживаясь от влаги и утренней прохлады, они шли по стерне вброд по этим молочным лужам, как по облакам. Но работать было легко и весело. Не жарко, ни комаров, ни гнуса! Коси, коса пока роса! К приезду деда они скосили  значительную часть покоса, и к обеду кончили всё. После обеда Егор взял косу маломерку и пошёл обкашивать кусты по периметру поляны, а дед и отец присоединились к женщинам, стали переворачивать, ворошить валки и ставить копны из подсохшего сена. Потом они развалили вчера поставленные копны, выбрали место для зарода и на Воронке, на волокуше стали стаскивать подсохшее сено к зароду. Там сено снова собирали в рыхлые копны, но уже вокруг будущего стога. Потом дед увёз Евдокию Михайловну и снова вернулся. К этому времени они обкосили, переворошили и скопнили сухое и подсохшее сено, собрали палатку, спрятали от возможного дождя инструмент. Ужинали поздно, но уже дома. Решили, что Егор завтра и послезавтра возит подсохшее сено домой и складывает его для досушки на жерди навеса крытого двора. Это возов пять шесть. Остальное сухое сено сосредоточить вокруг зарода в рыхлых копнах, а через пару дней после обеда все снова соберутся, чтобы поставить стог.

Утром рано Егор отвёз деда на пасеку и вернулся домой, взял верёвки и бастрык, сухую крепкую жердь, используемую в качестве гнёта, засёк время и поехал на покос. Там он нагрузил воз подсохшей, вчера скошенной травой, придавил её бастрыком и отправился домой. Дома по быстрому разгрузился и отправился за новой порцией травы. Перекусил  на ходу тем, что успела дать ему в дорогу мать. Таким образом, он успел сделать за день три ездки. Вечером они с отцом забросили сгруженную траву на навес. Встав рано утром, он успел до обеда сделать ещё две ездки. После обеда, когда собрались все, мужчины поехали на покос. Не теряя времени, дед срубил две берёзки и положил их посреди круга из копёшек, на место будущего зарода. Поперёк них набросали веток поменьше, образуя решётчатую подстилку для будущего стога. Делали это долго и тщательно, ведь от этого зависела устойчивость всего зарода, иначе он мог просто развалиться при перевозке. Потом начали разбирать копны вокруг, снимая с них длинными вилами пласты немного слежавшегося сена и набрасывая их на ветки в центре, формируя зарод. Через некоторое время, когда высота зарода достигла половины человеческого роста, на зарод зашёл Егор и начал принимать и распределять граблями закинутые снизу пласты сена. По мере накидывания сена, зарод становился всё выше и выше, достигая высоты двух с лишним человеческих ростов. Всё это время Егор  наверху укладывал, распределял и утаптывал сено, ведь снизу уже просто не видели, куда именно нужно кидать очередной пласт и кидали вслепую. Исходя из имеющегося количества сена, он завершил стог. Закрепил его вершину от ветров берёзками со связанными вершинками и по верёвке брошенной снизу спустился вниз. Пока дед и отец жердями огораживали стог от лосей, он длинными граблями очесал стог и сносил очёсанное сено в телегу. Сложил туда же инструмент, прикрыл сверху сеном. Теперь осталось зимой стог трактором перетащить домой.

Потом они, по просьбе Егора, сходили к роднику, где спилили лиственницу, распилили на брёвнышки,  быстро ошкурили и поставили невысокий сруб. Обустройство территории Егор оставил на осень.

Возвращались домой  затемно. Дед правил Воронком. Отец грустно сказал:

—  Значит, завтра уезжаете?

—  Да, папа. Пора.

—  Великий Океан зовёт? Сильно манит?

—  Да. Манят новые ощущения, новые глубины, новые друзья и знакомства.

—  Дорого, наверное?

—  Оборудование клубное, университет деньгами помог. Но, чтобы в экспедиции могло принять участие как можно больше членов клуба, выделенные университетом деньги решили потратить на питание и экспедиционные нужды. Так, что за свой счёт только дорога туда и обратно. Ну и карманные расходы.

—  Много?

—  Рублей двести мне должно хватить. У меня есть рублей пятьсот.

Отец облегчённо вздохнул. И, как бы извиняясь, сказал:

—  Студенты пошли! Богаче родителей. Дома, как видишь, мы не бедствуем. Но денег нет, как и не было. Хватает только на закупку самого необходимого для жизни. Многие имеют приработок – торгуют по мелочи: молоком, мясом, рыбой. Но, ты знаешь, нам, Красновым, на мелочи размениваться очень трудно.

—  Я говорил ему, Павел с Софьей Михайловной всегда будут рады помочь племяннику, только дай знать, но он у нас Краснов, и всего должен достичь сам. – сказал дед.

—  И это ему, кажется, удаётся! – с оттенком гордости сказал отец.

   Уже в автобусе отдохнувшая и загоревшая Елена, прижавшись к Егору, сказала:

—  Наконец-то, Егорушка, мы вместе! Никогда не думала, что в деревне столько много работы. Но ты, я вижу, делал всё с удовольствием и, кажется, хорошо отдохнул.

—  Отдых и есть перемена деятельности и я, действительно, с удовольствием отдыхал. А ты как? Я, наверное, мало уделял тебе внимания, но я тебя люблю.

—  Спасибо, дорогой! И я тебя люблю! Я тоже хорошо отдохнула. Я, заранее согласная спать в подклетье с курами, с удовольствием спала на мягкой и чистой постели. Чистота в быту и в человеческих отношениях, на мой взгляд, единственное, что осталось в вашем доме от старого уклада. Кроме трудолюбия и книг. И Евдокия Михайловна многому меня научила. Отдохнула я отлично, как никогда раньше.

Он отнес ей домой припасы: мед, варенье, рыбу и свежих кур, которые родители Егора присылали родителям Елены и, пообещав им, что завтра к обеду он постарается быть у них, к вечеру добрался до дому. Там он передал привет и подарки от деда, мёд и земляничное варенье тёте Рае и Кемалю.

 С утра он окунулся в море дел.